Как умудрялся вставлять хотя бы одно слово.
Наконец, болтун положил трубку, горделиво поднял голову, прищурился.
— Завтра он не может — идет в поликлинику. Послезавтра — в десять утра ожидает нас в гости. Придется поистратиться — Стулов на подсосе, пенсии не хватает. А выпить парняга любит, в меру, конечно: боится отбросить копыта…
Не переставая говорить, пренебрежительно поморщился. Дескать, вот пошли мужики, одной рюмки на полгода хватает. Детишки, детясельники — вот они кто.
Я насторожился. Заломит подстреленный сыщик несколько сотен минимальных зарплат — что тогда делать? Вместе с дедом Пахомом в подземном переходе исполнять дуэты из опер Чайковского? Или на время переквалифицироваться в грабителя?
— Учти, родители девушки… вернее дед и бабка — тоже пенсионеры, поэтому платить частному детективу не могут. Максммальная цена его услуг — бутылка, ну — две…
— А ты — тоже пенсионер? Небось, столько гребешь за свои дерьмовые россказни — «новый русский» позавидует… Успокойся, слабак, Васька денег не возьмет, зациклен на честности и справедливости, как и мы с тобой. Потрудится на общественных началах — не заржавеет.
— Как-то неудобно…
— Неудобно на потолке спать — одеяло свалится, — Витька выдал очередной заскорузлый анекдотец. — Говорю же, парень — класс!
Все получается, как нельзя лучше. Завтрашний свободный день затрачу на встречу с Верочкиной матерью. Авось, будет чем порадовать бесплатного частного детектива.
В качестве вознаграждения за оказанную услугу я разрешил Груше поболтать. Монолог растянулся до самого вечера, довел меня до головной боли. Не помогли ни анальгин, ни водка.
Наконец, тоже утомленный нескончаемой болтовней, хозяин постелил мне в гостиной и скрылся в спальне. Через несколько минут оттуда донесся невероятной силы храп. Под потолком панически заметались мухи, на окне вздрогнула занавеска.
Я погасил верхний свет, включил торшер и подсел к телефону. Думал не о пропавшей мисс Дремов и не о выслеживающих меня преступниках — только о Машеньке, бывшей моей жене, еще не вычеркнутой из паспорта и моей жизни.
Набрал знакомую комбинацию цифр. Протяжые гудки напоминали признание в любви.
— Алло! Вас слушают.
Мужской голос ударил по нервам и они до боли натянулись… Виталька!
Пришел в гости или переселился к матери, расставшись с очередной гражданской «супругой»? А мне что до его времяпровождения? Главное, пасынок напоминает опущенный шлагбаум, преграждающий мне возврат к жене.
Пришлось положить трубку. Беседовать с пасынком — ковыряться в помойке своих несчастий. А я, между прочим, терпеть не могу выглядить бедным, выпрашивающим, будто милостыню, жалость и сочувствие.
Выждал полчаса и повторил звонок. На этот раз ответила Машенька. Слушал негромкий, ласковый ее голос и… молчал.
— Алло! Алло!… Вас слушают… — Маша несколько долгих минут помолчала и вдруг прошептала. — Павлуша, ты? Перестань ребячиться… Скажи, это ты?
Я молчал. Слова зарождались в сердце и… застревали в горле. Да и что я мог сказать бывшей супруге? Люблю ее и… не люблю, хочу — к ней и… не хочу. Вернее, не могу.
Дурацкое состояние какой-то раздвоенности.
Машенька положила трубку, 7
Утром, опрокинув на меня целое ведро болтовни, Витька умчался в редакцию. На прощание проинформировал о куриных ножках и бедрышках, яйцах и колбасе, сливочном масле и разделанной селедке. Захочет постоялец поесть — сам сварит и изжарит. Ему — недосуг.
Я понимаю Грушу: сам терпеть не могу заниматься домашним хозяйством, если и варю первое — только из пакетиков. Быстро и удобно. Что же касается вредности, неизвестно, где ее больше: в стерильных упаковках или в перекормленых ядами натуральных овощах.
Ограничился чашкой кофе, заедая его черствым хлебом. Аппетита — ни на грош, голова, набитая болтовней Грущи, кажется, распухла — вот-вот лопнет. Во рту — пустыня Сахара. Или — Гоби? Со школьных лет терпеть не могу географию, путаю Канары с Камчаткой, Кавказ с Альпами. Заболел, что ли? Только болезни мне не хватает! Свалюсь — все полетит в преисподнюю: и рукопись новой повести, и выполнение обещания, данного бабе Фене.
Пора заняться делом.
Если я правильно понял бормотание деда Пахома, его дочь работает в каком-то банке, сейчас — в отпуску. Сидит дома, ожидая появления загулявшего муженька.
Подобный расклад меня устраивает. Муж — на работе, женщина — одна. Заманчивая обстановка для небольшой беседы. Размусоливать не стану — нет ни желания, ни времени. Всего два-три вопроса. Главный: где дочь? Почему она ее прячет? Да — да, нет — нет. Обычный обмен мнениями. Червертьчасовая разминка.
И я неторопливо двинулся к станции метро.
По двухдневной привычке контролировал каждого прохожего. От малолетка до престарелой, едва передвигающей ноги бабки. Из доверительных бесед со знакомыми ментами уяснил: в наше время пособником преступников может быть любой человек, вне зависимости от пола и возраста. Метастазы преступности, подкормленные жаждой наживы, пронизали все общество, начиная от нижних ее слоев и кончая верхушкой. Особенно верхушкой.
Вроде, все нормально, повторяющихся физиономий, подозрительнах типов не отмечено, никто не обращает внимания на сорокалетнего придурка, возомнившего себя современным Мегре.
И вдруг я споткнулся. Конечно, в переносном смысле слова. На автобусной остановке в раскорячку стоял парень в распахнутой куртке. Тот самый, из вагона электрички, который пояснял женщине современный взгляд на любовь и брак.
Случайность? Вполне может быть, но случайность довольно странная. Многомиллионная Москва — не сорокатысячный Дремов, здесь за одни сутки дважды с одним и тем же человеком не столкнешься. Если случится такое — пиши заявление о включении тебя в книгу рекордов Гинесса.
Я независимо протопал мимо остановки, подошел к газетному киоску. Расплачиваясь, незаметно оглянулся. Постарался — незаметно, получилось, наверняка, глупо. Нет ни опыта, ни сноровки.
Парень покинул остановочный павиольон и остановился неподалеку, изучая выставленные в витрине комка безделушки, каждая стоимостью в пенсию деда Пахома. На меня не смотрит, но в стекле витрины, будто в зеркале, я уловил его настороженный взгляд. Слежка, наглая слежка!
Что делают в таких ситуациях опытные люди? Я напряг мыслительный аппарат, выцарапал из памяти отрывки из своих детективов. Естественно, не придуманные, почерпнутые из рассказов ментов.
Уходить проходными дворами? А кто может подсказать, какой двор проходной, а какой — тупиковый? Сутками просиживая за письменным столом в захолустном Дремове, не очень то ознакомишься со столичной географией…
«Схватить» такси либо частника и попросить водителя запутать следы? Водитель может оказаться наводчиком или шестеркой бандитов.
Самое примитивное — попытаться скрыться в метро. Втереться в толпу пассажиров, на каждой станции перепрыгивать из вагона в вагон, из поезда в поезд. Так запутать следы, чтобы самому их не распутать.
Сказано — сделано, задумано — выполнено. Перепрыгивая через ступеньку, помчался по эскалатору. Парень — за мной. Будто привязался незримым канатом. Он уже не прятался и не отворачивал башку — шел напролом.
Во время очередной пересадки пастух исчез. То ли посчитал задание выполненным, то ли передал слежку напарнику, то ли — никакой он не пастух. Обычный любопытный пассажир. Нет, перебил я сам себя, за мной следят. Кто и зачем — второй вопрос. Нельзя расслабляться.
Я с полчаса посидел на лавочке, успокоился. К матери Верочки сразу не поехал. Почему-то был уверен, что на дальних подступах к ее дому меня ожидают. Завернул в тощий скверик присел на скамейку и задумался…
Если за мной следят, то единственная причина слежки — затеянное расследование исчезновенния мисс Дремов. То-бишь, внучки соседей. Пасут, конечно, похитители. Но откуда им стало известно о просьбе бабы Фени и моем идиотском согласии? Знает об этом, кроме меня и «заказчицы», только Надин. Дед Пахом — не в счет, его может заподозрить только пациент психушки.
А как же быть с Виталькой? Пасынок знает о похищении девушки и о моем обещании найти ее. Не зря же он пас меня во время посещения уголовки. Тоже неприкрыто и нагло. Если он связан с преступниками — реальный повод для дальнейшей слежки, но уже в Москве. Несмотря на заусоренные алкоголем мозги, Виталька должен понимать: засветился. Вот и передал эстафету улыбчивому дружану.
Предположим, мои подозрения основаны не на зыбком песке — на гранитной почве. Тогда что означает появление у стенда химико-торгашки мужчины с проседью в прическе, как оно вписывается в новорожденную версию?
Элементарно просто. Виталька представил отчима своему боссу. Рассчитывать на то, что я тогда остался незамеченным — непроходимая глупость. Босс и организовал московскую слежку.
Все — в рифму, все — продумано. Завтра же расскажу об этом сыщику, с которым меня познакомит Груша. Высмеет? Ради Бога, пусть вволю поиздевается, если я непроходимый тупица, профессионал вылечит меня от излишней подозрительности. Если посчитает мою версию с"едобной, возьмет ее на вооружение.
Для всех этих размышлений хватило чуть больше часа. Поднялся с лавочки совсем другим человеком, собранным, серьезным. Похоже, теперь речь идет не только о похищении «королевы красоты», но и о моей безопасности.
Так просто бандиты следить не станут. Узнают, с кем я нахожусь в контакте, пройдутся по адресам или телефонам людей, у которых я побываю или позвоню, потом — действия. Опасных, по их мнению, ликвидируют, неопасных запугают. Что до меня, можно не сомневаться, замочат в первую очередь.
А я ведь звонил Машеньке, пусть не разговаривал, но — звонил. Вдруг ее телефон — «на прослушивании»?
Тревога за свою жизнь отступила, ее сменила тревога за судьбу жены… Бывшей жены…
И все же я упрямо пошел к Верочкиной матери. Опасно-неопасно, какая разница? Есть такое емкое слово — «нужно», с ним не поспоришь.
Выйдя из метро, позвонил из древней будки телефона-автомата. Жетонами не запасся, пришлось купить один у девчонки с размалеванным кукольным личиком.
— Понимаете, жена рожает, до роддома не довезу — хочу вызвать акушерку. Раньше двушка решала все проблемы, а сейчас…
Девица оказалась с понятием.
— Плохо предохранялись, да? Сейчас рожать — с моста в реку прыгать. Если, конечно, вы не банкир или солидный бизнесмен… Чем пользовались: таблетками или презервативами?
Старомодный я все же человек! Подобные рассуждения напоминают болотную жижу, в которую тебя ткнули мордой. Тем более, когда они исходят от девицы не старше шестнадцати годков. Глядит на меня огромными глазищами, приоткрыв жирно намалеванный рот. Будто напилась мужской крови и забыла вытереться. И рассуждает об интимной стороне жизни.
Не отвечая, я сверился с записной книжкой и набрал на диске номер. Девица презрительно фыркнула и ушла. Разговаривать с неандертальцем только время попусту терять.
— У телефона, — пропел высокий женский голос. — Говорите.
— Лидия Пахомовна?
— Смотря, кто звонит. Некоторым можно — Лидочка.
— Я к ним не отношусь… Беспокою по поручению вашей матери. Она просила…
Кокетливость будто сдуло струей воздуха из включенного вентилятора. Голос переполнен слезами, так и рвутся рыдания… Обычная истеричка или наркоманка? Может быть, и то и другое…
— Что-нибудь с Верочкой?… Да не тяните же вы — говорите!
В принципе все выяснено — у матери Верочка не появлялась. В противном случае Лидия Пахомовна вела бы себя по другому. Хитрила, изворачивалась, но не плакала. Можно прощаться. Но что-то меня удерживало, какое-то шестое-десятое чувство.
— С вашей дочкой ничего не случилось. Если вы согласитесь на встречу — расскажу более подробно.
Я ожидал немедленного приглашения домой, но женщина вдруг успокоилась. Так же неожиданно, как только что зарыдала. Впрочем, ничего удивительного, главное выяснила: с дочерью все в порядке. Остальное, в том числе состояние здоровья престарелых родителей, ее не интересует.
— Видите ли, сейчас я должна выйти в магазин. Если не возражаете, мы можем встретиться где-нибудь на нейтралке. Вас устроит метро Профсоюзное?
— Когда и в каком месте? — довольно неприветливо осведомился я.
Быстрая смена настроения — от кокетливо-зазывающего до истерического и обратно: от истерики к деловому обсужлению — не может вызвать даже малой доли симпатии. Заочно, еще не видя дамочку, я проникся к ней чувством брезгливости. Будто прикоснулся к змеиной коже.
— На выходе к магазину «обои». Я буду одета в коричневом плаще, в руке — хозяйственная сумка такого же цвета… Узнаете?
— Постараюсь…
Мать Верочки я узнал с первого взгляда. И не только по цвету плаща и сумки — было в ней нечто порочное, вызывающее антипатию. Возможно, жирно накрашенные губы, надменный взгляд, волевой подбородок. И — слишком уж подвижные бедра, которые, казалось, жили своей жизнью, отделенной от жизни хозяйки. Верочка ничего не унаследовала от матери — ни непомерной гордости, ни лисьей хитрости. Насколько мне удалось разобраться во внучке бабы Фени, она была несовременно наивной — этакий тепличный росток, требующий к себе бережного отношения.
— Что вы должны передать мне? — не тратя дорогое время на мелочи, типа знакомства, с ходу приступила к главному дамочка. — Если с дочерью все в порядке, остальное меня не беспокоит.
Под «остальным» подразумеваются, конечно, родители… Ну и стервоза же эта выхоленная самочка!
— Ваша дочь… ушла из дома.
Вздернутые накрашенные бровки, недоверчивая улыбка на губах. Дескать, рассказывайте небылицы, куда могла уйти Верочка, если не ко мне? А у меня ее нет.
— Как это ушла?
На глупые вопросы не сразу найдешь адекватный ответ. Как уходят: ножками, в поездах или в автобусах.
— Может быть, она уехала к родственникам по линии отца? — подсказал я очередную версию. Не помню, какую по счету.
— Исключается. У бывшего мужа в Петербурге живет сестра, но дочь не знает о ее существовании.
— А если — к подруге?
Спросил наобум. Откуда женщине, фактически отказавшейся от своего ребенка, знать ее друзей и подруг. Судя по непомерной гордости, которая так и сквозит в каждом слове и жесте, Лидия Пахомовна никогда не обременяла себя дружескими отношениями. Как любая мать, она видела в дочери свое продолжение — и по форме, и по содержанию. Поэтому мало интересовалась времяпровождением Верочки, переложила эту обязанность на престарелых родителей.
— Не знаю, — честно призналась она. — Простите, я тороплюсь. Если отыщете беглянку — позвоните. Буду благодарна.
Не прощаясь, пошла по улице. Прямая, строгая, напоминающая ожившее мраморное изваяние. Коммондор женского пола.
Что я получил от свидания с Верочкиной мамашей, кроме неприязни и брезгливости? Смутное упоминание о сестре бывшего ее мужа, живущей в Петербурге? А что это дает, если Верочка ничего не знает о своей тетке?
Ей могла сказать бабушка? Да, могла, но вряд ли сообщила адрес. А если бы и сообщила — Верочка не относится к сильным натурам, не бросится без оглядки в многомиллионный город. Побоится.
Итак, северную столицу можно оставить в покое. Так же, как и надежду на бегство девушки к матери. Остается все тот же круглый, насмешливый нуль.
Авось, звтрашнее свидание с раненным сыщиком внесет какую-то ясность. Без этого — запутаюсь и буду блуждать по лабиринту таинственных фактов и туманных предположений.
Черт меня дернул за язык согласиться искать пропавшую внучку, в очередной раз выоугался я. Нет, не черт — баба Феня. Сидел бы сейчас за пищущей машинкой, изобретая повороты и развороты сюжета. Короче, работал бы, а не занимался дурацкими поисками взошедшей над Дремовым новой «звезды».
Рядом с покаяными мыслями крутились-вертелись совсем другие, имеющие к ним едва различимое касательство. То пропадая, то возникая вновь, они, эти мысли, мучили меня с тех пор, как я увидел в припаркованной легковущке пасынка в дурацких очках-колесах и в не менее дурацком картузе.
Кто и почему меня пасет? Ну, кто — ясно, нет смысла напрягать и без того изношенные мозги: пасынок-алкаш и белозубый парняга в распахнутой куртке. А вот по чьему заданию и с какой целью? Самодеятельность отметается, ради удовольствия видеть тощего отчима Виталька шагу не сделает.
Значит, имеют право на существование две пока ничем не подтвержденных версии: только-что начатое мною расследование похищения дремовской «королевы красоты» и мой визит в уголовку. Что до заказчика слежки, то его имя выяснится позже. Уверен: обязательно нарисуется!…
8
Похоже, расследованием преступлений начали заниматься подросткм, подумал я, увидев сыщика. Ибо по внешности Стулов мало напоминала сотрудника уголовного розыска. Передо мной — сухощавый, узкоплечий парнишка, недавно окончивший десятилетку и не знающий куда податься в жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Наконец, болтун положил трубку, горделиво поднял голову, прищурился.
— Завтра он не может — идет в поликлинику. Послезавтра — в десять утра ожидает нас в гости. Придется поистратиться — Стулов на подсосе, пенсии не хватает. А выпить парняга любит, в меру, конечно: боится отбросить копыта…
Не переставая говорить, пренебрежительно поморщился. Дескать, вот пошли мужики, одной рюмки на полгода хватает. Детишки, детясельники — вот они кто.
Я насторожился. Заломит подстреленный сыщик несколько сотен минимальных зарплат — что тогда делать? Вместе с дедом Пахомом в подземном переходе исполнять дуэты из опер Чайковского? Или на время переквалифицироваться в грабителя?
— Учти, родители девушки… вернее дед и бабка — тоже пенсионеры, поэтому платить частному детективу не могут. Максммальная цена его услуг — бутылка, ну — две…
— А ты — тоже пенсионер? Небось, столько гребешь за свои дерьмовые россказни — «новый русский» позавидует… Успокойся, слабак, Васька денег не возьмет, зациклен на честности и справедливости, как и мы с тобой. Потрудится на общественных началах — не заржавеет.
— Как-то неудобно…
— Неудобно на потолке спать — одеяло свалится, — Витька выдал очередной заскорузлый анекдотец. — Говорю же, парень — класс!
Все получается, как нельзя лучше. Завтрашний свободный день затрачу на встречу с Верочкиной матерью. Авось, будет чем порадовать бесплатного частного детектива.
В качестве вознаграждения за оказанную услугу я разрешил Груше поболтать. Монолог растянулся до самого вечера, довел меня до головной боли. Не помогли ни анальгин, ни водка.
Наконец, тоже утомленный нескончаемой болтовней, хозяин постелил мне в гостиной и скрылся в спальне. Через несколько минут оттуда донесся невероятной силы храп. Под потолком панически заметались мухи, на окне вздрогнула занавеска.
Я погасил верхний свет, включил торшер и подсел к телефону. Думал не о пропавшей мисс Дремов и не о выслеживающих меня преступниках — только о Машеньке, бывшей моей жене, еще не вычеркнутой из паспорта и моей жизни.
Набрал знакомую комбинацию цифр. Протяжые гудки напоминали признание в любви.
— Алло! Вас слушают.
Мужской голос ударил по нервам и они до боли натянулись… Виталька!
Пришел в гости или переселился к матери, расставшись с очередной гражданской «супругой»? А мне что до его времяпровождения? Главное, пасынок напоминает опущенный шлагбаум, преграждающий мне возврат к жене.
Пришлось положить трубку. Беседовать с пасынком — ковыряться в помойке своих несчастий. А я, между прочим, терпеть не могу выглядить бедным, выпрашивающим, будто милостыню, жалость и сочувствие.
Выждал полчаса и повторил звонок. На этот раз ответила Машенька. Слушал негромкий, ласковый ее голос и… молчал.
— Алло! Алло!… Вас слушают… — Маша несколько долгих минут помолчала и вдруг прошептала. — Павлуша, ты? Перестань ребячиться… Скажи, это ты?
Я молчал. Слова зарождались в сердце и… застревали в горле. Да и что я мог сказать бывшей супруге? Люблю ее и… не люблю, хочу — к ней и… не хочу. Вернее, не могу.
Дурацкое состояние какой-то раздвоенности.
Машенька положила трубку, 7
Утром, опрокинув на меня целое ведро болтовни, Витька умчался в редакцию. На прощание проинформировал о куриных ножках и бедрышках, яйцах и колбасе, сливочном масле и разделанной селедке. Захочет постоялец поесть — сам сварит и изжарит. Ему — недосуг.
Я понимаю Грушу: сам терпеть не могу заниматься домашним хозяйством, если и варю первое — только из пакетиков. Быстро и удобно. Что же касается вредности, неизвестно, где ее больше: в стерильных упаковках или в перекормленых ядами натуральных овощах.
Ограничился чашкой кофе, заедая его черствым хлебом. Аппетита — ни на грош, голова, набитая болтовней Грущи, кажется, распухла — вот-вот лопнет. Во рту — пустыня Сахара. Или — Гоби? Со школьных лет терпеть не могу географию, путаю Канары с Камчаткой, Кавказ с Альпами. Заболел, что ли? Только болезни мне не хватает! Свалюсь — все полетит в преисподнюю: и рукопись новой повести, и выполнение обещания, данного бабе Фене.
Пора заняться делом.
Если я правильно понял бормотание деда Пахома, его дочь работает в каком-то банке, сейчас — в отпуску. Сидит дома, ожидая появления загулявшего муженька.
Подобный расклад меня устраивает. Муж — на работе, женщина — одна. Заманчивая обстановка для небольшой беседы. Размусоливать не стану — нет ни желания, ни времени. Всего два-три вопроса. Главный: где дочь? Почему она ее прячет? Да — да, нет — нет. Обычный обмен мнениями. Червертьчасовая разминка.
И я неторопливо двинулся к станции метро.
По двухдневной привычке контролировал каждого прохожего. От малолетка до престарелой, едва передвигающей ноги бабки. Из доверительных бесед со знакомыми ментами уяснил: в наше время пособником преступников может быть любой человек, вне зависимости от пола и возраста. Метастазы преступности, подкормленные жаждой наживы, пронизали все общество, начиная от нижних ее слоев и кончая верхушкой. Особенно верхушкой.
Вроде, все нормально, повторяющихся физиономий, подозрительнах типов не отмечено, никто не обращает внимания на сорокалетнего придурка, возомнившего себя современным Мегре.
И вдруг я споткнулся. Конечно, в переносном смысле слова. На автобусной остановке в раскорячку стоял парень в распахнутой куртке. Тот самый, из вагона электрички, который пояснял женщине современный взгляд на любовь и брак.
Случайность? Вполне может быть, но случайность довольно странная. Многомиллионная Москва — не сорокатысячный Дремов, здесь за одни сутки дважды с одним и тем же человеком не столкнешься. Если случится такое — пиши заявление о включении тебя в книгу рекордов Гинесса.
Я независимо протопал мимо остановки, подошел к газетному киоску. Расплачиваясь, незаметно оглянулся. Постарался — незаметно, получилось, наверняка, глупо. Нет ни опыта, ни сноровки.
Парень покинул остановочный павиольон и остановился неподалеку, изучая выставленные в витрине комка безделушки, каждая стоимостью в пенсию деда Пахома. На меня не смотрит, но в стекле витрины, будто в зеркале, я уловил его настороженный взгляд. Слежка, наглая слежка!
Что делают в таких ситуациях опытные люди? Я напряг мыслительный аппарат, выцарапал из памяти отрывки из своих детективов. Естественно, не придуманные, почерпнутые из рассказов ментов.
Уходить проходными дворами? А кто может подсказать, какой двор проходной, а какой — тупиковый? Сутками просиживая за письменным столом в захолустном Дремове, не очень то ознакомишься со столичной географией…
«Схватить» такси либо частника и попросить водителя запутать следы? Водитель может оказаться наводчиком или шестеркой бандитов.
Самое примитивное — попытаться скрыться в метро. Втереться в толпу пассажиров, на каждой станции перепрыгивать из вагона в вагон, из поезда в поезд. Так запутать следы, чтобы самому их не распутать.
Сказано — сделано, задумано — выполнено. Перепрыгивая через ступеньку, помчался по эскалатору. Парень — за мной. Будто привязался незримым канатом. Он уже не прятался и не отворачивал башку — шел напролом.
Во время очередной пересадки пастух исчез. То ли посчитал задание выполненным, то ли передал слежку напарнику, то ли — никакой он не пастух. Обычный любопытный пассажир. Нет, перебил я сам себя, за мной следят. Кто и зачем — второй вопрос. Нельзя расслабляться.
Я с полчаса посидел на лавочке, успокоился. К матери Верочки сразу не поехал. Почему-то был уверен, что на дальних подступах к ее дому меня ожидают. Завернул в тощий скверик присел на скамейку и задумался…
Если за мной следят, то единственная причина слежки — затеянное расследование исчезновенния мисс Дремов. То-бишь, внучки соседей. Пасут, конечно, похитители. Но откуда им стало известно о просьбе бабы Фени и моем идиотском согласии? Знает об этом, кроме меня и «заказчицы», только Надин. Дед Пахом — не в счет, его может заподозрить только пациент психушки.
А как же быть с Виталькой? Пасынок знает о похищении девушки и о моем обещании найти ее. Не зря же он пас меня во время посещения уголовки. Тоже неприкрыто и нагло. Если он связан с преступниками — реальный повод для дальнейшей слежки, но уже в Москве. Несмотря на заусоренные алкоголем мозги, Виталька должен понимать: засветился. Вот и передал эстафету улыбчивому дружану.
Предположим, мои подозрения основаны не на зыбком песке — на гранитной почве. Тогда что означает появление у стенда химико-торгашки мужчины с проседью в прическе, как оно вписывается в новорожденную версию?
Элементарно просто. Виталька представил отчима своему боссу. Рассчитывать на то, что я тогда остался незамеченным — непроходимая глупость. Босс и организовал московскую слежку.
Все — в рифму, все — продумано. Завтра же расскажу об этом сыщику, с которым меня познакомит Груша. Высмеет? Ради Бога, пусть вволю поиздевается, если я непроходимый тупица, профессионал вылечит меня от излишней подозрительности. Если посчитает мою версию с"едобной, возьмет ее на вооружение.
Для всех этих размышлений хватило чуть больше часа. Поднялся с лавочки совсем другим человеком, собранным, серьезным. Похоже, теперь речь идет не только о похищении «королевы красоты», но и о моей безопасности.
Так просто бандиты следить не станут. Узнают, с кем я нахожусь в контакте, пройдутся по адресам или телефонам людей, у которых я побываю или позвоню, потом — действия. Опасных, по их мнению, ликвидируют, неопасных запугают. Что до меня, можно не сомневаться, замочат в первую очередь.
А я ведь звонил Машеньке, пусть не разговаривал, но — звонил. Вдруг ее телефон — «на прослушивании»?
Тревога за свою жизнь отступила, ее сменила тревога за судьбу жены… Бывшей жены…
И все же я упрямо пошел к Верочкиной матери. Опасно-неопасно, какая разница? Есть такое емкое слово — «нужно», с ним не поспоришь.
Выйдя из метро, позвонил из древней будки телефона-автомата. Жетонами не запасся, пришлось купить один у девчонки с размалеванным кукольным личиком.
— Понимаете, жена рожает, до роддома не довезу — хочу вызвать акушерку. Раньше двушка решала все проблемы, а сейчас…
Девица оказалась с понятием.
— Плохо предохранялись, да? Сейчас рожать — с моста в реку прыгать. Если, конечно, вы не банкир или солидный бизнесмен… Чем пользовались: таблетками или презервативами?
Старомодный я все же человек! Подобные рассуждения напоминают болотную жижу, в которую тебя ткнули мордой. Тем более, когда они исходят от девицы не старше шестнадцати годков. Глядит на меня огромными глазищами, приоткрыв жирно намалеванный рот. Будто напилась мужской крови и забыла вытереться. И рассуждает об интимной стороне жизни.
Не отвечая, я сверился с записной книжкой и набрал на диске номер. Девица презрительно фыркнула и ушла. Разговаривать с неандертальцем только время попусту терять.
— У телефона, — пропел высокий женский голос. — Говорите.
— Лидия Пахомовна?
— Смотря, кто звонит. Некоторым можно — Лидочка.
— Я к ним не отношусь… Беспокою по поручению вашей матери. Она просила…
Кокетливость будто сдуло струей воздуха из включенного вентилятора. Голос переполнен слезами, так и рвутся рыдания… Обычная истеричка или наркоманка? Может быть, и то и другое…
— Что-нибудь с Верочкой?… Да не тяните же вы — говорите!
В принципе все выяснено — у матери Верочка не появлялась. В противном случае Лидия Пахомовна вела бы себя по другому. Хитрила, изворачивалась, но не плакала. Можно прощаться. Но что-то меня удерживало, какое-то шестое-десятое чувство.
— С вашей дочкой ничего не случилось. Если вы согласитесь на встречу — расскажу более подробно.
Я ожидал немедленного приглашения домой, но женщина вдруг успокоилась. Так же неожиданно, как только что зарыдала. Впрочем, ничего удивительного, главное выяснила: с дочерью все в порядке. Остальное, в том числе состояние здоровья престарелых родителей, ее не интересует.
— Видите ли, сейчас я должна выйти в магазин. Если не возражаете, мы можем встретиться где-нибудь на нейтралке. Вас устроит метро Профсоюзное?
— Когда и в каком месте? — довольно неприветливо осведомился я.
Быстрая смена настроения — от кокетливо-зазывающего до истерического и обратно: от истерики к деловому обсужлению — не может вызвать даже малой доли симпатии. Заочно, еще не видя дамочку, я проникся к ней чувством брезгливости. Будто прикоснулся к змеиной коже.
— На выходе к магазину «обои». Я буду одета в коричневом плаще, в руке — хозяйственная сумка такого же цвета… Узнаете?
— Постараюсь…
Мать Верочки я узнал с первого взгляда. И не только по цвету плаща и сумки — было в ней нечто порочное, вызывающее антипатию. Возможно, жирно накрашенные губы, надменный взгляд, волевой подбородок. И — слишком уж подвижные бедра, которые, казалось, жили своей жизнью, отделенной от жизни хозяйки. Верочка ничего не унаследовала от матери — ни непомерной гордости, ни лисьей хитрости. Насколько мне удалось разобраться во внучке бабы Фени, она была несовременно наивной — этакий тепличный росток, требующий к себе бережного отношения.
— Что вы должны передать мне? — не тратя дорогое время на мелочи, типа знакомства, с ходу приступила к главному дамочка. — Если с дочерью все в порядке, остальное меня не беспокоит.
Под «остальным» подразумеваются, конечно, родители… Ну и стервоза же эта выхоленная самочка!
— Ваша дочь… ушла из дома.
Вздернутые накрашенные бровки, недоверчивая улыбка на губах. Дескать, рассказывайте небылицы, куда могла уйти Верочка, если не ко мне? А у меня ее нет.
— Как это ушла?
На глупые вопросы не сразу найдешь адекватный ответ. Как уходят: ножками, в поездах или в автобусах.
— Может быть, она уехала к родственникам по линии отца? — подсказал я очередную версию. Не помню, какую по счету.
— Исключается. У бывшего мужа в Петербурге живет сестра, но дочь не знает о ее существовании.
— А если — к подруге?
Спросил наобум. Откуда женщине, фактически отказавшейся от своего ребенка, знать ее друзей и подруг. Судя по непомерной гордости, которая так и сквозит в каждом слове и жесте, Лидия Пахомовна никогда не обременяла себя дружескими отношениями. Как любая мать, она видела в дочери свое продолжение — и по форме, и по содержанию. Поэтому мало интересовалась времяпровождением Верочки, переложила эту обязанность на престарелых родителей.
— Не знаю, — честно призналась она. — Простите, я тороплюсь. Если отыщете беглянку — позвоните. Буду благодарна.
Не прощаясь, пошла по улице. Прямая, строгая, напоминающая ожившее мраморное изваяние. Коммондор женского пола.
Что я получил от свидания с Верочкиной мамашей, кроме неприязни и брезгливости? Смутное упоминание о сестре бывшего ее мужа, живущей в Петербурге? А что это дает, если Верочка ничего не знает о своей тетке?
Ей могла сказать бабушка? Да, могла, но вряд ли сообщила адрес. А если бы и сообщила — Верочка не относится к сильным натурам, не бросится без оглядки в многомиллионный город. Побоится.
Итак, северную столицу можно оставить в покое. Так же, как и надежду на бегство девушки к матери. Остается все тот же круглый, насмешливый нуль.
Авось, звтрашнее свидание с раненным сыщиком внесет какую-то ясность. Без этого — запутаюсь и буду блуждать по лабиринту таинственных фактов и туманных предположений.
Черт меня дернул за язык согласиться искать пропавшую внучку, в очередной раз выоугался я. Нет, не черт — баба Феня. Сидел бы сейчас за пищущей машинкой, изобретая повороты и развороты сюжета. Короче, работал бы, а не занимался дурацкими поисками взошедшей над Дремовым новой «звезды».
Рядом с покаяными мыслями крутились-вертелись совсем другие, имеющие к ним едва различимое касательство. То пропадая, то возникая вновь, они, эти мысли, мучили меня с тех пор, как я увидел в припаркованной легковущке пасынка в дурацких очках-колесах и в не менее дурацком картузе.
Кто и почему меня пасет? Ну, кто — ясно, нет смысла напрягать и без того изношенные мозги: пасынок-алкаш и белозубый парняга в распахнутой куртке. А вот по чьему заданию и с какой целью? Самодеятельность отметается, ради удовольствия видеть тощего отчима Виталька шагу не сделает.
Значит, имеют право на существование две пока ничем не подтвержденных версии: только-что начатое мною расследование похищения дремовской «королевы красоты» и мой визит в уголовку. Что до заказчика слежки, то его имя выяснится позже. Уверен: обязательно нарисуется!…
8
Похоже, расследованием преступлений начали заниматься подросткм, подумал я, увидев сыщика. Ибо по внешности Стулов мало напоминала сотрудника уголовного розыска. Передо мной — сухощавый, узкоплечий парнишка, недавно окончивший десятилетку и не знающий куда податься в жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34