В боевых условиях, считал Александр Иванович, жена не должна быть рядом. Так, жена Вадима отдаляла его от общения с летчиками полка, он не участвовал в разборе полетов и действий противника. «Все это не могло не отразиться на боевой форме Вадима… — писал Покрышкин. — И в последнем своем бою Вадим проявил присущие ему мужество и мастерство, но дали себя знать и обычные для него недооценка сил врага, пренебрежение реальной опасностью. Эти мои раздумья… которыми я ни с кем не делился… еще крепче утвердили меня в некоторых незыблемых нормах поведения летчика на земле и в воздухе. Нарушишь их — расплата придет неминуемо…»
Конечно, с сибирской выдержкой и волей Покрышкина, прошедшего исключительно суровую жизненную школу, сравниться было трудно. Вадим басил в ответ: «Да ты что, Саша, беспокоишься, неужели найдется какой-нибудь паршивый фриц, который может меня сбить?!».
Надо все-таки признать — недооценка противника Фадеевым в боях с «экспертами» эскадр «Удет», «Мёльдерс» и 52-й — это тоже своего рода феномен…
…Весна 1943-го. Получены в Тегеране «аэрокобры». Летчики 16-го гвардейского полка, переночевав в одной из гостиниц восточной столицы, идут по аэродрому к американским самолетам, выстроенным плотными рядами, блестящими в лучах восходящего солнца свежей краской. На один день оказались советские офицеры в незнакомом, другом по цветам, звукам, ритму мире дворцов и минаретов, фешенебельных проспектов и узких бедняцких улочек, изобильных базаров и огней реклам. Настоящая война и горе были отсюда далеко…
Внезапно остановившись и, как талантливый артист, сразу овладев вниманием, Вадим, глядя на север, продекламировал есенинские строки:
Мне пора обратно ехать в Русь,
Персия! Тебя ли покидаю?
Навсегда ль с тобою расстаюсь?
Из любви к родимому мне краю
Мне пора обратно ехать в Русь.
Летчики замерли на мгновение. Как всегда изумительно тонко Вадим коснулся сокровенной струны в их душах…
Фадеев, маэстро полковой самодеятельности, умел читать стихи. В его любви к Маяковскому, названному Сталиным лучшим поэтом советской эпохи, и полузапрещенному тогда Есенину отразилось время 1920-х и 1930-х. Русь советская и Русь уходящая, безудержная страсть, тайна гибели, до конца не разгаданная… Фадеев напоминает Маяковского ростом, кипящей энергией, громогласностью. Есенина — падающей на лоб прядью, когда Вадим не успевал коротко, по-фронтовому, подстричься… И взглядом, в котором за дерзким или шуточным вызовом проглядывают детская ясность или, как на одном из последних снимков на Кубани, печальное и щемящее: «Жизнь моя, иль ты приснилась мне…»
…В начале июня 1999 года Мария Кузьминична во время поездки на Кубань, о которой она мечтала, побывала в Фадееве, в школьном музее, посвященном Герою. Она знала еще по письмам, которые получала в Москве, что в начале 1990-х музей было решено закрыть, тогда же исчезли и личные вещи Вадима, переданные его отцом. Но через несколько лет люди спохватились… Как же без него?! Музей восстановлен, снова здесь на фотографиях Фадеев вольно сидит на крыле «аэрокобры» с Андреем Трудом, держит, как былинный витязь, троих на плечах… Учителя школы проводят среди ребят конкурсы на лучшее знание биографий А. И. Покрышкина и В. И. Фадеева. Программа «юных покрышкинцев» из Фадеево на смотре в Краснодаре отличалась особым задором. Да, Вадим и сейчас умеет повести за собой и зажечь!
У дороги из Фадееве в Крымскую установлен памятник Герою Советского Союза Вадиму Ивановичу Фадееву. Мария Кузьминична, вглядываясь в Москве в фотографии бюста, считала, что сходства с Вадимом скульптору достичь не удалось. Но здесь изменила свое мнение. Неудачным оказался фотоснимок. Она подошла к постаменту, подняв голову, прикоснулась ладонями к камню… Среди сопровождавших почетную гостью воцарилось молчание.
За памятником, стоящим на крутом склоне, открывался потрясающей красоты вид на холмистые дали Кубани, окутанные июньским голубым жарким маревом…
XII. Начальник огня и дыма
Все, что было загадано,
В свой исполнится срок,
Не погаснет без времени
Золотой огонек.
Огонек Музыка народная. Слова М. Исаковского. 1943 год
216-я истребительная авиадивизия, в которой воевал А. И. Покрышкин, 17 июня 1943 года была преобразована в 9-ю гвардейскую, введена в Резерв Верховного Главнокомандования. Получил гвардейское знамя за победы над Кубанью и второй полк дивизии — 45-й, теперь 100-й гвардейский. В его рядах прославилась плеяда таких асов, как Дмитрий и Борис Глинки, Михаил Петров, Николай Лавицкий, Иван Бабак, Василий Шаренко… Командир этого полка И. М. Дзусов возглавил 9-ю гвардейскую дивизию — лучшую в советской истребительной авиации.
На Кубани стихло напряжение воздушной битвы. Однако истребители-гвардейцы не были направлены на Курскую дугу, в то время как 52-я эскадра люфтваффе 3 июля перебазировалась с аэродромов Тамани к Орлу и приняла участие в тех жесточайших сражениях.
А. И. Покрышкин пишет: «…Все мысли, все чувства были там — под Курском. Нас звали тяжелые бои в районах Орла и Харькова… Вот бы где нам, гвардейцам, развернуться во всю силу!.. Успокаивало то, что наш кубанский боевой опыт используется авиацией над Курской дугой… Теперь всем стало ясно, что это лето будет нашим, что враг навсегда потерял свои преимущества, что наша победа близка».
Свершился коренной перелом. Эшелоны поездов бесперебойно доставляли к фронту технику, боеприпасы, топливо и все необходимое. В тылу, по словам автора песни «День Победы» В. Харитонова, «дни и ночи у мартеновских печей не смыкала наша Родина очей…». Люди в погонах заслуженно получали «Золотые Звезды» Героев, ордена Суворова, Кутузова, Александра Невского, Славы… Готовилась Тегеранская конференция, на которой впервые встретятся главы трех союзных держав — И. В. Сталин, президент США Ф. Рузвельт и премьер-министр Великобритании У. Черчилль.
Фронт и тыл советской страны овевали необычайно светлые и теплые песни, родившиеся в годы войны, — «Темная ночь» и «В землянке», «Синий платочек» и «Огонек», «Прощайте, скалистые горы» и «Моя любимая»… Полетело по фронтам самоназвание наступающей армии — «братья-славяне»…
В Главпуре ненавистного военным Мехлиса сменил умный и душевный А. А. Щербаков. Еще в 1942-м была издана 50-тысячным тиражом книга «Правда о религии в России», где говорилось о сатанизме Гитлера и его идеологов, заменивших Христа фюрером. Библию — «Майн кампф», крест — языческой свастикой, таинства — клятвой с прикосновением правой руки к мечу.
4 сентября 1943 года И. В. Сталин принял митрополита Московского и Коломенского Сергия, митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия, митрополита Киевского и Галицкого Николая. Встреча превзошла все ожидания владык. Митрополит Николай (Ярушевич) вспоминал: «Казалось, само Небо опустилось на землю…»
Неоднократно репрессированный в 1920-1930-е годы, а ныне причисленный к лику святых, архиепископ Лука (В. Ф. Войно-Ясенецкий), он же один из ведущих хирургов Красной армии, лауреат Сталинской премии I степени, в своих статьях в «Журнале Московской Патриархии» под названиями «Кровавый мрак фашизма», «Праведный суд народа» и «Бог помогает народам СССР в войне против фашистских агрессоров» писал: «Гитлер, часто повторяющий Имя Божие, изображающий с великим кощунством крест на танках и самолетах, с которых расстреливают беженцев, должен быть назван антихристом. Богу нужны сердца людей, а не показное благочестие. Сердца нацистов и их приспешников смердят пред Ним дьявольской злобой и человеконенавистничеством, а из горящих сердец воинов Красной Армии возносится фимиам беззаветной любви к Родине и сострадания к замученным немцами братьям, сестрам и детям. Можно ли, говоря об извергах-немцах, вспоминать о святой заповеди Христовой „любите врагов ваших“? Нет, нет, ни в коем случае нельзя! Нельзя, потому что любить их совершенно и абсолютно невозможно не только для людей, но и для ангелов, и для самого Бога Любви. Ибо и Бог ненавидит зло и истребляет злодеев».
А. И. Покрышкин вспоминает процесс над предателями в Краснодаре в июле 1943 года, на котором он представлял фронтовиков: «Слушая новые показания подсудимых, я определил главное в поведении изменников Родины — животный страх перед врагом, перед малейшей опасностью. Из этого мерзкого страха, как из лесного мха, выползает гадючья голова измены».
Тогда же, в Краснодаре, к Александру Ивановичу подошел незнакомый сержант и рассказал о том, как его брат Петр Покрышкин остался на берегу, прикрывая товарищей, которые ночью на плотах переплыли к своим через Ладожское озеро. Позади долго слышались выстрелы и разрывы…
24 мая, в дни затишья, Александр Иванович нашел свою Марию в санчасти под Миллерово. Разлука прервалась. В день приезда к невесте пришло наконец и одно из писем Покрышкина, в котором он поздравлял Марию с Новым, 1943 годом… «Но вот летчик оборачивается, и… мой Саша! Забыв обо всем на свете, спрыгнула с крыльца и бросилась к нему. Потом, когда мы остались одни, он шутливо заметил, что не ожидал от меня такой прыти (имея в виду высоту крыльца)… Мы так смеялись и радовались…»
Перед встречей летчик расспросил шофера из батальона аэродромного обслуживания о Марии. «И если бы он мне сказал хоть одно дурное слово о тебе, я тут же взлетел бы и больше ты никогда бы меня не увидела, тем более что мотор я не выключил», — поведал мне Саша».
Да, он годами укоренялся в мыслях, что его судьба — только жесткое противостояние испытаниям и бедам, где радостей лишь две — полеты в небе и фронтовое братство. Покрышкин еще не уверовал в свое счастье, в то, что будет храним любовью, которая суждена немногим…
Любимая укоряет его:
«Значит, не веришь мне, если о моем поведении посторонних людей расспрашиваешь… И какие у тебя для этого основания? А если бы это был другой шофер и солгал бы тебе?
— При чем тут недоверие? — смутился он… Но затем, помолчав, добавил: — Ты уж прости меня, Мария. Конечно, глупость я сморозил… Нехорошо получилось. Прости.
И это тоже была одна из черт его характера. Он умел признавать свои ошибки и искренне в них раскаиваться».
Радость встречи была омрачена известием о гибели Вадима Фадеева: «Когда я сказал Марии, что он погиб, она заплакала…»
Вновь наступил час расставания. «Долг перед Родиной требовал от нас безраздельной преданности боевой службе. Мысль о личном счастье отступала на второй план», — пишет А. И. Покрышкин в «Небе войны».
На место павших приходили новые бойцы. Читая воспоминания А. И. Покрышкина и других летчиков-истребителей, можно сделать вывод о том, что подготовка в летных училищах оставалась на недопустимо низком уровне и в 1943-м… Все-таки сказывалось то, о чем писал М. М. Громов (его слова о количестве и качестве в авиации уже цитировались) — мало было в руководстве нашими ВВС летчиков-профессионалов… На учебный налет хронически не хватало техники и горючего. Видимо, нелетавшее командование не представляло в полной мере, насколько отличаются друг от друга пилоты с разницей в десятки, а тем более сотни часов налета…
В ноябре 1943 года командир 9-й гвардейской истребительной авиадивизии И. М. Дзусов отвечал на шифровку из штаба 8-й воздушной армии о курсе боевой подготовки ча-сгей ВВС на 1944 год:
«Прибывающий летный состав на пополнение в части не имеет опыта и со слабой отработкой всех элементов техники пилотирования, со слабыми знаниями матчасти самолета „аэрокобра“ и его аэродинамических данных.
С таким положением командованию частей в процессе напряженной боевой работы требуется много времени для отработки индивидуальной техники пилотирования, слетанности в паре и полета в составе боевого порядка, отработки упражнений по воздушной стрельбе, навигации и радиосвязи.
Таким образом, прибывавшему пополнению нужно было давать 25-30 полетов по кругу, отработки взлета и посадки, отработки элементов высшего пилотажа в зоне и полетов на стрельбу по конусу и щитом.
В общей сложности для того чтобы выпустить этого летчика в составе пары ведомым, требовалось от 10-15 дней для его тренировки.
В школах ВВС и ЗАПах для подготовки летного состава надо иметь часть инструкторского состава, имеющего хороший боевой опыт в Отечественной войне» (ЦАМО. Ф. 346. On. 5755. Д. 110. Л. 452)
У Покрышкина к 1943 году ввод в строй молодежи был отработан до мелочей. Из пришедших в 16-й гвардейский полк на пополнение двенадцати летчиков из 84-го полка каждый третий стал Героем Советского Союза, один из них — дважды. Если бы всех наших летчиков учили так, как учил Покрышкин!
У него к тому времени «возникла мысль подготовить и создать из пополнения постоянную восьмерку для вылетов на боевые задания. Мне надоели неудачи при вождении неслетанных групп, составленных из пилотов разных эскадрилий».
На аэродроме в Поповической Покрышкин пристально всматривался в строй новичков. Они не менее внимательно изучали его, уже прославленного Героя. Солнечные блики играли на золоте Звезды и орденах. Обмундирование фронтовое — чистая хлопчатобумажная гимнастерка в несмываемых разводах соли, фуражка «блинчиком». Как все знали, Покрышкин, надевая перед вылетом шлем, убирал фуражку под сиденье, прилетая, менял головные уборы местами. Так продолжалось до тех пор, пока командующий ВВС А. А. Новиков не запретил летчику носить потерявшую вид боевую фуражку.
Только что Александр Иванович назначен исполняющим
обязанности помощника командира полка по воздушно-стрелковой службе. В разговорах летчики называли эту должность — «начальник огня и дыма». Да, как мы увидим, в 1943 году Покрышкин этими стихиями повелевал…
Система обучения фронтовых летчиков, созданная Александром Ивановичем, хорошо описана в книгах его учеников — Героев Советского Союза Г. Г. Голубева и К. В. Су хова. Важнейшие принципы и методы таковы:
— Командир должен иметь моральное право учить других. Сам Александр Иванович позже писал в статье «Командир и молодой летчик» (Авиация и космонавтика. 1973. № 5):
«Первым условием эффективности обучения молодежи был высокий авторитет командира, любовь и уважение к нему подчиненных, стремление подражать, стать таким, как он. Сам же командир кроме качеств прекрасного летчика должен проявлять себя требовательным и душевным воспитателем».
— Молодежь должна воспринять наступательный дух, гвардейский стиль боя. На первых занятиях Покрышкин рассказывал о выдающихся летчиках, в первую очередь о П. Н. Нестерове и Е. Н. Крутене.
Молодые сразу и навсегда должны были усвоить главный девиз А. И. Покрышкина:
Истребитель! Ищи встречи с противником:
Не спрашивай, сколько врагов,
А спрашивай — где они?
— Доскональное изучение боевой техники («не бойтесь эапачкать руки, присматривайтесь ко всему, что делает техник или механик»), теории полета и тактики, усвоение формулы воздушного боя: высота — скорость — маневр — огонь. Землянку Покрышкина называли в шутку «конструкторским бюро». От земляного пола до черного от копоти потолка землянка была увешана схемами и чертежами воздушного боя. Молодые летчики должны были быстро решать поставленные им задачи при помощи полетных карт, металлических моделей самолетов. На специальной установке — тренажере — учились стрелять. Стрелять энергично и метко: «В бою враг не будет ждать, пока ты прицелишься!»
— Летчик должен быть наблюдательным, думающим и способным принять единственно верное решение. Говорить коротко, о самом важном и существенном. «Не спешите, не увлекайтесь, не горячитесь!»
— Осмотрительность. «Бывало, проводит с нами занятия и вдруг, неожиданно для всех задаст вопрос: „Где летит самолет?“ Мы, увлеченные учебой, иногда даже не слышали, что где-то поблизости пролетает самолет, и сразу отыскать его в небе не могли. Но, натренировавшись, мы впоследствии такие задачи решали быстро и точно» (Г. Г. Голубев).
— Заключительным уроком, как пишет А. И. Покрышкин, становился «первый боевой вылет с новыми летчиками. Главное в этом случае — вселить в душу воина уверенность в победе. Как это сделатв? Очевидно, лучше всего личным показом». Критерий истины — практика. Сбитые командиром на глазах учеников «мессершмитты» завершали начальную школу истребителя.
Далее многое зависело от них самих. Александр Иванович наставлял: «Любая схватка в воздухе неповторима, и летчик всякий раз действует в какой-то степени по-новому. Шаблон и просчет недопустимы… Летное дело — это искусство, которое требует от человека любви к своей профессии, знаний, навыков, дисциплины… К знаниям, опыту, тренировкам нужно было добавить вдохновенное прозрение, которое в доли секунды воздушного боя заставляло чуть-чуть изменить маневр или прием, внести что-то новое, рожденное порой только что мелькнувшей, как вспышка, мыслью».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Конечно, с сибирской выдержкой и волей Покрышкина, прошедшего исключительно суровую жизненную школу, сравниться было трудно. Вадим басил в ответ: «Да ты что, Саша, беспокоишься, неужели найдется какой-нибудь паршивый фриц, который может меня сбить?!».
Надо все-таки признать — недооценка противника Фадеевым в боях с «экспертами» эскадр «Удет», «Мёльдерс» и 52-й — это тоже своего рода феномен…
…Весна 1943-го. Получены в Тегеране «аэрокобры». Летчики 16-го гвардейского полка, переночевав в одной из гостиниц восточной столицы, идут по аэродрому к американским самолетам, выстроенным плотными рядами, блестящими в лучах восходящего солнца свежей краской. На один день оказались советские офицеры в незнакомом, другом по цветам, звукам, ритму мире дворцов и минаретов, фешенебельных проспектов и узких бедняцких улочек, изобильных базаров и огней реклам. Настоящая война и горе были отсюда далеко…
Внезапно остановившись и, как талантливый артист, сразу овладев вниманием, Вадим, глядя на север, продекламировал есенинские строки:
Мне пора обратно ехать в Русь,
Персия! Тебя ли покидаю?
Навсегда ль с тобою расстаюсь?
Из любви к родимому мне краю
Мне пора обратно ехать в Русь.
Летчики замерли на мгновение. Как всегда изумительно тонко Вадим коснулся сокровенной струны в их душах…
Фадеев, маэстро полковой самодеятельности, умел читать стихи. В его любви к Маяковскому, названному Сталиным лучшим поэтом советской эпохи, и полузапрещенному тогда Есенину отразилось время 1920-х и 1930-х. Русь советская и Русь уходящая, безудержная страсть, тайна гибели, до конца не разгаданная… Фадеев напоминает Маяковского ростом, кипящей энергией, громогласностью. Есенина — падающей на лоб прядью, когда Вадим не успевал коротко, по-фронтовому, подстричься… И взглядом, в котором за дерзким или шуточным вызовом проглядывают детская ясность или, как на одном из последних снимков на Кубани, печальное и щемящее: «Жизнь моя, иль ты приснилась мне…»
…В начале июня 1999 года Мария Кузьминична во время поездки на Кубань, о которой она мечтала, побывала в Фадееве, в школьном музее, посвященном Герою. Она знала еще по письмам, которые получала в Москве, что в начале 1990-х музей было решено закрыть, тогда же исчезли и личные вещи Вадима, переданные его отцом. Но через несколько лет люди спохватились… Как же без него?! Музей восстановлен, снова здесь на фотографиях Фадеев вольно сидит на крыле «аэрокобры» с Андреем Трудом, держит, как былинный витязь, троих на плечах… Учителя школы проводят среди ребят конкурсы на лучшее знание биографий А. И. Покрышкина и В. И. Фадеева. Программа «юных покрышкинцев» из Фадеево на смотре в Краснодаре отличалась особым задором. Да, Вадим и сейчас умеет повести за собой и зажечь!
У дороги из Фадееве в Крымскую установлен памятник Герою Советского Союза Вадиму Ивановичу Фадееву. Мария Кузьминична, вглядываясь в Москве в фотографии бюста, считала, что сходства с Вадимом скульптору достичь не удалось. Но здесь изменила свое мнение. Неудачным оказался фотоснимок. Она подошла к постаменту, подняв голову, прикоснулась ладонями к камню… Среди сопровождавших почетную гостью воцарилось молчание.
За памятником, стоящим на крутом склоне, открывался потрясающей красоты вид на холмистые дали Кубани, окутанные июньским голубым жарким маревом…
XII. Начальник огня и дыма
Все, что было загадано,
В свой исполнится срок,
Не погаснет без времени
Золотой огонек.
Огонек Музыка народная. Слова М. Исаковского. 1943 год
216-я истребительная авиадивизия, в которой воевал А. И. Покрышкин, 17 июня 1943 года была преобразована в 9-ю гвардейскую, введена в Резерв Верховного Главнокомандования. Получил гвардейское знамя за победы над Кубанью и второй полк дивизии — 45-й, теперь 100-й гвардейский. В его рядах прославилась плеяда таких асов, как Дмитрий и Борис Глинки, Михаил Петров, Николай Лавицкий, Иван Бабак, Василий Шаренко… Командир этого полка И. М. Дзусов возглавил 9-ю гвардейскую дивизию — лучшую в советской истребительной авиации.
На Кубани стихло напряжение воздушной битвы. Однако истребители-гвардейцы не были направлены на Курскую дугу, в то время как 52-я эскадра люфтваффе 3 июля перебазировалась с аэродромов Тамани к Орлу и приняла участие в тех жесточайших сражениях.
А. И. Покрышкин пишет: «…Все мысли, все чувства были там — под Курском. Нас звали тяжелые бои в районах Орла и Харькова… Вот бы где нам, гвардейцам, развернуться во всю силу!.. Успокаивало то, что наш кубанский боевой опыт используется авиацией над Курской дугой… Теперь всем стало ясно, что это лето будет нашим, что враг навсегда потерял свои преимущества, что наша победа близка».
Свершился коренной перелом. Эшелоны поездов бесперебойно доставляли к фронту технику, боеприпасы, топливо и все необходимое. В тылу, по словам автора песни «День Победы» В. Харитонова, «дни и ночи у мартеновских печей не смыкала наша Родина очей…». Люди в погонах заслуженно получали «Золотые Звезды» Героев, ордена Суворова, Кутузова, Александра Невского, Славы… Готовилась Тегеранская конференция, на которой впервые встретятся главы трех союзных держав — И. В. Сталин, президент США Ф. Рузвельт и премьер-министр Великобритании У. Черчилль.
Фронт и тыл советской страны овевали необычайно светлые и теплые песни, родившиеся в годы войны, — «Темная ночь» и «В землянке», «Синий платочек» и «Огонек», «Прощайте, скалистые горы» и «Моя любимая»… Полетело по фронтам самоназвание наступающей армии — «братья-славяне»…
В Главпуре ненавистного военным Мехлиса сменил умный и душевный А. А. Щербаков. Еще в 1942-м была издана 50-тысячным тиражом книга «Правда о религии в России», где говорилось о сатанизме Гитлера и его идеологов, заменивших Христа фюрером. Библию — «Майн кампф», крест — языческой свастикой, таинства — клятвой с прикосновением правой руки к мечу.
4 сентября 1943 года И. В. Сталин принял митрополита Московского и Коломенского Сергия, митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия, митрополита Киевского и Галицкого Николая. Встреча превзошла все ожидания владык. Митрополит Николай (Ярушевич) вспоминал: «Казалось, само Небо опустилось на землю…»
Неоднократно репрессированный в 1920-1930-е годы, а ныне причисленный к лику святых, архиепископ Лука (В. Ф. Войно-Ясенецкий), он же один из ведущих хирургов Красной армии, лауреат Сталинской премии I степени, в своих статьях в «Журнале Московской Патриархии» под названиями «Кровавый мрак фашизма», «Праведный суд народа» и «Бог помогает народам СССР в войне против фашистских агрессоров» писал: «Гитлер, часто повторяющий Имя Божие, изображающий с великим кощунством крест на танках и самолетах, с которых расстреливают беженцев, должен быть назван антихристом. Богу нужны сердца людей, а не показное благочестие. Сердца нацистов и их приспешников смердят пред Ним дьявольской злобой и человеконенавистничеством, а из горящих сердец воинов Красной Армии возносится фимиам беззаветной любви к Родине и сострадания к замученным немцами братьям, сестрам и детям. Можно ли, говоря об извергах-немцах, вспоминать о святой заповеди Христовой „любите врагов ваших“? Нет, нет, ни в коем случае нельзя! Нельзя, потому что любить их совершенно и абсолютно невозможно не только для людей, но и для ангелов, и для самого Бога Любви. Ибо и Бог ненавидит зло и истребляет злодеев».
А. И. Покрышкин вспоминает процесс над предателями в Краснодаре в июле 1943 года, на котором он представлял фронтовиков: «Слушая новые показания подсудимых, я определил главное в поведении изменников Родины — животный страх перед врагом, перед малейшей опасностью. Из этого мерзкого страха, как из лесного мха, выползает гадючья голова измены».
Тогда же, в Краснодаре, к Александру Ивановичу подошел незнакомый сержант и рассказал о том, как его брат Петр Покрышкин остался на берегу, прикрывая товарищей, которые ночью на плотах переплыли к своим через Ладожское озеро. Позади долго слышались выстрелы и разрывы…
24 мая, в дни затишья, Александр Иванович нашел свою Марию в санчасти под Миллерово. Разлука прервалась. В день приезда к невесте пришло наконец и одно из писем Покрышкина, в котором он поздравлял Марию с Новым, 1943 годом… «Но вот летчик оборачивается, и… мой Саша! Забыв обо всем на свете, спрыгнула с крыльца и бросилась к нему. Потом, когда мы остались одни, он шутливо заметил, что не ожидал от меня такой прыти (имея в виду высоту крыльца)… Мы так смеялись и радовались…»
Перед встречей летчик расспросил шофера из батальона аэродромного обслуживания о Марии. «И если бы он мне сказал хоть одно дурное слово о тебе, я тут же взлетел бы и больше ты никогда бы меня не увидела, тем более что мотор я не выключил», — поведал мне Саша».
Да, он годами укоренялся в мыслях, что его судьба — только жесткое противостояние испытаниям и бедам, где радостей лишь две — полеты в небе и фронтовое братство. Покрышкин еще не уверовал в свое счастье, в то, что будет храним любовью, которая суждена немногим…
Любимая укоряет его:
«Значит, не веришь мне, если о моем поведении посторонних людей расспрашиваешь… И какие у тебя для этого основания? А если бы это был другой шофер и солгал бы тебе?
— При чем тут недоверие? — смутился он… Но затем, помолчав, добавил: — Ты уж прости меня, Мария. Конечно, глупость я сморозил… Нехорошо получилось. Прости.
И это тоже была одна из черт его характера. Он умел признавать свои ошибки и искренне в них раскаиваться».
Радость встречи была омрачена известием о гибели Вадима Фадеева: «Когда я сказал Марии, что он погиб, она заплакала…»
Вновь наступил час расставания. «Долг перед Родиной требовал от нас безраздельной преданности боевой службе. Мысль о личном счастье отступала на второй план», — пишет А. И. Покрышкин в «Небе войны».
На место павших приходили новые бойцы. Читая воспоминания А. И. Покрышкина и других летчиков-истребителей, можно сделать вывод о том, что подготовка в летных училищах оставалась на недопустимо низком уровне и в 1943-м… Все-таки сказывалось то, о чем писал М. М. Громов (его слова о количестве и качестве в авиации уже цитировались) — мало было в руководстве нашими ВВС летчиков-профессионалов… На учебный налет хронически не хватало техники и горючего. Видимо, нелетавшее командование не представляло в полной мере, насколько отличаются друг от друга пилоты с разницей в десятки, а тем более сотни часов налета…
В ноябре 1943 года командир 9-й гвардейской истребительной авиадивизии И. М. Дзусов отвечал на шифровку из штаба 8-й воздушной армии о курсе боевой подготовки ча-сгей ВВС на 1944 год:
«Прибывающий летный состав на пополнение в части не имеет опыта и со слабой отработкой всех элементов техники пилотирования, со слабыми знаниями матчасти самолета „аэрокобра“ и его аэродинамических данных.
С таким положением командованию частей в процессе напряженной боевой работы требуется много времени для отработки индивидуальной техники пилотирования, слетанности в паре и полета в составе боевого порядка, отработки упражнений по воздушной стрельбе, навигации и радиосвязи.
Таким образом, прибывавшему пополнению нужно было давать 25-30 полетов по кругу, отработки взлета и посадки, отработки элементов высшего пилотажа в зоне и полетов на стрельбу по конусу и щитом.
В общей сложности для того чтобы выпустить этого летчика в составе пары ведомым, требовалось от 10-15 дней для его тренировки.
В школах ВВС и ЗАПах для подготовки летного состава надо иметь часть инструкторского состава, имеющего хороший боевой опыт в Отечественной войне» (ЦАМО. Ф. 346. On. 5755. Д. 110. Л. 452)
У Покрышкина к 1943 году ввод в строй молодежи был отработан до мелочей. Из пришедших в 16-й гвардейский полк на пополнение двенадцати летчиков из 84-го полка каждый третий стал Героем Советского Союза, один из них — дважды. Если бы всех наших летчиков учили так, как учил Покрышкин!
У него к тому времени «возникла мысль подготовить и создать из пополнения постоянную восьмерку для вылетов на боевые задания. Мне надоели неудачи при вождении неслетанных групп, составленных из пилотов разных эскадрилий».
На аэродроме в Поповической Покрышкин пристально всматривался в строй новичков. Они не менее внимательно изучали его, уже прославленного Героя. Солнечные блики играли на золоте Звезды и орденах. Обмундирование фронтовое — чистая хлопчатобумажная гимнастерка в несмываемых разводах соли, фуражка «блинчиком». Как все знали, Покрышкин, надевая перед вылетом шлем, убирал фуражку под сиденье, прилетая, менял головные уборы местами. Так продолжалось до тех пор, пока командующий ВВС А. А. Новиков не запретил летчику носить потерявшую вид боевую фуражку.
Только что Александр Иванович назначен исполняющим
обязанности помощника командира полка по воздушно-стрелковой службе. В разговорах летчики называли эту должность — «начальник огня и дыма». Да, как мы увидим, в 1943 году Покрышкин этими стихиями повелевал…
Система обучения фронтовых летчиков, созданная Александром Ивановичем, хорошо описана в книгах его учеников — Героев Советского Союза Г. Г. Голубева и К. В. Су хова. Важнейшие принципы и методы таковы:
— Командир должен иметь моральное право учить других. Сам Александр Иванович позже писал в статье «Командир и молодой летчик» (Авиация и космонавтика. 1973. № 5):
«Первым условием эффективности обучения молодежи был высокий авторитет командира, любовь и уважение к нему подчиненных, стремление подражать, стать таким, как он. Сам же командир кроме качеств прекрасного летчика должен проявлять себя требовательным и душевным воспитателем».
— Молодежь должна воспринять наступательный дух, гвардейский стиль боя. На первых занятиях Покрышкин рассказывал о выдающихся летчиках, в первую очередь о П. Н. Нестерове и Е. Н. Крутене.
Молодые сразу и навсегда должны были усвоить главный девиз А. И. Покрышкина:
Истребитель! Ищи встречи с противником:
Не спрашивай, сколько врагов,
А спрашивай — где они?
— Доскональное изучение боевой техники («не бойтесь эапачкать руки, присматривайтесь ко всему, что делает техник или механик»), теории полета и тактики, усвоение формулы воздушного боя: высота — скорость — маневр — огонь. Землянку Покрышкина называли в шутку «конструкторским бюро». От земляного пола до черного от копоти потолка землянка была увешана схемами и чертежами воздушного боя. Молодые летчики должны были быстро решать поставленные им задачи при помощи полетных карт, металлических моделей самолетов. На специальной установке — тренажере — учились стрелять. Стрелять энергично и метко: «В бою враг не будет ждать, пока ты прицелишься!»
— Летчик должен быть наблюдательным, думающим и способным принять единственно верное решение. Говорить коротко, о самом важном и существенном. «Не спешите, не увлекайтесь, не горячитесь!»
— Осмотрительность. «Бывало, проводит с нами занятия и вдруг, неожиданно для всех задаст вопрос: „Где летит самолет?“ Мы, увлеченные учебой, иногда даже не слышали, что где-то поблизости пролетает самолет, и сразу отыскать его в небе не могли. Но, натренировавшись, мы впоследствии такие задачи решали быстро и точно» (Г. Г. Голубев).
— Заключительным уроком, как пишет А. И. Покрышкин, становился «первый боевой вылет с новыми летчиками. Главное в этом случае — вселить в душу воина уверенность в победе. Как это сделатв? Очевидно, лучше всего личным показом». Критерий истины — практика. Сбитые командиром на глазах учеников «мессершмитты» завершали начальную школу истребителя.
Далее многое зависело от них самих. Александр Иванович наставлял: «Любая схватка в воздухе неповторима, и летчик всякий раз действует в какой-то степени по-новому. Шаблон и просчет недопустимы… Летное дело — это искусство, которое требует от человека любви к своей профессии, знаний, навыков, дисциплины… К знаниям, опыту, тренировкам нужно было добавить вдохновенное прозрение, которое в доли секунды воздушного боя заставляло чуть-чуть изменить маневр или прием, внести что-то новое, рожденное порой только что мелькнувшей, как вспышка, мыслью».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71