.. И ещё я хотела посоветоваться с тобой относительно моей работы. Это касается...
Но теперь Эдик сделал нетерпеливое движение.
- Сейчас мне не до этого, - проворчал он. - Лучше поезжай и постарайся решить свои творческие вопросы!
- Значит, ты не возражаешь, если я сейчас уйду? К тому же я чувствую себя здесь не очень уютно...
- Да-да, - почти обрадовано подхватил он, - пойдем, я тебя провожу! И поспешно повел Машу к выходу.
В холле они наткнулись на Раису. На её юбке красовалось огромное влажное пятно. Маша протянула ей руку.
- До свидания, Раиса. Очень рада была с вами познакомиться.
Та проигнорировала протянутую руку и передернула плечами.
- Думаю, что рано или поздно вы бы все равно обо всем узнали, выпалила она.
- Нельзя ли без сцен! - взмолился Эдик.
- Нет! Я хочу, чтобы она знала, - закричала Раиса, - если у кого и будет от тебя ребенок, то только у меня!
Маша вопросительно взглянула на Эдика.
- Чепуха какая-то, - процедил он сквозь зубы и, наклонившись к Раисе, что-то горячо зашептал.
- Ну да, так я тебе и поверила! - взвизгнула она и ткнула ему пальцем в живот, а он машинально схватил её за палец - да так, что она вскрикнула.
- Я всегда держу свое слово, - услышала Маша его шепот. - Все, что от тебя требуется, это немного подождать, а остальное предоставь мне!
Маша вопросительно взглянула на Раису.
- Иди к черту! - огрызнулась та на Эдика. - После того, как она всем рассказывает о твоих отцовских усилиях...
Маша перевела вопросительный взгляд на Эдика.
- Но она все-таки пока что моя жена! - воскликнул он.
- Ты что, её защищаешь?!
- Никого я не защищаю, - зашипел он. - Что ты вообще от меня хочешь?
- Чтобы ты сказал ей...
- Раиса, - грозно замычал Эдик, - заткнись!
Она же неожиданно и бурно расплакалась.
- Господи, - снова взмолился Эдик, - говорю тебе, перестань!
- Я не могу, - всхлипнула она. - Я тебя люблю! Я тебя люблю!
Она могла бы повторить это и в третий раз. Маша понимала, что должен был чувствовать в этот момент Эдик, которому она, Маша, никогда не говорила ничего подобного, и у него не было практически никаких шансов этого дождаться. Против такого признания Эдик не мог устоять. Кроме его собственной мамы, никто и никогда не говорил, что он, такой-сякой, любим. И в глубине души он, вероятно, уже смирился с тем, что так оно и останется. Теперь он это услышал, и в искренности всхлипываний Раисы невозможно было усомниться. Это было настоящее причащение святых тайн - самое меньшее. Даже у Маши навернулись на глаза слезы при виде этой влюбленной и страдающей молодой женщины.
- Эдик, - сказала Маша, - так я пошла?
Муж и Раиса недоуменно воззрились на нее, словно не подозревали о её присутствии.
- Ты ещё здесь? - неприязненно фыркнул Эдик. - Тебе нужны деньги на такси?
Проявление такой внезапной щедрости добило Машу окончательно.
- Спасибо тебе, Эдик. У меня есть деньги, - сказала она и попятилась к двери.
Однако он догнал её и, воровато оглядываясь на жалобно всхлипывающую Раису, поспешно заговорил:
- Мое предложение остается в силе... Мы должны все спокойно обсудить.
- Конечно, Эдик, - кивнула Маша, тоже почему-то оглядываясь на Раису, - я все понимаю.
- Что ты понимаешь? - вдруг вскипел он.
- Не надо, Эдик!
- Нет, ты мне объясни!
- Не надо усложнять. Давай забудем обо всем, - миролюбиво предложила Маша.
Он схватил её за руку.
- Здесь не произошло ничего _такого_! И ты не подумай, что я с ней... что мы... Просто у неё не в порядке нервы, а может, просто выпила лишнего.
Раиса подошла ближе.
- Что это значит, Эдик? - зарыдала она с новой силой.
- В самом деле, Эдик, - поддержала её Маша, - я уже ничего не понимаю...
Он и сам, очевидно, изрядно одурел. Некоторое время он молча переводил взгляд то на жену, то на любовницу, а потом сказал:
- Что тут понимать?.. Что я, не мужик?.. Я настоящий мужик и к тому же с деньгами. Вот бабы на меня и вешаются.
- Эдик! - заскулила Раиса.
- Рая, не могла бы ты помолчать хотя бы одну минуту? - взмолился он, а потом обернулся к жене: - Маша, ты иди, иди, дорогая, не слушай ее...
- Ты ещё попросишь у меня прощения! - затряслась Раиса. - Ты ещё пожалеешь...
Маша выскочила из особнячка и стала искать глазами такси. Эдик поступил с ней точно так же, как и она с ним. Стало быть, они были в расчете... Она вытирала ладонью капли дождя, которые ветер бросал ей в лицо. Они были в расчете - в этом не было сомнений. Но почему же она чувствовала себя такой виноватой? Откуда такая тяга пожертвовать - если уж без этого никак нельзя обойтись! - работой, своим будущим, собой? Откуда такая жажда сделаться кроткой и мудрой?.. Не иначе как ветхозаветные праматери засмущали.
* * *
Взяв такси, она помчалась к Рите. Уже не первый раз они обсуждали одну дерзкую, даже отчаянную идею, которую сама Маша и выдвинула. Речь шла о том, чтобы заняться более серьезными вещами. Она чувствовала, что не вполне реализует свои резервы. Зацикленность на криминальной столичной тематике начинала угнетать творческий рост. Ее журналистские амбиции требовали большего. Как раз в это время начала нагнетаться обстановка в Чечне, и скоро стало ясно, что дело может обернуться новой кавказской войной.
Маша попросила Риту проработать варианты её возможного присутствия на Кавказе в качестве военного корреспондента, и та с восхищением ухватилась за новый проект. Женщина - военный корреспондент да ещё на Кавказе! Это звучало гордо. Наведя необходимые справки и поговорив с кем надо из начальства, Рите удалось убедить редакцию, чтобы Машу включили в число спецкоров по "горячим точкам". Более того, Маше предложили заключить контракт на целую серию репортажей с Кавказа, и теперь, обговорив все условия с Ритой, ей предстояло окончательно решиться на это весьма авантюрное и опасное предприятие. А главное, это значило,, что ей придется оставить программу криминальных новостей, которая как раз вышла на пик популярности. Тут все нужно было тщательно взвесить. У неё ещё была возможность пойти на попятную.
Когда Маша приехала к Рите, то первым делом уселась с ногами на мягкий диван и, подтянув колени к подбородку, стала обильно поливать их слезами.
Рита сварила кофе и терпеливо дожидалась, пока подруга будет в состоянии говорить.
- Ну что? - поинтересовалась она, когда Маша, наконец, подняла на неё глаза.
- Я все-таки женщина, - выдохнула та. - Я должна пожертвовать собой ради мира в семье.
- Кажется, тебе этого никто не запрещает, - грустно улыбнулась Рита, поняв все с полуслова.
- Понимаешь, я чувствую себя ужасно виноватой. Я чудовище. Если бы ты знала, что ему приходится выносить из-за меня. Его терроризируют родители, за ним охотится другая женщина. Ах, если бы ты только видела, как жестоко с ним обошелся его отец!
Рита смотрела на Машу как на сумасшедшую, с которой бесполезно спорить. Часа два, а может, и больше она смиренно слушала, как Маша занималась самобичеванием. Только после этого позволила себе спросить подругу:
- А как насчет всех тех прелестных вещей, которые он проделывал с тобой с первого дня вашей совместной жизни? Может, ты обо всем забыла?
Маша замотала головой и шмыгнула носом.
- Нет.
- А телевидение, оно перестало тебя интересовать?
- Нет. Но я должна этим пожертвовать, - тупо повторяла Маша.
- Значит, наш грандиозный кавказский сюжет можно отправить в мусорное ведро?
Рита взяла Машу за плечи и пристально взглянула ей в глаза.
- Отвечай! - потребовала она.
Маша ужасно побледнела, но все-таки утвердительно качнула головой.
- Прости, Рита, - воскликнула она, бросаясь подруге на шею. - Мне просто хотелось тебе поплакаться... Я ничего не могу с собой поделать. Мое место рядом с Эдиком. Я должна идти.
К её удивлению, Рита не обиделась и даже не стала отговаривать. Она лишь нежно поцеловала её и сказала:
- Иди.
Вот она действительно была мудрейшей женщиной из мудрых.
Не прошло и часа, как Маша вышла от подруги с видом жертвенной овечки и отправилась домой, чтобы сделаться примерной женой.
* * *
Не прошло и часа, как она вернулась с видом геройской Жанны д'Арк и попросила подругу приютить её на ночь.
Кардинальный поворот, происшедший в её душе, имел чрезвычайно простое объяснение. Приехав в дом на Пятницкой, она обнаружила, что Эдик уже успел сменить замки. Фантастическая скорость, с которой ему удалось провернуть поздно вечером эту сложную слесарную операцию, так впечатлила Машу, что она мгновенно исцелилась от чувства вины.
- Что и говорить, - призналась она Рите с порога, - слишком уж я доверилась этим душещипательным разговорам о добродетельных предках.
- Хватит философствовать! - прикрикнула на неё подруга. - Там где-то чистый стакан. Налей себе чего-нибудь покрепче и отправляйся спать. Завтра же начнешь собираться на Кавказ!..
XXIX
Напившись кофе, мать обстоятельно осмотрелась и целеустремленно двинулась к платяному шкафу. Распахнув настежь его дверцы, она снова помедлила, а затем, тяжко вздохнув, принялась перебирать и сортировать вещи дочери. Маша, ощущая легкий шум в ушах от кофе, которого успела выхлебать с утра не меньше литра, покорно сидела в кресле и даже не пыталась оттащить мать от любимого занятия. Она знала, что пока та не разложит все как полагается - юбки к юбкам, блузки к блузкам и т.д. - не успокоится.
Неодобрительно прицокивая языком, мать производила нечто вроде глобальной инспекции или таможенного досмотра. Ее целью было добиться хотя бы относительного порядка в жизни безалаберной младшей дочери. Она не питала иллюзий, что той удастся подняться до образцовой аккуратности старшей сестры. Но, по крайней мере, вещи, предназначенные к стирке, не должны лежать на одной полке с чистыми. Постельное белье должно быть, во-первых, накрахмалено, а во-вторых, выглажено. И, естественно, слегка опрыскано духами. Одно это создает впечатление тепла, благоустроенности и домашнего уюта.
- Женщина обязана соблюдать элементарные правила, - поучала мать. Если она забывает ароматизировать постельное белье, то о каком уюте можно вообще говорить? Если бы ты старалась подражать Кате, ты бы не потерпела такое фиаско в своем замужестве!
- Прошу тебя, мама! - взмолилась Маша.
- Никаких "прошу тебя". Нежелание культивировать в себе полезные привычки - твой главный недостаток. Вот почему такой приличный мужчина, как Эдик, был вынужден завести ребенка с другой женщиной... Ты только посмотри, что у тебя тут творится! Неужели так трудно аккуратно сложить наволочки?
Маша только плечами пожала. Умение складывать наволочки и замужество с Эдиком - между этими двумя вещами не было ничего общего.
Мать демонстративно вывалила на софу все постельное белье и начала все методично складывать. Несколько раз она бросала на Машу нетерпеливый взгляд, пока та со вздохом не поднялась из кресла и не присоединилась к работе.
- Ты ещё совсем молодая женщина, - говорила мать, - и должна придерживаться определенных принципов. Я старалась привить тебе полезные привычки ещё с пятнадцати лет. Эти маленькие хитрости и навыки помогают создать семейный уют. Для таких порядочных мужчин, как твой Эдик, чрезвычайно важно ощущать, что они женаты на нормальных женщинах.
- Мама, - напомнила Маша, - Эдик уже давно не мой.
Мать только поморщилась и вытряхнула на софу целый ворох лифчиков, колготок и поясов.
- Нормальные женщины кладут нижнее белье в шкаф таким образом, чтобы оно не сыпалось на голову, когда муж открывает шкаф, чтобы взять галстук. Нижнее белье - это вещь интимная. А в интимных вопросах нужно быть особенно аккуратной. Даже если ты беременная или кормишь ребенка грудью. Здесь особенно важно придерживаться принципов!
- О чем ты, мама?
- О чем я? О том, что, далее находясь в положении, женщина должна заботиться о том, чтобы выглядеть привлекательно и не демонстрировать мужу свой растянувшийся живот и прочее. Если мужчина разок-другой полюбуется на такие прелести, то вряд ли потом ему захочется с ней лечь.
- Мама, - возразила Маша, - но ведь сейчас некоторые жены даже рожают в присутствии мужа. Говорят, это помогает, поддерживает в моральном отношении...
- Ну и дуры! Не знаю, как в моральном отношении, но в эстетическом это значит поставить на себе крест. Муж все-таки не акушер-гинеколог. Тоже мне удовольствие - наблюдать, как баба орет, трясет пузом, а у неё между ног вылезает окровавленный кусок мяса!..
- Ведь это природа...
- Природа природе рознь! Как ты сама думаешь, будет вызывать потом у мужчины интерес то место, откуда лез окровавленный кусок мяса, а?
Маша почувствовала, что совсем сбита с толку. Уследить за логикой матери было нелегко.
- А разве отец видел, как ты рожала? - удивленно спросила Маша.
- Ты с ума сошла! - воскликнула мать. - Этого ещё не хватало! Как тебе только в голову могло такое прийти?!
Маша наморщила лоб.
- Просто ты говорила, что отец тебя избегает...
- Какая же ты безмозглая, Маша! А ещё журналистка!.. Твой отец совершенно особый случай. Вот ему бы, пожалуй, не мешало бы посмотреть, в каких муках я вас с Катей рожала. Может быть, у него и проснулась бы совесть...
- Тебе виднее, мама, - смиренно кивнула Маша.
Тем временем мать переключилась на зимние вещи и обувь.
- Ужас! Ужас! - восклицала она. - Свитера валяются как попало. Ни нафталина, ни хотя бы апельсиновых корок! Хорошо еще, что не успела завестись моль... А твоя обувь! Неужели так трудно было хорошенько её почистить, а внутрь напихать бумаги, чтобы она не теряла формы!
- Ну мама! - взмолилась о пощаде Маша.
- Что "ну мама"? Ты думаешь, что найдется порядочный мужчина, который захочет на тебе жениться только потому, что ты научилась чесать языком по телевизору? Как только он увидит, что двадцатипятилетняя баба не умеет создать элементарный уют и даже не стремится к этому...
Однако Маша вдруг перестала слушать и погрузилась в размышления о том, что ей как раз очень бы хотелось, чтобы Волк находился рядом и держал её за руку, когда она будет рожать их ребенка. Она была уверена, что если он и будет при этом переживать, то только из-за того, что присутствует при великом таинстве, а то, что будет вылезать из нее, покажется ему драгоценным слитком чистого золота!.. Что же касается надушенного постельного белья, аккуратно сложенных наволочек и прочего, то уж, наверное, после того, что ему довелось пережить с идеальной Оксаной, его уже ничем не удивишь...
- Маша! - одернула её мать. - Як кому обращаюсь?
- Я слушаю, мама. Конечно, ты абсолютно права. И ты именно такая женщина - с принципами...
- По крайней мере, стараюсь быть такой, - серьезно сказала мать, не замечая её иронии.
- Но почему тогда, несмотря на все твои принципы, - вырвалось у Маши, - отец так поступает с тобой? Несмотря на все твои маникюры, педикюры и надушенное белье?!.
- Я думаю... - так же серьезно начала мать, - я думаю... - продолжала она, кусая губу.
И вдруг, бросив все, упала на софу и закрыла лицо руками.
- Мамочка... - прошептала Маша, усаживаясь рядом.
Сквозь пальцы матери текли слезы.
- Боже мой, Маша, - вдруг всхлипнула она, - разве у тебя совсем нет лент для бантов?
- Лент для бантов? - изумленно повторила дочь.
- Ну да. Ни одной ленты?
- Но зачем мне они?
- Зеленые, желтые, синие ленты... Девочки должны носить банты. Это очень красиво! - продолжала бормотать мать, не слушая.
- Хорошо, хорошо! - испугалась Маша. - Я обязательно накуплю лент. Я научусь складывать наволочки и ароматизировать белье. И не позову мужа смотреть, как из меня вылезает кусок мяса, потому что этого просто никогда не будет...
- Ах, Маша! - вздохнула мать, растирая слезы по щекам. - Будет, будет!.. - Потом она вытащила из сумочки носовой платок и, встряхнув, приложила к лицу. - Какая же ты глупая, Маша!
Дочь прижала её к себе, и минуту они молчали. Потом мать сказала:
- Не знаю, что со мной будет, если он уйдет от меня.
Маша гладила её по волосам и не знала, как успокоить эту женщину, угробившую тридцать лет своей жизни, чтобы соответствовать принципам, которые должны были обеспечить ей семейное счастье. Что она могла посоветовать этой принципиальной женщине, если у неё самой не было никаких принципов, за исключением разве что самых порочных... Однако, несмотря на бездонную пропасть, наполненную принципами, которые их разделяли, Маша прекрасно понимала мать и понимала, почему та страдает.
Наконец мать взяла себя в руки и, высвободившись из объятий дочери, принялась собирать шпильки, которые рассыпались по покрывалу. С распущенными волосами она казалась такой беззащитной и такой родной. Маша пристально всматривалась в нее. Не так уж трудно было себе представить, какой красавицей была её мать, когда отец на ней женился. Но от этого Маша огорчилась ещё сильнее. Она даже позавидовала сестре Кате, которая в эту минуту наслаждалась жизнью у самого синего моря в окружении преданного мужа и любимых чад и была избавлена от истерик родительницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44