На застекленных витринах
лежали старинные гранатовые украшения, серебряные и золотые браслеты, на
столиках и полках стояли фигурки из слоновой кости, часы в стиле рококо,
фарфоровые вазы, расписные шкатулки.
Проводив клиента до двери, антиквар направился к Ламберу. После
первых же слов репортер понял, что за человек Грандель. Ему был хорошо
знаком этот холодный, равнодушный взгляд, эта высокомерная складка у рта.
- Если я скажу вам, что не знаю никакой Эреры Буайо, то так оно и
есть. Еще что-нибудь?
Ламбер сдержался. "Почему все-таки Грандель отрицает знакомство с
Эрерой? - подумал он. - Ведь эта Фротье, консьержка с улицы От,
язвительная, тощая, сварливая старуха с пучком редких волос на голове и
пронзительными птичьими глазками, наверняка говорила правду, что частенько
видела Эреру в обществе Гранделя, обычно столь пьяной, что она, видимо,
даже не соображала, что творил с ней такой сластолюбец... "
- Жаль, что вы не знакомы - много потеряли. - В голосе Ламбера
звучало неподдельное сожаление. - Она была великой певицей, ее приглашали
даже в нью-йоркскую "Метрополитен-Опера". Ну, а некий дом на улице От вам
известен? Или о нем вы также ничего не слышали?
Грандель стоял перед Ламбером спесивый, тучный, с налившимися кровью,
выпученными глазами - добрый центнер изысканно одетой надменности с
огромной жемчужиной в галстуке, стоившей небольшого состояния. Какой-то
репортер был для него не важнее прошлогоднего снега.
Наконец он решил снизойти до ответа.
- Улица От? Нет, ни разу не слышал о такой.
- Тогда, пожалуй, придется немного освежить вашу память. - Ламбер
осклабился. Кончиком языка он облизал губы, закурил "галуаз" и выпустил
дым прямо антиквару в лицо.
Грандель подошел к письменному столу, на котором стоял телефон, молча
снял трубку и набрал номер.
- Прошу адвоката... - он не закончил.
Ламбер ударил пальцем по рычагу, схватил антиквара за лацкан пиджака
и рывком притянул к себе. Согнутым средним пальцем правой руки он нанес
ему резкий удар в ухо, а левой - в печень. Грандель взвыл от боли и,
задыхаясь, злобно пробормотал, что Ламбер до конца жизни будет жалеть об
этом.
- Послушай, ты, жирная образина, это была лишь небольшая разминка! -
коротко бросил репортер. - Когда я приложу тебе по-настоящему, ты начнешь
извиваться, как уж на сковородке. Ну, так что? Будешь говорить или мне
продолжить урок твоего воспитания в духе любви к правде и откровенности?
- Клянусь господом Богом, я не знаю никакой Эреры... - тяжело дыша,
пробурчал Грандель.
- Не поминай всуе имя Господне. Итак, где ты был вечером
одиннадцатого октября?
- Одиннадцатого октября? Это же было почти неделю назад, разве тут
вспомнишь?
- Случайно, не в гостях у некоего маркиза де Веркруиза?
- Вполне возможно. Он хотел кое-что продать мне.
- Он хотел продать тебе кое-что. Не чайную ли ложечку своей
прабабушки? А может быть, старую ржавую клетку для попугая?
Грандель засунул палец за ворот рубашки и оттянул его, будто он мешал
ему дышать.
- Он совершает по моей рекомендации маленькие коммерческие сделки.
- А ты? Ты провернул маленькую коммерческую операцию с Мажене. Что,
если полиция узнает, как ты попросил его срочно приехать в Верде, он сел в
машину и сломя голову помчался прямо в затопленный карьер. Может быть,
теперь ты все же вспомнишь Эреру?
- Эти угрозы... они беспочвенны.
- Может, еще чем-нибудь поклянешься? - Ламбер язвительно ухмыльнулся.
- Может быть. - В выпученных глазах Гранделя вдруг погас страх. - Не
исключено, что я сам позвоню в полицию и там потребуют объяснения, где вы
были в тот вечер, когда Мажене ни с того ни с сего очутился в гравийном
карьере.
Ламбер резко обернулся. В дверях магазина стоял мужчина. Репортер
сразу узнал его. Комиссар уголовной полиции Пери. Он, конечно, слышал
последние слова Гранделя, так как, представившись, вежливо, но настойчиво
попросил Ламбера предъявить удостоверение личности. Затем спросил:
- Я полагаю, что к нашему общему удовольствию, вы не откажетесь
ответить на вопрос этого господина. Итак, где вы были в тот вечер?
На лице Ламбера появилась гнусная ухмылка.
- Для вашего общего удовольствия у меня припасен кулек с дерьмом.
Желаю вам приятной беседы с этим господином, месье. Только не советую вам
браться за него руками, иначе вам потребуется фунт хозяйственного мыла и
проволочная щетка, чтобы отмыть потом руки.
Пери подавил улыбку.
- Наденьте шляпу и следуйте за мной в ближайший полицейский участок.
Однако планы Ламбера на остаток дня были несколько иными, и, прежде
чем Пери успел достать пистолет, в его живот уставилось вороненое дуло
люгера.
- Я полагаю, комиссар, вы хорошо знаете закон. Вы не предъявили мне
служебное удостоверение, но пытались угрожать мне своей "пушкой". Я вправе
защищать свою жизнь. Смею вас уверить, что я чту закон. Мое удостоверение
на ношение оружия в полном порядке. Всего хорошего, господа!
Пятясь спиной, он оказался на улице и вскочил в машину, стоявшую у
дверей магазина. Прежде чем Пери пришел в себя от неожиданности, машина
бывшего сотрудника Мажене и любовника его любовницы исчезла за ближайшим
поворотом.
Пери перенес свой промах спокойно, будто от него удрал мальчишка,
которого он застал в своем саду за кражей яблок. Только сейчас до его
сознания дошло, что Ламбер, если бы это потребовалось, не раздумывая
пустил ему в живот пару пуль. На таких молодчиков редко удается надеть
наручники и отправить их на гильотину. Как правило, в могилу их опускают с
неотделенной от туловища головой, а их погребение сопровождает еще парочка
похорон, на которых полицейская капелла играет траурные мелодии.
- Вам знаком этот человек? - обратился Пери к Гранделю.
- Никогда раньше не видел, господин комиссар. Должно быть, какой-то
ненормальный.
- И что же этому ненормальному нужно было от вас?
- Если бы я знал. Вы пришли слишком рано, господин комиссар.
- Он не спрашивал вас, где вы были вечером одиннадцатого октября,
когда издатель Мажене угодил в гравийный карьер?
- Да, - неохотно подтвердил антиквар. - Ему пришло в голову, что это
я подстроил убийство Мажене.
- Убийство?
- Да, он так сказал. - Антиквару стоило большого труда взять себя в
руки.
Пери не спеша набил трубку.
- И где же вы были в тот вечер?
- У маркиза де Веркруиза. А затем в ресторанчике недалеко от Диеза.
- И хозяин ресторанчика может подтвердить это? - с сарказмом спросил
Пери.
- Месье! - К Гранделю вернулась прежняя уверенность. - Если и дальше
вы будете задавать вопросы в таком тоне, то я немедленно свяжусь со своим
адвокатом. От вас, блюстителя закона, я не потерплю подобного обращения.
Пери взглянул на сытые щеки Гранделя. У него возникло огромное
желание ударить эту заплывшую жиром, высокомерную рожу, но положение не
позволяло. Здесь у Ламбера было явное преимущество. Пери вежливо спросил:
- Как называется ресторанчик?
- "У пестрого попугая".
- Вы продали месье Мажене подлинную "Мадонну" Джотто. Откуда у вас
эта картина?
- Подлинный Джотто?! - Грандель усмехнулся. - Да я сам хотел бы его
иметь! Нет, к сожалению, это всего лишь прекрасно выполненная копия.
- И несмотря на это, она висит у Мажене среди оригиналов как
жемчужина его коллекции?
- Где Мажене развешивал свои картины, это его дело.
- Кто делал копию?
Грандель замялся, на его лице появилась неуверенность.
- Я уже не помню. Был тут один из таких молодых художников, которые
годятся лишь в копиисты.
Антиквар явно чего-то недоговаривал, но как к нему подступиться, Пери
пока не знал.
- Хорошо, у меня все. - Он кивнул Гранделю и вышел из антикварного
магазина.
На углу улицы, прежде чем свернуть на бульвар Курсель, Пери оглянулся
вокруг. Он знал Париж не хуже опытного таксиста, знал историю и
особенности каждого района, знал и то, что улица Каше видела лучшие
времена. Торговля Гранделя антиквариатом, несомненно, держалась на
постоянных клиентах. Иностранцы и просто приезжие не сворачивали на эту
тихую, пустынную улочку, по обе стороны которой тянулись небольшие
трехэтажные дома с крутыми крышами и изящными витиеватыми решетками на
окнах - последними свидетелями того, что здесь некогда проживали весьма
состоятельные люди.
Стоял теплый осенний день, парочки влюбленных прогуливались по
бульвару, и мысли Пери вновь вернулись к его участку за городом, к
строительству длинных сходней, которые он собирался проложить через
камышовые заросли от берега до чистой воды, к лодке для рыбалки, к детям.
Пери был спокойным, не слишком разговорчивым, но жизнерадостным человеком.
Несколько полноватый для своих тридцати пяти лет, он все же сохранил
хорошую спортивную форму. Из состояния душевного покоя вывести его было
нелегко. И тем не менее без каких-либо причин у него возникло тревожное
чувство, и, вместо того чтобы отправиться домой, как наметил, Пери принял
неожиданное решение. Оно могло серьезно отразиться на всей его карьере, но
иного пути узнать, чем в действительности занимается этот Грандель, он не
видел.
Пери позвонил инспектору Ситерну и договорился встретиться у него на
квартире.

5
Ситерн был полной противоположностью Пери. Он был не женат, его сухое
лицо с непомерно длинным носом казалось опечаленным. И хотя ему было
только сорок, у него на голове почти не осталось волос. Ситерн всегда
ходил сгорбившись, говорил тихо и жил в постоянном страхе что-либо
упустить по службе, старался выказать ревностное отношение к делу и
честность. Невысокий, на голову ниже жизнерадостного Пери, он был его
лучшим другом. Они много лет проработали вместе и знали, что могут во всем
положиться друг на друга. Оба страстно любили шахматы, причем Пери после
хорошо разыгранного дебюта практически всегда получал мат, так как делал
ходы беспечно. Ситерн был убежден, что и сегодня Пери хочет сыграть с ним
партию, и потому удивился, когда его друг отодвинул доску.
- Нет, сегодня никакой игры! Сегодня мы совершим взлом. У некоего
господина Гранделя.
- Взлом?! - испуганно воскликнул инспектор. - Ты хочешь сказать...
без разрешения на обыск?
- Точно. - Пери пресек всякие возражения. - Консьержку, эту старую
болтунью, мы вытащим из дома, вызвав ее после ухода Гранделя в участок.
Траше проследит за Гранделем. Если тому вздумается раньше времени
вернуться домой, он затеет с ним ссору. Драчунов доставят в ближайший
полицейский участок, пока власти разберутся, пройдет часа три. И в
бюрократической волоките есть своя положительная сторона. - Пери глубоко
вздохнул.
Когда дело касалось противозаконных методов, Ситерн всегда чувствовал
себя крайне неловко, для него - закон был закон, даже если он охранял
преступника. Поэтому он и не поднялся выше инспектора, в то время как
более молодой Пери стал известнейшим в Париже криминалистом. В газетах
постоянно появлялись его фотографии в связи с очередным почти безнадежным
делом, которое он раскрыл, прибегнув к не совсем законным методам. Но
поскольку Пери не страдал честолюбием и всегда подчеркивал заслуги своих
сотрудников, - кроме Ситерна, с ним работали инспекторы Фонтано и Траше -
то неудивительно, что все они стояли горой за своего шефа.

Был субботний вечер, когда Траше доложил, что Грандель вызвал такси и
покинул свою квартиру, находившуюся позади магазина. Четверть часа спустя
консьержка мадам Декурдиманш сидела в полицейском участке и, не скупясь на
слова, рассказывала молодому помощнику инспектора уголовной полиции обо
всем, что знала о жизни Гранделя.
- Время от времени к нему захаживали женщины, очень красивые, очень
молодые. Где он только их находил - ума не приложу. В поведении этого
господина много непонятного: никогда не здоровается, на людей смотрит так,
будто их и вовсе нет...
Фонтано, прошедшему специальный курс обращения со всевозможными
сигнальными устройствами и секретными замками, потребовалось полчаса,
чтобы открыть дверь черного хода в магазин Гранделя. Пери хотел включить
освещение, но Ситерн удержал его. Он заметил, что жалюзи на окнах в одном
месте пропускают свет. Те, кто видел, как уехал Грандель, могли
заподозрить неладное и застать троих блюстителей закона на месте
преступления.
Пока потный от возбуждения Ситерн обследовал вместе с Пери магазин,
Фонтано пытался открыть сложный замок в двери, находившейся в глубине
зала. Справившись наконец с ним, он тихо свистнул. Пери отодвинул его в
сторону и первым вошел в помещение. В крошечной комнатке в шесть шагов,
без окон, потолок был сделан из матового стекла, за которым находились
светильники. Пол покрывал белый кашмирский ковер, в углу стоял стул в
стиле бидермейер. В комнате больше ничего не было, за исключением картины
на стене, которую высветил луч карманного фонарика. Это была "Мадонна"
Джотто, точно такая же, как у Мажене. Молодая женщина нежно смотрела на
младенца, припавшего к ее груди. Каждый мазок художника с необычайной
силой передавал физическую и духовную красоту, тончайшие оттенки
материнского чувства. Картина поражала ощущением теплоты и покоя.
- Итак, в ближайшие три дня я на работу не выхожу. Специально
заболею, чтобы побывать наконец-то в Лувре, - сказал Фонтано среди
всеобщего молчания.
- Такого балбеса, как ты, можно до конца дней запереть в Лувре, но он
увидит там не больше, чем слепой, - проворчал Пери.
Ситерн взглянул на ручные часы.
- Мы уже здесь три четверти часа! Надо поторопиться.
Пери подошел вплотную к картине и осветил ее.
- Если бы я мог установить ее подлинность! - Он характерно шмыгнул
носом, как делал всякий раз, когда сталкивался с чем-то необъяснимым или,
наоборот, что-то уяснял для себя. Пери достал перочинный ножик и стал
осторожно поддевать лезвием деревянные панели стенной обшивки, пока
наконец одна из них не отделилась, открыв тайник.
В нем вместе с несколькими папками лежали только два предмета:
свернутое в трубку полотно и Библия на латинском языке в богатом
серебряном окладе, изданная в 1672 году в Монпелье. Пери открыл застежку и
пролистал потемневшие от времени страницы. Тем временем Фонтано развернул
полотно и, бросив на него взгляд, присвистнул.
На портрете, выполненном в манере Джотто, была изображена
темноволосая, смуглая женщина. Рассеянно улыбаясь, она безжизненно
смотрела на зрителя. На ее левой обнаженной груди виднелось круглое черное
родимое пятно, вокруг шеи проходила тонкая красная полоска, которая сразу
наводила на мысль о гильотине.
- Что-то в этой картине не сходится, - пробормотал Пери и, обращаясь
к Фонтано, сухо бросил: - Сделай пару снимков этой обезглавленной дамочки.
Я пойду к Ситерну, может быть, ему удалось что-нибудь обнаружить в
квартире. И поторапливайся, консьержка не собирается ночевать в участке.
- Жолио задержит ее. Он мастер располагать к себе старых фурий. Если
потребуется, он предложит этой карге руку и сердце.
Ситерн ничего не обнаружил в квартире.
Менее чем за четверть часа они убрали следы своего посещения и
закрыли магазин. Ситерн облегченно вздохнул.
- Слава Богу! Я уже думал, мы проведем здесь всю ночь.
Пери усмехнулся.
- Если тебя прогонят со службы за соучастие в сегодняшней истории, я
пристрою тебя продавцом в погребальную контору. При одном взгляде на твою
физиономию родственнички купят для незабвенного покойника вместо одного
гроба сразу два.
- Тебе хорошо смеяться.
- Мне не до смеха. По-моему, мы напали на дело, о котором будут
вспоминать и наши внуки. - Затем повернулся к Фонтано и приказал: -
Немедленно доставь пленку в лабораторию и скажи, что снимки нужны мне
сегодня вечером. Привези их мне домой.
- Но, шеф, - Фонтано сделал несчастное лицо, - уже семь, к тому же
сегодня суббота.
- Разве я утверждаю обратное?
- Нет. Но...
- Ты, конечно, задумал разбить сердце какой-нибудь благочестивой
девушки? Проведешь время с большей пользой, да и девичье сердце останется
целым.
Они молча проехали бульвар Курсель. Наконец Пери заговорил:
- Первое, что нам надо установить, картина Джотто - подлинник или
копия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17