Ему было ясно, что в ближайшие дни круг от убийства Мажене до
изобличения Де Брюна мог замкнуться. Теперь Пери и его инспекторы не
строили никаких иллюзий. Де Брюн, видимо, еще пользовавшийся
покровительством Авакасова, был сильным противником, уличить которого в
преступлении вряд ли удастся законным путем. Правда, Де Брюну было далеко
до Аль Капоне, но он не уступал ему в хитрости и изворотливости,
располагал обширными связями в различных министерствах.
Поэтому не просто было доказать, что он главарь синдиката, сбывавшего
героиновую смерть, как сбывают стиральный порошок, не говоря уже о десятке
убийств, анонимно заказанных ему, как заказывают чистку ковра.
И все же Пери не терял надежду. Схватив Гранделя, можно покончить и с
Де Брюном.
Он вызвал к себе Фонтано.
- Ну, "Дон Жуан", что поделывает твоя последняя пассия? Скорбит еще о
тебе?
- Вам следовало бы пожалеть меня, шеф, - обиженно произнес Фонтано. -
В последние три дня я спал не более шести часов.
- О, по виду этого не скажешь. - Пери набил трубку. - Ну, а теперь
серьезно: пришло время использовать твое донжуанство с толком для дела.
Поезжай в Дюньи, скромным послушником проникни в женский монастырь и
похить одну невинную девушку. Тебя это устраивает?
- Не сердитесь, шеф, но я нахожу, что ничем не заслужил такой
насмешки.
- Речь идет о внучке Авакасова. - Пери достал из папки фотографию. -
Она живет в интернате при монастыре в Дюньи, однако, насколько мне
известно, это искушенная в жизни и самоуверенная юная особа. Ты должен
войти в контакт с ней, и на этот раз я закрываю глаза на мораль. Запрещаю
только, чтобы ты позволил молодчикам Де Брюна убить себя. У нас уже
достаточно покойников. И смотри, чтобы Ламбер не подложил в твой любовный
напиток пилюлю слабительного.
Фонтано просвистел мелодию песенки "Париж - моя мечта", затем сухо
спросил:
- Итак, грубо говоря, я, жертвуя жизнью, должен соблазнить внучку
миллиардера?
- Соблазнить - это действительно сказано грубо. Покорить сердце, так
мягко выразился бы я.
- В наше время это одно и то же. Ну, а как насчет материальной
стороны дела? Это похищение, шеф, может стоить мне не только жизни, но и
денег. Того, что останется от моего жалования, мне едва хватит на
сигареты.
- Ты получишь пятьдесят франков в день и лучшую машину, с таким
снаряжением даже Ситерн смог бы добиться успеха. А теперь открой уши,
чтобы узнать суть дела.
Когда Пери окончил, молодой инспектор энергично кивнул:
- Сделаю все в лучшем виде, шеф. Но в таких делах следует полагаться
на счастье...
- Счастье при обольщении женщин - это не просто везение, - шуткой
напутствовал его Пери, - а свойство, присущее особенно безответственным
индивидуумам, питающим к ним слабость. Итак, прими все это к сведению и
позвони мне в условленное время. Буду ждать звонка, как продолжения в
романе.
Фонтано глубоко вздохнул, чтобы ответить, но Пери уже снял телефонную
трубку и набрал номер.

Представившись почтальоном местного отделения, Фонтано прошел в
монастырскую школу через небольшую дверцу в окованных железом воротах.
Уверенный, что может расположить к себе даже святую, он отправил с
привратницей заказное письмо для внучки Авакасова, которая была известна
здесь под именем Ирэн Жаден.
Как и предполагал Фонтано, вскоре с распечатанным конвертом в
вестибюле появилась сама девушка. Христовы сестры считали ее дочерью
добропорядочных, состоятельных родителей, однако не подозревали, что ее
дедушка, пожелай он того, мог без труда купить не только этот монастырь со
всеми монахинями, но и целый городок Дюньи.
Девушка приятно поразила Фонтано. Она оказалась невысокой стройной
блондинкой, добродушная внешность которой свидетельствовала о веселом
нраве.
Судя по ее вопросам, она была довольно рассудительной. Быстро, но
внимательно изучив удостоверение Фонтано, Ирэн спросила, отчего он
действует скрытно. Он объяснил ей все. И поскольку инспектор был молод и
хорош собой, она пообещала встретиться с ним после обеда.
Фонтано поджидал ее неподалеку от интерната. Едва Ирэн появилась в
воротах монастыря, он лихо подкатил к ней в элегантной спортивной машине,
и, прежде чем девушка успела что-нибудь сказать, машина на бешеной
скорости мчалась по узким улочкам городка, резко сворачивая то вправо, то
влево, пока впереди не показалась проселочная дорога, окруженная со всех
сторон виноградниками. Чувствовалось, что Фонтано изучил местность не
только по карте.
Его никто не преследовал. Однако, войдя в винный погребок,
расположенный в шести километрах от Дюньи, гордый, как неустрашимый
рыцарь, похитивший невесту из неприступного замка, он понял, что его
бешеная езда оказалась напрасной. Ламбер уже сидел в погребке с обычной
ухмылкой на худом веснушчатом лице. Но когда Ламбер и Ирэн обнялись и
нежно поцеловались, как старые знакомые, глаза у Фонтано полезли на лоб.
- Вот это сюрприз!
Фонтано не скрывал своих чувств. Сильное смущение иногда делает людей
искренними.
- В Дюньи и его окрестностях есть только три ресторанчика, которые
подходят для свиданий, - пояснил ему репортер. - А то, что вы прикатите
именно сюда, я понял еще вчера, когда вы знакомились с местностью. Я
показал вас вашему коллеге по профессии, но работающему приватно. Это
обошлось мне в сто двадцать франков.
- Аристид, ты несносен! - воскликнула похищенная из монастыря
воспитанница. - Вместо того чтобы говорить мне нежные слова и гладить под
столом мою коленку, ты говоришь о каких-то деньгах. Деньги, вечно одни
лишь деньги, будто на свете нет ничего другого.
- Закрой рот, мой ангел, - пробурчал Ламбер. - Если бы этот старый
мошенник, твой дедушка, был моим дедушкой, то я не говорил бы о деньгах, а
болтал о сердечном томлении, об опавшей листве и тому подобной чепухе. Но
при существующем положении вещей мне приходится мыслить экономически, в
последовательности: земля, навоз, хлеб, вино, деньги, любовь.
К сердцееду Фонтано мало-помалу возвращалась привычная
самоуверенность. А после третьего стакана вина жаждущий побед "Дон Жуан"
заговорил в нем с новой силой.
- Вы отвратительный материалист, Ламбер! - патетически воскликнул
Фонтано. - Истинный влюбленный тот, кому поют соловьи, даже когда его
желудок урчит от голода.
- Ах, как прекрасно вы это сказали, "Гроза Преступников"! -
восторженно произнесла Ирэн. - Признаюсь, с виду вы как гранитная скала, а
в душе, оказывается, тонкий лирик.
- Благодарю вас, мадмуазель Ирэн, за эти искренние слова. Они луч
света в моей темнице. Оставьте этого парня, недостойного вашей любви, и
пойдемте со мной, мы будем гулять при таинственном свете луны...
- Но ведь на улице еще светло, - бросила Ирэн.
- Вот это настоящий влюбленный, - рассмеялся Ламбер, - в его голове
всегда лунный свет.
- Он говорит так, потому что ревнует, - с пафосом заявил Фонтано.
- Ой, ты ревнуешь меня, Аристид? - радостно защебетала Ирэн.
- Глупая баба! - осадил ее Ламбер. - Для того чтобы ревновать, надо
любить. А я, ты же знаешь, люблю только твои деньги, точнее, миллиончики
твоего дедушки.
- Я всегда подозревала это!
- Не плачьте, милое дитя. - Фонтано достал носовой платок. - Вам
следует искать утешение во мне.
Ирэн шмыгала носом, Фонтано слегка касался платком ее глаз. Ламбер
был в ударе и без конца отпускал циничные шуточки.
За разговорами они незаметно опустошили вторую бутылку вина. Все трое
пришли в отличное настроение, и, казалось, ничто на свете не могло
опечалить их.
- Так весело, как сегодня, должно быть всегда! - восторженно
воскликнула Ирэн. - Все люди должны быть богатыми и добрыми друг к другу,
не должно быть ни старых дев, ни любовной тоски, а так, как у меня сейчас,
когда не знаешь, кому из вас двоих отдать предпочтение.
- Обоим, - ответил Ламбер. И затем прибавил: - Ты не догадываешься,
почему мы тратим здесь с тобой, гадким утенком, свое драгоценное время?
- Мне кажется...
- Брось это! Иначе ты рискуешь узнать правду, которая вряд ли тебя
развеселит.
- Послушай, Аристид, для шутки это звучит слишком серьезно.
- К сожалению, на свете есть серьезные вещи и тут уж ничего не
поделаешь. - Фонтано достал из бумажника сложенный конвертом клочок бумаги
размером не больше спичечного коробка, развернул его и положил на стол.
- Знаете, что это такое?
- Питьевая сода? Или какое-нибудь снотворное? - гадала Ирэн,
принужденно улыбаясь.
- Ни то, ни другое. Это один из ужаснейших ядов, который когда-либо
знало человечество, - героин!
Ирэн растерянно смотрела то на одного, то на другого, на ее лице было
написано непонимание.
- Не возьму в толк... почему вы показываете это мне?
- Хорошо, и я покажу тебе кое-что. - Ламбер достал из своего
бумажника полдюжины фотографий, сделанных в клинике Жюно, и положил их на
стол рядом с героином.
Ирэн взглянула на фотографии:
- Зачем вы показываете это мне?
- Нам нужна твоя помощь, - ответил Ламбер. - Этот яд, тысячами
килограммов в год, контрабандой ввозится во Францию одним человеком,
доверенным твоего дедушки. Его миллиарды образуют вокруг этого негодяя
стену, и никто не сможет пробить ее, пока твой дедушка не откажет ему в
поддержке. Ты должна постараться, чтобы это произошло.
- Теперь мне понятно, почему ты... вы оба возитесь со мной!
- Я возился с тобой, пока не узнал тебя ближе, это верно, - грубо
возразил Ламбер. - Ну, а теперь не только поэтому. Или ты думаешь, что я
часами трачу свое бесценное время лишь для того, чтобы переспать с тобой?
- Ты отвратительный человек, Аристид!
- А ты уже давно не девственница, чтобы возмущаться прямым ответом на
глупый вопрос. Ты будешь говорить со стариком или нет?
- Мне следовало бы раньше догадаться, что я для тебя лишь средство
для достижения цели. - Ее щеки раскраснелись.
Ламбера охватила ярость.
- Верно! А чтобы ты не забыла, повторю еще раз: я делал это только
потому, что рассчитывал получить миллионы твоего дедуленьки. К тому же не
каждый день встретишь любвеобильную родственницу миллиардера.
- Ну хватит, Ламбер, - одернул репортера Фонтано. - Свои личные обиды
выскажете в другой раз и в другом месте. Сейчас речь идет о более важном
деле.
По лицу Ламбера было заметно, какого труда ему стоило сдержаться,
чтобы не обрушить на голову инспектора поток циничной брани. Но он вовремя
подавил в себе это желание.
- Хорошо, я заткнусь. Говорите вы с этой наивной дурочкой.
- Вы поможете нам, не так ли? - в голосе Фонтано прозвучала
уверенность в ответе Ирэн.
Плотно сжав губы, она напряженно размышляла. Наконец, необычайно
решительно для своего возраста сказала:
- Я не буду говорить об этом с дедушкой. Во-первых, это бессмысленно,
потому что он не обсуждает такие дела ни с кем, и прежде всего со мной. Я
сильно рассердила бы его и больше ничего. И во-вторых, даже если бы у меня
был маленький, совсем крошечный, шанс добиться чего-нибудь, то с какой
стати я должна жертвовать его благосклонностью из-за каких-то безвольных
людишек, которых никто не принуждает колоть себе героин?
- Ну что, Фонтано, у вас еще не отпало желание погулять при луне с
этой очаровательной особой? - Лицо Ламбера исказила гримаса. - Тогда желаю
вам большого счастья и сердечной любви, а я возвращаюсь в Париж.
- Пожалуйста, уезжай, - язвительно бросила Ирэн. - Я не держу тебя.
- Только зря потерял с тобой время. - Ламбер собрал фотографии и
положил на стол десять франков.
Фонтано и Ирэн остались в погребке одни.
Полчаса спустя, прощаясь неподалеку от интерната, инспектор попытался
поцеловать ее.
- Оставьте, я этого не люблю! - Девушка оттолкнула его и выскочила из
машины.
По пути в Париж Фонтано думал лишь о том, как скрыть от Пери свое
фиаско. Но ничего оригинального на ум не приходило. Пери хорошо разбирался
в людях, и его невозможно было провести.

19
Прошло четыре дня, а розыски Гранделя и Пьязенны не принесли никаких
результатов. Пери стал ворчливым и нетерпеливым, что случалось с ним
редко. Правда, он получил подкрепление в лице своего третьего инспектора
Траше. После двухмесячного лечения в госпитале - его ранили в перестрелке
с бандитами - Траше приступил к работе.
- Если Грандель с этим бывшим жокеем удрали за границу, мы можем
закрыть наш отчет о деле Мажене-Гранделя кратким примечанием: "Виновные
будут найдены на том свете и понесут заслуженное наказание. Такие
простофили, как мы, неспособны выловить их здесь", - язвительно заметил
Пери на совещании со своими инспекторами.
- Я знаю о деле только из протоколов, - спокойным, бодрым голосом
сказал Траше, - но я убежден, что не только мы, но и Де Брюн начинает
нервничать.
- Почему? - спросил Пери.
- Предположим, Грандель еще жив, тогда он чрезвычайно опасен для
него.
- Ну, а если он уже лежит в земле? - возразил Ситерн тихо, будто речь
шла не о Гранделе, а о близком родственнике.
- Кроме него есть кому дать показания против Де Брюна, - сказал
Фонтано. - Эрера Буайо. Пьязенне также кое-что известно, и не следует
сбрасывать со счетов бывшую любовницу Табора. Я бы уже выжал из нее
показания.
- Конечно, перед тобой не устоит ни одна баба, и как только я мог об
этом забыть, ты... ты, "неотразимый любовник"! - взорвался Пери.
Все ухмыльнулись, а Фонтано, которого прежде никогда не подводило
остроумие, лишь пролепетал в свое оправдание, что он криминалист, а не
обольститель глупых гусынь с миллионами. На это Пери сухо возразил, что
успеха от кухарок и нянек добьется любой, для этого государство не должно
выплачивать по пятьдесят франков в день.
- А если Грандель жив, - упорно настаивал Траше, - то Де Брюн должен
чувствовать себя так же неуютно, как и мы при мысли, что наше
расследование не даст никаких результатов.
Некоторое время Пери молча смотрел на него и о чем-то размышлял.
Траше было уже далеко за тридцать; с узким лбом и приплюснутым носом,
он походил на боксера-тяжеловеса. Глядя на него, трудно было сказать, что
это очень интеллигентный человек, читавший больше, чем все остальные
инспектора вместе взятые. Он был помолвлен с медицинской сестрой, и ничто
не было ему так противно, как легкомыслие и ветреность в отношениях с
женщинами. Он искренне верил в Бога и не пропускал ни одного
торжественного богослужения. Коллеги, которым было известно, что его
перевели из Тулузы в Париж благодаря протекции дяди, депутата парламента,
поначалу не очень-то жаловали его. Но вскоре усердие Траше, и прежде всего
добрый нрав снискали ему всеобщее расположение.
- Может быть, вы и правы, Траше, - произнес, наконец, Пери. - И что
же из этого следует?
- То, что мы можем использовать Гранделя как приманку для Де Брюна, -
сказал Траше.
- Точно.
- Ну, а как ты себе это представляешь? - поинтересовался Ситерн.
Зазвонил телефон. Пери снял трубку.
Неожиданно его лицо стало серьезным.
Траше, собиравшийся было ответить Ситерну, замер на полуслове.
- Хорошо, я приеду, - сказал наконец Пери и медленно положил трубку
на рычаг. - Ну, как вы думаете, кто это был?
- Де Брюн? - предположил Ситерн.
Пери кивнул.
- Он хочет поговорить с вами? - нетерпеливо спросил Траше.
- Он сказал, что со мной хочет поговорить Авакасов. Но я уверен, он
сам примет меня.
- Следовательно, он еще не разыскал Гранделя.
- Выходит - так.
- На вашем месте, шеф, я взял бы с собой чемоданчик, - отважился
наконец заговорить Фонтано. - Не иначе он собирается предложить вам
кругленькую сумму на вдов и сирот полицейских, убитых при исполнении
служебных обязанностей. Для чего же еще вы ему нужны?
- На этот раз, Фонтано, ты можешь оказаться прав, - улыбнулся Пери. -
Я удивляюсь лишь одному: почему умные мысли посещают тебя, лишь когда ты
шутишь и ни разу - во время серьезного расследования?
- Ваша мудрость, шеф, подавляет меня. - Заметив, что Пери больше не
сердится на него, Фонтано вновь пришел в хорошее настроение. Затем
добавил: - Траше прав, утверждая, что живой Грандель представляет для Де
Брюна постоянную опасность. А что, если этот славный антиквар, очевидно,
один из главных агентов Де Брюна, пустился в бега, прикарманив пару фунтов
героина?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17