Зачем убивать человека, открывшего вам двери и пригласившего в дом? Можно, конечно, сказать, что это случайное убийство. Но кто же ходит в гости с пистолетом — заряженным и снятым с предохранителя?
* * *
Крым, 29 апреля, 0630 — 1330
Расположение 1-го танкового полка 1-й мобильной бригады Алексеевской дивизии.
Если капитан Верещагин был склонен к некоторой рефлексии, что, в общем-то, свойственно русскому человеку, получившему хоть какое-то образование, то подполковник Брайан Огилви, командир 1-го танкового полка 1-й мобильной бригады Алексеевской дивизии был в первую очередь человеком действия. Его реакции частенько опережали мысль.
Была ли причиной тому его горячая ирландская кровь, разбавленная кровью украинских предков матери, но не ставшая от этого холоднее, или, может статься, виски «Лэфройг», составлявшее ему компанию на протяжении последних трех дней, но подполковник воспринимал реальность в масштабах локальных: есть лично он, Брайан Огилви, есть ребята из его полка — солдаты и офицеры, хорошие, но глупые, есть печальная перспектива провести остаток жизни за Полярным Кругом, и есть виски «Лэфройг», которое делает эту перспективу немного более размытой, а потому — не такой страшной.
Но, коротая вечера с «Лэфройг», подполковник забыл о подрывных свойствах этого напитка. До некоторого момента украинские гены, неторопливые и рассудительные, справлялись с ирландскими — горячими и решительными. Но чем больше подполковник пил, тем больше украинские гены вспоминали о предках-казаках, погибших, но не принявших крепостного права, введенного матушкой-Екатериной. В конце концов украинские гены утратили роль сдерживающего фактора и заключили с ирландскими генами союз.
Произошло это как раз в тот день, когда денщик, разбудив подполковника, уведомил его об открытии военно-спортивного праздника «Весна».
— Началось, — подполковник сел на кровати и тут же закрыл глаза. Казалось, что правое полушарие мозга объявило левому войну, и обе стороны перешли в наступление. Немного подумав, он крикнул:
— Кузьмук!
В дверях появился денщик — вахмистр Кузьмук. Огилви напряг интеллект, пытаясь вспомнить, зачем он задержал денщика.
— Кузьмук! — подполковник принял решение, — «Blow-up» со льдом, чистую рубашку, полевую форму, чашку кофе.
Подполковник никогда не признал бы себя алкоголиком, но без утренного «воскресительного» коктейля он был в последнее время недееспособен. Ледяной «Blow-up» оживил его ровно настолько, чтобы нашлись силы поднять себя с кровати, втащить в душ и врубить холодную воду. После двух минут стояния под ледяной россыпью струй подполковник был уже в норме и бритву держал твердой рукой.
Чистый, в новом обмундировании, сверкая ботинками и благоухая одеколоном, Огилви сел в свою машину и поехал в штаб дивизии. Командира дивизии он не застал: тот как поехал вчера вечером в Симфи по делам, так до сих пор и не вернулся. Как проходил разговор подполковника с начальником штаба полковником Кутасовым, что сказали друг другу двое офицеров — неизвестно, так как впоследствии оба никому не передавали содержание этого разговора. Известно лишь, что подполковник покинул кабинет в мрачном расположении духа, и всю обратную дорогу вел машину так, словно на всем Острове он был один, как Робинзон.
Штаб полка встретил своего командира веселой суетой. Готовились бумаги, звонили телефоны, везде, где были телевизоры, они работали, передавая радостные сообщения о ходе воссоединения Крыма с братским Советским Союзом.
Подполковник плюнул, развернулся и, на ходу расстегивая китель, направился в офицерский коттедж, где достал из бара бутылку виски, налил себе полный стакан, смешал виски со льдом, выпил и повалился на кровать.
Через какое-то время его разбудил Кузьмук.
— Что, уже? — прохрипел Огилви.
— Никак нет, сэр! — ответил Кузьмук. — Там пришли ротмистр Кретов и ротмистр Белоярцев…
— Ну? — подполковник приподнялся на локтях. — Гони их.
— Ваше благородие! — Белоярцев оттер денщика в сторону. — Извольте встать и выслушать! Только что советским истребителем был сбит вертолет полковника Чернока…
Три секунды понадобилось Огилви, чтобы окончательно вникнуть в смысл сообщения.
— Полный сбор, — наконец сказал он, — Все. Буду через пять минут.
В реальном времени все вышло несколько иначе, но в конечном счете весь полк был выстроен на плацу, а подполковник стоял перед строем, слегка раскачиваясь с пятки на носок и держа в руках черный танковый шлем. На его рыжую шевелюру падали прямые лучи полуденного солнца, а синие глаза горели, как две ультрафиолетовые лампочки.
Опять же неизвестно доподлинно, что именно сказал своим орлам подполковник Огилви. Но в общих чертах его речь запомнилась аудитории. Мы, сказал подполковник, считали советских солдат и офицеров за друзей. А они, оказывается, не считают нас даже за врагов. Для них мы — просто пустое место. Наш командный вертолет можно расстрелять ракетами без предупреждения, словно муху прихлопнуть. Ну, ладно же. Не хотите считать нас друзьями — посмотрите, какие из нас враги. По машинам!
Через полчаса в расположении полка было пусто, хоть шаром покати. Танковая колонна в сопровождении обеспечивающих машин двигалась в район сосредоточения. На головном танке, свесив ноги в люк, сидел подполковник Огилви, в руке была фляжка с «Лэфройг». Подполковник мучительно размышлял, что же ему делать дальше. Все больше и больше собственная затея представлялась ему безумием, и только природное ирландско-хохлацкое упрямство мешало признать поражение.
Наконец он решил действовать по принципу «ввяжемся, а там видно будет». Встанем в поле лагерем и подождем, явится ли кто-нибудь по нашу душу. Пошлем разведку в Белогвардейск и Джанкой. Подполковник принял решение и запил его глотком виски. Все-таки он был пьяница, этот крымский танкист.
* * *
Крым, Белогвардейск — Джанкой, 1100 — 2100
Командир 217-го парашютно-десантного полка 104-й гвардейской воздушно-десантной дивизии тоже был наполовину украинцем, тоже подполковником и тоже пьяницей. Бывают в жизни совпадения.
На службу иные люди кладут жизнь. Подполковник Романенко положил на службу все, что мог, с прибором и без.
В тот момент, когда подполковник Огилви выводил свой полк в район сосредоточения, подполковник Романенко принимал хлеб-соль от городского головы Белогвардейска. Осушив стопарик чистой, как детские слезы, водки, Романенко выдохнул, занюхал кусочком каравая и произнес знаменитое «Русские после первой не закусывают».
Хотя нет — он это делал в тот момент, когда Огилви еще валялся на кровати. Когда крымский танкист уводил свой полк, торжественный банкет в ресторане «Таврида» был в самом разгаре, и подполковник Романенко возглашал тост в честь переименования Белогвардейска в Красногвардейск. Тост был встречен общим ликованием, несколько потускневшим после приказа Романенко снять «эту тряпку» со здания мэрии (имелся в виду российский трехцветный флаг) и повесить на ее месте красное знамя. За красное знамя выпили отдельно.
Солдатам и офицерам 1-го отдельного бронемобильного батальона и 1-го противотанкового дивизиона Алекссевской Дивизии ни выпить, ни закусить не предлагали. Приняв у них сдачу, их заперли на хоздворе, который наскоро обнесли колючей проволокой и оставили там под охраной роты капитана Суровцева. Жители Белогвардейска позаботились и об этой роте: грузовик безалкогольного пива и копченых сосисок, дар предпринимателей Белогвардейска, был предоставлен десантникам в полное их распоряжение.
В отличие от подполковника Романенко, для которого принятие ключей Белогвардейска, а затем и Джанкоя, было сплошным удовольствием, для майора Грибакова оно оказалось пахотой. Но майор не возражал. Он ни словом не обмолвился о том, что неплохо бы комполка самому заняться делами или хотя бы выделить кого-нибудь ему в помощники. Мотив его поведения был прост: Грибаков предоставил своему шефу возможность самому вырыть себе могилу. Надежную и глубокую. И когда подполковник Романенко в нее свалится, очень важно, чтобы на глазах у начальства оказался надежный и исполнительный офицер, который сумеет взять полк в свои руки.
* * *
Князь Волынский-Басманов, командир Марковской Дивизии, как раз скрашивал себе тяготы домашнего ареста, обедая с майором Жоховым, начштаба 161-го парашютно-десантного полка, когда в гостиную вошла жена князя Элен и тихонько сообщила супругу, что полковник Чернок погиб.
Князь получил от Чернока тяжелое наследство. Оно напоминало чемодан без ручки, внутри которого тикает бомба с часовым механизмом.
Короче: командир Марковской дивизии полковник Волынский-Басманов согласно боевому расписанию получил верховное командование.
Случись такая радость еще полгода назад, полковник был бы на седьмом небе. Но — ах, незадача! — в сложных перипетиях современной политики нередко случается так: вчера — на коне, а сегодня — под конем. Поэтому в переломные моменты лучше быть в стороне от всякого рода коней и прочих ездовых животных.
Придерживаясь этого приципа, Волынские-Басмановы пережили Грозного, Годунова, всех самозванцев, и даже Романовых. С Божьей помощью князь Волынский-Басманов надеялся пережить и эту власть.
И вдруг — командование… Вот только этого ему и не хватало. И без того полно проблем: унизительный домашний арест, этот уже напившийся майор, шаткая ситуация… Одно подозрительное слово — и князь отправится на гауптвахту штабной роты. И что есть командование в данной ситуации? Фикция. Никакой реальной власти. Зато реальна возможность попасть под огонь. Вон, Чернок летал — и долетался. Нет, благодарю покорно, мы уж как-нибудь так, потихоньку. Потерпим пьяного майора, поскучаем несколько дней дома. Незачем слушать паникеров, вопящих о катастрофе. Советские военные — не исчадия ада, а вполне нормальные люди. Взять, скажем, майора… Что, крымцы не пьют? Пьют! Простительная человеческая слабость. Разве в городе происходит нечто ужасное? Творятся разрушения? Имеются жертвы? Нет, все тихо и мирно. Ну, а если солдатики разграбят несколько жидовских или греческих лавчонок, то ничего страшного не случится. Даже их хозяева от этого не обеднеют. Если бы полковничье жалование князя составляло десятую долю от их доходов, он и в генералы бы не особо стремился.
Нда, конечно, лучше было бы, останься здесь советский командир полка, а не его начштаба. Тот набрался уж как-то очень быстро, скучно и безобразно. Командир, майор… Белов? Нет, Беляев… да, Беляев! — показался князю разумным молодым человеком. Контакт с ним пригодился бы. Интересно, он женат? Можно было бы даже, например, выдать за него младшенькую, Ивонн… Или средненькую, Арлетт… Или даже старшенькую, Полин… Дочерей у полковника было достаточно, чтобы завести полезные связи во всех слоях крымского высшего света, но раз такой поворот — то и в СССР наверняка есть своя «аристократия», среди которой ценится истинно дворянское происхождение.
Кстати, и сам Волынский-Басманов подумывал о женитьбе. Развод, конечно, плохо отразился бы на его репутации, но князя теперь больше беспокоило то, что на нем род Волынских-Басмановых прервется. Уж лучше развод.
Матримониальные планы отвлекли его и некоторое усилие потребовалось, чтобы вернуть мысли на прежнюю, тревожную дорожку. Случай с Черноком — это, повод к войне. И если где-то отыщется горячая голова, которая воспылает местью… Да, тогда новоявленному командующему не поздоровится.
Лучше забыть, решил он. Жена мне ничего не говорила, а если и говорила — то я не слышал.
— Еще кусочек пулярки? — спросил он у майора Жохова.
— Давай, — согласился начштаба.
* * *
— Факимада, — прошептал Шамиль, глядя, как на экране вспухает багровое облако, секунду назад бывшее командным «Дроздом» Чернока.
Остальные молчали.
Мерцали окна контрольных мониторов. По московскому каналу транслировали какой-то фильм. Татарское телевидение передавало спортивную программу.
— Кашук, — сказал Князь, — Ты записывал?
— Да.
— Прокрути это еще раз. Прокрути по всем каналам, чтобы все увидели…
— Нет, — отрезал Верещагин.
— Что значит «нет», Арт? — Князь вцепился в воротник своего друга-пехотинца.
— «Нет» означает «нет», Гия. Отпусти меня, пожалуйста. Мы не будем передавать запись гибели Чернока по всем каналам. Это все равно, что вывесить на телевышке Российский Флаг.
— А на кой пес мы еще сюда пришли? — прорычал Берлиани. — Чтобы отсидеться или чтобы поднять Крым? Вот то, что может поднять Крым, Верещагин! У тебя в руках бомба, а ты не хочешь пустить ее в ход! Ты трусишь!
— Я не трушу, Гия. Я ясно представляю себе задачу. Дождаться «Красного пароля». Если его не будет — передать самим. Точка.
— Капитан, — осторожно начал Даничев. — Что мы будем делать теперь, когда убит Главнокомандующий?
Капитан на секунду задумался:
— Да, это проблема…
— Кой черт «проблема»! Это полный краш! — Хикс стиснул кулаки.
— Нет, Ник, это именно проблема. Я уже думал об этом, — Верещагин беспощадно терзал кистевой эспандер.
— Ну так перестань дрочить и поделись своими драгоценными мыслями! — взорвался Князь.
— Хорошо, ваше благородие, — Артем отложил эспандер. — Существует иерерхия передачи командования, благодаря которой полковник Чернок и стал здесь за главного. Согласно этой иерархии, после смерти или ареста Главнокомандующего генерала Павловича, начштаба ВСЮР Каледина и командира ВВС Чернока старшим становится командир Марковской дивизии полковник Волынский-Басманов. Он, скорее всего, арестован, за ним следует командир нашей, Корниловской, полковник Адамс.
— То же самое, — буркнул Томилин.
— Да, не буду больше трепаться. В общем, первый же офицер штаба, которого мы освободим, например, Старик, сможет считаться командующим. Совершенно законно. Просто потому, что он единственный свободный офицер штаба.
— Мы договаривались не о «первом же офицере штаба», а об Александре Владимировиче, — заметил Хикс.
— Ну, что тут поделаешь, Миша, — Верещагин развел руками. — Так уж вышло, что командующий убит. Всегда найдется идиот, которому охота пострелять.
— Какого черта он летал? — процедил сквозь зубы Кашук. — Что на него нашло? Простите, капитан, но ваши соображения ошибочны. Чтобы отдать какой-либо части какую-либо команду по радио или телефону, сначала нужно назвать код для связи. Кодов у нашего неизвестного штабиста нет, и ни одна часть его не послушает, если даже ему удастся добраться до тактического центра или штабного вертолета… Так что все у нас пошло к чертовой матери.
— Коды есть у меня, — спокойно прервал его Верещагин. Он выдержал должную паузу, чтобы все сумели оценить новость, и объяснил: — Александр Владимирович подстраховался.
— Вот это номер! — Козырев потер подбородок.
— На всякий случай, господа: коды у меня в сумке на магнитофонной кассете с надписью «Let it be».
— Это значит, ты теперь можешь командовать сам. Если доберемся до тактического центра, — Князь рассуждал вслух, внимательно глядя на товарища. — А хоть бы и отсюда. Напольён Буонапартий.
— Гия, я с удовольствием уступлю эту честь тебе, — невозмутимо сказал Верещагин. — В конце концов, ты учился в Аннаполисе…
— Чур меня!
— Меня тоже. Я думаю, наш неизвестный штабист справится. Я надеюсь. Мне уж-жасно не хочется командовать всеми крымскими войсками. По правде говоря, я не очень четко представляю, как это делается.
— Делим шкуру неубитого медведя, — напомнил Козырев. — Может быть, «Красный пароль» еще и не пройдет?
— Тогда наша забота — сделать так, чтобы он прошел.
— Едрена вошь! А Германа все нет…
— Германа может не быть до завтра, — процедил Кашук. — И хорошо бы…
— Хорошо бы, — вздохнул Князь.
— Мечты мечтами, господа, — Верещагин открыл двери аппаратной, — А вы следите за мониторами внешнего наблюдения. И еще одно… Кашук, вы можете отключить все каналы, кроме Москвы? Лучше даже — перевести Москву на все каналы.
— Ничего проще.
— Делайте. У меня такое чувство, что скоро у нас будут гости.
— Господи, — Даничев замер, пораженный внезапной мыслью, — Старик! Бедный Старик… Там же погиб его сын…
— Царствие небесное, — сказал Берлиани. — На посты!
Когда они разошлись, на пульте у Кашука замигал огонек вызова…
* * *
Командный бункер тактического центра Чуфут-Кале застыл в молчании. Дежурные офицеры штаба смотрели на командира дивизии, а тот — на «заснеженный» экран, где еще секунду назад было лицо Чернока, а полсекунды назад — огненная вспышка.
— Ублюдки, — наконец прошептал Адамс.
— Сэр, на связи Бонафеде, — сообщил прапорщик Чешков.
— Да, — Адамс взял наушник.
— Дуг, у меня на прицеле их авианосец, — командир ракетной базы береговой обороны говорил ровно, как всегда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
* * *
Крым, 29 апреля, 0630 — 1330
Расположение 1-го танкового полка 1-й мобильной бригады Алексеевской дивизии.
Если капитан Верещагин был склонен к некоторой рефлексии, что, в общем-то, свойственно русскому человеку, получившему хоть какое-то образование, то подполковник Брайан Огилви, командир 1-го танкового полка 1-й мобильной бригады Алексеевской дивизии был в первую очередь человеком действия. Его реакции частенько опережали мысль.
Была ли причиной тому его горячая ирландская кровь, разбавленная кровью украинских предков матери, но не ставшая от этого холоднее, или, может статься, виски «Лэфройг», составлявшее ему компанию на протяжении последних трех дней, но подполковник воспринимал реальность в масштабах локальных: есть лично он, Брайан Огилви, есть ребята из его полка — солдаты и офицеры, хорошие, но глупые, есть печальная перспектива провести остаток жизни за Полярным Кругом, и есть виски «Лэфройг», которое делает эту перспективу немного более размытой, а потому — не такой страшной.
Но, коротая вечера с «Лэфройг», подполковник забыл о подрывных свойствах этого напитка. До некоторого момента украинские гены, неторопливые и рассудительные, справлялись с ирландскими — горячими и решительными. Но чем больше подполковник пил, тем больше украинские гены вспоминали о предках-казаках, погибших, но не принявших крепостного права, введенного матушкой-Екатериной. В конце концов украинские гены утратили роль сдерживающего фактора и заключили с ирландскими генами союз.
Произошло это как раз в тот день, когда денщик, разбудив подполковника, уведомил его об открытии военно-спортивного праздника «Весна».
— Началось, — подполковник сел на кровати и тут же закрыл глаза. Казалось, что правое полушарие мозга объявило левому войну, и обе стороны перешли в наступление. Немного подумав, он крикнул:
— Кузьмук!
В дверях появился денщик — вахмистр Кузьмук. Огилви напряг интеллект, пытаясь вспомнить, зачем он задержал денщика.
— Кузьмук! — подполковник принял решение, — «Blow-up» со льдом, чистую рубашку, полевую форму, чашку кофе.
Подполковник никогда не признал бы себя алкоголиком, но без утренного «воскресительного» коктейля он был в последнее время недееспособен. Ледяной «Blow-up» оживил его ровно настолько, чтобы нашлись силы поднять себя с кровати, втащить в душ и врубить холодную воду. После двух минут стояния под ледяной россыпью струй подполковник был уже в норме и бритву держал твердой рукой.
Чистый, в новом обмундировании, сверкая ботинками и благоухая одеколоном, Огилви сел в свою машину и поехал в штаб дивизии. Командира дивизии он не застал: тот как поехал вчера вечером в Симфи по делам, так до сих пор и не вернулся. Как проходил разговор подполковника с начальником штаба полковником Кутасовым, что сказали друг другу двое офицеров — неизвестно, так как впоследствии оба никому не передавали содержание этого разговора. Известно лишь, что подполковник покинул кабинет в мрачном расположении духа, и всю обратную дорогу вел машину так, словно на всем Острове он был один, как Робинзон.
Штаб полка встретил своего командира веселой суетой. Готовились бумаги, звонили телефоны, везде, где были телевизоры, они работали, передавая радостные сообщения о ходе воссоединения Крыма с братским Советским Союзом.
Подполковник плюнул, развернулся и, на ходу расстегивая китель, направился в офицерский коттедж, где достал из бара бутылку виски, налил себе полный стакан, смешал виски со льдом, выпил и повалился на кровать.
Через какое-то время его разбудил Кузьмук.
— Что, уже? — прохрипел Огилви.
— Никак нет, сэр! — ответил Кузьмук. — Там пришли ротмистр Кретов и ротмистр Белоярцев…
— Ну? — подполковник приподнялся на локтях. — Гони их.
— Ваше благородие! — Белоярцев оттер денщика в сторону. — Извольте встать и выслушать! Только что советским истребителем был сбит вертолет полковника Чернока…
Три секунды понадобилось Огилви, чтобы окончательно вникнуть в смысл сообщения.
— Полный сбор, — наконец сказал он, — Все. Буду через пять минут.
В реальном времени все вышло несколько иначе, но в конечном счете весь полк был выстроен на плацу, а подполковник стоял перед строем, слегка раскачиваясь с пятки на носок и держа в руках черный танковый шлем. На его рыжую шевелюру падали прямые лучи полуденного солнца, а синие глаза горели, как две ультрафиолетовые лампочки.
Опять же неизвестно доподлинно, что именно сказал своим орлам подполковник Огилви. Но в общих чертах его речь запомнилась аудитории. Мы, сказал подполковник, считали советских солдат и офицеров за друзей. А они, оказывается, не считают нас даже за врагов. Для них мы — просто пустое место. Наш командный вертолет можно расстрелять ракетами без предупреждения, словно муху прихлопнуть. Ну, ладно же. Не хотите считать нас друзьями — посмотрите, какие из нас враги. По машинам!
Через полчаса в расположении полка было пусто, хоть шаром покати. Танковая колонна в сопровождении обеспечивающих машин двигалась в район сосредоточения. На головном танке, свесив ноги в люк, сидел подполковник Огилви, в руке была фляжка с «Лэфройг». Подполковник мучительно размышлял, что же ему делать дальше. Все больше и больше собственная затея представлялась ему безумием, и только природное ирландско-хохлацкое упрямство мешало признать поражение.
Наконец он решил действовать по принципу «ввяжемся, а там видно будет». Встанем в поле лагерем и подождем, явится ли кто-нибудь по нашу душу. Пошлем разведку в Белогвардейск и Джанкой. Подполковник принял решение и запил его глотком виски. Все-таки он был пьяница, этот крымский танкист.
* * *
Крым, Белогвардейск — Джанкой, 1100 — 2100
Командир 217-го парашютно-десантного полка 104-й гвардейской воздушно-десантной дивизии тоже был наполовину украинцем, тоже подполковником и тоже пьяницей. Бывают в жизни совпадения.
На службу иные люди кладут жизнь. Подполковник Романенко положил на службу все, что мог, с прибором и без.
В тот момент, когда подполковник Огилви выводил свой полк в район сосредоточения, подполковник Романенко принимал хлеб-соль от городского головы Белогвардейска. Осушив стопарик чистой, как детские слезы, водки, Романенко выдохнул, занюхал кусочком каравая и произнес знаменитое «Русские после первой не закусывают».
Хотя нет — он это делал в тот момент, когда Огилви еще валялся на кровати. Когда крымский танкист уводил свой полк, торжественный банкет в ресторане «Таврида» был в самом разгаре, и подполковник Романенко возглашал тост в честь переименования Белогвардейска в Красногвардейск. Тост был встречен общим ликованием, несколько потускневшим после приказа Романенко снять «эту тряпку» со здания мэрии (имелся в виду российский трехцветный флаг) и повесить на ее месте красное знамя. За красное знамя выпили отдельно.
Солдатам и офицерам 1-го отдельного бронемобильного батальона и 1-го противотанкового дивизиона Алекссевской Дивизии ни выпить, ни закусить не предлагали. Приняв у них сдачу, их заперли на хоздворе, который наскоро обнесли колючей проволокой и оставили там под охраной роты капитана Суровцева. Жители Белогвардейска позаботились и об этой роте: грузовик безалкогольного пива и копченых сосисок, дар предпринимателей Белогвардейска, был предоставлен десантникам в полное их распоряжение.
В отличие от подполковника Романенко, для которого принятие ключей Белогвардейска, а затем и Джанкоя, было сплошным удовольствием, для майора Грибакова оно оказалось пахотой. Но майор не возражал. Он ни словом не обмолвился о том, что неплохо бы комполка самому заняться делами или хотя бы выделить кого-нибудь ему в помощники. Мотив его поведения был прост: Грибаков предоставил своему шефу возможность самому вырыть себе могилу. Надежную и глубокую. И когда подполковник Романенко в нее свалится, очень важно, чтобы на глазах у начальства оказался надежный и исполнительный офицер, который сумеет взять полк в свои руки.
* * *
Князь Волынский-Басманов, командир Марковской Дивизии, как раз скрашивал себе тяготы домашнего ареста, обедая с майором Жоховым, начштаба 161-го парашютно-десантного полка, когда в гостиную вошла жена князя Элен и тихонько сообщила супругу, что полковник Чернок погиб.
Князь получил от Чернока тяжелое наследство. Оно напоминало чемодан без ручки, внутри которого тикает бомба с часовым механизмом.
Короче: командир Марковской дивизии полковник Волынский-Басманов согласно боевому расписанию получил верховное командование.
Случись такая радость еще полгода назад, полковник был бы на седьмом небе. Но — ах, незадача! — в сложных перипетиях современной политики нередко случается так: вчера — на коне, а сегодня — под конем. Поэтому в переломные моменты лучше быть в стороне от всякого рода коней и прочих ездовых животных.
Придерживаясь этого приципа, Волынские-Басмановы пережили Грозного, Годунова, всех самозванцев, и даже Романовых. С Божьей помощью князь Волынский-Басманов надеялся пережить и эту власть.
И вдруг — командование… Вот только этого ему и не хватало. И без того полно проблем: унизительный домашний арест, этот уже напившийся майор, шаткая ситуация… Одно подозрительное слово — и князь отправится на гауптвахту штабной роты. И что есть командование в данной ситуации? Фикция. Никакой реальной власти. Зато реальна возможность попасть под огонь. Вон, Чернок летал — и долетался. Нет, благодарю покорно, мы уж как-нибудь так, потихоньку. Потерпим пьяного майора, поскучаем несколько дней дома. Незачем слушать паникеров, вопящих о катастрофе. Советские военные — не исчадия ада, а вполне нормальные люди. Взять, скажем, майора… Что, крымцы не пьют? Пьют! Простительная человеческая слабость. Разве в городе происходит нечто ужасное? Творятся разрушения? Имеются жертвы? Нет, все тихо и мирно. Ну, а если солдатики разграбят несколько жидовских или греческих лавчонок, то ничего страшного не случится. Даже их хозяева от этого не обеднеют. Если бы полковничье жалование князя составляло десятую долю от их доходов, он и в генералы бы не особо стремился.
Нда, конечно, лучше было бы, останься здесь советский командир полка, а не его начштаба. Тот набрался уж как-то очень быстро, скучно и безобразно. Командир, майор… Белов? Нет, Беляев… да, Беляев! — показался князю разумным молодым человеком. Контакт с ним пригодился бы. Интересно, он женат? Можно было бы даже, например, выдать за него младшенькую, Ивонн… Или средненькую, Арлетт… Или даже старшенькую, Полин… Дочерей у полковника было достаточно, чтобы завести полезные связи во всех слоях крымского высшего света, но раз такой поворот — то и в СССР наверняка есть своя «аристократия», среди которой ценится истинно дворянское происхождение.
Кстати, и сам Волынский-Басманов подумывал о женитьбе. Развод, конечно, плохо отразился бы на его репутации, но князя теперь больше беспокоило то, что на нем род Волынских-Басмановых прервется. Уж лучше развод.
Матримониальные планы отвлекли его и некоторое усилие потребовалось, чтобы вернуть мысли на прежнюю, тревожную дорожку. Случай с Черноком — это, повод к войне. И если где-то отыщется горячая голова, которая воспылает местью… Да, тогда новоявленному командующему не поздоровится.
Лучше забыть, решил он. Жена мне ничего не говорила, а если и говорила — то я не слышал.
— Еще кусочек пулярки? — спросил он у майора Жохова.
— Давай, — согласился начштаба.
* * *
— Факимада, — прошептал Шамиль, глядя, как на экране вспухает багровое облако, секунду назад бывшее командным «Дроздом» Чернока.
Остальные молчали.
Мерцали окна контрольных мониторов. По московскому каналу транслировали какой-то фильм. Татарское телевидение передавало спортивную программу.
— Кашук, — сказал Князь, — Ты записывал?
— Да.
— Прокрути это еще раз. Прокрути по всем каналам, чтобы все увидели…
— Нет, — отрезал Верещагин.
— Что значит «нет», Арт? — Князь вцепился в воротник своего друга-пехотинца.
— «Нет» означает «нет», Гия. Отпусти меня, пожалуйста. Мы не будем передавать запись гибели Чернока по всем каналам. Это все равно, что вывесить на телевышке Российский Флаг.
— А на кой пес мы еще сюда пришли? — прорычал Берлиани. — Чтобы отсидеться или чтобы поднять Крым? Вот то, что может поднять Крым, Верещагин! У тебя в руках бомба, а ты не хочешь пустить ее в ход! Ты трусишь!
— Я не трушу, Гия. Я ясно представляю себе задачу. Дождаться «Красного пароля». Если его не будет — передать самим. Точка.
— Капитан, — осторожно начал Даничев. — Что мы будем делать теперь, когда убит Главнокомандующий?
Капитан на секунду задумался:
— Да, это проблема…
— Кой черт «проблема»! Это полный краш! — Хикс стиснул кулаки.
— Нет, Ник, это именно проблема. Я уже думал об этом, — Верещагин беспощадно терзал кистевой эспандер.
— Ну так перестань дрочить и поделись своими драгоценными мыслями! — взорвался Князь.
— Хорошо, ваше благородие, — Артем отложил эспандер. — Существует иерерхия передачи командования, благодаря которой полковник Чернок и стал здесь за главного. Согласно этой иерархии, после смерти или ареста Главнокомандующего генерала Павловича, начштаба ВСЮР Каледина и командира ВВС Чернока старшим становится командир Марковской дивизии полковник Волынский-Басманов. Он, скорее всего, арестован, за ним следует командир нашей, Корниловской, полковник Адамс.
— То же самое, — буркнул Томилин.
— Да, не буду больше трепаться. В общем, первый же офицер штаба, которого мы освободим, например, Старик, сможет считаться командующим. Совершенно законно. Просто потому, что он единственный свободный офицер штаба.
— Мы договаривались не о «первом же офицере штаба», а об Александре Владимировиче, — заметил Хикс.
— Ну, что тут поделаешь, Миша, — Верещагин развел руками. — Так уж вышло, что командующий убит. Всегда найдется идиот, которому охота пострелять.
— Какого черта он летал? — процедил сквозь зубы Кашук. — Что на него нашло? Простите, капитан, но ваши соображения ошибочны. Чтобы отдать какой-либо части какую-либо команду по радио или телефону, сначала нужно назвать код для связи. Кодов у нашего неизвестного штабиста нет, и ни одна часть его не послушает, если даже ему удастся добраться до тактического центра или штабного вертолета… Так что все у нас пошло к чертовой матери.
— Коды есть у меня, — спокойно прервал его Верещагин. Он выдержал должную паузу, чтобы все сумели оценить новость, и объяснил: — Александр Владимирович подстраховался.
— Вот это номер! — Козырев потер подбородок.
— На всякий случай, господа: коды у меня в сумке на магнитофонной кассете с надписью «Let it be».
— Это значит, ты теперь можешь командовать сам. Если доберемся до тактического центра, — Князь рассуждал вслух, внимательно глядя на товарища. — А хоть бы и отсюда. Напольён Буонапартий.
— Гия, я с удовольствием уступлю эту честь тебе, — невозмутимо сказал Верещагин. — В конце концов, ты учился в Аннаполисе…
— Чур меня!
— Меня тоже. Я думаю, наш неизвестный штабист справится. Я надеюсь. Мне уж-жасно не хочется командовать всеми крымскими войсками. По правде говоря, я не очень четко представляю, как это делается.
— Делим шкуру неубитого медведя, — напомнил Козырев. — Может быть, «Красный пароль» еще и не пройдет?
— Тогда наша забота — сделать так, чтобы он прошел.
— Едрена вошь! А Германа все нет…
— Германа может не быть до завтра, — процедил Кашук. — И хорошо бы…
— Хорошо бы, — вздохнул Князь.
— Мечты мечтами, господа, — Верещагин открыл двери аппаратной, — А вы следите за мониторами внешнего наблюдения. И еще одно… Кашук, вы можете отключить все каналы, кроме Москвы? Лучше даже — перевести Москву на все каналы.
— Ничего проще.
— Делайте. У меня такое чувство, что скоро у нас будут гости.
— Господи, — Даничев замер, пораженный внезапной мыслью, — Старик! Бедный Старик… Там же погиб его сын…
— Царствие небесное, — сказал Берлиани. — На посты!
Когда они разошлись, на пульте у Кашука замигал огонек вызова…
* * *
Командный бункер тактического центра Чуфут-Кале застыл в молчании. Дежурные офицеры штаба смотрели на командира дивизии, а тот — на «заснеженный» экран, где еще секунду назад было лицо Чернока, а полсекунды назад — огненная вспышка.
— Ублюдки, — наконец прошептал Адамс.
— Сэр, на связи Бонафеде, — сообщил прапорщик Чешков.
— Да, — Адамс взял наушник.
— Дуг, у меня на прицеле их авианосец, — командир ракетной базы береговой обороны говорил ровно, как всегда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80