А фон Peг, в свою очередь, был уверен, что гоминидами може
т заниматься любой интеллектуал, мало-мальски знакомый с биологией, зоо
психологией и способный не растеряться в экстремальной ситуации. Сам же
он не без оснований считался в кругах “аномальщиков” одним из основател
ей новой науки Ч ксенопсихологии. А разве нельзя применить ее методы в э
том случае? Ну чем йети не пришельцы?..
Аргументы Петера Зиновьев демонстративно пропускал мимо ушей и предла
гал выбирать: вовсе остаться без работы или безоговорочно выполнять его
приказы. Перспектива многомесячного безделья или бесславного возвраще
ния в Европу отнюдь не радовала фон Рега, и он был вынужден смирить гордын
ю.
Сейчас Петер сидел на развилке толстенных ветвей дуба и осматривал в бин
окль склон близлежащей горы. Сначала он увидел какое-то коричневое пятн
о средь листвы. Потом это пятно сместилось ниже, затем еще ниже, выросло в
размерах и в один прекрасный момент превратилось в медведя. Когда же он в
стал на задние лапы, очевидно, отмахиваясь от назойливого насекомого, фо
н Peг узрел на его груди треугольник белого меха.
Петер добросовестно передал по рации:
Ч Вижу гималайского медведя. Он спускается вниз. Ему ответил язвительн
ый голос Зиновьева:
Ч Очень рад за вас обоих. Конец связи.
Фон Peг сплюнул, увлажнив корневую систему подведомственного ему дерева,
и снова поднес к глазам прекрасный цейссовский бинокль. Медведь, сидя по-
турецки, держал в передних лапах палку и что-то чертил на земле, порой сов
ершая чисто человеческие движения. Конечно, отсюда было не рассмотреть,
что именно он выковыривал там из почвы. Играет ли сам с собой в крестики-н
олики или пишет любовное послание сбежавшей со станции красотке-секрет
арше Слонопотама?
Петер внимательно следил за его действиями. Снова и снова медведь с огро
мным трудом пытался что-то написать. Видно, ничегошеньки у бедняги не вых
одило. И когда он с недовольным рычанием удалился наконец в заросли бамб
ука, фон Peг повесил бинокль на грудь, не спеша слез с дерева, без сожаления п
окинув свой НП, спустился в лощину, а потом поднялся по склону до полянки,
украшенной отпечатками медвежьих лап и царапинами от когтей. Если хорош
енько присмотреться, можно было Ч по буковке, по буковке Ч разобрать, ка
кую именно надпись вымучивал мохнатый. Кажись, это было английское слово
“страх”.
Ну, не мерещится же мне! Ч Петер поспешил сделать несколько снимков, пока
не начало темнеть. Впрочем, вряд ли что-нибудь потом разберешь на пленке
Ч буквы различимы лишь под строго определенным углом зрения, а фон Peг отн
юдь не был мастером фотографии. Да и все равно никто не поверит, наверняка
скажут: сам рисовал Ч ногой, например…
14
По сообщению агентства Киодо-Цусин, на демаркационной линии между Объед
иненными Индуистскими Штатами и Исламской Конфедерацией снова началис
ь интенсивные артиллерийские перестрелки с применением реактивных уст
ановок залпового огня. Совет Безопасности ООН осудил эскалацию напряже
нности на Индостанском субконтиненте и призвал противоборствующие сто
роны немедленно остановить бессмысленное кровопролитие.
15
РЕПНИН (2)
Встреча директора “Премьера” господина Ользенского со связником Хурра
-Бина действительно состоялась ровно в полночь под Столыпиной, а дальше
проследить за “шерстяным” было делом техники.
К штаб-квартире сноу-менов капитану Репнину пришлось пробираться через
вполне революционные баррикады, сложенные из набитых металлоломом, кам
нями и кирпичом мусорных баков и контейнеров. Конечно, в природе существ
овал и “парадный” въезд, но Репнин предпочел подольше оставаться незаме
ченным.
Шел он на дело один, боясь спугнуть “шоблу”. Одет был в гражданское Ч джин
сы, свитер, кепку и кроссовки. Подобную вылазку капитан предпринял проти
в всех правил. “Авантюра Ч любимое занятие господина Репнина”, Ч говор
или в префектуре. Там терпеть не могут самодеятельности. Впрочем, не толь
ко из-за этого Валера до сих пор застрял в капитанах. Порой он рубил правд
у-матку, а кому она по нраву?..
Жена часто просила его не высовываться, но тщетно. Каждый раз Валерий дав
ал ей клятвенное заверение, а потом… Уж что-что, а клясться капитан всегда
умел лучше всех: слова были убедительны, интонации проникновенны, выраж
ение лица способно вышибить слезу из камня. Но сам-то он прекрасно сознав
ал, что всего лишь вешает лапшу на уши, и мысленно скрещивал пальцы, считая
себя скорее игроком, чем клятвопреступником. Не мог ведь Репнин по-друго
му, не умел, да и не хотел. По инструкции Ч только в гроб ложиться, да и то не
залезть будет…
Сноу-мены, или “шерстяные дети”, представляли собой очередное поколение
протеста по аналогии с легендарными теперь хиппи, битниками и панками. Н
а сей раз они сменили (а вернее, оттеснили на второй план) “деревяров-коло
д-ников”, пожалуй, одну из самых безобидных, хотя и весьма шумных групп. Сн
оу-мены, как уже можно догадаться, работали под йети: выбривали голову, ос
тавляя короткую шерстку и покрашенные в серо-голубоватый цвет гребни; в
этот же цвет красилась и буйная растительность на груди, спине и под мышк
ами (у кого она была). Наиболее рьяные из числа безволосых наклеивали себе
на тело окрашенную шерсть или даже целые куски шкур. Вид у “шерстяных” бы
л по-своему потешный, повадки явно хулиганские, а порой так и просто банди
тские.
Валерия засекли, когда он уже битых полчаса простоял у окон полуподвала,
подглядывая сквозь пыльные и слегка запотевшие стекла.
Капитан до сих пор не видел сноу-менов “женского полу”, но вот теперь удос
тоился Ч зрелище, надо сказать, было прелюбопытное. Прически аналогичны
мужским, сиреневато-серебряные тени у глаз и такая же помада, голые груди
тускло-стального цвета, меховые юбочки, надежно закрывающие срамные ме
ста Ч никакого разврату; ну а ноги отсюда было не разглядеть. И эти девчон
очки лет пятнадцати-двадцати от роду довольно бодро выплясывали под мон
отонную мелодию каких-то языческих народов, изливаемую мощными колонка
ми допотопного японского магнитофона, Ч пытались расшевелить еще не от
ошедшую от бодуна публику.
Судя по всему, в обиталище “шерстяных детей” было неплохо натоплено. Сно
у-мены возлежали на разнокалиберных шкурах, раскиданных по всему простр
анству полуподвала, Ч от кроличьих до медвежьих и лосиных, от белоснежн
ых до угольно-черных Ч и предавались всяким нехорошим излишествам. Впр
очем, некоторые просто дремали.
А когда магнитофон захрипел и отрубился, одна из девочек Ч судя по всему,
здешняя примадонна Ч вдруг запела безо всякого музыкального сопровож
дения. Пела она, промежду прочим, вполне профессионально Ч по крайней ме
ре, ничуть не хуже певички из кафе “Премьер”. У нее было чуть-чуть хриплов
атое меццо-сопрано.
Йети, йети! Ни за что на свете
Не расстанусь я с тобой!
Будет небо черным, будет солнце черным,
Кровь зато уж станет голубой!
Йети, йети! Шерстяные дети
Будут от тебя, ты Ч мой дружок!
Йети, йети! Гималайский мишка!
Съешь меня, я Ч твой пирожок!
Публика издала дружный вопль восторга, от которого задрожали окна, впроч
ем, как показалось Репнину, восторгались они вовсе не песней, “знакомой д
о слез”, а самой примадонной.
Ч Ты… хм… чего здесь делаешь, дядя?! Ч прервал процесс наблюдения чей-то
грубый голос.
Ч Я ищу Хурра-Бина, Ч невозмутимо ответствовал капитан.
Ч Хурра-кого?
Ч Не валяй ваньку, мохнатый. Считаю до трех…Ч Репнин сурово нахмурил бр
ови.
Ч А что после “трех”? Ч поинтересовался сноу-мен. Он, конечно же, ничуть
не испугался, так как был на голову выше, много тяжелее и шире в плечах.
Капитан не представлял, чем таким можно вывести из себя косматого громил
у, Ч ткнул, что называется, пальцем в небо, но, похоже, попал в точку:
Ч Лишишься невинности. Тот аж в лице переменился.
Ч Да я тебя, людер!.. Ч Замах был слишком медленным, и Репнин не только усп
ел успокоить “шерстяного” коротким хуком слева, но и даже почесать у себ
я за ухом. Охранник завалился мордой в куст лебеды, выросшей на шлаковой к
уче, зарычал угрожающе, но подниматься что-то не спешил.
Ч Ты почто моих братьев трогаешь?! Ч проревел здоровенный детина, выбра
вшись из подъехавшего в этот момент пикапа. Был он еще здоровеннее повер
женного сноу-мена.
Одет был вожак в незастегнутую кожаную куртку, кожаные штаны и мокасины.
Голую грудь его покрывала седая шерсть. Хоть тут без бутафории!.. Гребень и
з столь же натуральных седых волос украшал массивный, почти кубический ч
ереп. Глубоко посаженные глаза Ч в черных полукружьях Ч смотрели насто
роженно, в них несомненно отражался ум, коим явно не блистали задержанны
е полицией сноу-мены.
Ч Я пришел поговорить с вами, господин Бингрелов, И поговорить пока что п
о-хорошему, Ч сказал капитан, фехтуя взглядами с вожаком.
Хурра-Бин поморщился. Видно, “мирская” фамилия чрезвычайно раздражала е
го. Кисло-перекошенная физиономия вожака так и просилась быть запечатле
нной на века.
Ч Пошли в берлогу, Ч наконец разродился он. Ч Там найдется тихий закут
ок…Ч И, бросив презрительный взгляд на все еще копошащегося в жухлой ле
беде охранника, пошагал к узкой двери полуподвала. Вниз вело четыре ступ
еньки. Проходя в дверь, Хурра-Бину пришлось нагнуть голову.
Освещалось логово толстенными свечами, помещенными в огромные латунны
е канделябры грубой работы, а также парой напольных ламп с сетчатыми мет
аллическими колпаками. Ч По стене проходила здоровенная труба паровог
о отопления Ч именно она и была источником жизни. Запахи тут стояли тяже
лые, но не смертельные. Сноу-мены явно страдали от похмелья и не менее явн
о, не злоупотребляли регулярностью мытья. Клеенные на грудь шкуры, возмо
жно, и вовсе нельзя было мочить, а кожа под ними, без сомненья, прела…
“Шерстяные дети” встретили появление Хурра-Бина громкими шлепками по о
бнаженным частям тела. А вот в Исламской Конфедерации лидеров приветств
уют ударами ладоней по крышкам парламентских или министерских столов. В
сего один эволюционный шажок остался им до наицивилизованнейшего хлоп
анья в ладоши.
Вожак бросил безразличный взгляд на “стадо” и прошествовал в глубину по
мещения Ч прямо за сцену. На чужака сноу-мены, кажется, вовсе не обратили
внимания, ведь вел его сам.
Закут был оборудован звукоизоляционной керамической плиткой и явно пр
едназначался для конфиденциальных бесед и секретных переговоров. Хурр
а-Бин цлотно закрыл за Репниным дверь.
Ч Что будете пить?
Капитан разглядел в углу, рядом с сейфом, здоровенный бар.
Ч На службе не употребляю, Ч отрезал он.
Ч Я так и думал. Ч Вожак уселся на кучу шкур в углу комнаты, указал рукой
на низенький пуфик. Ч Присаживайтесь, коп.
Ч И на том спасибо.
Ч Значит, пришли защищать “Премьера”…Ч пробормотал вожак и налил себе
полстакана из какой-то пузатой бутылки. Ч Совсем кислород нам перекрыв
аете…
Ч Ну, в том, что с “шерстяными” никто не хочет иметь дела, виноваты только
вы сами. Вы же всех за горло норовите взять…
Ч Это уже лирика. У вас есть что сказать по существу?! Ч с внезапной злост
ью вдруг рявкнул Хурра-Бин. Ч Если нет, то милости пр-рошу!
Ч Я не советую вам тусоваться в “Премьере”, господин Бингрелов. Первая ж
е расколотая о стену тарелка или сломанный стул Ч и все чохом отправите
сь на пятнадцать суток. Ну а без погромчика вы же никак не сможете обойтис
ь…Ч Репнин спокойно смотрел в глаза вожаку, выдерживая его сверлящий вз
гляд.
Ч Не тронь дерьмо Ч не завоняет, Ч наконец выцедил сквозь зубы Хурра-Б
ин.
Ч Я не понял: это что, угроза? Или акт самокритики? Ч нехорошо улыбнувшис
ь, поинтересовался капитан.
Ч А понимай как знаешь, коп. Ч И вожак, резко поднявшись на ноги, распахну
л дверь. Жест его был совершенно недвусмысленным.
Ч Мое дело Ч предупредить, Ч пожал плечами Репнин и вышел в залу.
Ч А мое Ч наплевать на ваши угрозы, Ч оскалился Хурра-Бин и даже слегка
присел, раскорячив ноги. Ч Обратную дорогу помнишь или проводить?..
В песнях и танцах, судя по всему, наступил перерыв. “Девочки” разносили вс
ем желающим тарелки с жареным мясом.
И тут один из сноу-менов, сидящий у самой сцены, вдруг ни с того ни с сего за
валился на спину, изо рта у него пошла пена. Глаза закатились, руки слепо з
ашарили вокруг, согнутые ноги заскребли пол.
Валерий успел подумать: “Доигрался в йети, придурок!”, а потом началась па
ника. Волна необъяснимого ужаса накатилась на обитателей полуподвала. “
Девочки” завизжали. “Шерстяные дети” бросились кто куда, спотыкаясь о шк
уры, роняя светильники, сбивая друг друга с ног. Настоящее смертоубийств
о происходило в дверях, где в ход пошли кулаки и канделябры, как будто сноу
-мены бились за место в шлюпках на тонущем корабле.
Свихнувшийся сноу-мен издал один протяжный, совершенно нечеловеческий,
душу вынимающий звук Ч то ли вой, то ли вопль. Но дело было не в нем: капитан
прекрасно знал, что “шерстяные” мастерски умеют подражать звериным кри
кам Ч это для них совершенно привычное занятие, своего рода народное ис
кусство. Ужас возникал ниоткуда и гнал людей наружу.
Репнин вырвался из полуподвала одним из самых последних. Сила воли, видн
о, была побольше, а давиться в дверях Ч никакого желания. Несколько постр
адавших в драке ползли или ковыляли к выходу. Валерий помог какой-то деву
шке выбраться на улицу, но вернуться за отставшими у него уже не было сил.
Пот стекал со лба, заливая глаза, рубашка на спине и груди промокла наскво
зь. Руки едва ли не первый раз в жизни дрожали противной мелкой дрожью.
Некоторые “шерстяные” уже унесли ноги совсем, другие остановились непо
далеку от здания, утираясь, сплевывая и с опаской поглядывая на двери, Ч
взъерошенные и затравленно озирающиеся, похожие на побитых собак. Сам Ху
рра-Бин, подобно истинному капитану, покинул “судно” после всех Ч вытащ
ил на кучу шлака двоих полуживых от страха “детей” и рухнул, быть может, да
же потеряв сознание. Слишком уж сильна была нервная перегрузка.
Минут через пять, когда вожак пришел в себя и начал обходить поредевшие р
яды соратников, ободряя или, напротив, стыдя сноу-менов, капитан набрался
решимости и заглянул в двери полуподвала. Он ожидал, что невидимая сила м
гновенно ударит его в самое незащищенное место и свалит с ног, бросит наз
ад Ч к перепуганным “шерстяным”, но ничего этого не произошло. Страха бо
льше не было.
Репнин зашел внутрь. Все произошедшее теперь казалось ему дурным сном… Н
а груде шкур лежал, раскинув руки, давешний сноу-мен. Он еще был в беспамят
стве Ч самый обыкновенный “шерстяной”, ничуть не лучше и не хуже любого
другого из трех сотен членов московского братства. И было совершенно неп
онятно, что же такое особенное произошло с ним и со всеми остальными.
Глава четвертая
20 СЕНТЯБРЯ
16
ПРИМАК (1)
Палуба авианосца была скользкой от дождя. Порывистый ветер гнал рваные к
лочья облаков. Поднялась высокая волна, раскачав даже эту непомерной вел
ичины посудину. Было незаметно, чтобы авианосец “Дуайт Эйзенхауэр” как-
то особенно приготовился к встрече. Служба шла по обычному распорядку. Э
то не укрылось от глаз генерал-лейтенанта Примака, и он буркнул поминутн
о оглядывающемуся на него Равандрану:
Ч Не больно-то нас привечают.
Прилепившийся на плече электронный переводчик тут же перевел. Примак и с
ам вполне сносно говорил по-английски, но в официальных случаях предпоч
итал не рисковать, не подставляться. Он не очень-то уверенно чувствовал с
ебя, попадая в сферы высокой политики Ч гость на чужом празднике, вернее,
непрошеный гость… Бывший командующий миротворческими силами ООН в Вос
точной Африке генерал-лейтенант Мис, эвакуировавшийся сюда из подвергш
егося бомбардировке штаба, стоял одиноко у носового входа в надстройку.
Внимательно рассмотрев приближающуюся группу людей, он с удивлением не
обнаружил в свите Генсека председателя Комитета по миротворческим сил
ам ООН.
Мис еще не знал, что Примак поставил категорическое условие, без которог
о ни за что не принял бы на себя командование Ч непосредственное подчин
ение его Генсеку в обход лорда Пикфорда. И Равандран без особых возражен
ий дал согласие. Главное, что Совет Безопасности был не против. На протест
ы самого председателя комитета после провала военной блокады ТАР можно
было не обращать внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
т заниматься любой интеллектуал, мало-мальски знакомый с биологией, зоо
психологией и способный не растеряться в экстремальной ситуации. Сам же
он не без оснований считался в кругах “аномальщиков” одним из основател
ей новой науки Ч ксенопсихологии. А разве нельзя применить ее методы в э
том случае? Ну чем йети не пришельцы?..
Аргументы Петера Зиновьев демонстративно пропускал мимо ушей и предла
гал выбирать: вовсе остаться без работы или безоговорочно выполнять его
приказы. Перспектива многомесячного безделья или бесславного возвраще
ния в Европу отнюдь не радовала фон Рега, и он был вынужден смирить гордын
ю.
Сейчас Петер сидел на развилке толстенных ветвей дуба и осматривал в бин
окль склон близлежащей горы. Сначала он увидел какое-то коричневое пятн
о средь листвы. Потом это пятно сместилось ниже, затем еще ниже, выросло в
размерах и в один прекрасный момент превратилось в медведя. Когда же он в
стал на задние лапы, очевидно, отмахиваясь от назойливого насекомого, фо
н Peг узрел на его груди треугольник белого меха.
Петер добросовестно передал по рации:
Ч Вижу гималайского медведя. Он спускается вниз. Ему ответил язвительн
ый голос Зиновьева:
Ч Очень рад за вас обоих. Конец связи.
Фон Peг сплюнул, увлажнив корневую систему подведомственного ему дерева,
и снова поднес к глазам прекрасный цейссовский бинокль. Медведь, сидя по-
турецки, держал в передних лапах палку и что-то чертил на земле, порой сов
ершая чисто человеческие движения. Конечно, отсюда было не рассмотреть,
что именно он выковыривал там из почвы. Играет ли сам с собой в крестики-н
олики или пишет любовное послание сбежавшей со станции красотке-секрет
арше Слонопотама?
Петер внимательно следил за его действиями. Снова и снова медведь с огро
мным трудом пытался что-то написать. Видно, ничегошеньки у бедняги не вых
одило. И когда он с недовольным рычанием удалился наконец в заросли бамб
ука, фон Peг повесил бинокль на грудь, не спеша слез с дерева, без сожаления п
окинув свой НП, спустился в лощину, а потом поднялся по склону до полянки,
украшенной отпечатками медвежьих лап и царапинами от когтей. Если хорош
енько присмотреться, можно было Ч по буковке, по буковке Ч разобрать, ка
кую именно надпись вымучивал мохнатый. Кажись, это было английское слово
“страх”.
Ну, не мерещится же мне! Ч Петер поспешил сделать несколько снимков, пока
не начало темнеть. Впрочем, вряд ли что-нибудь потом разберешь на пленке
Ч буквы различимы лишь под строго определенным углом зрения, а фон Peг отн
юдь не был мастером фотографии. Да и все равно никто не поверит, наверняка
скажут: сам рисовал Ч ногой, например…
14
По сообщению агентства Киодо-Цусин, на демаркационной линии между Объед
иненными Индуистскими Штатами и Исламской Конфедерацией снова началис
ь интенсивные артиллерийские перестрелки с применением реактивных уст
ановок залпового огня. Совет Безопасности ООН осудил эскалацию напряже
нности на Индостанском субконтиненте и призвал противоборствующие сто
роны немедленно остановить бессмысленное кровопролитие.
15
РЕПНИН (2)
Встреча директора “Премьера” господина Ользенского со связником Хурра
-Бина действительно состоялась ровно в полночь под Столыпиной, а дальше
проследить за “шерстяным” было делом техники.
К штаб-квартире сноу-менов капитану Репнину пришлось пробираться через
вполне революционные баррикады, сложенные из набитых металлоломом, кам
нями и кирпичом мусорных баков и контейнеров. Конечно, в природе существ
овал и “парадный” въезд, но Репнин предпочел подольше оставаться незаме
ченным.
Шел он на дело один, боясь спугнуть “шоблу”. Одет был в гражданское Ч джин
сы, свитер, кепку и кроссовки. Подобную вылазку капитан предпринял проти
в всех правил. “Авантюра Ч любимое занятие господина Репнина”, Ч говор
или в префектуре. Там терпеть не могут самодеятельности. Впрочем, не толь
ко из-за этого Валера до сих пор застрял в капитанах. Порой он рубил правд
у-матку, а кому она по нраву?..
Жена часто просила его не высовываться, но тщетно. Каждый раз Валерий дав
ал ей клятвенное заверение, а потом… Уж что-что, а клясться капитан всегда
умел лучше всех: слова были убедительны, интонации проникновенны, выраж
ение лица способно вышибить слезу из камня. Но сам-то он прекрасно сознав
ал, что всего лишь вешает лапшу на уши, и мысленно скрещивал пальцы, считая
себя скорее игроком, чем клятвопреступником. Не мог ведь Репнин по-друго
му, не умел, да и не хотел. По инструкции Ч только в гроб ложиться, да и то не
залезть будет…
Сноу-мены, или “шерстяные дети”, представляли собой очередное поколение
протеста по аналогии с легендарными теперь хиппи, битниками и панками. Н
а сей раз они сменили (а вернее, оттеснили на второй план) “деревяров-коло
д-ников”, пожалуй, одну из самых безобидных, хотя и весьма шумных групп. Сн
оу-мены, как уже можно догадаться, работали под йети: выбривали голову, ос
тавляя короткую шерстку и покрашенные в серо-голубоватый цвет гребни; в
этот же цвет красилась и буйная растительность на груди, спине и под мышк
ами (у кого она была). Наиболее рьяные из числа безволосых наклеивали себе
на тело окрашенную шерсть или даже целые куски шкур. Вид у “шерстяных” бы
л по-своему потешный, повадки явно хулиганские, а порой так и просто банди
тские.
Валерия засекли, когда он уже битых полчаса простоял у окон полуподвала,
подглядывая сквозь пыльные и слегка запотевшие стекла.
Капитан до сих пор не видел сноу-менов “женского полу”, но вот теперь удос
тоился Ч зрелище, надо сказать, было прелюбопытное. Прически аналогичны
мужским, сиреневато-серебряные тени у глаз и такая же помада, голые груди
тускло-стального цвета, меховые юбочки, надежно закрывающие срамные ме
ста Ч никакого разврату; ну а ноги отсюда было не разглядеть. И эти девчон
очки лет пятнадцати-двадцати от роду довольно бодро выплясывали под мон
отонную мелодию каких-то языческих народов, изливаемую мощными колонка
ми допотопного японского магнитофона, Ч пытались расшевелить еще не от
ошедшую от бодуна публику.
Судя по всему, в обиталище “шерстяных детей” было неплохо натоплено. Сно
у-мены возлежали на разнокалиберных шкурах, раскиданных по всему простр
анству полуподвала, Ч от кроличьих до медвежьих и лосиных, от белоснежн
ых до угольно-черных Ч и предавались всяким нехорошим излишествам. Впр
очем, некоторые просто дремали.
А когда магнитофон захрипел и отрубился, одна из девочек Ч судя по всему,
здешняя примадонна Ч вдруг запела безо всякого музыкального сопровож
дения. Пела она, промежду прочим, вполне профессионально Ч по крайней ме
ре, ничуть не хуже певички из кафе “Премьер”. У нее было чуть-чуть хриплов
атое меццо-сопрано.
Йети, йети! Ни за что на свете
Не расстанусь я с тобой!
Будет небо черным, будет солнце черным,
Кровь зато уж станет голубой!
Йети, йети! Шерстяные дети
Будут от тебя, ты Ч мой дружок!
Йети, йети! Гималайский мишка!
Съешь меня, я Ч твой пирожок!
Публика издала дружный вопль восторга, от которого задрожали окна, впроч
ем, как показалось Репнину, восторгались они вовсе не песней, “знакомой д
о слез”, а самой примадонной.
Ч Ты… хм… чего здесь делаешь, дядя?! Ч прервал процесс наблюдения чей-то
грубый голос.
Ч Я ищу Хурра-Бина, Ч невозмутимо ответствовал капитан.
Ч Хурра-кого?
Ч Не валяй ваньку, мохнатый. Считаю до трех…Ч Репнин сурово нахмурил бр
ови.
Ч А что после “трех”? Ч поинтересовался сноу-мен. Он, конечно же, ничуть
не испугался, так как был на голову выше, много тяжелее и шире в плечах.
Капитан не представлял, чем таким можно вывести из себя косматого громил
у, Ч ткнул, что называется, пальцем в небо, но, похоже, попал в точку:
Ч Лишишься невинности. Тот аж в лице переменился.
Ч Да я тебя, людер!.. Ч Замах был слишком медленным, и Репнин не только усп
ел успокоить “шерстяного” коротким хуком слева, но и даже почесать у себ
я за ухом. Охранник завалился мордой в куст лебеды, выросшей на шлаковой к
уче, зарычал угрожающе, но подниматься что-то не спешил.
Ч Ты почто моих братьев трогаешь?! Ч проревел здоровенный детина, выбра
вшись из подъехавшего в этот момент пикапа. Был он еще здоровеннее повер
женного сноу-мена.
Одет был вожак в незастегнутую кожаную куртку, кожаные штаны и мокасины.
Голую грудь его покрывала седая шерсть. Хоть тут без бутафории!.. Гребень и
з столь же натуральных седых волос украшал массивный, почти кубический ч
ереп. Глубоко посаженные глаза Ч в черных полукружьях Ч смотрели насто
роженно, в них несомненно отражался ум, коим явно не блистали задержанны
е полицией сноу-мены.
Ч Я пришел поговорить с вами, господин Бингрелов, И поговорить пока что п
о-хорошему, Ч сказал капитан, фехтуя взглядами с вожаком.
Хурра-Бин поморщился. Видно, “мирская” фамилия чрезвычайно раздражала е
го. Кисло-перекошенная физиономия вожака так и просилась быть запечатле
нной на века.
Ч Пошли в берлогу, Ч наконец разродился он. Ч Там найдется тихий закут
ок…Ч И, бросив презрительный взгляд на все еще копошащегося в жухлой ле
беде охранника, пошагал к узкой двери полуподвала. Вниз вело четыре ступ
еньки. Проходя в дверь, Хурра-Бину пришлось нагнуть голову.
Освещалось логово толстенными свечами, помещенными в огромные латунны
е канделябры грубой работы, а также парой напольных ламп с сетчатыми мет
аллическими колпаками. Ч По стене проходила здоровенная труба паровог
о отопления Ч именно она и была источником жизни. Запахи тут стояли тяже
лые, но не смертельные. Сноу-мены явно страдали от похмелья и не менее явн
о, не злоупотребляли регулярностью мытья. Клеенные на грудь шкуры, возмо
жно, и вовсе нельзя было мочить, а кожа под ними, без сомненья, прела…
“Шерстяные дети” встретили появление Хурра-Бина громкими шлепками по о
бнаженным частям тела. А вот в Исламской Конфедерации лидеров приветств
уют ударами ладоней по крышкам парламентских или министерских столов. В
сего один эволюционный шажок остался им до наицивилизованнейшего хлоп
анья в ладоши.
Вожак бросил безразличный взгляд на “стадо” и прошествовал в глубину по
мещения Ч прямо за сцену. На чужака сноу-мены, кажется, вовсе не обратили
внимания, ведь вел его сам.
Закут был оборудован звукоизоляционной керамической плиткой и явно пр
едназначался для конфиденциальных бесед и секретных переговоров. Хурр
а-Бин цлотно закрыл за Репниным дверь.
Ч Что будете пить?
Капитан разглядел в углу, рядом с сейфом, здоровенный бар.
Ч На службе не употребляю, Ч отрезал он.
Ч Я так и думал. Ч Вожак уселся на кучу шкур в углу комнаты, указал рукой
на низенький пуфик. Ч Присаживайтесь, коп.
Ч И на том спасибо.
Ч Значит, пришли защищать “Премьера”…Ч пробормотал вожак и налил себе
полстакана из какой-то пузатой бутылки. Ч Совсем кислород нам перекрыв
аете…
Ч Ну, в том, что с “шерстяными” никто не хочет иметь дела, виноваты только
вы сами. Вы же всех за горло норовите взять…
Ч Это уже лирика. У вас есть что сказать по существу?! Ч с внезапной злост
ью вдруг рявкнул Хурра-Бин. Ч Если нет, то милости пр-рошу!
Ч Я не советую вам тусоваться в “Премьере”, господин Бингрелов. Первая ж
е расколотая о стену тарелка или сломанный стул Ч и все чохом отправите
сь на пятнадцать суток. Ну а без погромчика вы же никак не сможете обойтис
ь…Ч Репнин спокойно смотрел в глаза вожаку, выдерживая его сверлящий вз
гляд.
Ч Не тронь дерьмо Ч не завоняет, Ч наконец выцедил сквозь зубы Хурра-Б
ин.
Ч Я не понял: это что, угроза? Или акт самокритики? Ч нехорошо улыбнувшис
ь, поинтересовался капитан.
Ч А понимай как знаешь, коп. Ч И вожак, резко поднявшись на ноги, распахну
л дверь. Жест его был совершенно недвусмысленным.
Ч Мое дело Ч предупредить, Ч пожал плечами Репнин и вышел в залу.
Ч А мое Ч наплевать на ваши угрозы, Ч оскалился Хурра-Бин и даже слегка
присел, раскорячив ноги. Ч Обратную дорогу помнишь или проводить?..
В песнях и танцах, судя по всему, наступил перерыв. “Девочки” разносили вс
ем желающим тарелки с жареным мясом.
И тут один из сноу-менов, сидящий у самой сцены, вдруг ни с того ни с сего за
валился на спину, изо рта у него пошла пена. Глаза закатились, руки слепо з
ашарили вокруг, согнутые ноги заскребли пол.
Валерий успел подумать: “Доигрался в йети, придурок!”, а потом началась па
ника. Волна необъяснимого ужаса накатилась на обитателей полуподвала. “
Девочки” завизжали. “Шерстяные дети” бросились кто куда, спотыкаясь о шк
уры, роняя светильники, сбивая друг друга с ног. Настоящее смертоубийств
о происходило в дверях, где в ход пошли кулаки и канделябры, как будто сноу
-мены бились за место в шлюпках на тонущем корабле.
Свихнувшийся сноу-мен издал один протяжный, совершенно нечеловеческий,
душу вынимающий звук Ч то ли вой, то ли вопль. Но дело было не в нем: капитан
прекрасно знал, что “шерстяные” мастерски умеют подражать звериным кри
кам Ч это для них совершенно привычное занятие, своего рода народное ис
кусство. Ужас возникал ниоткуда и гнал людей наружу.
Репнин вырвался из полуподвала одним из самых последних. Сила воли, видн
о, была побольше, а давиться в дверях Ч никакого желания. Несколько постр
адавших в драке ползли или ковыляли к выходу. Валерий помог какой-то деву
шке выбраться на улицу, но вернуться за отставшими у него уже не было сил.
Пот стекал со лба, заливая глаза, рубашка на спине и груди промокла наскво
зь. Руки едва ли не первый раз в жизни дрожали противной мелкой дрожью.
Некоторые “шерстяные” уже унесли ноги совсем, другие остановились непо
далеку от здания, утираясь, сплевывая и с опаской поглядывая на двери, Ч
взъерошенные и затравленно озирающиеся, похожие на побитых собак. Сам Ху
рра-Бин, подобно истинному капитану, покинул “судно” после всех Ч вытащ
ил на кучу шлака двоих полуживых от страха “детей” и рухнул, быть может, да
же потеряв сознание. Слишком уж сильна была нервная перегрузка.
Минут через пять, когда вожак пришел в себя и начал обходить поредевшие р
яды соратников, ободряя или, напротив, стыдя сноу-менов, капитан набрался
решимости и заглянул в двери полуподвала. Он ожидал, что невидимая сила м
гновенно ударит его в самое незащищенное место и свалит с ног, бросит наз
ад Ч к перепуганным “шерстяным”, но ничего этого не произошло. Страха бо
льше не было.
Репнин зашел внутрь. Все произошедшее теперь казалось ему дурным сном… Н
а груде шкур лежал, раскинув руки, давешний сноу-мен. Он еще был в беспамят
стве Ч самый обыкновенный “шерстяной”, ничуть не лучше и не хуже любого
другого из трех сотен членов московского братства. И было совершенно неп
онятно, что же такое особенное произошло с ним и со всеми остальными.
Глава четвертая
20 СЕНТЯБРЯ
16
ПРИМАК (1)
Палуба авианосца была скользкой от дождя. Порывистый ветер гнал рваные к
лочья облаков. Поднялась высокая волна, раскачав даже эту непомерной вел
ичины посудину. Было незаметно, чтобы авианосец “Дуайт Эйзенхауэр” как-
то особенно приготовился к встрече. Служба шла по обычному распорядку. Э
то не укрылось от глаз генерал-лейтенанта Примака, и он буркнул поминутн
о оглядывающемуся на него Равандрану:
Ч Не больно-то нас привечают.
Прилепившийся на плече электронный переводчик тут же перевел. Примак и с
ам вполне сносно говорил по-английски, но в официальных случаях предпоч
итал не рисковать, не подставляться. Он не очень-то уверенно чувствовал с
ебя, попадая в сферы высокой политики Ч гость на чужом празднике, вернее,
непрошеный гость… Бывший командующий миротворческими силами ООН в Вос
точной Африке генерал-лейтенант Мис, эвакуировавшийся сюда из подвергш
егося бомбардировке штаба, стоял одиноко у носового входа в надстройку.
Внимательно рассмотрев приближающуюся группу людей, он с удивлением не
обнаружил в свите Генсека председателя Комитета по миротворческим сил
ам ООН.
Мис еще не знал, что Примак поставил категорическое условие, без которог
о ни за что не принял бы на себя командование Ч непосредственное подчин
ение его Генсеку в обход лорда Пикфорда. И Равандран без особых возражен
ий дал согласие. Главное, что Совет Безопасности был не против. На протест
ы самого председателя комитета после провала военной блокады ТАР можно
было не обращать внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31