– Да! – В голосе девушки звучала уверенность и непоколебимая решимость.
– Я вот думаю, наверное, не кто иной, как Тэтч, ввергла вас в то состояние, в каком я вас застал тогда, в Старом Городе. По-моему, все сходится. – Он внимательно посмотрел в глаза девушки. – Но мне интересно, как вы сами-то до всего этого додумались?
– Мне тоже, – призналась она.
Помолчав, Таниэль убежденно произнес:
– Мы непременно найдем ваших родителей. И выясним все до конца.
Элайзабел ничего на это не ответила.
Теперь они все дальше углублялись в Кривые Дорожки, и она начала понимать, почему этот неведомый большинству участок территории Лондона получил такое название. Дома здесь лепились друг к дружке теснее, чем где бы то ни было, и улочки, по которым шли она, Таниэль и Кэтлин, то и дело неожиданно петляли в стороны, раздваивались и сливались воедино. Проходы между заброшенными складами порой оказывались настолько узкими, что протиснуться в них можно было только с большими усилиями. Не раз случалось, что путь им преграждали руины, оставшиеся здесь еще со времен войны, и тогда приходилось возвращаться назад и идти в обход. Сколько ни бродили они по Кривым Дорожкам, им здесь почти не встречались люди, если не считать нескольких калек-попрошаек, которые, не попытавшись даже выклянчить у них монетку, молча прошмыгнули мимо. Откуда-то издалека слышались то взрывы дикого хохота, то шум потасовки, но, за исключением этих звуков, вокруг царила тишина. Все здесь словно вымерло.
– Куда же мы все-таки идем? – допытывалась Элайзабел. – Кого и что мы ищем?
– Тех, кто нам нужен, не так просто отыскать, – ответил ей Таниэль. – Надо дождаться, чтобы они сами нас заметили.
– Но почему здесь так тихо? – не унималась она.
– Нищие днем уходят в город на работу, – пояснил Таниэль, потирая веко. Глаза его после событий минувшей ночи все еще были красными, слезились и чесались, но лопнувшие сосуды, к счастью, заживали на удивление быстро, и боль его уже не беспокоила. – А те, кто здесь остался, избегают встреч с незнакомцами. Так безопаснее. Потерпите до вечера. Тогда вам представится случай увидеть Кривые Дорожки и их обитателей во всем великолепии.
– Надеюсь, ты полностью отдаешь себе отчет в том, что делаешь? – весело обратилась к нему Кэтлин.
Таниэль метнул в ее сторону сердитый взгляд и снова заговорил с Элайзабел:
– У меня здесь есть друг, зовут его Кротт, он король нищих, один из четырех королей, которые властвуют в этих местах. Он нам поможет. Нам необходимо спрятаться как можно надежнее, и еще нам надо распутать эту зловещую историю до самого конца. Вот-вот должно свершиться что-то чудовищное. И за этим стоит Братство. Им удалось вызвать из небытия дух, который обитает теперь в вас, им оказалось под силу поднять из глубин морских дрога и заставить служить себе бог знает кого еще, чтобы вернуть вас или убить.
Элайзабел растерянно заморгала, не зная, что и сказать на это. Помолчав, она спросила:
– А кто они такие, короли нищих?
– Нищенство в Лондоне – такое же ремесло, как, скажем, воровское или плотницкое, – охотно пояснил Таниэль. – У плотников есть свой цех, у воров – своя гильдия, а у попрошаек есть короли. Похоже, в прежние времена король был только один, но потом сообщество нищих раскололось на четыре отдельные шайки, и у каждой появился свой предводитель. Шайка обеспечивает всех своих членов работой, за что те отчисляют в общую кассу часть ежедневного заработка. Шайка также следит за тем, чтобы посторонние не попрошайничали на ее территории. – Пожав плечами, он прибавил: – Вот, пожалуй, и все, что мне известно об этих людях.
– А Кротт? Что он за человек?
– Он знал моего отца. К жене Кротта присосался инкуб. Это такое чудовище, оно впивается человеку в спину. Его нельзя ни видеть, ни осязать, но он заставляет свою жертву горбиться и отнимает у нее силы, душевные и физические, человек слабеет, и свет делается ему не мил. Желание жить полностью пропадает, и однажды несчастный опускается на колени, а потом падает, чтобы больше никогда уже не подняться.
Глаза Элайзабел подернулись дымкой печали.
– Это ужасно, – сказала она.
– К счастью, избавиться от них довольно легко, гораздо труднее их обнаружить. Каким только докторам не показывал свою жену Кротт, пока, совсем отчаявшись, не привел ее к моему отцу. Тот уничтожил инкуба, но было уже слишком поздно, вскоре она умерла. Однако Кротт навсегда сохранил благодарность отцу за то, что тот дал ей возможность счастливо прожить немногие оставшиеся дни. Они дружили до самой гибели моего отца. Я надеюсь, что Кротт и ко мне отнесется с приязнью.
Карманные часы Таниэля показывали три пополудни. Вдалеке ударил церковный колокол. И лишь после этого Кривые Дорожки обратили свое милостивое внимание на троих чужаков, невыспавшихся, усталых, измученных многочасовыми блужданиями без смысла и цели. Все трое почувствовали огромное облегчение, когда в одном из тесных переулков к ним подошел коротышка с узким крысиным лицом, облаченный в рваный коричневый плащ, и дребезжащим голосом спросил:
– Эй, вы, часом, не заблудились?
– Ты не из шайки Кротта? – поспешно отозвался Таниэль.
– М-м. Так вам надобно кого-то из Кроттовых? Это не ко мне, я человек Рикарака. – Он оглядел каждого из них с головы до ног, немного поразмыслил и кивнул: – Ладно. Обождите тут, – и с этими словами в мгновение ока исчез за углом.
Несколько минут протянулось в безмолвном ожидании, пока наконец перед ними не предстал еще один обитатель здешних мест. На сей раз это был согбенный старик, одну из щек которого обезображивали многочисленные глубокие шрамы. Не иначе как много лет назад он в недобрый час повстречался с каким-то диким зверем. Одежду старика составляли многослойные лохмотья, шея у него была кривая, обнаженные до локтей руки покрывала мелкая старческая «гречка».
– Я прозываюсь Гриндлом, – низким, исполненным достоинства голосом возвестил он. – Что у вас за дело до Кротта, чужаки?
– Меня зовут Таниэль Фокс, я истребитель нечисти, – последовал ответ. – А это Кэтлин Беннет, мы с ней коллеги. Имя же этой юной леди – Элайзабел Крэй.
– Знаю, слыхал про вашего родителя, мастер Фокс, – сказал Гриндл и выразительно помотал головой. – Только нет у нас в Кривых Дорожках этой нечисти, монстров этих.
– Мы здесь не по делам службы. Я желал бы получить аудиенцию у господина Кротта, – пояснил Таниэль.
– Да неужто? – криво ухмыльнувшись, вопросил старец. – Вон чего захотели!
У Эзраэля Карвера выдался на редкость трудный день, хотя никаких особых причин для того, чтобы считать его таковым, не было: в течение всего времени, проведенного детективом на службе, не случилось ни одного из ряда вон выходящего происшествия. Карвер просто устал, и терпение его было на пределе. Ему стоило немалого труда сохранять на лице вежливую улыбку, разыскивая по всему полицейскому управлению Чипсайда необходимые для работы папки с документами, которые туповатый секретарь, как всегда, положил не на место.
А еще детектива страшно раздражала бестолковая суматоха, которая царила в здании управления. Казалось, с каждым днем все больше народу осаждало стойку дежурного и рассаживалось на жестких скамьях в приемной. Город неуклонно деградировал, этого невозможно было не признать. Со времен Vernichtung Лондон все катился и катился по наклонной плоскости. С тех самых пор, как проклятые пруссаки забросали его бомбами двадцать с лишним лет тому назад. С самого появления нечисти.
Разыскав наконец нужные ему бумаги, Карвер вернулся в кабинет и плотно затворил за собой дверь. Майкрафт, который незадолго перед этим куда-то отлучился, все еще отсутствовал. Карвер уселся в кресло и разложил бумаги на столе.
Сказать по правде, Майкрафт ему вообще-то нравился. И хотя, еще во времена службы в Холборне, у них с инспектором не раз случались мелкие стычки, Карвер без малейших колебаний согласился заняться расследованием преступлений Лоскутника, хотя это и предполагало его ежедневное тесное сотрудничество со своим былым антагонистом. С тех пор минуло два года. Они хорошо друг друга узнали, и отношения их складывались на основе взаимной терпимости. Кроме того, Карвер ценил то привилегированное положение, которое занимало их с Майкрафтом подразделение в силу важности поставленной перед ними задачи, и ту высокую степень независимости в принятии решений, которую предполагала возложенная на них особая миссия.
«Так-так, – думал он, склоняясь над документами. – Все праздные мысли побоку. Надо наконец что-то решить с этими убийствами „зеленых флажков“».
Он рассеянно постучал карандашом по верхним зубам, бросил взгляд в темнеющее окно, с досадой подумав, как, должно быть, холодно будет нынешним вечером и ночью. Холодно и уж как пить дать туманно. Вдохновение все никак не приходило, а поскольку в ожидании его появления добросовестный детектив не мог себе позволить бездельничать, он решил позвонить доктору Пайку в «Редфордские угодья» и спросить, не нашел ли тот времени ознакомиться с данными, которые были ему предоставлены полицейским управлением. Некоторое время тому назад по предложению Майкрафта доктора Пайка ввели в детали убийств «зеленых флажков», с тем чтобы он дал свое профессиональное заключение, является ли убийца Лоскутником или же его подражателем. В последнем случае доктор, вполне возможно, сумел бы набросать примерный психологический портрет преступника, чем существенно облегчил бы для полиции его поимку. Карвер вообще-то был против подобной утечки конфиденциальной информации, но Майкрафт его заверил, что Пайку вполне можно доверять. Наверное, разумнее было бы дождаться возвращения инспектора, чтобы он сам провел переговоры со своим приятелем Пайком, но ждать детективу не хотелось и он решил действовать самостоятельно.
Подняв с рычага телефонную трубку, он внезапно вспомнил, что не знает номера Пайка. Пришлось прибегнуть к услугам оператора и просить того соединить его с «Редфордскими угодьями». Но оператор ответил, что в его списке данного заведения нет. Извинившись, детектив повесил трубку.
Глупость какая, подумал он и отправился искать записную книжку Майкрафта в ящике его стола. Уж в ней-то наверняка будет значиться нужный номер. Книжка нашлась сразу, но, раскрыв ее, детектив Карвер испустил тяжкий вздох: почерк у Майкрафта был просто чудовищный, и разобрать его скоропись стоило большого труда. Кроме того, у старшего инспектора, как выяснилось, была неприятная привычка бездумно рисовать на полях всякую чепуху. Эти уродливые изображения раздражали глаз и осложняли поиски нужного имени в паутине каракуль. В добавление ко всему, Майкрафт заносил в книжку адреса и телефоны не в алфавитном порядке, а как придется. Когда Карвер наконец разыскал на одной из страниц имя Пайка, под ним значилось: «Номер телефона – см.: Люсинда Уотт, секретарь». Шепотом выругавшись, детектив снова начал листать неопрятные страницы в поисках теперь уже Люсинды Уотт. И тут вдруг движения его пальцев замедлились, а на лбу обозначилась глубокая морщина. Он вернулся на пару листков назад и в изумлении уставился на изображение, которое невольно привлекло его взгляд.
Майкрафт, не принадлежа, насколько мог судить детектив, к числу художественных натур, оказался тем не менее весьма изобретательным в разрисовывании листков своей записной книжки. Здесь были несколько драконов, на одной из страниц красовался разносчик булочек с пухлыми щеками, изображенный, вероятнее всего, в минуту острого приступа голода, на что указывала также и весьма кощунственная подпись под рисунком: «Второе Пришествие»; а также Юнион Джеки в великом изобилии. Но не эти невинные карикатуры привлекли внимание Карвера. Кроме них, на одной из страниц была картинка совсем другого рода: что-то, напоминавшее искривленную створку морской раковины и одновременно походившее на глаз в обрамлении густых ресниц… Нет, скорее то был какой-то странный клыкастый осьминог, или кит, или… Детектив не знал, что и подумать. Рисунок был заключен в круг, этакое подобие значка или эмблемы. В иной ситуации он не вызвал бы у Карвера никакого интереса, но теперь в его быстром уме молнией мелькнула догадка.
Он перевел взгляд с рисунка на карту и обратно. Затем, вынув из ящика собственного стола карту Лондона более мелкого масштаба, быстро отметил на ней точками те места, где были совершены все убийства «зеленых флажков». Потом он соединил точки линиями и очертил получившееся изображение окружностью.
– Господи помилуй, – сорвалось с его губ при взгляде на итог этих манипуляций.
На карте Лондона красовался клыкастый осьминог из записной книжки Майкрафта. Для завершения рисунка недоставало лишь небольшого фрагмента. Точки, которыми детектив отметил места убийств «зеленых флажков», совпали с границами изображения, они приходились как раз на кончики его клыков, макушку головы, петли щупалец. Карвер увидел, что для завершения рисунка на карте не хватало всего двух точек, и отметил их карандашом другого цвета.
В кабинете вдруг стало заметно темнее, сумерки уступили место вечерней мгле.
– Господи помилуй, – повторил Карвер. – Майкрафт?!
10
Аудиенция у Кротта
Сделка
Крысиный король
Пиршественный зал короля Кротта представлял собой огромное помещение из голого камня с массивными колоннами и арочными сводами. Пол был выложен широкими плитами, входные двери отсутствовали, отчего зал казался бесконечным, дальние его углы, куда не доставал свет факелов, тонули во мраке.
Зато в центре, вблизи колонн, было светло и жарко – здесь над жаровнями, полными углей, витали сказочные ароматы жареной говядины, свинины и птицы. А рядом в бурлящих котлах – именно в котлах, у здешних обитателей они еще не вышли из употребления, – варились всевозможные овощи. У жаровен и котлов сновали повара, проверяя готовность блюд.
По всему периметру освещенного пространства стояли столы, за которыми сидели, поглощая свой ужин, мужчины, женщины и дети – профессиональные нищие Кривых Дорожек. Грязные и неухоженные, почти все они имели тот или иной выраженный физический недостаток: во многих бедных семьях родители нарочно калечили своих ребятишек, чтобы, выставив их затем на обозрение жалостливых прохожих, заработать на этом зрелище лишнюю монету. Несмотря на свои недуги, все собравшиеся были веселы, оживленно переговаривались друг с другом, уснащая свою речь грубыми шутками, обменивались дружескими тумаками и воздавали должное нехитрой пище, запивая ее вином из глиняных кружек. Огромный зал гудел от взрывов хохота, эхом отдававшихся от высоких сводов.
Мужчина, которого Гриндл представил как короля Кротта, сидел за одним из общих столов между широкоплечим великаном с туповатым выражением плоского лица и маленьким мальчиком, глаза которого были крепко зажмурены, а худенькое личико обрамляли пряди грязных и спутанных волос. Когда трое усталых путников вошли в зал, ребенок звонко рассмеялся над какой-то шуткой и шлепнул великана по спине, что побудило того также издать подобие сдавленного смешка.
Гриндл подошел вместе с ними к столу, за которым сидел Кротт, и поклонился. Король нищих, худощавый мужчина лет сорока, выглядел бы настоящим красавцем, если бы не шрам, который шел через всю его щеку и уродовал губу, придавая лицу с полуобнаженными верхними зубами презрительно-хищное выражение, и не глубокие оспины, которые отчетливо виднелись среди негустых волосков коротко подстриженной бороды. «Он мало похож на нищего, – отметил про себя Таниэль. – Его скорей можно было бы принять за благородного разбойника, этакого современного Робин Гуда». Подумав так, он тут же мысленно выбранил себя за неуместные фантазии.
Таниэль перевел взгляд на лицо мальчика и едва сдержал возглас изумления, готовый сорваться с губ: во внешности ребенка была удивительная деталь, которую невозможно было разглядеть издалека, от входа в огромный зал, и только теперь она бросилась ему в глаза. Мальчик вовсе и не думал жмуриться ради забавы: по кромке его век сверху и снизу шли ряды коричневых точек, соединенных стежками. Глаза ребенка были наглухо зашиты, причем вместо ниток для этого использовали тонкую проволоку.
– Таниэль Фокс! – с искренней радостью воскликнул Кротт. – Сколько лет, сколько зим, а? Мы в последний раз встречались, когда ты был вдвое меньше ростом, чем теперь!
– Эзекиен Кротт, – с улыбкой и вежливым поклоном отвечал ему Таниэль. Кротт поднялся и пожал охотнику руку. – Вы по-прежнему в замке король, как я погляжу.
– Еще бы, а как же ты думал! – усмехнулся Кротт и приказал Гриндлу: – Пусть принесут еды для наших гостей. – Царственным мановением руки он повелел нищим, занимавшим места напротив него, удалиться, и те беспрекословно подчинились, прихватив свои тарелки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36