Бат! Готовь номер – «Истинное лицо Иринея».
– Сей секунд, ваше величество! – отозвался директор и яростно задвигал бровями.
Ириней не мог видеть, что происходит за его спиной, но догадывался.
Марио конечно же ставит декорации. На сцене проявляются изломанные ветви деревьев, беседка, уродливые статуи химер. Лисенок бежит за кулисы – превращаться во Властелина Лиц.
Номер этот Ириней видел множество раз – правда, в исполнении смертников-дублеров. Теперь же ему самому предстояло выступить в главной роли.
– Так что, Ир, – поинтересовался король, – как же ты дошел до жизни такой?
– Долгая история, Люк, но интересная. Тебе бы она понравилась.
– Он, ваше вел… – начал Джиакомо, но Ириней так на него зыркнул, что тот подавился фразой.
– Эта история связана с твоим истинным лицом?
– Да. Это одна и та же история.
Даниэль и министр культуры переглянулись. Мальчишка едва заметно кивнул, и от взгляда короля это не укрылось.
– Кинкары, люди, асуры, – задумчиво проговорил он, – все любят тайны. Я выбираю вас для праздника.
– Но, ваше величество, – заволновался Мак-Лоун, – это же проходимцы! Они обещают лицо, а покажут, извините, задницу. Пусть продемонстрируют номер сейчас.
– Резонно. Что скажешь, Бат?
Была, была у Джиакомо слабинка. В отчаянные моменты горло ему скручивал спазм, отчего Бат не мог вымолвить ни слова. Полный ужаса, Джиакомо замигал Иринею: спасай, не подведи!
И Север не подвел.
– Как у нас там, – он оглянулся на сцену, – все готово? Вот и хорошо. Знаешь, Люк, у асуров четыре лица, а у человека лишь одно. Но среди нас прячется мерзавец, у которого сотни лиц.
На щеках Мак-Лоуна выступили синие пятна. Волосы его заблестели золотом, теперь он походил на тибетийского Ринпоче-хохотуна.
Ириней указал на него пальцем:
– Какое из ваших лиц настоящее? А, господин Мак-Лоун?
– Пусть покажет!
Двое служителей выхватили циркача из кресла. Взревела электропила.
«Не стоило бы Даниэлю на это смотреть», – подумал Ириней с опозданием.
Мак-Лоун закричал. Некоторое время слышался визг пилы и шлепки сырого мяса о дерево; наконец все стихло. Появился переодетый дворником Марио Пьяче. Он меланхолично помахивал метлой, сметая листья с дорожки. Дойдя до останков клоуна, Марио так же безразлично спихнул их в бассейн.
Бутафорский ветерок пронесся над прудом. Увитая вьюнками беседка, мраморные химеры Меркурия и Афродиты – все дышало покоем и безмятежностью. Этот момент действовал на зрителей сильнее всего.
Поверхность бассейна заколебалась.
Вынырнул Властелин Лиц.
В первый миг Иринею показалось, что статисты пожалели Мак-Лоуна – так оборотень походил на жертву. Но нет: лицо Властелина представляло собой карикатурную маску, изображавшую дельца от смеха. Сразу становилось ясно: не искусство тому важно, но лишь деньги. Симбионт прэта, Лисенок, игравший Властелина, всегда изображал истинное «я» жертвы.
Ложа взорвалась аплодисментами.
– И этому мерзавцу, – утирая слезы, кричал король, – мы хотели доверить праздник? Воистину, Бат, ты открыл нам глаза! Я бы даже рекомендовал… – Он нагнулся к министру и зашептал ему прямо в ухо.
– Каждого, ваше величество?.. – переспросил тот. – Их слишком много.
– Каждого! Всех интендантов-шельм, начальников пиар-агенств, научных руководителей, пиратских капитанов – к ногтю! Всех в бассейн!
– Осмелюсь доложить, – Бат наконец справился со спазмом, – расходненько выйдет, ваше величество.
– Что значит «расходненько»? Приведите этого клоуна.
– Ваше величество, Мак-Лоун мертв.
– Как мертв? А это?
Облик мертвого комедианта стек с Властелина Лиц. На сцене стояла Лисенок в наряде Коломбины.
– Хороша! – Король обернулся к Джиакомо. – Познакомишь потом. Считай, праздник за тобой.
– О, ваше величество!
Пора было убираться. Бат и так получил больше, чем мог рассчитывать. Но, когда он, меленько кланяясь, заспешил прочь, его настиг мальчишечий голос:
– Ни фига себе! А меня кто-нибудь спросил? Это же мой праздник!
– Ваше высочество? Говорите же!
– Мне ничего не понравилось, – объявил он. – Всю эту шваль надо расстрелять погаными бластерами.
– Но почему, сын мой?
Мальчишка что-то шепнул отцу на ухо. Морщины на лице короля разгладились.
– Всего-то?!
Принц кивнул.
– Ну что ж… Это можно устроить. – Людовик обернулся к лицедеям: – Эй вы! Слушайте. Пять лет назад на Версале гостили посол Алексей Семенович и его дочь Таисия. Но они покинули планету. С тех пор принц томится от одиночества. В ваших же номерах дети совсем не участвуют.
– Но, ваше величество! А Гадкий Пятиклассник?
– Мой сын учится в восьмом классе, – сухо заметил король. – И потом, Даниэлю не нужны травести и уроды. Дайте ему обычных живых сверстников! Пусть будет кровь, секс, насилие, наконец! – меня это не интересует. Актерам должно быть всем по пятнадцать лет.
И король хлопнул по подлокотнику ладонью, давая знать, что разговор окончен. Взвыли реактивные двигатели. Ложа вознеслась под потолок, петляя, словно шарик, из которого выпустили воздух.
Генеральный совет начался минут через двадцать, когда улеглась суета, а декорации и клетки с мутантами вернулись на место. Совещались возле камеры Иринея. Джиакомо мерил пол широкими шагами, его куртка едва не цепляла плазменную решетку. Танечка по своему обыкновению читала словарь, Лисенок сидела в прострации. Всякий раз после единения с прэта ей приходилось несколько часов приходить в себя.
– Ну, Ириней? – начал Бат. – Что делать будем? Ты у нас умный, предложи что-нибудь.
– Для начала пусть Танечка принесет мне чаю и виски. Там поглядим.
– Выполняй! – приказал Бат.
Вернулась кавайка быстро. Скорее всего директор заранее приготовил все необходимое, но помалкивал: инициатива должна исходить от узника.
Отпив глоток терпкого «Ассама», тот сообщил:
– Ты, Бат, слишком ненаблюдателен. При твоей профессии это вредно.
Говорил Север нарочно тихим голосом, так чтобы присутствующим приходилось напрягать слух:
– За каморками, где переодеваются Танечка и Лисенок, есть потайной ход. Если остановить биение сердца, ночью иногда можно услышать шаги.
Север вылил «Тулламор дью» в чай и продолжил:
– Это не любовники наших актрис. У человека, спешащего на свидание, другой ритм шагов. В одну сторону они идут с пустыми руками, обратно – тяжело нагруженные.
– Так-так. Продолжай!
Актеры с надеждой смотрели на узника. Изворотливостью Ириней мог соперничать с прэта.
– Вспомним карту доминиона людей. Есть двадцать восемь звезд, возле которых находятся выходы в доминионы чужих рас. Возле Версаля проход в мир кинкаров…
– …ад бы их побрал!.. – проворчал Джиакомо.
– …и кто подскажет, какой другой пограничный мир к нам ближе всего?
Первой справилась Танечка. Не без помощи словаря.
– Лувр! – подпрыгнула она. – Лувр конечно же! Доминион асуров!
– Прекрасно, Танечка.
– И что из этого следует? А, Ириней?
– Взгляните на наши гипердекорации – они искажены. Их чуть-чуть вытягивает в одну сторону. Если мы репетируем в другом месте, ничего подобного не происходит. Эти искажения возникают оттого, что неподалеку находится портал. Ведет он скорее всего на Лувр, а используют его контрабандисты, чтобы переправлять товары из доминиона асуров к кинкарам. Прямые сообщения между асурами и кинкарами запрещены. А вот так, через нас, людей, вполне дозволено.
– Я все еще не пойму: к чему ты клонишь? – нахмурился Джиакомо.
Вместо ответа Ириней перевернул чашку. На пол упала одинокая капля чая.
– Танечка!.. – хлопнул в ладоши директор.
Когда кавайка вернулась с чаем и виски, Ириней продолжил:
– Я немного знаю Лувр. Будь я контрабандистом, для прикрытия выбрал бы одну из тамошних школ. Кадетский корпус имени Мартина Кассада или Пророческий Лицей имени Халиля Джебрана. Первое более вероятно. Бат, тебе надо лишь дождаться, когда потащат контрабанду, и выйти поохотиться. Думаю, мальчишку или девчонку принцу на потеху добудешь.
– Ты опасный человек, Ириней. Кой дьявол нашептал тебе этот план?
Ириней улыбнулся:
– Тот самый, Бат, что постоянно мне твердит: «Кинкарран должен быть разрушен».
Глава 11
БЕЛЬКА ПРОИГРЫВАЕТ ПАРТИЮ
Велька стоял у стенда гражданской обороны. На окрик отца он не обернулся; казалось, больше всего его интересует порядок эвакуации населения при атаке механоидов.
– Курсант Велетин Шепетов!
Пальцы мальчишки бегали по клавиатуре, отдавая приказы голографическим войскам. Крохотные человечки выскакивали из игрушечных домов; навстречу им спешили синевато-стальные лягушки механоидов.
Справлялся мальчишка на троечку. Механоиды уже сожгли автостоянку и пробивались к аэровокзалу, что означало почти неминуемое поражение игрока. Их главарь, похожий на гигантскую стальную обезьяну, влез на небоскреб и грозно порыкивал на пролетающие мимо авиетки.
Майя посторонилась, выпуская генерал-майора из кабинета.
– Курсант Велетин Шепетов! Как это понимать?!
Мальчишка вздрогнул, крутнулся вьюном. Перья взвились, ладонь к берету:
– Господин генерал-майор! Курсант Шепетов к месту прохождения учебы прибыл!
– Вольно, курсант. – Генерал подошел к стенду, на котором механоиды доедали последних мирных жителей. – Звонили мне полчаса назад. Кинкара-мать! Раньше не могли… Ты, значит, дел успел наделать?.. А, парень?
– Н-ну…
Велька смотрел на отца преданными глазами. Ему отлично было видно, как Майя прячет в рукав «паучью удавку». Похоже, бдительность гостьи удалось притупить.
– Слышал, слышал. Звонил этот твой… инспектор де Толль. Где твои документы?
– Михаил Уранович должен был передать.
– Да? Ничего он мне не передавал. Впрочем, – заторопился Кобаль, – я у него спрошу…
Гроза миновала. Генерал-майору было не до душеспасительных разговоров, и Велька это почувствовал.
– Генерал, – вмешалась асури, – со станции доставили мой багаж. Вы позволите этому юноше перенести его в мое жилище?
– А?.. Что?.. Хорошо, позволю.
– Одному будет тяжело. Пусть тот милый мальчик…
– Тилль?
– Да, Тилль. Он тоже присоединится к нам.
– Хорошо.
Велька прищелкнул каблуками:
– Разрешите идти, господин генерал-майор?
– Да. То есть нет… Постой, пока. – Генерал огляделся и поманил мальчишку пальцем. Они отошли в сторону.
– Слушай, парень, – спросил Шепетов-старший вполголоса, – значит, на Креси… – он замялся, подыскивая выражение помягче, – инцидент?
– Так точно. Парниковый эффект. Нас по другим училищам рассовали.
– Вот некстати-то. И с патрулем тоже… Ишь, герой!.. Надеюсь, ты не собираешься здесь задерживаться надолго?
– Никак нет.
– Я буду вызванивать Беренику. Инцидент мы уладим. Пока же оставайся здесь. На какое-то время перекантуешься в корпусе, а там…
– Есть перекантоваться в корпусе!
– Вот и славно. Иди, мальчик.
Закончив разговор с отцом, Велька расслабился, словно порталом с Земли на Луну перешел. Плечи расправились, макушка вытянулась вверх – будто действительно гравитация уменьшилась.
– Ловкий мальчишка, – заметил полковник, когда Майя с мальчишками ушли. – Но, похоже, тебе он чем-то не угодил.
– А… – поморщился Кобаль. – В семье не без урода. Видит бог, я старался быть справедливым. Но временами накатывает… Я ведь помню, каким ребенком был Абель. Этот на него совершенно не похож.
Сам полковник Абеля Шепетова не застал: герой доминиона погиб больше пятнадцати лет назад. Но фотографии видел и не раз. Трудно себе представить более несхожих людей, чем братья.
Смутное подозрение не давало ему покоя. Не понимая еще до конца, что его тревожит, Алексей Семенович открыл лог стенда, за которым стоял Велька.
«Запуск демонстрационно-тактической игры – 20:43:17, – вспыхнуло на экране. И затем:
Получение распоряжения вышестоящих управлений ГО об атаке – 20:43:17.
Переход на военное положение – 20:56:53.
Оповещения начальников районных штабов – 20:56:55…»
И так далее. Получалась интересная ситуация: мальчишка запустил игру примерно в тот момент, когда Тилль открыл дверь. А потом целых тринадцать минут равнодушно пялился на стенд, наблюдая, как механоиды жрут мирное население. К кнопкам и не прикасался.
Багря покачал головой. Из мальчишки получится хороший разведчик. Оглянувшись – не подглядывает ли кто? – он ткнул в клавишу «delete». С этого момента Майя никак не смогла бы уличить Вельку в шпионаже.
Глава
12 ЧЕСТНОЕ ДОМИНИОННОЕ СЛОВО
Шатон со своими улочками, башенками, галереями и садиками больше напоминает маленький город, чем крепость. У домов преподавателей есть крохотные дворики, обнесенные резными стенами; есть оранжереи и сады. В праздники поверка устраивается на площади Славы Доминиона. Зимой, в период бурь, – в гроте Боевых Фонарей.
Как это бывает в гористых местностях, солнце скрылось за горизонтом в считаные минуты. Вечерний ветер нес со стороны моря брызги и вонь гниющих водорослей. В лучах прожекторов тени кадетов вырастали до немыслимых размеров, сбегая за стену в самоволку. Прячущиеся меж зубцами стены фонарики подмигивали мальчишкам: не дрейфь, ребя! Скоро отбой!
Строй кадетов обреченно замер, ожидая экзекуции.
– Ну, что, господа кадеты? – неслось над рядами. – Облажались?
В голосе Алексея Семеновича звучало презрение:
– Морду эмкаушникам, значит, набить тихо не можем. Не умеем. Патруль обязательно надо приплести… Кадет Сафонов!
– Я! – Димка качнулся вперед.
– Выйти из строя! Где вы взяли кинетическую плеть?
Димка молчал.
– Так, значит… Шкодить умеем. Как отвечать – пальцем деланы. Кадет Михельсон!
Полковник вызвал всех, кто участвовал в вылазке. Всех, кроме Тилля и Вельки, – этих на поверке не оказалось.
– Что ж, голубчики-соколики… Гуси-лебеди вы мои, пингвины-страусы. Я не спрашиваю, зачем вы это сделали, хоть и догадываюсь. – Полковник заложил руки за спину и покачивался с каблука на носок. – Мушкетеры короля, мать вашу! Дуэлянты, забияки…
Началась самая тяжелая часть. Полковник высказал все, что думает о неудачливых мстителях. Вспомнил он и о драке с патрулем. Поступи от патрульных официальная бумага, говорил он, все бы участники вылетели из корпуса как миленькие. А так – останутся легендой «кассадовки». Но и наказание будет соответствующим.
Легендарным.
При этих словах мальчишки перевели дух. Обошлось… Наряды вне очереди не самое страшное. Должен же кто-то драить Шатон и стоять в карауле? Месяц без увольнительных всему корпусу, это, правда, ой… Но ладно, переживем.
Они ошибались. Худшее Аленыч приберег под конец:
– Это все цветочки были, господа кадеты, – сообщил он буднично. – А ягодки сейчас пойдут. Из музея корпуса пропала реликвия – пуля лейтенанта Кассада. Сами понимаете, чем пахнет. – Тут он не выдержал: – Сявочье! Гнусное войско! Кассад – герой доминиона. Лучше бы вы Шатон на толкучку снесли. Или капитана Уфимского работорговцам продали.
Даже в неясном свете фонарей было видно, как побагровел Уфимский. В строю бултыхнулся одинокий смешок.
– В момент обнаружения пропажи, – продолжал Алексей Семенович, – на посту у музея стоял кадет Бурягин. Бурягин, выйти из строя!
Плосколицый, скуластый парень понурившись встал перед кадетами. В плечах он был, пожалуй, что и пошире полковника, но сейчас выглядел нескладным и жалким.
– Господина полковника…
– Молчать! Рот откроете для покаянного выражения. Это, кадет Бурягин, дело нешуточное. Пахнет трибуналом, отчислением и стыдом перед лицом товарищей.
Рота подавленно молчала. Шутки и в самом деле кончились. О том, как Тилль профукал талисман, знали все или почти все. Да, в драке. Да, против шестерых. Но Бурягин-то в чем виноват?!
Родился увалень на Чакотке-8, в большом аграрном мире. До корпуса работал в домхозе: пас камни. Чакотские валуны, если их хорошо воспитывать, годятся хоть куда: хоть на фабрику основным процессором, хоть на линкор вспомогательным. Только следить надо, чтобы вирус не подхватили и чтобы не перегревались.
Чакотские пастухи – часовые идеальные. Камни требуют постоянного внимания: недоглядишь – или уползут куда-нибудь, или шпата полевого нажрутся. А то антиразмножатся слиянием: выгнал на пастбище полторы сотни валунов, возвращаешься, а под командой сорок утесов. Кто мог прошмыгнуть в музей мимо Бурягина?
– Четыре дня гаупвахты, – скучным голосом объявил полковник. – Бубен мы вам дадим. Будете, кадет Бурягин, молиться хоть Маме Булыжников, хоть Гранитному Хрену, но чтобы за эти дни талисман нашелся. Иначе – документы на отчисление.
Решение это кадетов потрясло. Мальчишки растерянно запереглядывались. Как же так? За драку с патрулем всего месяц без увольнительных, а тут практически ни за что – вылет из корпуса?
– Общественное порицание ему… – понеслось по рядам. – У, сволота!.. На раз-два!
Общественное порицание – вещь страшная. Где-то в глубине строя зародилось томительное ворчание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– Сей секунд, ваше величество! – отозвался директор и яростно задвигал бровями.
Ириней не мог видеть, что происходит за его спиной, но догадывался.
Марио конечно же ставит декорации. На сцене проявляются изломанные ветви деревьев, беседка, уродливые статуи химер. Лисенок бежит за кулисы – превращаться во Властелина Лиц.
Номер этот Ириней видел множество раз – правда, в исполнении смертников-дублеров. Теперь же ему самому предстояло выступить в главной роли.
– Так что, Ир, – поинтересовался король, – как же ты дошел до жизни такой?
– Долгая история, Люк, но интересная. Тебе бы она понравилась.
– Он, ваше вел… – начал Джиакомо, но Ириней так на него зыркнул, что тот подавился фразой.
– Эта история связана с твоим истинным лицом?
– Да. Это одна и та же история.
Даниэль и министр культуры переглянулись. Мальчишка едва заметно кивнул, и от взгляда короля это не укрылось.
– Кинкары, люди, асуры, – задумчиво проговорил он, – все любят тайны. Я выбираю вас для праздника.
– Но, ваше величество, – заволновался Мак-Лоун, – это же проходимцы! Они обещают лицо, а покажут, извините, задницу. Пусть продемонстрируют номер сейчас.
– Резонно. Что скажешь, Бат?
Была, была у Джиакомо слабинка. В отчаянные моменты горло ему скручивал спазм, отчего Бат не мог вымолвить ни слова. Полный ужаса, Джиакомо замигал Иринею: спасай, не подведи!
И Север не подвел.
– Как у нас там, – он оглянулся на сцену, – все готово? Вот и хорошо. Знаешь, Люк, у асуров четыре лица, а у человека лишь одно. Но среди нас прячется мерзавец, у которого сотни лиц.
На щеках Мак-Лоуна выступили синие пятна. Волосы его заблестели золотом, теперь он походил на тибетийского Ринпоче-хохотуна.
Ириней указал на него пальцем:
– Какое из ваших лиц настоящее? А, господин Мак-Лоун?
– Пусть покажет!
Двое служителей выхватили циркача из кресла. Взревела электропила.
«Не стоило бы Даниэлю на это смотреть», – подумал Ириней с опозданием.
Мак-Лоун закричал. Некоторое время слышался визг пилы и шлепки сырого мяса о дерево; наконец все стихло. Появился переодетый дворником Марио Пьяче. Он меланхолично помахивал метлой, сметая листья с дорожки. Дойдя до останков клоуна, Марио так же безразлично спихнул их в бассейн.
Бутафорский ветерок пронесся над прудом. Увитая вьюнками беседка, мраморные химеры Меркурия и Афродиты – все дышало покоем и безмятежностью. Этот момент действовал на зрителей сильнее всего.
Поверхность бассейна заколебалась.
Вынырнул Властелин Лиц.
В первый миг Иринею показалось, что статисты пожалели Мак-Лоуна – так оборотень походил на жертву. Но нет: лицо Властелина представляло собой карикатурную маску, изображавшую дельца от смеха. Сразу становилось ясно: не искусство тому важно, но лишь деньги. Симбионт прэта, Лисенок, игравший Властелина, всегда изображал истинное «я» жертвы.
Ложа взорвалась аплодисментами.
– И этому мерзавцу, – утирая слезы, кричал король, – мы хотели доверить праздник? Воистину, Бат, ты открыл нам глаза! Я бы даже рекомендовал… – Он нагнулся к министру и зашептал ему прямо в ухо.
– Каждого, ваше величество?.. – переспросил тот. – Их слишком много.
– Каждого! Всех интендантов-шельм, начальников пиар-агенств, научных руководителей, пиратских капитанов – к ногтю! Всех в бассейн!
– Осмелюсь доложить, – Бат наконец справился со спазмом, – расходненько выйдет, ваше величество.
– Что значит «расходненько»? Приведите этого клоуна.
– Ваше величество, Мак-Лоун мертв.
– Как мертв? А это?
Облик мертвого комедианта стек с Властелина Лиц. На сцене стояла Лисенок в наряде Коломбины.
– Хороша! – Король обернулся к Джиакомо. – Познакомишь потом. Считай, праздник за тобой.
– О, ваше величество!
Пора было убираться. Бат и так получил больше, чем мог рассчитывать. Но, когда он, меленько кланяясь, заспешил прочь, его настиг мальчишечий голос:
– Ни фига себе! А меня кто-нибудь спросил? Это же мой праздник!
– Ваше высочество? Говорите же!
– Мне ничего не понравилось, – объявил он. – Всю эту шваль надо расстрелять погаными бластерами.
– Но почему, сын мой?
Мальчишка что-то шепнул отцу на ухо. Морщины на лице короля разгладились.
– Всего-то?!
Принц кивнул.
– Ну что ж… Это можно устроить. – Людовик обернулся к лицедеям: – Эй вы! Слушайте. Пять лет назад на Версале гостили посол Алексей Семенович и его дочь Таисия. Но они покинули планету. С тех пор принц томится от одиночества. В ваших же номерах дети совсем не участвуют.
– Но, ваше величество! А Гадкий Пятиклассник?
– Мой сын учится в восьмом классе, – сухо заметил король. – И потом, Даниэлю не нужны травести и уроды. Дайте ему обычных живых сверстников! Пусть будет кровь, секс, насилие, наконец! – меня это не интересует. Актерам должно быть всем по пятнадцать лет.
И король хлопнул по подлокотнику ладонью, давая знать, что разговор окончен. Взвыли реактивные двигатели. Ложа вознеслась под потолок, петляя, словно шарик, из которого выпустили воздух.
Генеральный совет начался минут через двадцать, когда улеглась суета, а декорации и клетки с мутантами вернулись на место. Совещались возле камеры Иринея. Джиакомо мерил пол широкими шагами, его куртка едва не цепляла плазменную решетку. Танечка по своему обыкновению читала словарь, Лисенок сидела в прострации. Всякий раз после единения с прэта ей приходилось несколько часов приходить в себя.
– Ну, Ириней? – начал Бат. – Что делать будем? Ты у нас умный, предложи что-нибудь.
– Для начала пусть Танечка принесет мне чаю и виски. Там поглядим.
– Выполняй! – приказал Бат.
Вернулась кавайка быстро. Скорее всего директор заранее приготовил все необходимое, но помалкивал: инициатива должна исходить от узника.
Отпив глоток терпкого «Ассама», тот сообщил:
– Ты, Бат, слишком ненаблюдателен. При твоей профессии это вредно.
Говорил Север нарочно тихим голосом, так чтобы присутствующим приходилось напрягать слух:
– За каморками, где переодеваются Танечка и Лисенок, есть потайной ход. Если остановить биение сердца, ночью иногда можно услышать шаги.
Север вылил «Тулламор дью» в чай и продолжил:
– Это не любовники наших актрис. У человека, спешащего на свидание, другой ритм шагов. В одну сторону они идут с пустыми руками, обратно – тяжело нагруженные.
– Так-так. Продолжай!
Актеры с надеждой смотрели на узника. Изворотливостью Ириней мог соперничать с прэта.
– Вспомним карту доминиона людей. Есть двадцать восемь звезд, возле которых находятся выходы в доминионы чужих рас. Возле Версаля проход в мир кинкаров…
– …ад бы их побрал!.. – проворчал Джиакомо.
– …и кто подскажет, какой другой пограничный мир к нам ближе всего?
Первой справилась Танечка. Не без помощи словаря.
– Лувр! – подпрыгнула она. – Лувр конечно же! Доминион асуров!
– Прекрасно, Танечка.
– И что из этого следует? А, Ириней?
– Взгляните на наши гипердекорации – они искажены. Их чуть-чуть вытягивает в одну сторону. Если мы репетируем в другом месте, ничего подобного не происходит. Эти искажения возникают оттого, что неподалеку находится портал. Ведет он скорее всего на Лувр, а используют его контрабандисты, чтобы переправлять товары из доминиона асуров к кинкарам. Прямые сообщения между асурами и кинкарами запрещены. А вот так, через нас, людей, вполне дозволено.
– Я все еще не пойму: к чему ты клонишь? – нахмурился Джиакомо.
Вместо ответа Ириней перевернул чашку. На пол упала одинокая капля чая.
– Танечка!.. – хлопнул в ладоши директор.
Когда кавайка вернулась с чаем и виски, Ириней продолжил:
– Я немного знаю Лувр. Будь я контрабандистом, для прикрытия выбрал бы одну из тамошних школ. Кадетский корпус имени Мартина Кассада или Пророческий Лицей имени Халиля Джебрана. Первое более вероятно. Бат, тебе надо лишь дождаться, когда потащат контрабанду, и выйти поохотиться. Думаю, мальчишку или девчонку принцу на потеху добудешь.
– Ты опасный человек, Ириней. Кой дьявол нашептал тебе этот план?
Ириней улыбнулся:
– Тот самый, Бат, что постоянно мне твердит: «Кинкарран должен быть разрушен».
Глава 11
БЕЛЬКА ПРОИГРЫВАЕТ ПАРТИЮ
Велька стоял у стенда гражданской обороны. На окрик отца он не обернулся; казалось, больше всего его интересует порядок эвакуации населения при атаке механоидов.
– Курсант Велетин Шепетов!
Пальцы мальчишки бегали по клавиатуре, отдавая приказы голографическим войскам. Крохотные человечки выскакивали из игрушечных домов; навстречу им спешили синевато-стальные лягушки механоидов.
Справлялся мальчишка на троечку. Механоиды уже сожгли автостоянку и пробивались к аэровокзалу, что означало почти неминуемое поражение игрока. Их главарь, похожий на гигантскую стальную обезьяну, влез на небоскреб и грозно порыкивал на пролетающие мимо авиетки.
Майя посторонилась, выпуская генерал-майора из кабинета.
– Курсант Велетин Шепетов! Как это понимать?!
Мальчишка вздрогнул, крутнулся вьюном. Перья взвились, ладонь к берету:
– Господин генерал-майор! Курсант Шепетов к месту прохождения учебы прибыл!
– Вольно, курсант. – Генерал подошел к стенду, на котором механоиды доедали последних мирных жителей. – Звонили мне полчаса назад. Кинкара-мать! Раньше не могли… Ты, значит, дел успел наделать?.. А, парень?
– Н-ну…
Велька смотрел на отца преданными глазами. Ему отлично было видно, как Майя прячет в рукав «паучью удавку». Похоже, бдительность гостьи удалось притупить.
– Слышал, слышал. Звонил этот твой… инспектор де Толль. Где твои документы?
– Михаил Уранович должен был передать.
– Да? Ничего он мне не передавал. Впрочем, – заторопился Кобаль, – я у него спрошу…
Гроза миновала. Генерал-майору было не до душеспасительных разговоров, и Велька это почувствовал.
– Генерал, – вмешалась асури, – со станции доставили мой багаж. Вы позволите этому юноше перенести его в мое жилище?
– А?.. Что?.. Хорошо, позволю.
– Одному будет тяжело. Пусть тот милый мальчик…
– Тилль?
– Да, Тилль. Он тоже присоединится к нам.
– Хорошо.
Велька прищелкнул каблуками:
– Разрешите идти, господин генерал-майор?
– Да. То есть нет… Постой, пока. – Генерал огляделся и поманил мальчишку пальцем. Они отошли в сторону.
– Слушай, парень, – спросил Шепетов-старший вполголоса, – значит, на Креси… – он замялся, подыскивая выражение помягче, – инцидент?
– Так точно. Парниковый эффект. Нас по другим училищам рассовали.
– Вот некстати-то. И с патрулем тоже… Ишь, герой!.. Надеюсь, ты не собираешься здесь задерживаться надолго?
– Никак нет.
– Я буду вызванивать Беренику. Инцидент мы уладим. Пока же оставайся здесь. На какое-то время перекантуешься в корпусе, а там…
– Есть перекантоваться в корпусе!
– Вот и славно. Иди, мальчик.
Закончив разговор с отцом, Велька расслабился, словно порталом с Земли на Луну перешел. Плечи расправились, макушка вытянулась вверх – будто действительно гравитация уменьшилась.
– Ловкий мальчишка, – заметил полковник, когда Майя с мальчишками ушли. – Но, похоже, тебе он чем-то не угодил.
– А… – поморщился Кобаль. – В семье не без урода. Видит бог, я старался быть справедливым. Но временами накатывает… Я ведь помню, каким ребенком был Абель. Этот на него совершенно не похож.
Сам полковник Абеля Шепетова не застал: герой доминиона погиб больше пятнадцати лет назад. Но фотографии видел и не раз. Трудно себе представить более несхожих людей, чем братья.
Смутное подозрение не давало ему покоя. Не понимая еще до конца, что его тревожит, Алексей Семенович открыл лог стенда, за которым стоял Велька.
«Запуск демонстрационно-тактической игры – 20:43:17, – вспыхнуло на экране. И затем:
Получение распоряжения вышестоящих управлений ГО об атаке – 20:43:17.
Переход на военное положение – 20:56:53.
Оповещения начальников районных штабов – 20:56:55…»
И так далее. Получалась интересная ситуация: мальчишка запустил игру примерно в тот момент, когда Тилль открыл дверь. А потом целых тринадцать минут равнодушно пялился на стенд, наблюдая, как механоиды жрут мирное население. К кнопкам и не прикасался.
Багря покачал головой. Из мальчишки получится хороший разведчик. Оглянувшись – не подглядывает ли кто? – он ткнул в клавишу «delete». С этого момента Майя никак не смогла бы уличить Вельку в шпионаже.
Глава
12 ЧЕСТНОЕ ДОМИНИОННОЕ СЛОВО
Шатон со своими улочками, башенками, галереями и садиками больше напоминает маленький город, чем крепость. У домов преподавателей есть крохотные дворики, обнесенные резными стенами; есть оранжереи и сады. В праздники поверка устраивается на площади Славы Доминиона. Зимой, в период бурь, – в гроте Боевых Фонарей.
Как это бывает в гористых местностях, солнце скрылось за горизонтом в считаные минуты. Вечерний ветер нес со стороны моря брызги и вонь гниющих водорослей. В лучах прожекторов тени кадетов вырастали до немыслимых размеров, сбегая за стену в самоволку. Прячущиеся меж зубцами стены фонарики подмигивали мальчишкам: не дрейфь, ребя! Скоро отбой!
Строй кадетов обреченно замер, ожидая экзекуции.
– Ну, что, господа кадеты? – неслось над рядами. – Облажались?
В голосе Алексея Семеновича звучало презрение:
– Морду эмкаушникам, значит, набить тихо не можем. Не умеем. Патруль обязательно надо приплести… Кадет Сафонов!
– Я! – Димка качнулся вперед.
– Выйти из строя! Где вы взяли кинетическую плеть?
Димка молчал.
– Так, значит… Шкодить умеем. Как отвечать – пальцем деланы. Кадет Михельсон!
Полковник вызвал всех, кто участвовал в вылазке. Всех, кроме Тилля и Вельки, – этих на поверке не оказалось.
– Что ж, голубчики-соколики… Гуси-лебеди вы мои, пингвины-страусы. Я не спрашиваю, зачем вы это сделали, хоть и догадываюсь. – Полковник заложил руки за спину и покачивался с каблука на носок. – Мушкетеры короля, мать вашу! Дуэлянты, забияки…
Началась самая тяжелая часть. Полковник высказал все, что думает о неудачливых мстителях. Вспомнил он и о драке с патрулем. Поступи от патрульных официальная бумага, говорил он, все бы участники вылетели из корпуса как миленькие. А так – останутся легендой «кассадовки». Но и наказание будет соответствующим.
Легендарным.
При этих словах мальчишки перевели дух. Обошлось… Наряды вне очереди не самое страшное. Должен же кто-то драить Шатон и стоять в карауле? Месяц без увольнительных всему корпусу, это, правда, ой… Но ладно, переживем.
Они ошибались. Худшее Аленыч приберег под конец:
– Это все цветочки были, господа кадеты, – сообщил он буднично. – А ягодки сейчас пойдут. Из музея корпуса пропала реликвия – пуля лейтенанта Кассада. Сами понимаете, чем пахнет. – Тут он не выдержал: – Сявочье! Гнусное войско! Кассад – герой доминиона. Лучше бы вы Шатон на толкучку снесли. Или капитана Уфимского работорговцам продали.
Даже в неясном свете фонарей было видно, как побагровел Уфимский. В строю бултыхнулся одинокий смешок.
– В момент обнаружения пропажи, – продолжал Алексей Семенович, – на посту у музея стоял кадет Бурягин. Бурягин, выйти из строя!
Плосколицый, скуластый парень понурившись встал перед кадетами. В плечах он был, пожалуй, что и пошире полковника, но сейчас выглядел нескладным и жалким.
– Господина полковника…
– Молчать! Рот откроете для покаянного выражения. Это, кадет Бурягин, дело нешуточное. Пахнет трибуналом, отчислением и стыдом перед лицом товарищей.
Рота подавленно молчала. Шутки и в самом деле кончились. О том, как Тилль профукал талисман, знали все или почти все. Да, в драке. Да, против шестерых. Но Бурягин-то в чем виноват?!
Родился увалень на Чакотке-8, в большом аграрном мире. До корпуса работал в домхозе: пас камни. Чакотские валуны, если их хорошо воспитывать, годятся хоть куда: хоть на фабрику основным процессором, хоть на линкор вспомогательным. Только следить надо, чтобы вирус не подхватили и чтобы не перегревались.
Чакотские пастухи – часовые идеальные. Камни требуют постоянного внимания: недоглядишь – или уползут куда-нибудь, или шпата полевого нажрутся. А то антиразмножатся слиянием: выгнал на пастбище полторы сотни валунов, возвращаешься, а под командой сорок утесов. Кто мог прошмыгнуть в музей мимо Бурягина?
– Четыре дня гаупвахты, – скучным голосом объявил полковник. – Бубен мы вам дадим. Будете, кадет Бурягин, молиться хоть Маме Булыжников, хоть Гранитному Хрену, но чтобы за эти дни талисман нашелся. Иначе – документы на отчисление.
Решение это кадетов потрясло. Мальчишки растерянно запереглядывались. Как же так? За драку с патрулем всего месяц без увольнительных, а тут практически ни за что – вылет из корпуса?
– Общественное порицание ему… – понеслось по рядам. – У, сволота!.. На раз-два!
Общественное порицание – вещь страшная. Где-то в глубине строя зародилось томительное ворчание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42