Он сделал все, что мог, и, обтерев руку о штаны зарезанного человека, засунул нож в брюки и зашел в кабину лифта.
Лицо Манадо, увиденное им через отверстие в потолке, было лицом брата. Формутеска улыбнулся ему и заметил удивление в ответной улыбке Манадо. Спустив Формутеске оружие, Манадо спрыгнул вниз. Формутеска подал ему ружье и первым вышел из лифта.
Лестница располагалась в середине здания. Они не зажигали огней; достаточно было того света, что шел из кабины лифта. В дальнейшем они предпочтут темноту.
Они были ближе к месту своей цели, чем думали, поскольку лифт остановился на втором этаже. Двигаясь медленно, они старались производить шума как можно меньше.
Уже у самой лестницы Манадо дотронулся до руки Формутески. В ответ на вопросительный взгляд последнего он нагнулся к нему и прошептал:
— Со мной теперь все в порядке. Абсурдность ситуации заставила Формутеску улыбнуться. Он кивнул.
— Мне просто трудно было ждать, — прошептал Манадо. — Больше такое не повторится.
Глава 6
Люси Каземпа проснулась после второго взрыва. Набросив на свое грузное тело халат, она вышла в коридор, где уже стоял брат ее мужа Ральф, на котором не было ничего, кроме трусов; в руке он держал пистолет.
— Где Патрик? — спросила она.
— Пошел вниз вместе с Альбертом.
Четвертый брат, Мортон, вышел еще более голым, чем Ральф: он был в трусах, но без пистолета. Так они стояли втроем некоторое время, спрашивая друг друга о том, что случилось, потом Люси подошла к лифту и нажала кнопку вызова. Она решила спуститься и самой посмотреть, что происходит, однако лифт не приходил.
И тогда ей стало не по себе. Прошло уже много времени, но не было слышно ни звука.
Ей это не понравилось. Она предчувствовала беду с самого начала, с того самого момента, когда Джозеф пришел к ней со своим планом, как вывезти деньги из страны.
“Зачем тебе это?” — спрашивала она его. — В Чиданге у тебя есть все. Ты — президент страны, у тебя власть и престиж, ты богат. Зачем рисковать всем этим?”
Но он думал по-другому.
“Как долго, по-твоему, я смогу еще удерживать власть? Если не Гома, то Индинду свергнет меня. Они оба сговорятся за моей спиной. За Гомой стоят белые, за Индинду — армия и дипломаты. И это лишь вопрос времени — год, может быть, даже меньше. Лучше я стану Фаруком, чем Дьемом.
Она была единственной, кому он мог довериться, и знала, что сказанное им тогда — правда. Тем не менее она покидала Чидангу с тяжелым сердцем, и не только потому, что лишалась той жизни, которая ей нравилась, своего социального статуса, той роли, которую она играла как сестра президента. Нет, у нее было предчувствие, что план брата провалится, а их всех постигнет беда. Они были обречены с самого начала: на их головы обрушится ярость, от которой нигде не укрыться.
Именно поэтому она настояла, чтобы дети были отправлены в шотландскую школу-интернат. Пусть, когда это произойдет, если это действительно произойдет, они будут в безопасности.
Может быть, именно это сейчас и происходит.
Она всегда думала о Пресвятой Деве Марии как о своей защитнице и покровительнице. И всегда ей молилась. Дома, в ее спальне, был маленький алтарь, посвященный Деве Марии. К ней она обращалась, когда ей было худо.
Но может ли она молиться сейчас? Уже целый месяц этот вопрос тревожит ее. Разве имеет она право просить теперь Пресвятую Деву о помощи и заступничестве? Нельзя же сказать: “Помоги моему брату ограбить свою страну, нарушить клятву, обмануть людей, доверивших ему столь высокий пост?” Разве об этом попросишь? Она может только сказать: “Пресвятая Дева, хоть ты и не одобряешь того, что я делаю, все же, молю тебя, пойми, почему я не решилась отказаться; прошу тебя, помоги нам в этот трудный час, ради детей наших”.
Но придет ли помощь?
Внизу было тихо. Сколько времени уже прошло? Десять, пятнадцать минут?
Если бы только в этом здании была селекторная связь. Обязательно нужно будет ее установить.
Может быть, ей удастся что-нибудь расслышать, если подойти ближе к лестнице? Она уже было направилась туда, как внезапно увидела появившихся из-за угла двух мужчин.
Одетых во все черное.
С автоматами в руках.
Люси пронзительно вскрикнула и бросилась к ближайшей двери. Но поскользнулась и упала; дверь громко стукнула по стене; а за ее спиной послышался треск автоматных очередей. Очевидно, стреляли в Ральфа и Мортона.
Никогда раньше Люси не двигалась так быстро. Она вскочила, схватилась за край двери, резко, со стуком, захлопнула ее за собой. Внутри была щеколда, Люси задвинула ее, хотя понимала, что отсрочить неизбежное сможет всего лишь на несколько секунд.
Это была “бессонная” комната Патрика. На столе разложен пасьянс. В лежавшем на столе блокноте она увидела колонки непонятно что означавших цифр.
Где Патрик? Ах да, ведь он ушел вниз. Туда, откуда пришли эти, двое. Наверное, он уже мертв.
Она тряхнула головой — сейчас ей не до Патрика, да и не до кого-либо другого. Рванувшись к окну, она широко раскрыла его — холодный сырой воздух наполнил комнату, — высунула голову.
— Помогите! — крикнула она. — Помогите!
Справа внизу была пожарная лестница, три окна отделяли ее от Люси. Но даже циркачу не удалось бы туда добраться.
Неужели ее никто не слышит?
— Помогите! Прошу вас, помогите! Ни один огонек не зажегся в темных окнах дома напротив. Никто не откликнулся.
С треском отворилась дверь. Резко повернувшись, она прижалась спиной к стене. В комнату вошли двое; один из них остановился посередине комнаты, другой подошел к ней и закрыл окно. Он криво усмехнулся.
— Это же Нью-Йорк, — объяснил он. — В Нью-Йорке никто ничего не слышит.
На его лице была кровь, кровь была также на рукаве, на штанах у колена. Люси с ужасом смотрела на него.
Человек продолжал улыбаться.
— Вам нечего бояться. — Его голос был вкрадчив, как у соблазнителя. — Скажите только, где лежат бриллианты.
Она покачала головой:
— Я не знаю. Они были у мужа. Я не знаю, что он сделал с ними.
Человек перестал улыбаться, на лице появилась озабоченность. Как будто сочувствуя ей, мужчина произнес:
— А ведь мы не собирались применять к вам силу. Нам бы очень не хотелось причинять вам и боль.
Она взглянула на другого, того, кто стоял в середине комнаты, направив дуло автомата ей в голову. Он выглядел таким юным, таким невинным, не то, что этот, другой. Неужели этот мальчик допустит, чтобы ее пытали?
Конечно, ему придется с этим смириться. Ведь тот, постарше, его начальник.
Она знала, что не сможет выдержать пыток.
Теперь все пропало, все, на что рассчитывал Джозеф. Произошло то, чего она так боялась. Даже если она ничего им не скажет и даст молча убить себя, им нетрудно будет найти бриллианты. Все кончено, что бы она теперь ни сделала.
Самое важное — остаться жить. Ради себя самой, ради детей.
— Вы не убьете меня? — спросила она с надеждой.
— Зачем нам убивать вас?
Он произнес это тем же вкрадчивым тоном, и она поняла, что он намерен убить ее. А тот, другой? Может быть, этот мальчик заступится за нее, может быть, они внемлют ее мольбам, пожалеют ее детей, если она все расскажет, если она сделает все, что они захотят?
— Внизу слева. Последняя комната налево. В стенном шкафу. Там найдете пару ботиков.
— В ботиках?
Она кивнула:
— В двух шерстяных мешочках внутри ботиков.
Он обратился к юноше:
— Последи за ней, — и вышел из комнаты.
Люси смотрела на молодого человека. Его лицо показалось ей знакомым. Кажется, она видела его где-то. Наверное, на каком-нибудь дипломатическом приеме или на каком-то вечере в Чиданге.
Она попыталась улыбнуться, и это далось ей с большим трудом.
— Не убивайте меня. Я не причиню вам никаких неприятностей.
Юноша молчал, но ей показалось, что в его глазах мелькнула жалость. Она продолжала говорить:
— Вы же знаете, у меня трое детей. Только о них мои мысли, бриллианты или политика меня мало заботят. Я не хочу, чтобы дети остались сиротами. Не убивайте меня, оставьте меня здесь, обещаю, что никогда...
Вернулся второй. Кивнув юноше, он похлопал себя по карману.
— Они здесь, — сказал он и повернулся к Люси: — Мне очень жаль.
Взглянув ему в глаза, она с ужасом поняла, что ему действительно очень жаль. В них теперь не было насмешки, только печаль. По-видимому, он действительно был глубоко расстроен тем, чём ему пришлось заниматься этой ночью.
Слишком поздно она поняла, что обращалась с мольбой не к тому человеку.
Глава 7
Аарон Мартен стоял у окна и глядел в сторону Нью-Джерси, поверх Риверсайд и Гудзона. Даже в такой поздний час в некоторых окнах горел свет.
— Я думаю об этой женщине, — сказал Джок Дааск.
— О чем еще ты можешь думать, — насмешливо произнес Боб Квилп.
Мартен, глядя на огни по ту сторону реки, прислушивался к их разговору.
Джок продолжал:
— Почем нам знать, может быть, у нее у самой неприятности с полицией? Она ездит с человеком, которого разыскивают, возможно, разыскивают и ее. А мы хотим ее сдать.
Все еще глядя в сторону Нью-Джерси, Мартен ответил:
— Ничего не поделаешь. Мы же предупреждали, чтобы они оставались в стороне.
Боб, обращаясь к Джоку, произнес саркастически:
— Можешь пойти туда завтра утром и развязать ее, если тебе так уж хочется. По крайней мере, ноги.
Мартен посмотрел на них и нахмурился.
— Прекрати, — сказал он Бобу. Пожав плечами, тот усмехнулся:
— Просто хотелось дать полезный совет. Джок пересек комнату и подошел к Мартену.
— Аарон, — умоляющим тоном произнес он, — какая нам разница. Почему мы не можем оставить его в живых? Мы же собираемся уехать в Африку. Пусть получит обратно свою женщину. Зачем его убивать?
Мартен пожал плечами:
— Мне не хочется всю оставшуюся жизнь оглядываться через плечо. Неужели не понятно?
— Я вижу, он произвел на тебя сегодня сильное впечатление, — заметил Боб.
— Совершенно верно.
— Зачем? — продолжал гнуть свое Джок. — Почему ты изменил свои планы?
— Не хочу оставлять его живым, — ответил Мартен, повернулся и снова стал смотреть на реку.
Пожалуй, первый раз в своей жизни он кому-то так страстно желал смерти. Бывали случаи, когда смерть какого-нибудь человека, знакомого или незнакомого, была необходима для осуществления того или иного желания, но никогда прежде убийство не являлось для него самоцелью.
Возможно, причиной тому были глаза Паркера или его упрямое скуластое лицо. Он знал только одно: разговаривая этой ночью с Паркером, слушая его голос, глядя в его глаза, наблюдая за его движениями, он понял, что это самый опасный человек из всех, кого он когда-либо встречал; имея такого врага, никогда не будешь спать спокойно. И еще тогда, в ресторане, в нем вспыхнул иррациональный порыв выхватить пистолет и застрелить своего собеседника, но он сдержал себя. “Подождем, — подумал он, — сначала мы должны получить эти бриллианты. Пока он нужен нам. Но потом он умрет”.
Наступившую тишину нарушил Боб.
— Нам еще не пора? — спросил он.
Мартен отвернулся от окна. Часы на камине показывали два часа сорок восемь минут.
— Нет, — ответил он. — Не следует появляться там слишком рано.
— Я не понимаю, — сказал Боб. — Разве не лучше будет, если мы опередим их? Мартен покачал головой:
— Нет. Тут Паркер прав. Если мы ворвемся в здание первыми, это наверняка будет заметно по дверям или другим вещам. Обнаружив наши следы. Гонор с компанией сразу же уйдут, даже не заходя внутрь.
Боб покачал головой и начал ходить по комнате.
— Я не доверяю Паркеру, — сказал он. — Мне не нравится, что мы следуем его указаниям.
— Почему? — Мартен развел руками. — Если я что-то не так понимаю, скажи мне.
Боб, сделав сердитый жест, продолжал шагать.
— Паркеру выгодно рассказать нам правду, — сказал Мартен. — Ему выгодно, чтобы эти бриллианты оказались у нас, потому что он хочет получить назад свою женщину. Он может стать для нас опасным потом, позже, сейчас же он не опасен.
— Я не доверяю ему.
— Боб, сейчас он нам ничего плохого сделать не может. Пока он беспомощен. Он не знает, где ферма, не знает, где эта квартира. Без нас он не сможет найти свою женщину.
Джок, глядя, как Боб вышагивает по комнате, нерешительно спросил:
— А вдруг он догадался, что мы задумали его убить?
— Тогда бы он нам ничего не рассказал. Зачем ему посылать нас по ложному следу? Ну хорошо, допустим, он наврал нам, что они принесут бриллианты в музей. Мы вломимся туда и никого не найдем. Что хорошего для него в этом?
— Может быть, он предупредил полицию, — возразил Боб. — И мы попадем в ловушку.
Мартен покачал головой:
— Зачем это ему? Он хочет видеть живой свою женщину. Если мы не получим бриллианты, то не будем ему звонить; он не узнает тогда, где она. Поверь, сейчас он наверняка сидит в своем номере у телефона и ждет нашего звонка, надеясь, что мы переиграли Гонора и его людей.
— Пожалуй, в том, что ты говоришь, есть смысл, — неохотно согласился Боб. — Но меня все еще не покидают плохие предчувствия.
— Надеюсь, ты не прав, — ответил Мартен. — Паркер не так глуп, чтобы вести с нами двойную игру. У нас на руках все козыри.
Боб пожал плечами.
— Возможно, ты прав, — сказал он.
Глава 8
Пока в музее было тихо, Гонор спокойно сидел в грузовичке, покуривал сигару и глядел на изредка проезжавшие мимо него автомобили — один раз это была даже медленно объехавшая квартал полицейская машина, но сидевшие в ней полицейские не обратили на него никакого внимания; он смотрел на пустынные и молчаливые улицы и размышлял о прошлом и будущем, о майоре Индинду, о Дхабе и самом себе.
Первый взрыв, негромкий, хотя и явственно различимый, нарушил спокойное состояние его духа, когда же прозвучал второй взрыв, Гонор пришел в такое сильное возбуждение, что ему трудно стало усидеть на месте.
Он знал, что ему нельзя покидать автомобиль. Если внутри музея что-то пойдет не по плану, ему нужно будет сразу же, как только из здания выбегут Формутеска и Манадо, завести двигатель, посадить их в машину и рвануть отсюда что есть мочи. Но Гонор ничего не мог с собой поделать, просто не мог оставаться на месте: ему необходимо было хоть на пару минут выйти из машины и немного пройтись.
Положив сигару на щиток управления, он вышел на тротуар. Холодный сырой воздух пронизывал до костей, но он не обращал на него никакого внимания. Так приятно размять ноги!..
Гонор посмотрел на здание музея — на верхнем этаже горел свет. Но пока не появилось никаких поводов для тревоги. Он направился в сторону Парк-авеню; пройдя полквартала, собрался уже было повернуть назад, когда заметил машину, стоявшую на противоположной стороне улицы. В ней — или это ему показалось? — что-то белело. Лицо белого?
Не Паркер ли это? Может быть, он вернулся, решив проверить, все ли в порядке. Но нет... быть этого не может. Это не в его стиле.
Тогда что же это может означать? Неужели кто-то хочет украсть у них бриллианты и только поджидает, когда они вынесут их из музея?
Кто-то в такой поздний час сидит в машине вблизи музея, и это не может быть простым совпадением. Наверняка этот человек знает о бриллиантах. Может быть, это Хоскинс или кто-нибудь из людей Гомы?
Гонор повернул назад, сделав вид, что ничего не заметил. Проходя мимо грузовика, он не остановился, а прошел дальше. Дойдя до угла, перешел на правую сторону улицы и почти бегом направился по Лексингтон-авеню к Тридцать седьмой улице, огибая квартал так, чтобы подойти к таинственной, заинтересовавшей его машине сзади. Он осторожно двигался по темной улице, держа в руке пистолет, который прижимал к своему боку так, чтобы тот не бросался в глаза; когда же подошел к машине, то с удивлением увидел, что в ней никого нет.
Неужто он ошибся? И ему просто показалось, что там кто-то сидел?
Гонор услышал позади себя слабый скрежещущий звук и резко повернулся; стоявший рядом человек мгновенно прижал к его животу какой-то очень твердый длинный предмет. Он увидел перекошенное лицо Хоскинса; затем что-то взорвалось у него в животе, и для него все кончилось навсегда.
Глава 9
Быстро отодвинувшись, Хоскинс наблюдал, как Гонор, внезапно прижатый им к поверхности машины, скорчился и рухнул на землю. “Без кровопролития дело не обойдется”, — подумал Хоскинс, словно решение об этом принял кто-то другой, а он всего лишь был наблюдателем, который давно предвидел, что все идет к этому.
После того как Уолкер поступил с ним так жестоко, чуть не выбросив из окна своего номера, Хоскинс решил, что пора начать играть свою собственную игру. Только вести ее следует осторожно, не горячась, если он хочет выйти из нее с деньгами в руках и с головой на плечах. Слишком уж много задействовано в ней игроков-тяжеловесов.
Да, тихо и осторожно, в этом весь секрет. Пусть другие демонстрируют свои мускулы во взаимной борьбе. Умудренный жизнью, Уилл Хоскинс, наблюдая за ней из-за угла, будет знать чуть больше, чем каждый из соперников, и дожидаться своего часа;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Лицо Манадо, увиденное им через отверстие в потолке, было лицом брата. Формутеска улыбнулся ему и заметил удивление в ответной улыбке Манадо. Спустив Формутеске оружие, Манадо спрыгнул вниз. Формутеска подал ему ружье и первым вышел из лифта.
Лестница располагалась в середине здания. Они не зажигали огней; достаточно было того света, что шел из кабины лифта. В дальнейшем они предпочтут темноту.
Они были ближе к месту своей цели, чем думали, поскольку лифт остановился на втором этаже. Двигаясь медленно, они старались производить шума как можно меньше.
Уже у самой лестницы Манадо дотронулся до руки Формутески. В ответ на вопросительный взгляд последнего он нагнулся к нему и прошептал:
— Со мной теперь все в порядке. Абсурдность ситуации заставила Формутеску улыбнуться. Он кивнул.
— Мне просто трудно было ждать, — прошептал Манадо. — Больше такое не повторится.
Глава 6
Люси Каземпа проснулась после второго взрыва. Набросив на свое грузное тело халат, она вышла в коридор, где уже стоял брат ее мужа Ральф, на котором не было ничего, кроме трусов; в руке он держал пистолет.
— Где Патрик? — спросила она.
— Пошел вниз вместе с Альбертом.
Четвертый брат, Мортон, вышел еще более голым, чем Ральф: он был в трусах, но без пистолета. Так они стояли втроем некоторое время, спрашивая друг друга о том, что случилось, потом Люси подошла к лифту и нажала кнопку вызова. Она решила спуститься и самой посмотреть, что происходит, однако лифт не приходил.
И тогда ей стало не по себе. Прошло уже много времени, но не было слышно ни звука.
Ей это не понравилось. Она предчувствовала беду с самого начала, с того самого момента, когда Джозеф пришел к ней со своим планом, как вывезти деньги из страны.
“Зачем тебе это?” — спрашивала она его. — В Чиданге у тебя есть все. Ты — президент страны, у тебя власть и престиж, ты богат. Зачем рисковать всем этим?”
Но он думал по-другому.
“Как долго, по-твоему, я смогу еще удерживать власть? Если не Гома, то Индинду свергнет меня. Они оба сговорятся за моей спиной. За Гомой стоят белые, за Индинду — армия и дипломаты. И это лишь вопрос времени — год, может быть, даже меньше. Лучше я стану Фаруком, чем Дьемом.
Она была единственной, кому он мог довериться, и знала, что сказанное им тогда — правда. Тем не менее она покидала Чидангу с тяжелым сердцем, и не только потому, что лишалась той жизни, которая ей нравилась, своего социального статуса, той роли, которую она играла как сестра президента. Нет, у нее было предчувствие, что план брата провалится, а их всех постигнет беда. Они были обречены с самого начала: на их головы обрушится ярость, от которой нигде не укрыться.
Именно поэтому она настояла, чтобы дети были отправлены в шотландскую школу-интернат. Пусть, когда это произойдет, если это действительно произойдет, они будут в безопасности.
Может быть, именно это сейчас и происходит.
Она всегда думала о Пресвятой Деве Марии как о своей защитнице и покровительнице. И всегда ей молилась. Дома, в ее спальне, был маленький алтарь, посвященный Деве Марии. К ней она обращалась, когда ей было худо.
Но может ли она молиться сейчас? Уже целый месяц этот вопрос тревожит ее. Разве имеет она право просить теперь Пресвятую Деву о помощи и заступничестве? Нельзя же сказать: “Помоги моему брату ограбить свою страну, нарушить клятву, обмануть людей, доверивших ему столь высокий пост?” Разве об этом попросишь? Она может только сказать: “Пресвятая Дева, хоть ты и не одобряешь того, что я делаю, все же, молю тебя, пойми, почему я не решилась отказаться; прошу тебя, помоги нам в этот трудный час, ради детей наших”.
Но придет ли помощь?
Внизу было тихо. Сколько времени уже прошло? Десять, пятнадцать минут?
Если бы только в этом здании была селекторная связь. Обязательно нужно будет ее установить.
Может быть, ей удастся что-нибудь расслышать, если подойти ближе к лестнице? Она уже было направилась туда, как внезапно увидела появившихся из-за угла двух мужчин.
Одетых во все черное.
С автоматами в руках.
Люси пронзительно вскрикнула и бросилась к ближайшей двери. Но поскользнулась и упала; дверь громко стукнула по стене; а за ее спиной послышался треск автоматных очередей. Очевидно, стреляли в Ральфа и Мортона.
Никогда раньше Люси не двигалась так быстро. Она вскочила, схватилась за край двери, резко, со стуком, захлопнула ее за собой. Внутри была щеколда, Люси задвинула ее, хотя понимала, что отсрочить неизбежное сможет всего лишь на несколько секунд.
Это была “бессонная” комната Патрика. На столе разложен пасьянс. В лежавшем на столе блокноте она увидела колонки непонятно что означавших цифр.
Где Патрик? Ах да, ведь он ушел вниз. Туда, откуда пришли эти, двое. Наверное, он уже мертв.
Она тряхнула головой — сейчас ей не до Патрика, да и не до кого-либо другого. Рванувшись к окну, она широко раскрыла его — холодный сырой воздух наполнил комнату, — высунула голову.
— Помогите! — крикнула она. — Помогите!
Справа внизу была пожарная лестница, три окна отделяли ее от Люси. Но даже циркачу не удалось бы туда добраться.
Неужели ее никто не слышит?
— Помогите! Прошу вас, помогите! Ни один огонек не зажегся в темных окнах дома напротив. Никто не откликнулся.
С треском отворилась дверь. Резко повернувшись, она прижалась спиной к стене. В комнату вошли двое; один из них остановился посередине комнаты, другой подошел к ней и закрыл окно. Он криво усмехнулся.
— Это же Нью-Йорк, — объяснил он. — В Нью-Йорке никто ничего не слышит.
На его лице была кровь, кровь была также на рукаве, на штанах у колена. Люси с ужасом смотрела на него.
Человек продолжал улыбаться.
— Вам нечего бояться. — Его голос был вкрадчив, как у соблазнителя. — Скажите только, где лежат бриллианты.
Она покачала головой:
— Я не знаю. Они были у мужа. Я не знаю, что он сделал с ними.
Человек перестал улыбаться, на лице появилась озабоченность. Как будто сочувствуя ей, мужчина произнес:
— А ведь мы не собирались применять к вам силу. Нам бы очень не хотелось причинять вам и боль.
Она взглянула на другого, того, кто стоял в середине комнаты, направив дуло автомата ей в голову. Он выглядел таким юным, таким невинным, не то, что этот, другой. Неужели этот мальчик допустит, чтобы ее пытали?
Конечно, ему придется с этим смириться. Ведь тот, постарше, его начальник.
Она знала, что не сможет выдержать пыток.
Теперь все пропало, все, на что рассчитывал Джозеф. Произошло то, чего она так боялась. Даже если она ничего им не скажет и даст молча убить себя, им нетрудно будет найти бриллианты. Все кончено, что бы она теперь ни сделала.
Самое важное — остаться жить. Ради себя самой, ради детей.
— Вы не убьете меня? — спросила она с надеждой.
— Зачем нам убивать вас?
Он произнес это тем же вкрадчивым тоном, и она поняла, что он намерен убить ее. А тот, другой? Может быть, этот мальчик заступится за нее, может быть, они внемлют ее мольбам, пожалеют ее детей, если она все расскажет, если она сделает все, что они захотят?
— Внизу слева. Последняя комната налево. В стенном шкафу. Там найдете пару ботиков.
— В ботиках?
Она кивнула:
— В двух шерстяных мешочках внутри ботиков.
Он обратился к юноше:
— Последи за ней, — и вышел из комнаты.
Люси смотрела на молодого человека. Его лицо показалось ей знакомым. Кажется, она видела его где-то. Наверное, на каком-нибудь дипломатическом приеме или на каком-то вечере в Чиданге.
Она попыталась улыбнуться, и это далось ей с большим трудом.
— Не убивайте меня. Я не причиню вам никаких неприятностей.
Юноша молчал, но ей показалось, что в его глазах мелькнула жалость. Она продолжала говорить:
— Вы же знаете, у меня трое детей. Только о них мои мысли, бриллианты или политика меня мало заботят. Я не хочу, чтобы дети остались сиротами. Не убивайте меня, оставьте меня здесь, обещаю, что никогда...
Вернулся второй. Кивнув юноше, он похлопал себя по карману.
— Они здесь, — сказал он и повернулся к Люси: — Мне очень жаль.
Взглянув ему в глаза, она с ужасом поняла, что ему действительно очень жаль. В них теперь не было насмешки, только печаль. По-видимому, он действительно был глубоко расстроен тем, чём ему пришлось заниматься этой ночью.
Слишком поздно она поняла, что обращалась с мольбой не к тому человеку.
Глава 7
Аарон Мартен стоял у окна и глядел в сторону Нью-Джерси, поверх Риверсайд и Гудзона. Даже в такой поздний час в некоторых окнах горел свет.
— Я думаю об этой женщине, — сказал Джок Дааск.
— О чем еще ты можешь думать, — насмешливо произнес Боб Квилп.
Мартен, глядя на огни по ту сторону реки, прислушивался к их разговору.
Джок продолжал:
— Почем нам знать, может быть, у нее у самой неприятности с полицией? Она ездит с человеком, которого разыскивают, возможно, разыскивают и ее. А мы хотим ее сдать.
Все еще глядя в сторону Нью-Джерси, Мартен ответил:
— Ничего не поделаешь. Мы же предупреждали, чтобы они оставались в стороне.
Боб, обращаясь к Джоку, произнес саркастически:
— Можешь пойти туда завтра утром и развязать ее, если тебе так уж хочется. По крайней мере, ноги.
Мартен посмотрел на них и нахмурился.
— Прекрати, — сказал он Бобу. Пожав плечами, тот усмехнулся:
— Просто хотелось дать полезный совет. Джок пересек комнату и подошел к Мартену.
— Аарон, — умоляющим тоном произнес он, — какая нам разница. Почему мы не можем оставить его в живых? Мы же собираемся уехать в Африку. Пусть получит обратно свою женщину. Зачем его убивать?
Мартен пожал плечами:
— Мне не хочется всю оставшуюся жизнь оглядываться через плечо. Неужели не понятно?
— Я вижу, он произвел на тебя сегодня сильное впечатление, — заметил Боб.
— Совершенно верно.
— Зачем? — продолжал гнуть свое Джок. — Почему ты изменил свои планы?
— Не хочу оставлять его живым, — ответил Мартен, повернулся и снова стал смотреть на реку.
Пожалуй, первый раз в своей жизни он кому-то так страстно желал смерти. Бывали случаи, когда смерть какого-нибудь человека, знакомого или незнакомого, была необходима для осуществления того или иного желания, но никогда прежде убийство не являлось для него самоцелью.
Возможно, причиной тому были глаза Паркера или его упрямое скуластое лицо. Он знал только одно: разговаривая этой ночью с Паркером, слушая его голос, глядя в его глаза, наблюдая за его движениями, он понял, что это самый опасный человек из всех, кого он когда-либо встречал; имея такого врага, никогда не будешь спать спокойно. И еще тогда, в ресторане, в нем вспыхнул иррациональный порыв выхватить пистолет и застрелить своего собеседника, но он сдержал себя. “Подождем, — подумал он, — сначала мы должны получить эти бриллианты. Пока он нужен нам. Но потом он умрет”.
Наступившую тишину нарушил Боб.
— Нам еще не пора? — спросил он.
Мартен отвернулся от окна. Часы на камине показывали два часа сорок восемь минут.
— Нет, — ответил он. — Не следует появляться там слишком рано.
— Я не понимаю, — сказал Боб. — Разве не лучше будет, если мы опередим их? Мартен покачал головой:
— Нет. Тут Паркер прав. Если мы ворвемся в здание первыми, это наверняка будет заметно по дверям или другим вещам. Обнаружив наши следы. Гонор с компанией сразу же уйдут, даже не заходя внутрь.
Боб покачал головой и начал ходить по комнате.
— Я не доверяю Паркеру, — сказал он. — Мне не нравится, что мы следуем его указаниям.
— Почему? — Мартен развел руками. — Если я что-то не так понимаю, скажи мне.
Боб, сделав сердитый жест, продолжал шагать.
— Паркеру выгодно рассказать нам правду, — сказал Мартен. — Ему выгодно, чтобы эти бриллианты оказались у нас, потому что он хочет получить назад свою женщину. Он может стать для нас опасным потом, позже, сейчас же он не опасен.
— Я не доверяю ему.
— Боб, сейчас он нам ничего плохого сделать не может. Пока он беспомощен. Он не знает, где ферма, не знает, где эта квартира. Без нас он не сможет найти свою женщину.
Джок, глядя, как Боб вышагивает по комнате, нерешительно спросил:
— А вдруг он догадался, что мы задумали его убить?
— Тогда бы он нам ничего не рассказал. Зачем ему посылать нас по ложному следу? Ну хорошо, допустим, он наврал нам, что они принесут бриллианты в музей. Мы вломимся туда и никого не найдем. Что хорошего для него в этом?
— Может быть, он предупредил полицию, — возразил Боб. — И мы попадем в ловушку.
Мартен покачал головой:
— Зачем это ему? Он хочет видеть живой свою женщину. Если мы не получим бриллианты, то не будем ему звонить; он не узнает тогда, где она. Поверь, сейчас он наверняка сидит в своем номере у телефона и ждет нашего звонка, надеясь, что мы переиграли Гонора и его людей.
— Пожалуй, в том, что ты говоришь, есть смысл, — неохотно согласился Боб. — Но меня все еще не покидают плохие предчувствия.
— Надеюсь, ты не прав, — ответил Мартен. — Паркер не так глуп, чтобы вести с нами двойную игру. У нас на руках все козыри.
Боб пожал плечами.
— Возможно, ты прав, — сказал он.
Глава 8
Пока в музее было тихо, Гонор спокойно сидел в грузовичке, покуривал сигару и глядел на изредка проезжавшие мимо него автомобили — один раз это была даже медленно объехавшая квартал полицейская машина, но сидевшие в ней полицейские не обратили на него никакого внимания; он смотрел на пустынные и молчаливые улицы и размышлял о прошлом и будущем, о майоре Индинду, о Дхабе и самом себе.
Первый взрыв, негромкий, хотя и явственно различимый, нарушил спокойное состояние его духа, когда же прозвучал второй взрыв, Гонор пришел в такое сильное возбуждение, что ему трудно стало усидеть на месте.
Он знал, что ему нельзя покидать автомобиль. Если внутри музея что-то пойдет не по плану, ему нужно будет сразу же, как только из здания выбегут Формутеска и Манадо, завести двигатель, посадить их в машину и рвануть отсюда что есть мочи. Но Гонор ничего не мог с собой поделать, просто не мог оставаться на месте: ему необходимо было хоть на пару минут выйти из машины и немного пройтись.
Положив сигару на щиток управления, он вышел на тротуар. Холодный сырой воздух пронизывал до костей, но он не обращал на него никакого внимания. Так приятно размять ноги!..
Гонор посмотрел на здание музея — на верхнем этаже горел свет. Но пока не появилось никаких поводов для тревоги. Он направился в сторону Парк-авеню; пройдя полквартала, собрался уже было повернуть назад, когда заметил машину, стоявшую на противоположной стороне улицы. В ней — или это ему показалось? — что-то белело. Лицо белого?
Не Паркер ли это? Может быть, он вернулся, решив проверить, все ли в порядке. Но нет... быть этого не может. Это не в его стиле.
Тогда что же это может означать? Неужели кто-то хочет украсть у них бриллианты и только поджидает, когда они вынесут их из музея?
Кто-то в такой поздний час сидит в машине вблизи музея, и это не может быть простым совпадением. Наверняка этот человек знает о бриллиантах. Может быть, это Хоскинс или кто-нибудь из людей Гомы?
Гонор повернул назад, сделав вид, что ничего не заметил. Проходя мимо грузовика, он не остановился, а прошел дальше. Дойдя до угла, перешел на правую сторону улицы и почти бегом направился по Лексингтон-авеню к Тридцать седьмой улице, огибая квартал так, чтобы подойти к таинственной, заинтересовавшей его машине сзади. Он осторожно двигался по темной улице, держа в руке пистолет, который прижимал к своему боку так, чтобы тот не бросался в глаза; когда же подошел к машине, то с удивлением увидел, что в ней никого нет.
Неужто он ошибся? И ему просто показалось, что там кто-то сидел?
Гонор услышал позади себя слабый скрежещущий звук и резко повернулся; стоявший рядом человек мгновенно прижал к его животу какой-то очень твердый длинный предмет. Он увидел перекошенное лицо Хоскинса; затем что-то взорвалось у него в животе, и для него все кончилось навсегда.
Глава 9
Быстро отодвинувшись, Хоскинс наблюдал, как Гонор, внезапно прижатый им к поверхности машины, скорчился и рухнул на землю. “Без кровопролития дело не обойдется”, — подумал Хоскинс, словно решение об этом принял кто-то другой, а он всего лишь был наблюдателем, который давно предвидел, что все идет к этому.
После того как Уолкер поступил с ним так жестоко, чуть не выбросив из окна своего номера, Хоскинс решил, что пора начать играть свою собственную игру. Только вести ее следует осторожно, не горячась, если он хочет выйти из нее с деньгами в руках и с головой на плечах. Слишком уж много задействовано в ней игроков-тяжеловесов.
Да, тихо и осторожно, в этом весь секрет. Пусть другие демонстрируют свои мускулы во взаимной борьбе. Умудренный жизнью, Уилл Хоскинс, наблюдая за ней из-за угла, будет знать чуть больше, чем каждый из соперников, и дожидаться своего часа;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13