После четырехмильной пробежки по переулкам и задним дворам Вашингтона он добрался сюда, в подвал у тоннеля метро, в три часа ночи. Ему удачно удалось проскочить мимо армейских патрулей и избежать встреч со снующими повсюду бандами подростков, но это вконец измотало его. Никогда в своей жизни он не испытывал такой усталости.
С болью в ране, замерзший и промокший, измотанный от напряжения, в один момент он даже усомнился, удастся ли ему выбраться из этой передряги.
Теперь, когда он лежал на спальном мешке в украденной прошлой ночью одежде, а дикая боль пронизывала насквозь, его беспокоила только одна мысль – сможет ли он двигаться.
Проверить это можно было только одним способом. Он рывком сел.
О, Боже! У него вырвался стон.
Но он не сдастся. О, нет. Правой рукой он повернул фонарь и включил его. Комната наполнилась светом.
Слегка подвинувшись в сторону, он осмотрел спальный мешок, на котором лежал. Крови немного. Это хорошо. Очень хорошо. Значит, кровотечение почти прекратилось. Лучше всего, конечно, полежать бы несколько дней спокойно, пока рана не начнет затягиваться, но, к сожалению, это невозможно.
Несмотря на боль, он проголодался. Он попытался привести мысли в порядок, выяснить, что необходимо сделать в первую очередь. Голова, похоже, работала. Это тоже его обрадовало.
Первым делом необходимо принять обезболивающее средство. Он вынул аптечку и открыл ее. Левой рукой можно пользоваться, если не двигать плечом. Так далеко распространилась боль.
Потратив три или четыре минуты, он все же смог наполнить шприц и сделать себе уколы в четырех местах: выше, ниже, левее и правее ран. Закусил губу. От напряжения он весь покрылся испариной. Лекарство подействовало немедленно. Осталась только тупая боль.
Потолок был достаточно высоко, поэтому он смог встать, выпрямился и, покачиваясь, ждал, пока сердце успокоится и давление придет в норму. Затем, крепко сжав зубы, сделал несколько пробных шагов.
Помочившись в ведро, что стояло в углу, он внимательно исследовал мочу. Следов крови он не обнаружил.
Теперь пища. И вода. Чтобы восполнить потерю крови, ему требовалось и то, и другое.
Он наладил плитку, зажег ее и открыл банку тушенки. Пока она разогревалась, он пожевал немного вяленого мяса и запил его водой из банки.
Тушенка еще не была готова, и он снял с себя всю одежду.
Надел сухие брюки, но рубашку надевать не стал. Немного погодя нужно будет сменить повязку. Мокрую одежду повесил на гвоздь.
Вот так! Теперь он уже чувствовал себя лучше. Покончив с тушенкой, он открыл банку фруктового сока и отпил из нее. Немного погодя, прикончил сок и выпил еще пинту воды.
Насытившись, Чарон улегся на спальный мешок. Впервые за это время он посмотрел на часы. Почти двенадцать. Дня или ночи – он не знал. Он мог проспать весь день до самой полуночи.
Достав радиоприемник, он включил его и через несколько минут настроил на телевизионную волну.
День. Значит, он проспал восемь часов.
Он погасил свет, чтобы не садились батареи, и остался лежать в темноте, слушая радио. Громкость пришлось убавить, чтобы звук был едва различим. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь, проходя по тоннелю метро, услышал его, хотя вряд ли такое могло произойти. С приходом военных все работы в тоннеле прекратились.
Так он и лежал в темноте, слушая радио и вспоминая прошедшую ночь. Он слышал разговор офицера с солдатом на дороге, с тем самым, который выстрелил в него, когда он взбирался по склону, убегая от них. Вот уж действительно выстрел наудачу. Стрелять через дорогу! Ведь он почти уже пересек эту проклятую дорогу, но тут, как заяц, получил порцию свинца.
Он вздохнул и закрыл глаза, стараясь позабыть про тупую боль в боку.
С какой стороны ни глянь, это была его лучшая в жизни охота. Самая лучшая. Даже прошлая ночь, когда за ним гнались солдаты, а он умирал от боли, предоставила редкостную возможность. Он побывал на краю жизни и смерти, прожив жизнь сполна, своими силами, своим умом и твердостью характера. Великолепно! Вот подходящее слово. Великолепно. Еще ничего в своей жизни он не делал такого, что могло бы сравниться с этим. Все, что происходило прежде, оказалось лишь прелюдией, подготовкой к прошлой ночи: суметь проскользнуть в лесу мимо солдат, раненому и истекавшему кровью, из последних сил карабкаться по склону, бежать по улице, уворачиваясь от пуль, и снова бежать, петляя и стремясь к цели.
Большинство людей, уже прожив жизнь, ни разу так и не побывали хотя бы на одной настоящей охоте. А у него их было так много. И венцом всему стала прошлая ночь!
Он снова и снова вызывал ее в памяти, смакуя каждое впечатление, вспоминая каждое ощущение, как вдруг по радио услышал свое имя. Покрутив ручку, он прибавил звук.
«…предположительно опознали как владельца ранчо из Нью-Мексико и специалиста по оружию. Этот человек вооружен и чрезвычайно опасен. Предполагается, что прошлой ночью он получил ранение, когда солдаты пытались задержать его в округе Колумбия. Если вы увидите этого человека, мы настоятельно просим вас не предпринимать самостоятельных попыток приблизиться к нему или задержать его. Просто позвоните по телефону, номер которого вы видите на экране, и сообщите властям ваше имя и адрес, где и когда вы его видели. Почему Генри Чарон предпринял попытку покушения на Президента и вице-президента, до сих пор не установлено. Сегодня днем мы надеемся получить подробную информацию из Нью-Мексико о прошлом Чарона. Оставайтесь на нашем канале».
Выключив радио, Чарон лежал с закрытыми глазами.
Это не отпечатки пальцев. Его отпечатки не значились в картотеке. Даже если они у них есть, это еще ничего не значит. Это рисунок. Кто-то в Нью-Мексико опознал его и позвонил в полицию.
Ну, что ж. Он ничего не может поделать с тем, что уже знали полицейские и ФБР. Что знают, то знают.
Генри Чарон понимал, что чисто уйти ему не удастся. Он трезво осознавал, что шансы неравны. Он согласился на эту охоту, и она не обманула его ожиданий, наоборот, даже превзошла их.
Когда пули свистели над головой, а грохот М-16 раздавался в ночной тишине, он впервые по-настоящему ощутил, что встретил смерть лицом к лицу и ушел от нее. Это чувство наслаждения на краю бездны не поддавалось описанию – просто не хватало слов. Поэтому он лежал в темноте, пробуя его на вкус.
Придет время, и он решит, что делать дальше, но не сейчас.
* * *
– Эти проклятые террористы находятся в Вашингтоне. Вы знаете об этом, я знаю, каждый знает. Неплохо бы знать, что они собираются делать дальше.
Генерал-майор Грир и Джейк Графтон стояли у карты города, занимавшей почти всю стену. Генерал Грир – коренастый, загорелый, с короткими, стального цвета, волосами, которые торчали у него на голове ежиком, – решил стать солдатом, когда ему исполнилось девять лет, и с тех пор он не находил занятия привлекательнее.
Он посмотрел на Графтона. Задавая вопрос, он всегда ожидал на него ответа.
– Они могли затаиться, справедливо полагая, что мы сделаем попытку найти их, сэр, – сказал Джейк Графтон, – а когда это не получится, снова начать стрельбу.
– Это версия номер один, – кивнув, произнес Грир. Его отличала привычка размышлять вслух, и все в его штабе к этому привыкли. Джейк тоже быстро уловил эту особенность. Графтон краем глаза видел Джека Йоука, который сидел в углу и делал какие-то пометки в блокноте.
– Либо они, воспользовавшись неразберихой, могут выбрать цель и ударить по ней. Или две цели. Возможно, три. Все зависит от того, сколько их и насколько хорошо они вооружены.
– Версия номер два.
– Они также могут понадеяться на то, что мы не проявим настойчивости и откажемся от поисков.
– Версия номер три. Еще есть?
– Нет. Больше ничего не приходит на ум.
– Мне тоже. Мне нравится вторая. Я бы выбрал ее, будь я на их месте. Я не думаю, что банда латиноамериканцев, которые согласились, чтобы им заплатили, когда они погибнут, будет сидеть и ждать у моря погоды.
Грир вздохнул.
– Если бы мы знали. Итак, если они остановятся на втором варианте, какую же цель они для себя изберут?
Джейк пошарил глазами по карте.
– Белый дом? – неуверенно предположил он.
– У меня две роты солдат и десяток танков возле военно-морского госпиталя в Бетезде. Одна рота и четыре танка у Белого дома, по одному на каждом углу. Еще рота с танками у старого здания правительства. То же самое у военно-морской обсерватории, где живет вице-президент. А также возле Капитолия на случай, если они снова вознамерятся нанести удар по нему. И у здания Сената и Палаты представителей. Что еще?
– Я не знаю.
– Присоединяюсь к вашему мнению, – сказал генерал Грир.
– А как насчет базы морской пехоты в Куантико?
– Там, где держат Альдану? Я думаю, нет. Альдана не похож на самоубийцу. Его не выпустят живьем. Я отдал приказ насчет этого. Это последнее место, куда они направят свой удар.
– До сих пор мы обыскали всего лишь полгорода. Дело продвигается очень медленно. По всему городу в солдат стреляют. Уже пятерых ранили, двое убиты. А солдаты стреляют в ответ. Погибли одиннадцать гражданских.
Грир отвернулся от карты и провел ладонью по ежику на голове. Затем опустился в ближайшее кресло.
– Вы что-то хотели сказать? – спросил он Джейка.
Капитан рассказал ему о прослушивании на телефонной станции и о докладе подполковника Франца.
– Марш? – повторил генерал.
– Сегодня вечером.
– Это плохо. Если это произойдет, мы должны будем их разогнать.
– Я предлагаю отключить телефонную сеть. Говорят, что это возможно. Мы узнали, что бунтовщики и провокаторы координируют свои действия по телефону. Что может значить этот марш, не знаю, но он мне не нравится. С другой стороны, мне сказали, что по телевидению в дневных новостях показали фотографию парня, которого ФБР считает убийцей, и назвали телефон, по которому следует звонить, если кто-то его увидит. Примерно то же самое они передавали в течение двух дней о террористах. Если отключим телефоны, мы не получим ни одного звонка.
– Вы обсудили это с генералом Лэндом?
– Да, сэр. Он сказал – на ваше усмотрение. Он поддержит вас в любом случае.
– Были какие-нибудь звонки?
– Нет, сэр.
– Этот марш беспокоит меня. Чего нам недоставало сейчас – так это толп, шатающихся по улицам, в которые преступники будут палить из ружей. Черт, если толпы пойдут, то будет кровавая баня.
Грир сидел молча, почесывая свою седую голову.
– Выключайте эти проклятые телефоны, – наконец, произнес он. – Я намерен закручивать гайки в этом городе все сильнее и сильнее, пока где-нибудь не треснет.
Глава 31
Позже комиссия Лонгстрита перечислила множество факторов, вызвавших насилие в те дни в Вашингтоне. По крайней мере, никто не оспаривал утверждения о том, что укоренившаяся вера черного населения в то, что оно является жертвой расового и социального угнетения, ухудшила и без того сложное положение и привела к взрыву.
Молодые парни из уличных банд – в основном чернокожие из центральной части города – начали бить стекла витрин и грабить магазины, а когда появлялись солдаты, – забрасывали их камнями, бутылками и всем прочим, что попадалось под руку.
Поначалу солдаты стреляли в воздух. Когда это не помогло, они принялись заталкивать, затаскивать, засовывать этих разгоряченных юнцов в грузовики, чтобы везти в арсенал.
Толпы людей, которые после показа этого сумасшествия по телевидению стали расти, множиться и вести себя все агрессивнее, начали поджигать автомобили.
Появились жертвы от рук солдат, большинство из которых по возрасту не отличались от тех, кто выкрикивал в их адрес оскорбления и швырял камнями. Телекамера запечатлела один из таких инцидентов, который мгновенно вызвал всеобщее возмущение.
Генерал Лэнд приказал удалить все телекамеры с улиц, но было уже поздно. Десятки домов в беднейших кварталах города пылали от пожаров, а пожарные и санитарные машины не могли подъехать к ним из-за бунтовавших толп.
Кто-то из армейских офицеров попытался было пустить в ход танки, чтобы припугнуть бунтовщиков. Но в ответ последовала немедленная реакция в виде бутылок с бензином и зажженными тряпками, заткнутыми в горлышко вместо фитилей.
После того, как один танк сгорел, а два танкиста получили серьезные ожоги, выбираясь из него, из другого танка открыли пулеметный огонь, который скосил около дюжины человек. Бунтовщики бросились врассыпную, на бегу поджигая машины и разбивая окна. Всю эту сцену показали по телевидению замершей от ужаса Америке.
Запах дыма и жженой резины распространился по всему городу. Беспорядки, однако, ограничивались лишь бедными кварталами, как это происходило во времена больших городских бунтов в период вьетнамской войны. И это было естественно. Около половины находившихся в округе двенадцати тысяч солдат выполняли задачи по охране правительственных и общественных зданий в официальной части Вашингтона. А основная масса бунтовщиков держалась поближе к дому, устраивая драки и грабежи по соседству.
Генералы Лэнд и Грир расставили солдат на каждом перекрестке. Они видели теперь единственный путь – продолжать наращивать военное давление до тех пор, пока обстановка не нормализуется. Поиски террористов отодвинулись на задний план.
Когда солнце стало клониться к закату, температура воздуха, которая днем держалась на уровне тринадцати градусов, начала резко снижаться. Генерал Грир и его штаб обрели надежду. Возможно, то, чего не смогли сделать солдаты, довершит холод. Хорошо, если бы пошел мокрый снег.
С наступлением темноты генерал Грир отправил на улицы резервную часть солдат. Стрельба и пожары по-прежнему терзали город, но количество людей на улицах определенно уменьшилось.
* * *
– Капитан Графтон, у нас здесь возникла проблема, – извиняющимся голосом обратился к Джейку молодой армейский капитан. – Генерал Грир сказал, что он очень занят и просил вас заняться этим.
Джейк отложил в сторону ручку, которой писал доклад для генерала Лэнда.
– Слушаю.
– Это у входа, сэр. Я провожу вас.
В коридоре офицер сказал ему:
– К нам пришли люди, которые хотят, чтобы мы освободили их родственников под их попечительство.
– Сколько?
– Всего трое. Им пришлось идти пешком, а ввиду беспорядков и всего…
– Хорошо. Скольких вы уже освободили?
– Мы никого не освобождали, сэр. Нарушителей комендантского часа и обычных наркоманов мы отправляем в форт Мак-Нэйр, а бунтовщиков, грабителей и тех, кто стрелял в солдат, держим здесь.
– А те, чьи родственники пришли, они к какой категории относятся?
– Грабеж, стрельба в солдат и наркотики. За наркотики задержана женщина. Она отстрачивала одного парня в машине, но, поскольку они не должны были находиться в машине, наши люди обыскали их. У парня нашли немного крэка, а у нее в сумочке обнаружили следы кокаина. Поэтому их привезли сюда.
Посетители стояли возле стола у входа в технические склады. Две чернокожие женщины и белый мужчина.
Сначала Джейк обратился к старшей из женщин.
– Меня зовут Харриэт Ханнифан, генерал. Я хочу забрать своего мальчика. – Ей, пожалуй, за пятьдесят, прикинул Джейк, широка в кости, волосы седые. На руке сумочка. На ногах поношенные туфли.
– Как его имя, мэм?
– Джимми Ханнифан.
Джейк повернулся к сержанту, сидевшему за столом, тот сверился со своими записями.
– Грабеж, сэр. Бросал камни в витрины магазина. Его пытались схватить при попытке вынести телевизор. Тогда он его бросил и телевизор разбился, а его мы задержали.
– С вашим сыном раньше случались неприятности, мэм?
– Он мой внук. Боже, да, у него были проблемы в школе, попал в плохую компанию. Ему всего шестнадцать, и он хочет бросить школу, но я ему не позволю.
– Приведите его сюда, – приказал Джейк капитану.
– Сколько вам пришлось пройти, пока добрались сюда? – снова обратился Джейк к миссис Ханнифан.
– Примерно пару миль.
– Сейчас довольно опасно.
– Он все, что у меня есть.
– А вы, мэм? – спросил Джейк у второй женщины, значительно моложе миссис Ханнифан, но одетой победнее.
– Это мой мальчик. Он стрелял в людей. Я видела, как его забрали солдаты.
Джейк собрался было ей отказать, но потом решил не торопиться.
– Издалека вы пришли?
– С перекрестка Эмерсон-Джорджия-авеню. Я не знаю, как далеко это.
– Пять или шесть миль, – подсказал сержант. – Через весь этот кавардак.
Джейк кивнул капитану.
– А вы, сэр?
– Мое имя Лиаракос. Я бы хотел повидать свою жену. Сержант сказал, что ее задержали за наркотики.
– Вы хотите сказать, что намерены просить об ее освобождении?
– Нет, – устало произнес Лиаракос. – Сначала я хочу ее увидеть. Потом, может быть… – И он умолк.
Джейк повернулся к капитану и приказал:
– Тех людей приведите ко мне в кабинет, а джентльмена проводите к его жене. – И он пригласил женщин пройти с ним.
Когда все устроились у него в кабинете, он послал Тоуда за кофе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60