– Не волнуйтесь, симпатичный. Вы даже представить себе не можете, какой симпатичный.
– А что потом, когда я выполню задачу?
– Вы сначала выполните.
– А все-таки?
Саваоф тяжело вздохнул.
– Мне не хотелось бы напоминать вам, мой друг, об одной неприятной особенности процесса реплицирования. Но раз уж вы так настаиваете, напомню. Миссию на Земле будете выполнять не вы, а ваша реплика. Грубо говоря, другая личность. Точная копия вашей, но другая. А ваша личность исчезнет в момент реплицирования, потому что информационный континуум не поддерживает одновременного существования во Вселенной двух одинаковых личностей. Это такой же непреодолимый барьер, как принцип Гейзенберга и скорость света в вакууме. Так что, Илья Евгеньевич, вам придется пожертвовать собой, и у вас нет ровным счетом никакого выбора. Смиритесь.
Как же я забыл, он же с самого начала объяснил мне все про реплицирование! Это что же, я, значит, должен опять умереть? Да нет же, не опять, – это будет первая смерть в моей жизни. Тогда умер мой предшественник, а вот сейчас умру я, единственный и неповторимый. Пожил-то на свете всего один день, раз позавтракал и раз пообедал. Не видел ничего, кроме этих четырех забитых книгами стен, да копии пейзажа московского закоулка через копию окна копии чужой квартиры.
– Я не согласен. Я отказываюсь участвовать в вашей авантюре. Я хочу жить.
Саваоф ничуть не удивился:
– Илья Евгеньевич, ваша реакция мне понятна. Успокойтесь. Я повторяю, у вас нет выбора. Если вы сейчас не согласитесь, я буду вести переговоры с вашей следующей репликой. Не согласится она – со следующей. И так до тех пор, пока не возобладает благоразумие. Какая вам разница: умереть, чтобы дать жизнь исполнителю великой миссии или всего лишь новому участнику переговоров?
– Тогда я сейчас наброшусь на вас и задушу. А потом буду жить в вашем замке припеваючи. Двери, которые вы позапирали, взломаю.
Саваоф оказался веселым человеком. Он дребезжал, попискивал и вытирал слезы с дряблых щек до тех пор, пока я не понял, что сморозил очередную глупость. Тогда я изменил тактику. В самом деле, выхода у меня нет. Но моя реплика отомстит этому гаду по полной программе. Поселится в земном теле, а ничего предпринимать ровным счетом не будет. Доживет в свое удовольствие до две тысячи восьмого, а там амба. Но и ему, гаду, тоже конец придет.
– И этот план вам тоже не удастся, Илья Евгеньевич, – сказал Саваоф, прервав смех, но все еще улыбаясь. – Континуум разрушится, как только вы по-настоящему решите ничего не предпринимать, так что до две тысячи восьмого вам в свое удовольствие не дожить. – Он стер улыбку с лица. – Но дело не в этом. Я хотел бы, чтобы вы отбросили эмоции и личные проблемы. Вы ведь все равно уже умерли и больше не принадлежите себе. Но все еще в ваших силах сделать дело, важное и нужное другим, живущим. Поверьте, никому во Вселенной никогда не предоставлялось подобной возможности. Вы будете уважать себя, и я буду уважать вас – это и станет вашим вознаграждением. Выше его ничего нет. Подумайте о людях, живущих на вашей Земле. О детях, о женщинах. Без вашей помощи они обречены на мучительную смерть в ядерной войне. А существа других цивилизаций? Они даже не узнают, что когда-то жили. Вспомните звездное небо. Миры, удаленные от вашей Земли на бесконечные расстояния, светили вам, чтобы вселить уверенность в бесконечности жизни. И что же, все зря? А миллиарды лет развития Вселенной до вас, а миллиарды лет после – это тоже зря? Пожалуйста, Илья Евгеньевич, справьтесь. Я уверен, вы сможете.
– Какова вероятность того, что мне не удастся решить вашу проблему?
– Не мою, а нашу с вами проблему. Вероятность неудачи очень высока. Выше, чем вероятность удачи. Но ведь человек – не статистическая функция. Забудьте о вероятностях. Просто тщательно обдумывайте каждый шаг, а обдумав – действуйте. Вы способны выполнить свою миссию, помните об этом.
– Я хочу выпить.
– Вот это другой разговор, узнаю вас. Кстати, пришло время поужинать. Как насчет меню от «Максима»?
– Валяйте. Только водки побольше.
Говорить стало больше не о чем. Мне оказалось наплевать на яства, опять появившиеся на столе невесть откуда. Не чувствуя вкуса еды, я молча наливался водкой под ничего не означавшим взглядом Саваофа. Он не препятствовал. Где-то после третьей или четвертой я вспомнил, что не спросил у Бога о сроке переселения на Землю. Наверное, требовался еще какой-то дополнительный инструктаж, раз он позволил мне сейчас напиться. Не пошлет же он реплику с таким жутким шлейфом выполнять ювелирную работу по спасению Вселенной. Завтра просплюсь, наглотаюсь таблеток, и с больной головой придется опять выслушивать наставления.
А ведь он так, собака, и не рассказал, каким образом вляпался в эту историю. Почему это у всех нормальных цивилизаций природных ресурсов оказалось достаточно, чтобы выйти в космос, а мы застряли в своей грязи? Ну что же мне так не везет! Мало того, что родился в самой бестолковой стране, так еще и цивилизация оказалась самой бестолковой. А ведь всю жизнь считался отличником и золотым медалистом. Завтра спрошу у Него обязательно. А пока проглочу еще вот эту слоеную корзиночку с жареными улитками, кажись, и вот эту рюмочку…
До постели, похоже, тащил меня Саваоф. Я мешком висел на его старческих костистых плечах, нес какую-то околесицу и размазывал по пьяной роже слезы и слюни. Видавший виды старинный замок вряд ли привык к подобным сценам. Наверное, Саваоф сгрузил меня в спальне, как дрова, и, может быть, даже раздел, но этого я не помню.

Глава 8.
Она идет по жизни смеясь

– Моя любовь, несу кофе. Ты не забыла, что тебе сегодня пораньше? – услышал я сквозь сон мужской голос. Голос был исполнен нежности и явно обращен в мою сторону. Мужчина, похоже, даже чуть-чуть переигрывал, но это, наверное, часть ритуала.
Сон отлетел мгновенно, но я не пошевелился. Лежа с закрытыми глазами, внутренне похолодев, я пытался представить себе ситуацию, в которой мог бы услышать подобные слова. Первое пришедшее в голову объяснение я тут же отмел. Во-первых, чтобы опуститься до связи с мужиком, мне потребовалось бы выпить значительно больше смертельной дозы. Во-вторых, сказано: «ты не забыла», то есть обращались к женщине. Значит, видимо, где-то рядом должна находиться женщина, которой этот тип и принес кофе, и которая сегодня куда-то спешит. Но при таком раскладе выходит, что я с ней сплю, и, значит, ситуация не менее странная. У нас что, шведская семья?
Наконец, возможен вариант, что я приехал, например, в командировку, и живу у каких-нибудь друзей в однокомнатной квартире на раскладушке. Я, правда, не помню, чтобы куда-то собирался, но зато прекрасно помню, что вчера очень прилично принял. Наверное, мы с этим мужиком отмечали мой приезд. Вот это уже похоже на правду. Осталось только вспомнить, в каком я городе и как зовут его и ее, а то может получиться неудобно. Подумают еще, что с тех пор, как мы виделись в последний раз, я спился, и без опохмела теряю разум.
И тут я ощутил на своих губах поцелуй. Утренний такой поцелуй, без страсти, но с любовью. И колючий, потому что целовавшие меня губы оказались обрамлены усами и бородой. Ужасно! Я готов был шарахнуться, пугая этого идиота и вышибая из его рук блюдце с чашкой, но в это мгновение новое, никогда прежде не испытанное ощущение вкатилось в меня мягкой волной…
…Захотелось потянуться, и я потянулась сладко, до звона в ушах, до легкого головокружения. Я услышала утренний птичий щебет, почувствовала тепло летнего солнца и запах крепкого кофе. И открыла глаза. Макс, как это повелось у нас давным-давно, стоял возле кровати с чашкой в руках и ждал моего пробуждения. Я ощутила себя молодой и свежей. Сквозь распахнутую дверь с лоджии веял, чуть шевеля тюль, слабый прохладный ветерок. Верхушки окружавших дом берез поблескивали трепещущей листвой. Горячий квадрат солнечного света лежал на моем голом животе и бедрах, бессовестно освещая в том числе и треугольник жестких волосиков. Макс, оказывается, стащил с меня простыню. Если в девятиэтажке напротив какой-нибудь мужик сейчас смотрит в окно, он, без сомнения, получает большое удовольствие.
Я потянулась еще раз и неторопливо повернулась на бок, спиной к лоджии. Пусть смотрит, но надо же, в конце концов, и границы приличия знать! Утреннее солнце теперь грело мои ягодицы, и, отраженное ими, наверное, подсветило розовым серую стену девитиэтажки.
– Моя любовь, ты проспишь все на свете. Уже звонил референт Соболева, просил напомнить, чтобы ты к десяти была в офисе. Вещи я уложил, а с документами сама разбирайся.
Этот бородатый субъект – мой муж Макс. Он считает себя писателем. Еще он считает, что я личный переводчик у Соболева, президента аэрокосмической компании. В обоих случаях он сильно ошибается. Макс пишет то, что интересно только ему одному, а Соболев больше нуждается в моих, как это называется, эскорт-услугах, поскольку сам вполне прилично владеет английским. Я кормлю Макса и обеспечиваю его средствами на покупку компьютеров, с помощью которых он творит свои эпохалки. За это он платит мне собачьей преданностью и не суется в мои дела. Женщина – слабое существо, ей всегда требуется любовь и поддержка. Когда мне нужна любовь, я ласково, по-матерински, целую Макса перед сном, и мы засыпаем, чтобы утром он разбудил меня с чашкой кофе в руках. А когда мне нужна поддержка, я уезжаю с Соболевым в командировку, и в перерывах между деловыми встречами применяю на нем свои профессиональные навыки в снимаемых им пятизвездочных апартаментах. Очень удобно и для всех безопасно, даже презервативы не нужны. Куда безопаснее, чем раньше, когда Макс служил инженеришкой в той же аэрокосмической компании, тогда еще бывшей НИИ дальней транспортировки, а Соболев торговал бензином, ни уха, ни рыла не смыслил в ракетах и понятия не имел обо мне. А я, выпускница МГИМО с красным дипломом, пахала в эскорт-агентстве и видала по десятку таких соболевых в месяц. Хотя, по большому счету, с тех пор мало что изменилось. Я зарабатываю на жизнь все тем же способом и так же, как и тогда, кормлю Макса. Да и он все так же несет свой бесполезный бред, только уже не в области неракетных средств доставки, а закопался где-то в фэнтэзи, мечом и магией выжигает зло на чужих планетах. Окончательно свихнулся, короче.
«Ну и сволочь же ты, Саваоф Ильич,» – думал я спустя некоторое время, разглядывая в быстро туманящемся зеркале свое крепкое, как свежий огурчик, загорелое женское тело, обливаемое струями прохладной душевой воды. Вода стекала в ложбинку между стоящими торчком грудями, струйками срывалась с сосков, пробегала по животу, щекотала между ног. Хоть бы предупредил, какого носителя ты мне выбрал. Я же мужик, в конце концов, у меня нормальная реакция на красивую женщину. А тут оказывается, что эта женщина – я сам. И что теперь делать? И что дальше? Сегодня улетаю в Лондон вместе с Соболевым. А он там первым делом потащит в постель. У него всегда так – как куда-нибудь приезжаем, так сначала в постель, а потом уже по делам. Катька, жена его, вроде ж классная девка, ничуть не хуже меня, а он как голодный все время ходит. И я, мужик, будучи женщиной, буду вынужден черт знает чем заниматься с этим секс-автоматом?
Размышляя так, я между тем привычно выполнял сложную ежеутреннюю процедуру. Где надо – подбрил, кое-что повыщипал. Оказалось не так уж и больно. А я-то все время удивлялся, как это мои подружки терпят подобные пытки. Наверное, женщины не так чувствительны к боли, как мы. Долго возился с прической и макияжем, – не потому, что в этом что-то для меня новое, просто сегодня требовалось выглядеть на шесть баллов. С трудом преодолел позыв многолетнего рефлекса поскоблить подбородок максовым станком. Лишний раз, просто из любопытства, присел на унитаз – очень уж необычным оказалось ощущение. И только в конце, накрашенный и напудренный, натертый кремами и побрызганный дезодорантами, туалетными водами и лаками, надел кружевное белье. Не хотелось затягивать свои подпрыгивающие прелести в тесный бюстгальтер, но время поджимало.
Выйдя из ванной, я обнаружила дома полный порядок и уют – постель в комнате убрана, Макс стучит по клавишам компьютера, на кухне бубнит телевизор и пищит микроволновка. Как была, в трусиках и бюстгальтере, под аккомпанемент НТВ-шных новостей быстро проглотила приготовленный Максом завтрак и побежала одеваться.
– Максик, никуда вечером не отлучайся, как прилечу – сразу позвоню из гостиницы, – инструктировала я его, натягивая дорожный костюм. Узкая синяя юбка, чуть короче того, что ожидает увидеть мужчина. Снежно-белая блузка с отложным воротничком, открывающим чуть больше того, что обычно в дороге открывает женщина. Короткий синий же пиждачок. Цепочка с маленьким крестиком, подобранная по высоте так, чтобы крестик не висел, а лежал в ложбинке, слегка сжатый с двух сторон. Сережки с маленькими бриллиантиками. Золотые часики.
– Угу, – отвечал мне Макс, продолжая стучать по клавишам. Его, похоже, посетила какая-нибудь фэнтэзийная муза. Может, хогбен дубасил хоббита, а может, хоббит колошматил гоблина. Одеваясь возле шкафа, я видел из-за спины Макса, что он пользуется древним, как его сюжеты, текстовым процессором MultiEdit 6.0. Он бы страшно удивился, если бы я ему сейчас об этом сказал.
Я проверила содержимое собранного Максом дорожного кофра. Повезло с мужем, даже прокладки не забыл. Документы тоже все на месте – это он со мной кокетничал, когда будил. Пора.
Поцеловала Макса в лысеющую макушку, нарочно навалившись грудью ему на плечо. Вес, кстати, приличный, есть чем гордиться. Он что-то пробормотал и, протянув не глядя руку, наугад похлопал меня по попке. На этом душераздирающая сцена прощания завершилась, и я, подхватив нетяжелый кофр, покинула наше однокомнатное мытищинское жилье. Входную дверь заперла снаружи своим ключом – в таком состоянии муж не заметит, как из квартиры вынесут всю мебель.
«Ока» быстро катилась к институту. Я вела машину, не глядя по сторонам. Глядеть – себе дороже. Вокруг на дороге одни козлы. Стоит встретиться взглядом – не отвяжешься. Каждый импотент, сев за руль, чувствует себя терминатором. Кончателем, по-нашему. А они еще удивляются, почему мы, женщины, так плохо водим машины. Как же тут хорошо водить, если смотришь строго вперед, вправо-влево ни-ни.
От Мытищ до Королева – рукой подать. Через двадцать минут я уже въезжала через генеральские ворота на территорию института. Охранник, не глядя в протянутый через окно пропуск, коряво приставил руку к голове, пародируя Сигала из финала «Захвата-1». Я почти прочитала его мысли: «Ага, президентская б… приехала. Значит, шеф сегодня в командировку отбывает». Я улыбнулась в ответ. Славный парень.
В приемной царила предотъездная суета. Эллочка раздавала билеты, конвертики с представительскими и еще какие-то бумажки членам делегации. Одновременно она разговаривала по двум телефонам, принимала факс и распечатывала на чавкающем лазернике дополнительные экземпляры памятки отъезжающим. Отъезжающие, исключительно мужики, дисциплинированно толпились в очереди, подходили по одному, одинаково заглядывали Эллочке за пазуху, когда она наклонялась, тыкая в ведомость наманикюренным пальчиком, расписывались и отваливали, удовлетворенно ощупывая конверт и отпуская тупые остроты насчет пришедшего наконец-то коммунизма и желания почаще посещать приемную. Завидев меня, Эллочка, не прерывая ни одного из своих дел, закатила глазки, коротким «ф-ф» вздула челку, пожала плечиком, и без того прижимавшим трубку к уху, и незаметно для членов делегации указала пальчиком сначала на свой стол, а затем на дверь соболевского кабинета. «Дурдом!» – перевела я ее пантомиму. – «Возьми в моем столе свою долю и топай к шефу. У него там Катька.»
Моя доля оказалась куда толще, чем у членов. Загородив тазом ящик стола от их нескромных взглядов, я переложила конверт в сумочку и направилась в кабинет. Навстречу вылетел красный, как рак, референт Семен, мой юный тайный воздыхатель. Увидев меня, он еще больше покраснел, пробормотал «привет», рассыпал по полу какие-то листочки, собрал их дрожащими пальцами и позорно скрылся за дверью секретариата. А Соболев, похоже, находится в боевом настроении, – решила я.
Догадка подтвердилась, как только я преодолела внутреннюю дверь. Соболев возвышался за своим имперским столом и орал в телефонную трубку, нависая мощной фигурой над вжавшейся в совещательные кресла кучкой лысоголовых очкариков – квинтэссенцией институтского административного интеллекта. Завод срывал срок, банк задержал платеж, американцы выкатили претензию, на полигоне авария на топливных коммуникациях, тезисы выступления ни к черту не годятся, Семенчук до сих пор не вернулся из Красноярска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27