Ты на эти вещи смотришь иначе. Миха твердит про себя Минины слова, но никакого эффекта. Легче не становится. Он думает о себе, это правда. Эгоист. Но гораздо труднее ему думать о других, о тех, кто его сейчас интересует. Опа и Иосиф. Они убивали, а после этого жили еще целую жизнь. Это не выходит у него из головы: он прокручивает их шаги, распутывает нить за нитью. Год ы и поколения. Не поправить. Ни раскаяния, ни прощения.
Ему противно о них думать. Не надо ничего говорить Мине, потому что ей тоже станет противно.
Уже совсем поздно. Малышка спит. Миха в пижаме стоит в темной прихожей и разговаривает по телефону.
В трубке отдается эхо, звонят издалека. Неизвестный голос говорит на трудном немецком. Знакомый сильный акцент.
– Вам звонят от Елены Колесник.
Говорит женщина, но не Елена. Миха слышит Еленин говор где-то на заднем плане. Голос в трубке переводит.
– Я говорю с Михаэлем?
– Да, это я. Это Елена?
– Она рядом. Она хочет вам кое-что сказать. Просит вас сесть.
– Хорошо.
Миха остается на ногах.
– Елена говорит, что умер ее муж. Она очень вас жалеет. Себя жалеет, и вас тоже.
– Колесник?
– Да, Иосиф Колесник. Он умер во сне, и она похоронила его сегодня.
Миха слышит, как Елена без конца произносит его имя. Плачет. Ее голос становится отчетливее, она берет трубку. Говорит с Михой на белорусском. Он разбирает только имя ее мужа. Она тяжело дышит, и Миха только теперь понимает, как велико ее горе, видит, как она стоит в узком коридорчике, держит трубку и плачет.
– Елена, мои соболезнования. Мне очень жалко Иосифа.
Но в телефоне уже та, другая женщина.
– Елена просит вас приехать. Она отведет вас на могилу.
Миха чувствует, как молчит Елена, Миха рисует себе картину: вот она стоит в дверях кухни и ждет, что он скажет. В голосе вертится тысяча причин отказаться.
– Пожалуйста, передайте Елене, что я приеду.
Женщина переводит. Миха представляет, как Елена Колесник воспринимает ответ – интересно, улыбнулась ли она, что почувствовала.
– Я приеду через пару недель. Напишу, когда куплю билеты на поезд.
Когда Миха возвращается в спальню, Мина дремлет, рядом, запрокинув руки, спит малышка. Он сморит на них, а потом шепчет – тихо, чтоб не разбудить:
– Иосиф Колесник умер.
Он скажет это Мине утром. Совсем скоро.
Белоруссия, весна 1999-го
Дорога хорошо знакома. Михе уже привычно ехать в неторопливых поездах и битком набитых автобусах. Он легко привык к мысли, что Колесник умер и он его больше не увидит, – и это удивляет Миху. Он-то думал, что все еще будет ждать: вот старик придет встречать его на остановку – и что дико ему будет идти до места одному, но ничего подобного.
Елена Колесник ждет его на крыльце. Завидев Миху, еще издали машет рукой, и Миха машет в ответ. Рядом с ней другая женщина, помоложе. Наверное, та самая, что говорила по телефону.
Елена отводит Михе свою спальню, свою и своего мужа. Миха хочет отказаться, но соседка говорит, что не нужно обижать Елену.
– Она ляжет на кухне, она так всегда спит, когда гости приезжают.
Елена со стуком выставляет на стол тарелки, нарезает широкими ломтями хлеб. И сердится на Миху. Все не возьмет в толк, почему бы ему не побыть подольше. Он через соседку объясняет, что ему нужно на работу, он и так взял отгул.
– Меня отпустили всего на два дня. Завтра я должен ехать. Простите.
Миха достает сверху из рюкзака фотографии Елены и Иосифа, и за едой Елена не сводит с них глаз. Миха должен был послать их еще много месяцев назад. До того, как Колесник умер. Он снова через соседку приносит извинения, и Елена кивает, но, кажется, толком не слышит. Поглощена лежащими перед ней снимками. Иосиф смотрит на нее, там, в соседней комнате. Всего несколько месяцев назад.
После еды Миха показывает фотографии Мины и дочки, и Елена опять улыбается, но сердиться не перестает. Нужно бы побыть подольше, да не хочется. Не хочется Михе спать там, где спал Колесник и где он умер. Его подмывает заявить Елене, что он не друг ее мужу, да и ей тоже не друг, но слова не идут с языка. Это было бы слишком жестоко, слишком грубо.
Соседка прощается.
– Завтра Елена отведет вас на могилу. Утром, когда вы проснетесь. Идти нужно пешком.
Миха отворачивает на кровати одеяла, сминает простынь, сминает подушку. И ложится в спальном мешке на половике под широким подоконником, пристроив под голову сложенный свитер.
* * *
На кладбище Елена гладит пальцами молоденькую травку. На могиле лежат свежие цветы. Не от Елены, не от Михи. Кто-то скорбит по Колеснику.
Миха не знает, что ему делать. Утро выдалось теплое. На почти чистом небе ярко светит солнце. Миха еще полусонный. Сказывается усталость с дороги и ночь, проведенная на деревянном полу.
Надгробия пока еще нет. Неприметна могила Колесника. Один только высокий холмик да свежий дерн, который Елена, молча став подле Михи на колени, приминает то щекой, то лбом. Миха отворачивается, смотрит на деревню, на речку под холмом. Пытается вызвать в себе хоть малейшее чувство скорби. Тщетно. Единственное желание – как можно быстрее уехать домой.
Миха думает, что потом они вернутся в деревню, но они идут в противоположную сторону. На юг, туда, где болота. Через десять минут пути поворачивают на восток, к лесу. Соседки с ними нет, и Миха не может спросить у Елены, куда они идут. Просто молча шагает следом. Входит в березовую рощу и вдруг оживает, наслаждается окружающей картиной. Чудесный день. Чистый, сильный солнечный свет пробивается сквозь листву. Свет полосами ложится на землю и на траву. Миха идет за Еленой под пенье птиц и вдыхает лесную прохладу.
Елена берет Миху за локоть, и он вдруг видит на ее щеках слезы. Миха ошеломлен собственным невниманием. Она плачет, а он даже не замечал этого.
– Фрау Колесник.
Они идут, как прежде – Елена немного впереди, Миха поспевает за ней. Он хочет тронуть ее за руку, но она, уклонившись, показывает на деревья впереди. Они продолжают углубляться по тропинке в лес. Дальше – просвет, яркое пятно посреди темных стволов деревьев.
Миха смотрит туда и неожиданно все понимает. Его словно озарило.
Он останавливается, и Елена оборачивается к нему. Смотрит, а слезы льются рекой. Миха закрывает рот рукой; ладони увлажняются; его охватывает жар; кружится голова. Елена поднимает руки. Одну кладет себе на плечо, а другую, сжатую в кулак, вытягивает перед собой. Изображает, будто стреляет из ружья, но Миха уже и так все понял.
Он кричит. Она издает звук, похожий на свист пули.
Миха зажмуривается. Солнце мощно и ярко бьет сквозь листву. Его прошибает пот. Щиплет в ушах.
Елена подходит к нему. Миха не разжимает веки. Вокруг стоит лес, в животе глухо пульсирует, горячая черная кровь застилает глаза. Она ждет, но ноги его вдруг делаются ватными. Он не хочет быть здесь. Он хочет открыть глаза и очутиться дома, на кухне, с дочкой на коленях. Елена снова изображает выстрел, и он кричит. Кричит то, что думает; кричит, чтобы она прекратила.
– Пожалуйста. Перестаньте.
Он закрывает ладонями лицо, и она обессиленно опускает руки. Стоит, маленькая и горестная, а из гортани рвется слабый, сухой хрип. Прислушиваясь к этому звуку, Миха думает: « Она потеряла своего мужа, своего Иосифа».
Елена утирает слезы рукавом, но щеки сразу снова становятся мокрыми. Идет дальше. Миха видит узкую спину, угловатые плечи, затылок, освещенный солнцем.
Миха останавливается у кромки леса и смотрит ей вслед. Подлесок под ногами переходит в траву. Кулаки, зубы, живот – свело. Старуха, освещенная солнечным светом, пробивающимся сквозь деревья, бредет по широкому полю и вдруг падает на колени.
Миха ждет. Елена не поднимается. Плечи содрогаются. Плачет. Он слышит звук плача и идет к ней.
Шагает по прогалине-могиле.
Елена вытирает слезы, стряхивает их с рук на землю. В голове у Михи все плывет. Он бы и хотел, да не в силах оставаться здесь. Не в силах стоять на этой мягкой земле, на этой траве, этом мхе. Снова отходит, оставив Елену под жгучими лучами, выбирается с сырой почвы на гаревую дорожку между деревьями, и, пересиливая себя, ждет.
На обратном пути оба идут молча. Солнце уже высоко в небе. Жарит вовсю. Миху не отпускает слабость. Он ждет не дождется отъезда.
Елена едет вместе с ним на автобусе до вокзала. Утирается большим серым платком, сердится на него. Да, он все испортил, исковеркал день поминовения мертвых. Они не разговаривают. Михе ничего не приходит на ум. Он тоже разозлен. Борется с раздражением.
У нее нет дете й. Молоденькая женщина, одна в пустой деревне, она сама мне рассказывала. Она знала, скольких расстреливали. И влюбилась в одного из убийц, когда тот пришел из тюрьмы. Детей не было. Кара за ее грех, за любовь к нему.
Подходит поезд. Они стоят рядышком и ждут, пока проводник откроет вагон. Елена протягивает Михе в дорогу сумку с хлебом и фруктами. Поблагодарив, он уходит, чтобы положить сумку на полку, и возвращается к уже запертым дверям. Но Елена еще здесь. Он опускает стекло.
Теперь Елена говорит Михе что-то, но он не понимает ее. Несколько слов, которые он мог бы узнать, проглочены слезами. Она говорит, говорит, цепляется за Михины руки, зная, что он не понимает ее слов. Ей, похоже, это безразлично. Слова идут и идут, наконец, проводник захлопывает дверь.
Елена держит Миху за руки, покуда поезд не трогается. Тогда только отпускает. Молча шагает возле Михи вслед за поездом до конца платформы и до тех пор, пока он может ее видеть, стоит и машет рукой.
Смеркается. Поезд набирает ход. Перед глазами все еще стоят и просвет, и сочная листва, и мягкая земля. Жуткая мысль пробивается к нему через весь этот трудный день, через голос Елены и ее слезы.
Иосиф. И дед.
Миха понял, зачем она это сделала, зачем его туда отвела.
* * *
За окном высоко в небе сияет луна, Миха в купе один. Он не зажигает света и сидит у незашторенного окна, глядя на тропку, бегущую через лес и болото. Черные, подсвеченные по краям тени. Обрамляющие темноту четкие контуры.
Я не ходил на дедовы похороны. Луиза ходила, а я, сказала мутти, был еще мал. День, скорее всего, провел во дворе. Не помню.
Позже мутти водила меня на могилу. Года эдак через два или три. Помню сплошь темные тисы и долгие ряды могил. На некоторых лежали свежие цветы, на других букеты увядали, начинали гнить. В высоких вазах с тояла зеленая вода. Жарило солнце.
Я вроде бы не ожидал увидеть деда, но когда его там действительно не оказалось, я заплакал и плакал долго-долго.
Дома, весна
Ясным днем Дилан шагает рядом с Михой. Тепло и солнечно. Он несет под мышкой ее курточку, а в кармане лежит отвергнутая шапка. Дорога от автобусной остановки ведет по очень красивой местности, и Миха семенит, подстраиваясь под дочкину походку. Их прогулочный ход под стать неторопливости местных обитателей, рука об руку тянущихся по желтым гравийным дорожкам. Деревья с последнего Михиного посещения разрослись вширь и вытянулись, но, по его мнению, все равно ничто тут не изменилось. Белое здание, зеленый газон, серая автостоянка, а внутри хмурая, неуверенная пустота. Дилан топает по дорожке, падает и недолго, пока он ее ставит на ноги, ревет.
– Сегодня мы не плачем.
Отбрасывает в сторону камешек, застрявший в волосах, смотрит, нет ли на коже ранок, целует чумазые впадинки на маленьких ладонях. Она вытирает глаза и улыбается. Крошечные зубки. Щеки смуглые. Как у Мины.
Свернув с дороги к главному входу, Миха несет Дилан за угол, к автостоянке, а та мурлычет и засовывает кулачки в складки его пальто. Дойдя до бордюра, Миха поворачивается и запрокидывает голову, смотрит под крышу высокого белого здания.
– В идишь, Дилан?
Указывает дочери, и она, повинуясь его пальцу, смотрит в небо, по-прежнему напевая и щурясь от солнца.
– Если считать от верхнего правого угла, восемь этажей вниз. Затем одно, два, три окна вбок. Там живет ома Кете. Это ее «птичье гнездо». А если нам повезет, мы увидим, как она выйдет встречать нас на балкон. Видно?
– Ома Кете?
– Моя Ома Кете. Видишь ее?
Миха смотрит дочке в лицо, наблюдает, как бестрепетно узнает она о новом члене их семьи. Ширится ее фамильная карта – и ни препон, ни сомнений, одно любопытство. Михе больно это видеть. Он сажает Дилан на плечи.
– Она там.
– Где?
– Помаши. Тогда она тебе тоже помашет.
Дилан машет. Миха чувствует на плечах ее легкое тело и наслаждается мгновением: вот он стоит здесь, внизу, с дочкой. Дочка мурлычет песенку и машет маленькой ручкой, положив другую ему на макушку.
– Она там, папа?
У Михи режет в глазах. Расплывается. Смазанная картинка на фоне слепящего неба.
– Да. Видишь ее?
– Да.
Дилан отвечает неуверенным голосом, но машет старательно, а Миха не сводит глаз с крохотного пятнышка, мелькающего им в ответ.
Литературная премия Букера уже более тридцати лет присуждается за лучший роман года, написанный авторами из стран Британского Содружества и Республики Ирландия. Вначале жюри формирует длинный список претендентов на эту премию (лонг-лист), а затем оставляет в коротком списке (шорт-листе) шесть романов, из которых и выбирается победитель. Само выдвижение на эту престижную премию уже является свидетельством несомненных литературных достоинств книги. В серии «Премия Букера: избранное» мы знакомим вас не только с лауреатами, но и с книгами, попадавшими в последние годы в списки претендентов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27