Для него Джэн — это просто номер в его списке. И что ему за дело, если она не поправляется? Все они такие, эти врачи». Она взяла себя в руки. «Спокойнее. Надо попытаться его убедить. Он должен, непременно должен понять».
— Но как вы не понимаете, доктор? Мы не сможем ждать так долго. В первое время по возвращении домой она была ничего, но сейчас… — у Дорин сдавило в горле, — кашель у нее стал хуже, она не спит по ночам.
Доктор делал пометки.
— Я дам вам рецепт, купите таблетки против кашля и снотворное.
Дорин махнула рукой.
— Но дело ведь не только в этом. Она перестала есть. Каких бы я ей вкусных вещей ни наготовила, она не ест. Целый день она лежит взаперти одна, в душной маленькой квартирке, в смертном страхе, что придет хозяйка.
Доктор кивнул, коротко улыбнувшись.
— Она тут как-то приходила ко мне после того, как ваша сестра вернулась. Пыталась убедить меня, что мы должны выселить вас обеих из-за болезни вашей сестры.
— Ну и что вы ей сказали?
Он поднял глаза от карточки, и она встретила его сочувственный, полный сострадания взгляд.
— То же, что я говорю сейчас вам: каждый имеет право на жизнь, и те шесть женщин, которые ждут своей очереди перед вашей сестрой и должны быть помещены в больницу, — они тоже.
— Но не может быть, чтоб им было так же плохо, как Джэн! За некоторыми из них, наверно, есть кому присматривать, есть кому оставаться с ними дома.
Голос ее зазвенел, она боялась, что сейчас расплачется. Доктор просматривал карточку.
— У некоторых есть, у некоторых нет. К вам ведь приходит одна из брауновских сестер, не правда ли?
— Да! И я не знаю, что бы мы делали, если б не сестра Даггин. Она чудесный человек. Не представляю, чтоб кто-нибудь еще мог проявить к нам столько же доброты.
Голос у Дорин снова задрожал.
— Да, все о них так отзываются.
— И все же Джэн лежит одна весь остаток дня. И мы не можем найти другую квартиру. Если б были деньги, я бросила бы работу, забрала ее и сама ухаживала за ней.
— Вы очень любите свою сестру, правда?
Сочувствие, послышавшееся в его голосе, отняло у нее последние силы. Дорин больше не могла сдерживаться, и слезы обильно потекли по ее щекам. Она стала поспешно вытирать их платком.
— Простите, что я так веду себя. Просто… просто я мало сплю в последнее время. Боюсь, что нервы немножко расшатались.
— Вашей сестре никто не помогает, кроме вас?
— Только ее жених. Он замечательный. А больше у нас никого нет, только вот еще тетушка в Виктории, которая пишет нам, чтоб мы почаще ходили в церковь и носили красную фланель.
Оба они улыбнулись, и Дорин стало немного легче.
— А ваши родители?
— Отец был убит в Дарвине в начале войны, а мама умерла, когда Джэн была совсем маленькая.
— От чего она умерла?
— Я даже не знаю толком — кажется, воспаление легких или что-то в этом роде. Я и сама была слишком мала, чтобы запомнить.
— Гмм…
Врач испытующе посмотрел на нее.
— А вы сами делали просвечивание?
Эти произнесенные так добродушно слова обрушились на нее, словно удар.
— Нет, а что? Во всяком случае, когда увольнялась из армии три года назад, я проходила очередное просвечивание.
— И никто в последнее время не советовал вам сделать снимок?
— Нет.
Пальцы ее судорожно сжимали сумочку.
— Неужели вы думаете… — она остановилась, не в силах подыскать нужное слово.
— Я так долго занимаюсь туберкулезом, что я ни о чем не хочу думать прежде, чем не увижу снимок. Не могли бы вы зайти на рентген сегодня после работы?
— Наверно, смогла бы, но мне кажется — это так глупо. К тому же я не могу выбрасывать на ветер три гинеи.
— Это будет стоить только десять шиллингов и шесть пенсов. Вот вам адрес, куда идти. Направления вам не потребуется, и все это займет у вас пятнадцать минут. Будьте умницей и сделайте это ради меня, ну, пожалуйста! Сделаете?
Дорин неохотно кивнула.
— Хорошо, но я думаю, что это излишняя трата денег. А как насчет моей сестры?
— Как только освободится место в санатории, мы поместим туда вашу сестру.
Дорин медленно пошла к дверям, и на сердце у нее словно легла свинцовая тяжесть.
III
Когда, вернувшись домой на следующий день, она обнаружила в своем почтовом ящике конверт, пальцы ее так дрожали, что она едва смогла вскрыть его. Буквы, напечатанные на машинке, расплывались у нее в глазах. Она прислонилась к длинному ряду почтовых ящиков в вестибюле и глубоко вдохнула воздух, опасаясь, как бы не упасть в обморок здесь же, на ступеньках. Потом она снова взглянула на бумагу.
Здесь, наверно, какая-нибудь ошибка. Она медленно прочитала бумагу, заставляя себя осмысливать каждое слово, повторять его вслух. Потом она сложила бумагу, положила ее во внутренний кармашек сумки и пошла через вестибюль, чувствуя, что ноги могут отказать ей в любую минуту.
Она не рассказала Джэн ни о том, как она ходила к доктору, ни о том, что он ей сказал. Она не рассказала и об извещении, полученном ею по почте. Она жарила куски цыпленка, которого купила сегодня в каком-то припадке мотовства, и обе они виновато смеялись и шутили, как будто было что-то смешное в том, что вот она купила цыпленка, когда они так бедны, что даже не могут сиделку нанять, потому что платить ей нечем.
Дразнящий запах жареного цыпленка наполнил квартиру. Они посмеивались и мечтали, чтобы сестра Даггин зашла в этот момент. Им казалось, что она бы оценила ситуацию. Ее глубокое знание человеческой натуры позволило бы ей понять, почему иногда так важно вдруг купить цыпленка, причем именно тогда, когда ты никак не можешь позволить себе этой роскоши.
Движимая тем же порывом, что побудил ее купить цыпленка, Дорин купила еще лукошко ранней клубники, при виде которой у Джэн даже глаза широко раскрылись от удивления. Это уж была невообразимая роскошь.
— Здорово, — Дорин обмакнула ягоду в горшочек со сметаной и вываляла ее в сахарной пудре, — жить так жить.
Она уселась на краешке постели Джэн, и они стали медленно смаковать прохладные сладкие ягоды.
— М-м! Ничего подобного я просто никогда не ела. — Глаза Джэн сияли.
Дорин выбрала две самые крупные ягоды и обваляла их в сметане и сахарной пудре.
— Черт с ними, с расходами! — воскликнула она беззаботно. — Один ведь раз живем, правда?
Она особенно тщательно накрыла поднос для Джэн, делая все с отрешенностью и хладнокровием, которым сама поражалась. Если бы она сейчас задумалась на минуту… но нет, она не будет задумываться и, уж конечно, не будет думать об этой записке, что запихнула в сумочку. Саму сумочку она тоже спрятала с глаз долой под матрац, как будто, убрав ее подальше, она могла забыть о том, что в ней лежало; но забыть об этом ей не удавалось.
Обед был изысканный. Дорин смеялась и болтала во время обеда больше, чем обычно. Но пища останавливалась у нее в горле. Она вынесла свои тарелки на кухню, прежде чем Джэн успела заметить, что она ничего не ела, и, усевшись у постели сестры, стала есть клубнику, обсасывая ягоды до белого стерженька, окруженного венчиком резко пахнущих зеленых листиков.
Когда пришел Барт, они так веселились, что он даже обвинил их в том, что они тут без него выпили. Они смотрели на него и смеялись.
— А у нас тут был целый пир, — Джэн протянула ему руку, — целый пир с цыплятами и клубникой.
— Они так дорого стоят, что мы себя чувствуем настоящими грешницами, это и сделало нас легкомысленными.
— Ты выглядишь чудесно, на миллион долларов, — обратился он к Дорин и подумал: какой хорошенькой она становится, когда лицо у нее освещается улыбкой вот так, как сейчас. Конечно, не такой хорошенькой, как Джэн, — она совсем другого типа, но есть у нее в лице что-то веселое и смелое, что так и берет за душу, особенно когда подумаешь, как ей много приходится выносить.
— Ну, я помою посуду, а потом сварю нам по чашечке кофе.
Дорин резко встала и вышла в кухню.
— Что ж, это будет неплохо после гнусного пойла, которое нам дают в казарме. Да, кстати, у меня есть новости! Офицер сказал мне сегодня, что примерно через неделю с моим увольнением будет все улажено.
Джэн сжала его пальцы.
— Как я рада!..
В кухне внезапно наступила тишина. Потом послышался напряженный голос Дорин.
— А что ты собираешься делать?
— У друга отца Чиллы есть гараж здесь неподалеку. Он предложил мне работу, так что похоже, что все у нас будет в лучшем виде.
— Вот и чудно.
На мгновение ему показалось, что Дорин и вправду немного выпила — такая она была веселая, возбужденная, но он отогнал от себя эту мысль. Близость Джэн вселяла в него поглощавшую его целиком радость. Он обхватил ее руками и притянул к себе. Ее легкое тело обмякло в его объятиях. И когда он держал ее вот так, его охватывала невыразимая нежность. Никогда в жизни не мог он представить себе, что сможет относиться так к какой-нибудь девушке, что сможет безропотно переносить бремя такого долгого воздержания. Да, он ее любил, это уж точно, а в любви много такого, о чем не знают и самые дошлые умники.
Глава 34
I
Назавтра в обеденный перерыв Дорин снова была в кабинете врача. Она сидела, неловко выпрямившись, на краешке стула и собиралась с силами, чтоб выслушать все, что он ей скажет. Он поднял на нее взгляд, и его морщинистое лицо скривилось в дружелюбной улыбке.
— Ну, ну, не нужно так волноваться!
Она нервно глотнула.
— Я больна, да? У меня…
— Да, есть небольшое туберкулезное поражение в нижней доле правого легкого.
Дорин стукнула по столу кулаком.
— Так почему же мне раньше ничего не сказали? Почему другие врачи меня на рентген не отправили? Я гинею за гинеей тратила, когда ходила на приемы к доктору Мёрчисону Лейду, чтобы с ним о Джэн поговорить. Почему же он мне не сказал, что мне тоже следует снимок сделать? Это подлость — вот это что! Подлость!
Резкий окрик врача остановил начинавшуюся истерику.
— Выслушайте меня, мисс Блейкли, — сказал он спокойно и твердо, — выслушайте и не впадайте в панику. У вас нет причин впадать в панику.
— Вам хорошо говорить: нет причин, — голос ее снова зазвенел. — Сначала Джэн. Теперь я. Нам не на что больше надеяться?
— Есть, и очень много, — голос врача звучал сухо, бесстрастно.
Она резко встала и пошла к дверям. Когда она взялась за дверную ручку, он остановил ее.
— Вернитесь, сядьте сюда и выслушайте.
Она остановилась, борясь с душившими ее рыданиями, потом овладела собой, медленно вернулась и села на место.
— Простите… Со мной обычно этого не бывает. Но такое потрясение, и я так о Джэн беспокоюсь.
— Надо разок побеспокоиться и о себе для разнообразия, дитя мое. Вы, кажется, говорили мне, что служили в армии, так ведь?
— Да, я была в женской вспомогательной службе — ABAC.
— Ну, тогда вам повезло.
— Не вижу, что тут можно назвать везением.
— И все-таки вам повезло, — подтвердил он, — если принять во внимание ваши обстоятельства. Государство в двадцать четыре часа поместит вас в госпиталь Конкорд, и вы получите бесплатно самое лучшее лечение.
— О! — Ее нервно напрягшееся тело чуть расслабилось. — Вы хотите сказать, что мне не придется месяцами ждать места?
— Вам даже пару недель ждать не придется или хотя бы несколько дней. Идите домой, собирайте вещи и отправляйтесь туда, а через шесть месяцев…
— Нет! — Дорин протестующе подняла руку. — Не говорите мне про шесть месяцев. Я слишком часто о них слышала, и я уже знаю, что это ложь, которой утешают больных.
— Но это не ложь. На вашей стороне все, плюс еще, если не ошибаюсь, довольно решительный и твердый дух в сочетании с таким характером, как ваш.
Он улыбнулся, желая подбодрить ее.
— Так всегда говорят, а посмотрите на Джэн.
— У вашей сестры совсем другое дело. У нее болезнь не захватили на ранней стадии, и, насколько я понял из того, что говорил мне ее жених, у нее с первого дня болезни были одни только огорчения! У вас же лечение будет начато вовремя, и вам не придется беспокоиться о финансовой стороне дела.
— Вас послушать, так все очень просто получается.
Врач покачал головой.
— Один знаменитый специалист по туберкулезу сказал как-то, что успешное лечение этой болезни зависит от двух факторов: от характера человека и его чековой книжки. Насколько я могу судить, первое у вас есть, а вашей чековой книжкой, пока это нужно, будет служить благодарное отечество.
Дорин почувствовала, что слезы щиплют ей глаза. Ей стало легче, словно кто-то снял тяжесть с ее плеч. Если то, что он говорит, правда, ей не о чем беспокоиться. Но тут на нее снова нахлынули мысли о Джэн.
— А что будет с Джэн?
— О ней вы не беспокойтесь. Мы уж тут сами что-нибудь придумаем. Она сейчас шестая по списку, и ей недолго еще придется ждать места. А вы окажете ей добрую услугу, если отправитесь в госпиталь как можно скорее, желательно на этой же неделе.
II
Закончив все приготовления, Дорин позвонила Барту.
Он долго оторопело молчал, потом она услышала только одно слово: «Боже!» Разглядывая каракули на грязных стенах телефонной будки и ожидая, что он скажет ей, она подумала, что он испугался не только за нее. И с горечью она стала размышлять, насколько он беспокоится сейчас о ней, а насколько — о Джэн и о самом себе.
— Ты уже сказала Джэн?
— Еще нет, но придется сказать, как только вернусь домой.
— Для нее это будет настоящим ударом. А ты никак не могла бы подождать, пока она в санаторий уедет? Раз она шестая на очереди, теперь уже недолго.
— Да, теперь недолго. Я и предложила подождать, но врач сказал, что ехать нужно сейчас же, к тому же следует подумать о пенсии и прочем.
— Да, конечно. Я все понимаю, Дорин. Сейчас пора подумать и о тебе.
Она холодно улыбнулась про себя. Он говорил громко, с деланной сердечностью.
— Собирай вещи и не беспокойся. Я, как освобожусь, сразу же зайду к вам, и к тому времени я постараюсь придумать что-нибудь.
Дорин безрассудно истратила пять фунтов, которые выдали ей в дополнение к жалованью в конторе, когда она заявила об уходе. Она купила хорошенькую ночную рубаху на лето для Джэн, кое-какие самые необходимые вещи для себя и вскоре заметила, что деньги на исходе. Врач сказал, что как только она ляжет в госпиталь, она начнет получать пенсию. Ей даже не верилось, что она будет получать четыре фунта десять шиллингов в неделю, в то время как Джэн приходилось довольствоваться такой мизерной суммой: как бы там ни было, оказывается, в ее службе в армии была хоть какая-то светлая сторона.
Наконец Дорин отправилась домой, поднялась по ступенькам, направилась к двери через вестибюль, и свертки в ее руках, казалось, с каждым шагом становились все тяжелее.
В двери она ворвалась с шумным возгласом:
— А ну-ка взгляни на Санта Клауса!
Джэн от изумления широко открыла глаза.
— Так рано, Дор!
— Ты посмотри, что я купила тебе!
Дорин присела на краешек постели и стала разворачивать ночную рубаху, купленную для Джэн.
— Ой, Дор! Зачем же? — Джэн любовно перебирала рубаху в пальцах. — Такая красивая! У меня такой никогда не было, но ведь она дорогая, Дор. А что у тебя еще?
Джэн показала на второй, большой пакет.
— Да тут кое-что для меня, — медленно проговорила Дорин.
— Вот это правильно. Я давно говорила, что тебе нужно сделать что-нибудь новое. Но дай-ка я погляжу.
— Не нужно.
Дорин смотрела на свою крепкую смуглую руку, темневшую на прозрачной ручке Джэн, на которой видна была каждая косточка, каждая синяя жилка просвечивала сквозь кожу.
— В чем дело? — Джэн взглянула на сестру, и в глазах у нее появился страх. — Ты ведь никуда не собираешься уезжать, ведь нет же, Дор?
— Собираюсь. О нет, я вовсе не собираюсь бросать тебя, глупышка!
Дорин замолчала, ободряюще похлопала Джэн по руке и продолжала:
— Джэн, обещай мне, что не будешь расстраиваться. Мне необходимо уехать, Джэн, детка милая! И ради нас обеих не нужно расстраиваться!
Джэн смотрела на сестру, и в глазах ее все ясней проступало страшное подозрение.
— Куда ты едешь?
— Я еду в Конкорд, в военный госпиталь. Понимаешь…
Выражение ужаса проступило на лице Джэн.
— Неужели и у тебя…
Дорин кивнула.
Джэн обхватила ее руками.
— Нет! Нет! Только не это, Дор!
Сестры плакали, тесно прижавшись друг к другу.
III
Барт закрыл за собой дверь и остановился в темноте, глядя на две плачущие фигуры. Он включил свет.
— Привет, девчонки! О чем весь этот шум?
Сестры смущенно разжали объятия и взглянули на него покрасневшими от слез глазами. Джэн протянула ему руку.
— О Барт!
— Да, я знаю об этом. — Он нагнулся и поцеловал Джэн. — Дорин звонила мне, вот я и освободился пораньше. И хорошо сделал, а то бы вы тут плакали и плакали без конца. Ты что же, не знаешь, что тебе вредно плакать?
Они молча утерли глаза. Барт прикрыл дверь и, подойдя к ним ближе, приподнял их головы.
— Хорошенькая парочка, нечего сказать! Нельзя на пять минут вас одних оставить, чтобы вы не нарушили указаний врача.
— Барт, Дорин уезжает в Конкорд.
— Конечно, она поедет в Конкорд, и ей чертовски повезло, что у нее все так просто обошлось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— Но как вы не понимаете, доктор? Мы не сможем ждать так долго. В первое время по возвращении домой она была ничего, но сейчас… — у Дорин сдавило в горле, — кашель у нее стал хуже, она не спит по ночам.
Доктор делал пометки.
— Я дам вам рецепт, купите таблетки против кашля и снотворное.
Дорин махнула рукой.
— Но дело ведь не только в этом. Она перестала есть. Каких бы я ей вкусных вещей ни наготовила, она не ест. Целый день она лежит взаперти одна, в душной маленькой квартирке, в смертном страхе, что придет хозяйка.
Доктор кивнул, коротко улыбнувшись.
— Она тут как-то приходила ко мне после того, как ваша сестра вернулась. Пыталась убедить меня, что мы должны выселить вас обеих из-за болезни вашей сестры.
— Ну и что вы ей сказали?
Он поднял глаза от карточки, и она встретила его сочувственный, полный сострадания взгляд.
— То же, что я говорю сейчас вам: каждый имеет право на жизнь, и те шесть женщин, которые ждут своей очереди перед вашей сестрой и должны быть помещены в больницу, — они тоже.
— Но не может быть, чтоб им было так же плохо, как Джэн! За некоторыми из них, наверно, есть кому присматривать, есть кому оставаться с ними дома.
Голос ее зазвенел, она боялась, что сейчас расплачется. Доктор просматривал карточку.
— У некоторых есть, у некоторых нет. К вам ведь приходит одна из брауновских сестер, не правда ли?
— Да! И я не знаю, что бы мы делали, если б не сестра Даггин. Она чудесный человек. Не представляю, чтоб кто-нибудь еще мог проявить к нам столько же доброты.
Голос у Дорин снова задрожал.
— Да, все о них так отзываются.
— И все же Джэн лежит одна весь остаток дня. И мы не можем найти другую квартиру. Если б были деньги, я бросила бы работу, забрала ее и сама ухаживала за ней.
— Вы очень любите свою сестру, правда?
Сочувствие, послышавшееся в его голосе, отняло у нее последние силы. Дорин больше не могла сдерживаться, и слезы обильно потекли по ее щекам. Она стала поспешно вытирать их платком.
— Простите, что я так веду себя. Просто… просто я мало сплю в последнее время. Боюсь, что нервы немножко расшатались.
— Вашей сестре никто не помогает, кроме вас?
— Только ее жених. Он замечательный. А больше у нас никого нет, только вот еще тетушка в Виктории, которая пишет нам, чтоб мы почаще ходили в церковь и носили красную фланель.
Оба они улыбнулись, и Дорин стало немного легче.
— А ваши родители?
— Отец был убит в Дарвине в начале войны, а мама умерла, когда Джэн была совсем маленькая.
— От чего она умерла?
— Я даже не знаю толком — кажется, воспаление легких или что-то в этом роде. Я и сама была слишком мала, чтобы запомнить.
— Гмм…
Врач испытующе посмотрел на нее.
— А вы сами делали просвечивание?
Эти произнесенные так добродушно слова обрушились на нее, словно удар.
— Нет, а что? Во всяком случае, когда увольнялась из армии три года назад, я проходила очередное просвечивание.
— И никто в последнее время не советовал вам сделать снимок?
— Нет.
Пальцы ее судорожно сжимали сумочку.
— Неужели вы думаете… — она остановилась, не в силах подыскать нужное слово.
— Я так долго занимаюсь туберкулезом, что я ни о чем не хочу думать прежде, чем не увижу снимок. Не могли бы вы зайти на рентген сегодня после работы?
— Наверно, смогла бы, но мне кажется — это так глупо. К тому же я не могу выбрасывать на ветер три гинеи.
— Это будет стоить только десять шиллингов и шесть пенсов. Вот вам адрес, куда идти. Направления вам не потребуется, и все это займет у вас пятнадцать минут. Будьте умницей и сделайте это ради меня, ну, пожалуйста! Сделаете?
Дорин неохотно кивнула.
— Хорошо, но я думаю, что это излишняя трата денег. А как насчет моей сестры?
— Как только освободится место в санатории, мы поместим туда вашу сестру.
Дорин медленно пошла к дверям, и на сердце у нее словно легла свинцовая тяжесть.
III
Когда, вернувшись домой на следующий день, она обнаружила в своем почтовом ящике конверт, пальцы ее так дрожали, что она едва смогла вскрыть его. Буквы, напечатанные на машинке, расплывались у нее в глазах. Она прислонилась к длинному ряду почтовых ящиков в вестибюле и глубоко вдохнула воздух, опасаясь, как бы не упасть в обморок здесь же, на ступеньках. Потом она снова взглянула на бумагу.
Здесь, наверно, какая-нибудь ошибка. Она медленно прочитала бумагу, заставляя себя осмысливать каждое слово, повторять его вслух. Потом она сложила бумагу, положила ее во внутренний кармашек сумки и пошла через вестибюль, чувствуя, что ноги могут отказать ей в любую минуту.
Она не рассказала Джэн ни о том, как она ходила к доктору, ни о том, что он ей сказал. Она не рассказала и об извещении, полученном ею по почте. Она жарила куски цыпленка, которого купила сегодня в каком-то припадке мотовства, и обе они виновато смеялись и шутили, как будто было что-то смешное в том, что вот она купила цыпленка, когда они так бедны, что даже не могут сиделку нанять, потому что платить ей нечем.
Дразнящий запах жареного цыпленка наполнил квартиру. Они посмеивались и мечтали, чтобы сестра Даггин зашла в этот момент. Им казалось, что она бы оценила ситуацию. Ее глубокое знание человеческой натуры позволило бы ей понять, почему иногда так важно вдруг купить цыпленка, причем именно тогда, когда ты никак не можешь позволить себе этой роскоши.
Движимая тем же порывом, что побудил ее купить цыпленка, Дорин купила еще лукошко ранней клубники, при виде которой у Джэн даже глаза широко раскрылись от удивления. Это уж была невообразимая роскошь.
— Здорово, — Дорин обмакнула ягоду в горшочек со сметаной и вываляла ее в сахарной пудре, — жить так жить.
Она уселась на краешке постели Джэн, и они стали медленно смаковать прохладные сладкие ягоды.
— М-м! Ничего подобного я просто никогда не ела. — Глаза Джэн сияли.
Дорин выбрала две самые крупные ягоды и обваляла их в сметане и сахарной пудре.
— Черт с ними, с расходами! — воскликнула она беззаботно. — Один ведь раз живем, правда?
Она особенно тщательно накрыла поднос для Джэн, делая все с отрешенностью и хладнокровием, которым сама поражалась. Если бы она сейчас задумалась на минуту… но нет, она не будет задумываться и, уж конечно, не будет думать об этой записке, что запихнула в сумочку. Саму сумочку она тоже спрятала с глаз долой под матрац, как будто, убрав ее подальше, она могла забыть о том, что в ней лежало; но забыть об этом ей не удавалось.
Обед был изысканный. Дорин смеялась и болтала во время обеда больше, чем обычно. Но пища останавливалась у нее в горле. Она вынесла свои тарелки на кухню, прежде чем Джэн успела заметить, что она ничего не ела, и, усевшись у постели сестры, стала есть клубнику, обсасывая ягоды до белого стерженька, окруженного венчиком резко пахнущих зеленых листиков.
Когда пришел Барт, они так веселились, что он даже обвинил их в том, что они тут без него выпили. Они смотрели на него и смеялись.
— А у нас тут был целый пир, — Джэн протянула ему руку, — целый пир с цыплятами и клубникой.
— Они так дорого стоят, что мы себя чувствуем настоящими грешницами, это и сделало нас легкомысленными.
— Ты выглядишь чудесно, на миллион долларов, — обратился он к Дорин и подумал: какой хорошенькой она становится, когда лицо у нее освещается улыбкой вот так, как сейчас. Конечно, не такой хорошенькой, как Джэн, — она совсем другого типа, но есть у нее в лице что-то веселое и смелое, что так и берет за душу, особенно когда подумаешь, как ей много приходится выносить.
— Ну, я помою посуду, а потом сварю нам по чашечке кофе.
Дорин резко встала и вышла в кухню.
— Что ж, это будет неплохо после гнусного пойла, которое нам дают в казарме. Да, кстати, у меня есть новости! Офицер сказал мне сегодня, что примерно через неделю с моим увольнением будет все улажено.
Джэн сжала его пальцы.
— Как я рада!..
В кухне внезапно наступила тишина. Потом послышался напряженный голос Дорин.
— А что ты собираешься делать?
— У друга отца Чиллы есть гараж здесь неподалеку. Он предложил мне работу, так что похоже, что все у нас будет в лучшем виде.
— Вот и чудно.
На мгновение ему показалось, что Дорин и вправду немного выпила — такая она была веселая, возбужденная, но он отогнал от себя эту мысль. Близость Джэн вселяла в него поглощавшую его целиком радость. Он обхватил ее руками и притянул к себе. Ее легкое тело обмякло в его объятиях. И когда он держал ее вот так, его охватывала невыразимая нежность. Никогда в жизни не мог он представить себе, что сможет относиться так к какой-нибудь девушке, что сможет безропотно переносить бремя такого долгого воздержания. Да, он ее любил, это уж точно, а в любви много такого, о чем не знают и самые дошлые умники.
Глава 34
I
Назавтра в обеденный перерыв Дорин снова была в кабинете врача. Она сидела, неловко выпрямившись, на краешке стула и собиралась с силами, чтоб выслушать все, что он ей скажет. Он поднял на нее взгляд, и его морщинистое лицо скривилось в дружелюбной улыбке.
— Ну, ну, не нужно так волноваться!
Она нервно глотнула.
— Я больна, да? У меня…
— Да, есть небольшое туберкулезное поражение в нижней доле правого легкого.
Дорин стукнула по столу кулаком.
— Так почему же мне раньше ничего не сказали? Почему другие врачи меня на рентген не отправили? Я гинею за гинеей тратила, когда ходила на приемы к доктору Мёрчисону Лейду, чтобы с ним о Джэн поговорить. Почему же он мне не сказал, что мне тоже следует снимок сделать? Это подлость — вот это что! Подлость!
Резкий окрик врача остановил начинавшуюся истерику.
— Выслушайте меня, мисс Блейкли, — сказал он спокойно и твердо, — выслушайте и не впадайте в панику. У вас нет причин впадать в панику.
— Вам хорошо говорить: нет причин, — голос ее снова зазвенел. — Сначала Джэн. Теперь я. Нам не на что больше надеяться?
— Есть, и очень много, — голос врача звучал сухо, бесстрастно.
Она резко встала и пошла к дверям. Когда она взялась за дверную ручку, он остановил ее.
— Вернитесь, сядьте сюда и выслушайте.
Она остановилась, борясь с душившими ее рыданиями, потом овладела собой, медленно вернулась и села на место.
— Простите… Со мной обычно этого не бывает. Но такое потрясение, и я так о Джэн беспокоюсь.
— Надо разок побеспокоиться и о себе для разнообразия, дитя мое. Вы, кажется, говорили мне, что служили в армии, так ведь?
— Да, я была в женской вспомогательной службе — ABAC.
— Ну, тогда вам повезло.
— Не вижу, что тут можно назвать везением.
— И все-таки вам повезло, — подтвердил он, — если принять во внимание ваши обстоятельства. Государство в двадцать четыре часа поместит вас в госпиталь Конкорд, и вы получите бесплатно самое лучшее лечение.
— О! — Ее нервно напрягшееся тело чуть расслабилось. — Вы хотите сказать, что мне не придется месяцами ждать места?
— Вам даже пару недель ждать не придется или хотя бы несколько дней. Идите домой, собирайте вещи и отправляйтесь туда, а через шесть месяцев…
— Нет! — Дорин протестующе подняла руку. — Не говорите мне про шесть месяцев. Я слишком часто о них слышала, и я уже знаю, что это ложь, которой утешают больных.
— Но это не ложь. На вашей стороне все, плюс еще, если не ошибаюсь, довольно решительный и твердый дух в сочетании с таким характером, как ваш.
Он улыбнулся, желая подбодрить ее.
— Так всегда говорят, а посмотрите на Джэн.
— У вашей сестры совсем другое дело. У нее болезнь не захватили на ранней стадии, и, насколько я понял из того, что говорил мне ее жених, у нее с первого дня болезни были одни только огорчения! У вас же лечение будет начато вовремя, и вам не придется беспокоиться о финансовой стороне дела.
— Вас послушать, так все очень просто получается.
Врач покачал головой.
— Один знаменитый специалист по туберкулезу сказал как-то, что успешное лечение этой болезни зависит от двух факторов: от характера человека и его чековой книжки. Насколько я могу судить, первое у вас есть, а вашей чековой книжкой, пока это нужно, будет служить благодарное отечество.
Дорин почувствовала, что слезы щиплют ей глаза. Ей стало легче, словно кто-то снял тяжесть с ее плеч. Если то, что он говорит, правда, ей не о чем беспокоиться. Но тут на нее снова нахлынули мысли о Джэн.
— А что будет с Джэн?
— О ней вы не беспокойтесь. Мы уж тут сами что-нибудь придумаем. Она сейчас шестая по списку, и ей недолго еще придется ждать места. А вы окажете ей добрую услугу, если отправитесь в госпиталь как можно скорее, желательно на этой же неделе.
II
Закончив все приготовления, Дорин позвонила Барту.
Он долго оторопело молчал, потом она услышала только одно слово: «Боже!» Разглядывая каракули на грязных стенах телефонной будки и ожидая, что он скажет ей, она подумала, что он испугался не только за нее. И с горечью она стала размышлять, насколько он беспокоится сейчас о ней, а насколько — о Джэн и о самом себе.
— Ты уже сказала Джэн?
— Еще нет, но придется сказать, как только вернусь домой.
— Для нее это будет настоящим ударом. А ты никак не могла бы подождать, пока она в санаторий уедет? Раз она шестая на очереди, теперь уже недолго.
— Да, теперь недолго. Я и предложила подождать, но врач сказал, что ехать нужно сейчас же, к тому же следует подумать о пенсии и прочем.
— Да, конечно. Я все понимаю, Дорин. Сейчас пора подумать и о тебе.
Она холодно улыбнулась про себя. Он говорил громко, с деланной сердечностью.
— Собирай вещи и не беспокойся. Я, как освобожусь, сразу же зайду к вам, и к тому времени я постараюсь придумать что-нибудь.
Дорин безрассудно истратила пять фунтов, которые выдали ей в дополнение к жалованью в конторе, когда она заявила об уходе. Она купила хорошенькую ночную рубаху на лето для Джэн, кое-какие самые необходимые вещи для себя и вскоре заметила, что деньги на исходе. Врач сказал, что как только она ляжет в госпиталь, она начнет получать пенсию. Ей даже не верилось, что она будет получать четыре фунта десять шиллингов в неделю, в то время как Джэн приходилось довольствоваться такой мизерной суммой: как бы там ни было, оказывается, в ее службе в армии была хоть какая-то светлая сторона.
Наконец Дорин отправилась домой, поднялась по ступенькам, направилась к двери через вестибюль, и свертки в ее руках, казалось, с каждым шагом становились все тяжелее.
В двери она ворвалась с шумным возгласом:
— А ну-ка взгляни на Санта Клауса!
Джэн от изумления широко открыла глаза.
— Так рано, Дор!
— Ты посмотри, что я купила тебе!
Дорин присела на краешек постели и стала разворачивать ночную рубаху, купленную для Джэн.
— Ой, Дор! Зачем же? — Джэн любовно перебирала рубаху в пальцах. — Такая красивая! У меня такой никогда не было, но ведь она дорогая, Дор. А что у тебя еще?
Джэн показала на второй, большой пакет.
— Да тут кое-что для меня, — медленно проговорила Дорин.
— Вот это правильно. Я давно говорила, что тебе нужно сделать что-нибудь новое. Но дай-ка я погляжу.
— Не нужно.
Дорин смотрела на свою крепкую смуглую руку, темневшую на прозрачной ручке Джэн, на которой видна была каждая косточка, каждая синяя жилка просвечивала сквозь кожу.
— В чем дело? — Джэн взглянула на сестру, и в глазах у нее появился страх. — Ты ведь никуда не собираешься уезжать, ведь нет же, Дор?
— Собираюсь. О нет, я вовсе не собираюсь бросать тебя, глупышка!
Дорин замолчала, ободряюще похлопала Джэн по руке и продолжала:
— Джэн, обещай мне, что не будешь расстраиваться. Мне необходимо уехать, Джэн, детка милая! И ради нас обеих не нужно расстраиваться!
Джэн смотрела на сестру, и в глазах ее все ясней проступало страшное подозрение.
— Куда ты едешь?
— Я еду в Конкорд, в военный госпиталь. Понимаешь…
Выражение ужаса проступило на лице Джэн.
— Неужели и у тебя…
Дорин кивнула.
Джэн обхватила ее руками.
— Нет! Нет! Только не это, Дор!
Сестры плакали, тесно прижавшись друг к другу.
III
Барт закрыл за собой дверь и остановился в темноте, глядя на две плачущие фигуры. Он включил свет.
— Привет, девчонки! О чем весь этот шум?
Сестры смущенно разжали объятия и взглянули на него покрасневшими от слез глазами. Джэн протянула ему руку.
— О Барт!
— Да, я знаю об этом. — Он нагнулся и поцеловал Джэн. — Дорин звонила мне, вот я и освободился пораньше. И хорошо сделал, а то бы вы тут плакали и плакали без конца. Ты что же, не знаешь, что тебе вредно плакать?
Они молча утерли глаза. Барт прикрыл дверь и, подойдя к ним ближе, приподнял их головы.
— Хорошенькая парочка, нечего сказать! Нельзя на пять минут вас одних оставить, чтобы вы не нарушили указаний врача.
— Барт, Дорин уезжает в Конкорд.
— Конечно, она поедет в Конкорд, и ей чертовски повезло, что у нее все так просто обошлось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40