Что же хорошего для него в том, что он остался жив? Лишь богу известно, когда он теперь снова сделает попытку покончить с этой жизнью. А сейчас он должен поесть. Да, он очень голоден.
Поль помахал рукой мальчику. Тот подошел осторожно, словно побитая собака.
— Эй, есть ли здесь где-нибудь магазин?
Мальчик кивнул.
— Хорошо. — Поль вытащил из кармана деньги. — Сбегай и купи хлеба, масла, какого-нибудь мяса, сахару и молока. Вот, возьми.
Мальчик снова кивнул, подошел к дверце машины, взял деньги и молча ушел. Щенок бежал впереди.
Поль смотрел на мальчика, пока он шел по каменистой дороге. В желудке было пусто, в голове тоже, руки и ноги отяжелели от усталости. Ничем не защищенная новая нежная кожа на лице, спине и руках покрылась пузырями. Он боялся даже облизнуть губы — как бы эти пузыри не прорвались. Он не решался взглянуть на себя в зеркало. Ничего нет удивительного в том, что его жена отказалась от него. Ему самому было страшно посмотреть на себя.
Мальчик остановился в нерешительности на шатких ступеньках магазина. В витрине красовались консервированные продукты, следующая дверь вела на почту. Он долго смотрел на темноволосую женщину. Она что-то писала на дальнем конце прилавка. Щенок, прижавшись у ног Кемми, тоже, казалось, был в нерешительности. Четыре черных глаза, не отрываясь, смотрели на женщину, но она не подняла головы. Мальчик и собака терпеливо ждали. Белые всегда такие. Если стоишь и ждешь, они продолжают писать, будто тебя вовсе не существует, вот и приходится ждать, потому что, если скажешь хоть слово, тебя обругают.
Наконец женщина перестала писать, закрыла тетрадь и подняла голову.
— Ну, что тебе?
Она посмотрела на мальчика так, словно впервые в жизни увидела его. Итак, раз уж она спросила, чего ему надо, значит, не считает его вором или мошенником, а признала в нем покупателя, способного заплатить за нужные ему продукты. Кемми осторожно приблизился к прилавку. Он широко улыбнулся, обнажив большие передние зубы, и скороговоркой выпалил:
— Хлеб, мясо, масло и молоко.
— Что? — резко спросила она.
— Для завтрака.
— Я так и подумала. Но когда ты спрашиваешь о чем-нибудь, что нужно сказать?
— О! Пожалуйста.
— Вот так-то лучше. И не забывай, что я не только торгую в магазине, но и заведую почтой. У тебя есть деньги?
Он достал и выложил на прилавок две бумажки. Женщина взглянула на них, потом взяла указательным и большим пальцами, словно они были грязные, и поднесла к свету.
— Откуда это у тебя?
Именно таким голосом говорил тот полицейский, который приезжал в резервацию, вваливался в жилища людей, хватал их вещи и спрашивал: «Это у тебя откуда? А это где взял?»
— Мне дал это дядя, — дрожащим голосом произнес мальчик.
— Какой еще дядя?
Кемми выставил вперед подбородок точно так, как делал его дедушка, указывая направление их деревни. Но женщина нетерпеливо переспросила:
— Я спрашиваю тебя, какой дядя? У тебя что, отсох язык?
— Дядя, который остановился вон там.
— Отсюда я никого не вижу.
— Это тот самый дядя, который вчера катался на доскенад бомборой.
— А, тот сумасшедший? А где же он остановился?
— На другой стороне утеса. У него большая машина. Когда я сегодня утром спускался вниз по дороге, он спал в ней.
— А зачем ты ходил туда?
— Отнес ему немного дров.
— А потом?
Мальчик молчал. Ему совсем не хотелось рассказывать этой женщине, что сказал тот дядя, увидев его.
— Так что же было потом?
— Он попросил меня принести ему продуктов из магазина.
— Ах, вот оно что. А почему же он сам не пошел?
Мальчик пожал плечами.
— А какой он, этот дядя?
— Такой… со странным цветом кожи, — запинаясь, ответил мальчик.
— Со странным цветом кожи?
Он кивнул.
— Что это значит?
— Одна часть у него белая, другая — розовая, а еще одна — красная. Руки все черные, а на глазах черные очки.
Мальчик замолчал, тяжело дыша от усилий, затраченных на описание незнакомца. Женщина как-то злобно усмехнулась.
— Наверное, чудак какой-то, а?
Мальчик ничего не ответил. Он просто не знал значения этого слова.
— А что тебе еще нужно?
От расспросов женщины у Кемми все вылетело из головы. Он уставился в пол, пальцем ноги вычерчивая какой-то узор.
— Я забыл, — ответил он тихо.
— Ну, тогда мне придется самой решить за тебя. Я дам ему то, что понадобилось бы любому разумному человеку на завтрак: хлеб, масло, джем, яйца и бекон. Мяса у меня нет. А у него есть чай?
Мальчик покачал головой.
— Тогда еще полфунта чаю. А зачем у тебя этот бидон?
— Для молока.
Женщина взяла бидон, отошла к холодильнику, потом вернулась и поставила бидон на прилавок.
— Ну, вот и все. У тебя есть сумка?
— Нет.
— Ладно уж, я дам тебе пакет из-под сахара и постараюсь все туда уложить. Смотри, сверху лежат яйца и сдача.
Она перегнулась через прилавок и опустила пакет ему на руки.
Кемми кивнул и повернулся к двери. Женщина крикнула ему вдогонку:
— А что нужно сказать?
— Спасибо, мисс, — хрипло выдавил он из себя.
Кемми медленно брел по тропинке рядом с крутившейся у его ног собакой, прошел вдоль берега, осторожно ступая по каменистой дороге вверх к мысу, с которого ему было хорошо видно, где стояла машина. Не заснул ли дядя снова, подумал он, спускаясь вниз, и громко окликнул щенка, чтобы своим приближением разбудить мужчину. Он побаивался снова рассердить его.
Поль уже начал цинично подумывать, что, видимо, больше никогда не увидит ни мальчишку, ни своих денег. Но в этот момент он услышал, как мальчонка позвал щенка. Кемми робко подошел к машине, положил на сиденье сверток, а рядом — целую горсть мелочи.
Поль занялся содержимым пакета. Мальчик выкладывал покупки, не проронив ни слова, потом, вспомнив, сказал:
— Мяса нет.
Поль кивнул.
— Ничего. Здесь и так всего достаточно, с голода не умру. Думаю, что и завтра у нее что-нибудь найдется.
Поль повернулся, и Кемми увидел волдыри, страшные волдыри, доходившие до пояса. Плечи его были обвязаны полотенцем, чтобы спасти от ветра сгоревшую на солнце спину. Кемми и раньше видел белых, обгоревших на солнце, но никогда еще не видел он таких рубцов и волдырей.
— Костер? — спросил он, кивнув головой на кучу хвороста.
Поль вытащил стаканы и обернулся. И Кемми увидел его глаза. Они были вовсе не такие злые, какими он запомнил их тогда.
— А ты умеешь разводить костер? — с сомнением спросил Поль.
Мальчик кивнул. Он быстро собрал камни, сложил их около скалы, сделав естественный камин, скомкал бумагу, положил на нее сухие листья и прутья, а сверху большие поленья. Потом достал из-под рубашки коробок, зажег спичку, прикрыв огонь ладонями, и поднес к бумаге.
Совсем как взрослый, подумал Поль, наблюдая за умелыми черными руками ребенка и сосредоточенным выражением его лица.
Поль откинул край спального мешка, вздрогнув, когда молния царапнула ногу. Нервы его были обнажены так же, как и его кожа. Запах горящих листьев щекотал горло, пробудив воспоминания о медовом месяце, который они провели с Мерилин, путешествуя и устраиваясь на привал в облюбованных ими местах. В такие же утренние часы, когда с берега дул прохладный ветерок и трава была еще покрыта росой, он вставал и начинал разводить костер. Потом он наскоро купался, потом закипал чайник и поджаривался бекон. Точно так, как это было сейчас.
Парнишка неумело держал сковородку. Поль взял ее, отодвинул бекон в сторону и разбил три яйца, потом перевернул яичницу, чтобы поджарить ее с двух сторон, тонкими ломтями нарезал хлеб, слегка подрумянил его на костре и намазал толстым слоем масла. Впервые за много месяцев он ощутил настоящий голод. Он сложил еду на тарелку и начал жадно есть.
Закончив еду, взглянул на ребенка и увидел, что тот не отрывая глаз смотрит на хлеб, облизывая губы.
«О, черт, — подумал Поль, — ведь мальчишка тоже голоден».
Он бросил ему кусок хлеба.
— Оботри сковородку.
Мальчик не спеша взял сковородку, тихо сказал: «Спасибо, босс», — собрал на хлеб остатки яичницы и сала, потом разломил кусок на две части, половину отдал щенку, а в другую сам жадно вцепился зубами.
Поль с удивлением смотрел на него. Что же у него за родители? Какие-нибудь мерзкие пьянчуги, бездельничают в своем вонючем, грязном поселке. И все же этот мальчишка не бездельник. Он честно заработал себе завтрак и ничего не просил. Поль отрезал еще кусок хлеба, разбил в сковородку два яйца, бросил туда ломтик бекона.
— Поджарь это для себя, малявка.
Странное маленькое существо, думал Поль, глядя, как ребенок старательно, до последней крошки, вычистил хлебом сковородку, положил на хлеб кусочек бекона и отдал щенку.
Вода в чайнике закипела. Поль насыпал в него пригоршню чая и постучал по краю, чтобы чаинки осели на дно. Потом налил чай в две кружки, положил в них сахар и передал мальчику ту, которая раньше принадлежала его жене. Кемми с жадностью выпил весь чай.
Выпив вторую чашку, Поль лег, положив голову на подушку, прислонив ее к пню старого дерева.
Мальчонка начал собирать посуду, то и дело вопросительно поглядывая на мужчину.
— О'кей, — сказал ему Поль.
Он вытащил сигарету, зажег ее и осторожно приложил к губам, боясь, как бы нежная тонкая кожа не прилипла к бумаге.
Огромное безоблачное небо раскинуло над ним свой шатер, оно было чуть бледнее голубого моря. Поль видел и бомбору, глухой рокот которой отдавался эхом у него в ушах, а над нею — солнце, превращавшее морские брызги в ослепительно-белую пену. Поль думал о том, как хватило у него смелости вчера и позавчера носиться над бомборой на этой разбивающейся о черные камни водной стене.
Конечно, если суждено жить, то он будет жить один, раз уж волна отвергла его.
Отец бы сумел ему помочь. Он преуспевал в агентстве по продаже имений.
— У тебя есть все данные, чтобы сделаться хорошим агентом, Поль, — когда-то говорил он.
Приехав сюда, Поль свернул с дороги к озеру и подъехал к заливу, очень похожему на тот, где он останавливался во время своего медового месяца и провел долгие безмятежные дни, катаясь на волнах, величественно грохотавших у берега.
В те дни они с Мерилин часто взбирались на вершину утеса и долго стояли там, глядя на прибой.
Сможет ли он когда-нибудь снова прикоснуться к женщине? Мысль о том, что он никогда не увидит в глазах женщины радости любви, убивала его.
Кемми отнес посуду к ручью и принялся тереть ее песком, стараясь очистить от прилипших крошек. Перемывая тарелки и чашки, он вспомнил о своей маме и об отце, потому что во время их переездов в его обязанности входило мытье посуды.
Покончив с делами, он вернулся к машине. Мужчина лежал на коврике, подложив под голову резиновую подушку, и жадно курил. Кемми заметил, что он очень осторожно подносит сигарету к губам и втягивает в себя дым, едва прикоснувшись к ней, совсем не так, как это делал его отец.
Наверное, это оттого, что губы его похожи на раздавленную в песке медузу, подумал Кемми, такие они распухшие и пузырчатые.
Человек взглянул на тарелки.
— Хорошо, — сказал он, — положи их в корзину в багажнике и убирайся отсюда вместе со своей собакой.
Кемми уже повернулся было уйти, но вдруг спросил дрожащим, но громким голосом:
— А дрова, босс? — И чтобы было понятнее, о чем он говорит, протянул руку к костру. — Можно разжечь огонь.
— Ах, огонь? О'кей, — Поль кивнул. — Принеси дров завтра утром, а потом посмотрим, может, нужно будет что-нибудь купить.
Кемми переступал с ноги на ногу, повернулся и медленно побрел прочь. Щенок поплелся следом.
— Эй, малявка, — окликнул его мужчина. — Подойди-ка сюда!
Кемми вернулся. Ему очень хотелось сказать: «Меня зовут Кемми», но не сказал, а вдруг полиция, узнав его имя, явится и заберет его.
Он никак не мог понять, почему этот странный человек решил, будто его зовут малявка, он не знал, что это означает. Вообще-то он догадывался, но ни разу не слышал, чтобы так когда-нибудь звали детей. Но ведь эти белые — совсем непонятные люди, они называют нас, как им вздумается.
Конечно, лучше уж пускай называет малявкой. Очень плохо не иметь вообще никакого имени. Поэтому он и щенку дал имя сразу, как только они вместе поселились в пещере. Назвал щенка по имени — и он понимает, что имеет хозяина и нужен ему. Главное — знать, что ты кому-то нужен.
Кемми стоял и ждал, хотя по выражению лица мужчины понял, что тот совсем забыл о нем и о его собаке. Щенок сел рядом с мальчиком, навострил уши, завилял хвостом.
Поль застонал, загасил сигарету.
— А, ты все еще здесь? Послушай-ка, парень, — резко сказал он, — я не хочу, чтобы ты вертелся у меня под ногами весь день.
Что-то жаркое вспыхнуло в груди ребенка. Ведь он надеялся, что будет помогать этому человеку, а тот за это будет кормить его и щенка.
— И еще одно. Если я буду спать, когда ты придешь сюда завтра, не вздумай будить меня и не крутись возле машины. Я не люблю, когда на меня смотрят во время сна. Понял?
Мальчик кивнул.
— И скажи своим абос, с которыми живешь, чтобы они тоже здесь не шныряли, а не то им всем не поздоровится, понял?
Мальчик снова кивнул.
— О'кей. А теперь ступай и забери с собой пса.
Кемми ничего не сказал, он повернулся и пошел. В груди его что-то жгло, на глазах заблестели слезы. Но он не должен плакать. Отец говорил, что мальчики-аборигены не плачут, даже когда им бывает очень больно.
Глава восьмая
— Ну вот, наконец-то, избавилась, — сказала себе Бренда, когда мальчик спустился со ступенек магазина. — По крайней мере сегодня он больше не будет беспокоить меня.
Но выражение его лица осталось у нее в памяти. Она старалась не думать о нем. Как она может хорошо выполнять свою работу, если из головы не выходит этот не по-детски смышленый мальчишка-абориген. Кому-то нужно приучать их к цивилизации, но на ней ведь и магазин, и почта. Правда, работа здесь нетрудная, потому что лодки рыбаков заплывают сюда нерегулярно, а рыбаки заглядывают лишь за письмами или переговорить по телефону. Иногда делают почтовые переводы, а попутно покупают в лавке мелочи, вроде сигарет или сладостей. Когда-то почтовое отделение на мысе Голова Дьявола славилось бурной жизнью. Теперь даже тральщики и угольщики больше не заходили на озеро.
Прошло немало времени, пока она научилась понимать рыбаков и изредка посещавших эти места туристов. Она уже не принимала близко к сердцу их легковерные признания. Каждое такое сердечное излияние, серьезное или шутливое, было для нее как жестокое напоминание о том, с какой легкостью отдалась она Дереку. Вспоминая теперь тот год, прожитый вместе с ним, она отметала любые домогательства мужчин и старалась лишь сносно справляться со своей работой.
Временами, из телефонных разговоров она узнавала, что среди местных жителей ее называют «Железная Лошадь». Это ее ничуть не смущало. Уж лучше иметь репутацию сурового и трудного человека, чем сговорчивого и податливого.
С женщинами, время от времени приходившими из-за горной гряды с отдаленных ферм или из рыбацких хижин, она обращалась точно так же. Никто не жаловался на ее неисполнительность или грубость. Наоборот, она временами бывала даже полна сочувствия, если вдруг срочно требовалось вызвать по телефону врача к заболевшему ребенку или позвонить в больницу и сообщить о рождении ожидающему появления младенца.
— Она хорошо знает свое дело и даже по-своему мила, — говорили жители окрестных мест, и это мнение так или иначе достигало ее слуха. — Но с ней никогда никто не сходился близко. Трудный характер. Наверное, из-за неудачного брака. С этим красавцем-летчиком. Говорят, он был маг и волшебник в воздухе, да, видимо, и с женщинами тоже… Неужели вы ничего о нем не слышали? Он женился на ней, когда она работала секретаршей у старого командира эскадрильи на запасном аэродроме под Дулинбой. Он тогда прослыл счастливчиком: многие ребята Дулинбы засматривались на нее. Теперь это даже представить себе трудно, глядя на ее непроницаемое лицо.
Никто не знал всей правды о ней, и ей было спокойнее в одиночестве.
Сейчас она вспоминала Дерека таким, каким увидела его впервые, когда он стремительно вышел из самолета, как какое-то яркое чудо, опустившееся на взлетную дорожку, и когда первый раз сел на край ее письменного стола и глаза его горели таким огнем, что мгновенно зажгли ответное пламя. Они, как два пожара, неотвратимо шли навстречу друг другу. Она не противилась, когда на следующий день, уходя, он наклонился и поцеловал ее. Она жила мечтой до следующей недели, когда он снова прилетел и снова поцеловал ее. Теперь она не прощала себе своей слабости. Она не имела права ссылаться на молодость. Ей было уже двадцать три, а в двадцать три года большинство девушек в Дулинбе уже были замужем и сами решали свою судьбу.
О нет, это не было ошибкой молодости. В то время она не задумывалась, что ж это было такое, а сейчас уже невозможно объяснить те чувства, которые бросили ее в объятия Дерека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Поль помахал рукой мальчику. Тот подошел осторожно, словно побитая собака.
— Эй, есть ли здесь где-нибудь магазин?
Мальчик кивнул.
— Хорошо. — Поль вытащил из кармана деньги. — Сбегай и купи хлеба, масла, какого-нибудь мяса, сахару и молока. Вот, возьми.
Мальчик снова кивнул, подошел к дверце машины, взял деньги и молча ушел. Щенок бежал впереди.
Поль смотрел на мальчика, пока он шел по каменистой дороге. В желудке было пусто, в голове тоже, руки и ноги отяжелели от усталости. Ничем не защищенная новая нежная кожа на лице, спине и руках покрылась пузырями. Он боялся даже облизнуть губы — как бы эти пузыри не прорвались. Он не решался взглянуть на себя в зеркало. Ничего нет удивительного в том, что его жена отказалась от него. Ему самому было страшно посмотреть на себя.
Мальчик остановился в нерешительности на шатких ступеньках магазина. В витрине красовались консервированные продукты, следующая дверь вела на почту. Он долго смотрел на темноволосую женщину. Она что-то писала на дальнем конце прилавка. Щенок, прижавшись у ног Кемми, тоже, казалось, был в нерешительности. Четыре черных глаза, не отрываясь, смотрели на женщину, но она не подняла головы. Мальчик и собака терпеливо ждали. Белые всегда такие. Если стоишь и ждешь, они продолжают писать, будто тебя вовсе не существует, вот и приходится ждать, потому что, если скажешь хоть слово, тебя обругают.
Наконец женщина перестала писать, закрыла тетрадь и подняла голову.
— Ну, что тебе?
Она посмотрела на мальчика так, словно впервые в жизни увидела его. Итак, раз уж она спросила, чего ему надо, значит, не считает его вором или мошенником, а признала в нем покупателя, способного заплатить за нужные ему продукты. Кемми осторожно приблизился к прилавку. Он широко улыбнулся, обнажив большие передние зубы, и скороговоркой выпалил:
— Хлеб, мясо, масло и молоко.
— Что? — резко спросила она.
— Для завтрака.
— Я так и подумала. Но когда ты спрашиваешь о чем-нибудь, что нужно сказать?
— О! Пожалуйста.
— Вот так-то лучше. И не забывай, что я не только торгую в магазине, но и заведую почтой. У тебя есть деньги?
Он достал и выложил на прилавок две бумажки. Женщина взглянула на них, потом взяла указательным и большим пальцами, словно они были грязные, и поднесла к свету.
— Откуда это у тебя?
Именно таким голосом говорил тот полицейский, который приезжал в резервацию, вваливался в жилища людей, хватал их вещи и спрашивал: «Это у тебя откуда? А это где взял?»
— Мне дал это дядя, — дрожащим голосом произнес мальчик.
— Какой еще дядя?
Кемми выставил вперед подбородок точно так, как делал его дедушка, указывая направление их деревни. Но женщина нетерпеливо переспросила:
— Я спрашиваю тебя, какой дядя? У тебя что, отсох язык?
— Дядя, который остановился вон там.
— Отсюда я никого не вижу.
— Это тот самый дядя, который вчера катался на доскенад бомборой.
— А, тот сумасшедший? А где же он остановился?
— На другой стороне утеса. У него большая машина. Когда я сегодня утром спускался вниз по дороге, он спал в ней.
— А зачем ты ходил туда?
— Отнес ему немного дров.
— А потом?
Мальчик молчал. Ему совсем не хотелось рассказывать этой женщине, что сказал тот дядя, увидев его.
— Так что же было потом?
— Он попросил меня принести ему продуктов из магазина.
— Ах, вот оно что. А почему же он сам не пошел?
Мальчик пожал плечами.
— А какой он, этот дядя?
— Такой… со странным цветом кожи, — запинаясь, ответил мальчик.
— Со странным цветом кожи?
Он кивнул.
— Что это значит?
— Одна часть у него белая, другая — розовая, а еще одна — красная. Руки все черные, а на глазах черные очки.
Мальчик замолчал, тяжело дыша от усилий, затраченных на описание незнакомца. Женщина как-то злобно усмехнулась.
— Наверное, чудак какой-то, а?
Мальчик ничего не ответил. Он просто не знал значения этого слова.
— А что тебе еще нужно?
От расспросов женщины у Кемми все вылетело из головы. Он уставился в пол, пальцем ноги вычерчивая какой-то узор.
— Я забыл, — ответил он тихо.
— Ну, тогда мне придется самой решить за тебя. Я дам ему то, что понадобилось бы любому разумному человеку на завтрак: хлеб, масло, джем, яйца и бекон. Мяса у меня нет. А у него есть чай?
Мальчик покачал головой.
— Тогда еще полфунта чаю. А зачем у тебя этот бидон?
— Для молока.
Женщина взяла бидон, отошла к холодильнику, потом вернулась и поставила бидон на прилавок.
— Ну, вот и все. У тебя есть сумка?
— Нет.
— Ладно уж, я дам тебе пакет из-под сахара и постараюсь все туда уложить. Смотри, сверху лежат яйца и сдача.
Она перегнулась через прилавок и опустила пакет ему на руки.
Кемми кивнул и повернулся к двери. Женщина крикнула ему вдогонку:
— А что нужно сказать?
— Спасибо, мисс, — хрипло выдавил он из себя.
Кемми медленно брел по тропинке рядом с крутившейся у его ног собакой, прошел вдоль берега, осторожно ступая по каменистой дороге вверх к мысу, с которого ему было хорошо видно, где стояла машина. Не заснул ли дядя снова, подумал он, спускаясь вниз, и громко окликнул щенка, чтобы своим приближением разбудить мужчину. Он побаивался снова рассердить его.
Поль уже начал цинично подумывать, что, видимо, больше никогда не увидит ни мальчишку, ни своих денег. Но в этот момент он услышал, как мальчонка позвал щенка. Кемми робко подошел к машине, положил на сиденье сверток, а рядом — целую горсть мелочи.
Поль занялся содержимым пакета. Мальчик выкладывал покупки, не проронив ни слова, потом, вспомнив, сказал:
— Мяса нет.
Поль кивнул.
— Ничего. Здесь и так всего достаточно, с голода не умру. Думаю, что и завтра у нее что-нибудь найдется.
Поль повернулся, и Кемми увидел волдыри, страшные волдыри, доходившие до пояса. Плечи его были обвязаны полотенцем, чтобы спасти от ветра сгоревшую на солнце спину. Кемми и раньше видел белых, обгоревших на солнце, но никогда еще не видел он таких рубцов и волдырей.
— Костер? — спросил он, кивнув головой на кучу хвороста.
Поль вытащил стаканы и обернулся. И Кемми увидел его глаза. Они были вовсе не такие злые, какими он запомнил их тогда.
— А ты умеешь разводить костер? — с сомнением спросил Поль.
Мальчик кивнул. Он быстро собрал камни, сложил их около скалы, сделав естественный камин, скомкал бумагу, положил на нее сухие листья и прутья, а сверху большие поленья. Потом достал из-под рубашки коробок, зажег спичку, прикрыв огонь ладонями, и поднес к бумаге.
Совсем как взрослый, подумал Поль, наблюдая за умелыми черными руками ребенка и сосредоточенным выражением его лица.
Поль откинул край спального мешка, вздрогнув, когда молния царапнула ногу. Нервы его были обнажены так же, как и его кожа. Запах горящих листьев щекотал горло, пробудив воспоминания о медовом месяце, который они провели с Мерилин, путешествуя и устраиваясь на привал в облюбованных ими местах. В такие же утренние часы, когда с берега дул прохладный ветерок и трава была еще покрыта росой, он вставал и начинал разводить костер. Потом он наскоро купался, потом закипал чайник и поджаривался бекон. Точно так, как это было сейчас.
Парнишка неумело держал сковородку. Поль взял ее, отодвинул бекон в сторону и разбил три яйца, потом перевернул яичницу, чтобы поджарить ее с двух сторон, тонкими ломтями нарезал хлеб, слегка подрумянил его на костре и намазал толстым слоем масла. Впервые за много месяцев он ощутил настоящий голод. Он сложил еду на тарелку и начал жадно есть.
Закончив еду, взглянул на ребенка и увидел, что тот не отрывая глаз смотрит на хлеб, облизывая губы.
«О, черт, — подумал Поль, — ведь мальчишка тоже голоден».
Он бросил ему кусок хлеба.
— Оботри сковородку.
Мальчик не спеша взял сковородку, тихо сказал: «Спасибо, босс», — собрал на хлеб остатки яичницы и сала, потом разломил кусок на две части, половину отдал щенку, а в другую сам жадно вцепился зубами.
Поль с удивлением смотрел на него. Что же у него за родители? Какие-нибудь мерзкие пьянчуги, бездельничают в своем вонючем, грязном поселке. И все же этот мальчишка не бездельник. Он честно заработал себе завтрак и ничего не просил. Поль отрезал еще кусок хлеба, разбил в сковородку два яйца, бросил туда ломтик бекона.
— Поджарь это для себя, малявка.
Странное маленькое существо, думал Поль, глядя, как ребенок старательно, до последней крошки, вычистил хлебом сковородку, положил на хлеб кусочек бекона и отдал щенку.
Вода в чайнике закипела. Поль насыпал в него пригоршню чая и постучал по краю, чтобы чаинки осели на дно. Потом налил чай в две кружки, положил в них сахар и передал мальчику ту, которая раньше принадлежала его жене. Кемми с жадностью выпил весь чай.
Выпив вторую чашку, Поль лег, положив голову на подушку, прислонив ее к пню старого дерева.
Мальчонка начал собирать посуду, то и дело вопросительно поглядывая на мужчину.
— О'кей, — сказал ему Поль.
Он вытащил сигарету, зажег ее и осторожно приложил к губам, боясь, как бы нежная тонкая кожа не прилипла к бумаге.
Огромное безоблачное небо раскинуло над ним свой шатер, оно было чуть бледнее голубого моря. Поль видел и бомбору, глухой рокот которой отдавался эхом у него в ушах, а над нею — солнце, превращавшее морские брызги в ослепительно-белую пену. Поль думал о том, как хватило у него смелости вчера и позавчера носиться над бомборой на этой разбивающейся о черные камни водной стене.
Конечно, если суждено жить, то он будет жить один, раз уж волна отвергла его.
Отец бы сумел ему помочь. Он преуспевал в агентстве по продаже имений.
— У тебя есть все данные, чтобы сделаться хорошим агентом, Поль, — когда-то говорил он.
Приехав сюда, Поль свернул с дороги к озеру и подъехал к заливу, очень похожему на тот, где он останавливался во время своего медового месяца и провел долгие безмятежные дни, катаясь на волнах, величественно грохотавших у берега.
В те дни они с Мерилин часто взбирались на вершину утеса и долго стояли там, глядя на прибой.
Сможет ли он когда-нибудь снова прикоснуться к женщине? Мысль о том, что он никогда не увидит в глазах женщины радости любви, убивала его.
Кемми отнес посуду к ручью и принялся тереть ее песком, стараясь очистить от прилипших крошек. Перемывая тарелки и чашки, он вспомнил о своей маме и об отце, потому что во время их переездов в его обязанности входило мытье посуды.
Покончив с делами, он вернулся к машине. Мужчина лежал на коврике, подложив под голову резиновую подушку, и жадно курил. Кемми заметил, что он очень осторожно подносит сигарету к губам и втягивает в себя дым, едва прикоснувшись к ней, совсем не так, как это делал его отец.
Наверное, это оттого, что губы его похожи на раздавленную в песке медузу, подумал Кемми, такие они распухшие и пузырчатые.
Человек взглянул на тарелки.
— Хорошо, — сказал он, — положи их в корзину в багажнике и убирайся отсюда вместе со своей собакой.
Кемми уже повернулся было уйти, но вдруг спросил дрожащим, но громким голосом:
— А дрова, босс? — И чтобы было понятнее, о чем он говорит, протянул руку к костру. — Можно разжечь огонь.
— Ах, огонь? О'кей, — Поль кивнул. — Принеси дров завтра утром, а потом посмотрим, может, нужно будет что-нибудь купить.
Кемми переступал с ноги на ногу, повернулся и медленно побрел прочь. Щенок поплелся следом.
— Эй, малявка, — окликнул его мужчина. — Подойди-ка сюда!
Кемми вернулся. Ему очень хотелось сказать: «Меня зовут Кемми», но не сказал, а вдруг полиция, узнав его имя, явится и заберет его.
Он никак не мог понять, почему этот странный человек решил, будто его зовут малявка, он не знал, что это означает. Вообще-то он догадывался, но ни разу не слышал, чтобы так когда-нибудь звали детей. Но ведь эти белые — совсем непонятные люди, они называют нас, как им вздумается.
Конечно, лучше уж пускай называет малявкой. Очень плохо не иметь вообще никакого имени. Поэтому он и щенку дал имя сразу, как только они вместе поселились в пещере. Назвал щенка по имени — и он понимает, что имеет хозяина и нужен ему. Главное — знать, что ты кому-то нужен.
Кемми стоял и ждал, хотя по выражению лица мужчины понял, что тот совсем забыл о нем и о его собаке. Щенок сел рядом с мальчиком, навострил уши, завилял хвостом.
Поль застонал, загасил сигарету.
— А, ты все еще здесь? Послушай-ка, парень, — резко сказал он, — я не хочу, чтобы ты вертелся у меня под ногами весь день.
Что-то жаркое вспыхнуло в груди ребенка. Ведь он надеялся, что будет помогать этому человеку, а тот за это будет кормить его и щенка.
— И еще одно. Если я буду спать, когда ты придешь сюда завтра, не вздумай будить меня и не крутись возле машины. Я не люблю, когда на меня смотрят во время сна. Понял?
Мальчик кивнул.
— И скажи своим абос, с которыми живешь, чтобы они тоже здесь не шныряли, а не то им всем не поздоровится, понял?
Мальчик снова кивнул.
— О'кей. А теперь ступай и забери с собой пса.
Кемми ничего не сказал, он повернулся и пошел. В груди его что-то жгло, на глазах заблестели слезы. Но он не должен плакать. Отец говорил, что мальчики-аборигены не плачут, даже когда им бывает очень больно.
Глава восьмая
— Ну вот, наконец-то, избавилась, — сказала себе Бренда, когда мальчик спустился со ступенек магазина. — По крайней мере сегодня он больше не будет беспокоить меня.
Но выражение его лица осталось у нее в памяти. Она старалась не думать о нем. Как она может хорошо выполнять свою работу, если из головы не выходит этот не по-детски смышленый мальчишка-абориген. Кому-то нужно приучать их к цивилизации, но на ней ведь и магазин, и почта. Правда, работа здесь нетрудная, потому что лодки рыбаков заплывают сюда нерегулярно, а рыбаки заглядывают лишь за письмами или переговорить по телефону. Иногда делают почтовые переводы, а попутно покупают в лавке мелочи, вроде сигарет или сладостей. Когда-то почтовое отделение на мысе Голова Дьявола славилось бурной жизнью. Теперь даже тральщики и угольщики больше не заходили на озеро.
Прошло немало времени, пока она научилась понимать рыбаков и изредка посещавших эти места туристов. Она уже не принимала близко к сердцу их легковерные признания. Каждое такое сердечное излияние, серьезное или шутливое, было для нее как жестокое напоминание о том, с какой легкостью отдалась она Дереку. Вспоминая теперь тот год, прожитый вместе с ним, она отметала любые домогательства мужчин и старалась лишь сносно справляться со своей работой.
Временами, из телефонных разговоров она узнавала, что среди местных жителей ее называют «Железная Лошадь». Это ее ничуть не смущало. Уж лучше иметь репутацию сурового и трудного человека, чем сговорчивого и податливого.
С женщинами, время от времени приходившими из-за горной гряды с отдаленных ферм или из рыбацких хижин, она обращалась точно так же. Никто не жаловался на ее неисполнительность или грубость. Наоборот, она временами бывала даже полна сочувствия, если вдруг срочно требовалось вызвать по телефону врача к заболевшему ребенку или позвонить в больницу и сообщить о рождении ожидающему появления младенца.
— Она хорошо знает свое дело и даже по-своему мила, — говорили жители окрестных мест, и это мнение так или иначе достигало ее слуха. — Но с ней никогда никто не сходился близко. Трудный характер. Наверное, из-за неудачного брака. С этим красавцем-летчиком. Говорят, он был маг и волшебник в воздухе, да, видимо, и с женщинами тоже… Неужели вы ничего о нем не слышали? Он женился на ней, когда она работала секретаршей у старого командира эскадрильи на запасном аэродроме под Дулинбой. Он тогда прослыл счастливчиком: многие ребята Дулинбы засматривались на нее. Теперь это даже представить себе трудно, глядя на ее непроницаемое лицо.
Никто не знал всей правды о ней, и ей было спокойнее в одиночестве.
Сейчас она вспоминала Дерека таким, каким увидела его впервые, когда он стремительно вышел из самолета, как какое-то яркое чудо, опустившееся на взлетную дорожку, и когда первый раз сел на край ее письменного стола и глаза его горели таким огнем, что мгновенно зажгли ответное пламя. Они, как два пожара, неотвратимо шли навстречу друг другу. Она не противилась, когда на следующий день, уходя, он наклонился и поцеловал ее. Она жила мечтой до следующей недели, когда он снова прилетел и снова поцеловал ее. Теперь она не прощала себе своей слабости. Она не имела права ссылаться на молодость. Ей было уже двадцать три, а в двадцать три года большинство девушек в Дулинбе уже были замужем и сами решали свою судьбу.
О нет, это не было ошибкой молодости. В то время она не задумывалась, что ж это было такое, а сейчас уже невозможно объяснить те чувства, которые бросили ее в объятия Дерека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20