Дайвер-ТВ”.Крахмальников повернулся к Загребельной. У нее был страшный вид. На белом лице одни глаза.— Владельцем девяноста восьми процентов акций “Дайвера”, — проговорил Крахмальников медленно, — является государство.— Ха! Ха! — выкрикнула Загребельная. — А почему не двухсот? Что за бред, Леонид Александрович?! Яша, скажи ему! Что ты молчишь?!— Леня, она права. Уралец отдал акции мне.— Когда? — улыбнулся Крахмальников.— Три часа назад. — Гуровин лукавил, но только чуть-чуть. Да, он так и не дозвонился до Тимура. Но ведь тот твердо обещал.Крахмальников спросил как раз об этом:— И у тебя есть документы?— Какие документы? Они в Екатеринбурге. Мы созванивались…— А у Дюкова есть.Загребельная ошалело переводила взгляд с Крахмальникова на Гуровина:— Какие документы? Какие документы?— Факс. Пришел еще утром. Пинчевский продает свои акции государству.— Ага) — обрадовалась Загребельная. — “Продает”! Значит, еще не продал! А нам… Якову Ивановичу обещали три часа…— Погоди, Леня, ты сказал — девяносто восемь. А Казанцев?— Вот с Казанцевым точно уже все решено. Он отдал акции в управление.— Яша, срочно звони Пинчевскому. Срочно, — схватила трубку и стала совать ее в руки Гуровина Загребельная.Тот послушно набрал номер.— Алле, — ответил сонный голос.— Тимур? — спросил Гуровин хрипло.— Да. Это кто?— Гуровин беспокоит. Я хочу вам сообщить, что… — он покосился на Крахмальникова, — наша договоренность выполнена. С нашей стороны.— Что? Вы нашли Алика?— Да! Да, нашли!— И где он?— Он… — Гуровин снова посмотрел на Леонида. — Он убит.В трубке долго молчали.— Кто убит? — спросил Крахмальников. — Булгаков?Гуровин кивнул.— Это правда? Это вы сделали? — спросил Тимур.— Можно и так сказать, — соврал Гуровин.— Вы лично?— Это не телефонный разговор.— Я проверю.— Конечно-конечно. Но теперь очередь за вами.— Что вы имеете в виду?— Мы говорили об акциях.— Ах, это… Получите вы свои акции, что вы волнуетесь. Тимур сказал — сделал.— Извините. Мне очень неловко, но я все-таки спрошу. До меня дошли слухи, что якобы вы вчера отправили факс в администрацию президента…— Вот суки, — неизвестно кого обругал Тимур. — Это липа.— Это липа! — озвучил Гуровин, прикрыв мембрану рукой.— Акции будут ваши.— Это слова, понимаете? А от этого много зависит.— Что зависит?— У нас сейчас будет собрание. Из администрации президента поступил приказ — меня уволить. Если акции у них, то они в полном праве.— А как же демократия? — хохотнул Тимур. — Что, коллектив проголосует против тебя?— Я не знаю.Опять на том конце провода повисла пауза. Гуровин поспешно полез в карман, зачем-то достал ручку, снова спрятал ее.— Так сделаем. Мы тут на Урале демократы. Если тебя народ не захочет, акции продадим президенту. Если оставит — пакет твой.И гудки.Гуровин положил трубку.— Ну что? — спросила Загребельная.— Нет, это невозможно, — развел руками Гуровин. — Ведь он твердо обещал, а теперь снова какие-то условия.— Какие, какие условия?Гуровин даже не взглянул в ее сторону:— Леня, ты будешь голосовать против меня?— Да.— И ты забыл, что я тебя вывел в люди, что я тебя… — Яков Иванович осекся. — Тогда все. Пинчевский сказал: если против меня будет коллектив, то они отдадут акции государству.Загребельная тяжело оперлась на стол.Крахмальников встал.— Яша, уйди сам, — посоветовал он. Москва Едва вернувшись, Альберт Захаров и Антон Балашов уселись писать репортаж для ночного эфира. Антон выглядел совсем неважно: разбитая губа, выбитые зубы, синяк под глазом, распухшее ухо. К тому же дикая головная боль.— У тебя сотрясение, — диагностировал Червинский, выслушав рассказ об избиении. — Ты зря мотаешься. Тебе лежать надо.— Завтра ляжет, — ответил за Антона Захаров. — Сегодня выдаст сенсационный номер, а завтра — на больничный.Заглянул Крахмальников. Он искал Аллу, ему сказали, что она где-то на студии.— Леонид Александрович! — окликнул его Лобиков. — Ас вами что?Крахмальников потрогал разбитую губу. Совсем об этом забыл.— Упал.— Вы же не видели! — вскочил Антон. — Посмотрите!— А ты где пропадал? Из музея звонили.— Он герой сегодня, Леонид Александрович, — вступился Альберт. — Самого Учителя брал.— А Альберт мне помогал.— Ну! Блок-бастер прямо! — захохотал Альберт. — Мне Гуровин велел разыскать Учителя, вот и…— Какого учителя?Крахмальникову прокрутили снятый Иваном Афанасьевичем материал.— Да уж, денек сегодня. Сплошные сенсации.— Так это ж классно! — воскликнул Захаров. — Вот это и есть телевидение. А то в новостях идет одно и то же: приехал-уехал, депутаты проголосовали… А такого материала, как мы привезли, ни у кого нет и не будет.— Это точно, — кивнул Крахмальников.— Мы сперва хотели его загнать кому-нибудь, а потом подумали: пусть лучше у нас пойдет в спецвыпуске, правильно?Крахмальников усмехнулся:— Правильно. Значит, так, к ночному выпуску давайте репортаж, а потом сделаете передачу.Он понял, о ком на самом деле спрашивал Гуровина Тимур.Ах, Яша, Яша……Аллу Крахмальников нашел в буфете. Та была пьяна и как-то излишне весела.— Пойдем, — позвал ее Крахмальников. — Мы не договорили.— Нет, Леня, мы договорили. Мы все договорили, а что не договорили.., тс-с, — приложила она палец к губам.— Леонид Александрович, вы покушать? — выскочила из подсобки буфетчица.— Нет-нет, мы уходим.— Да ничего, сидите.— Катюша, — пьяно улыбнулась Макарова, — кормилица наша! Дай-ка пивка. — Она повернулась к Крахмальникову. — Угости меня пивом. Ой нет, у меня же там в сумке мексиканского пива полно. Ты пил мексиканское?— Может, хватит? — сказал Крахмальников.— Не волнуйся, меня проводят.— Кто?— Не твое дело. Возьми еще коньяка.— Ты и так уже… Пойдем. — Пойдем, у меня девять банок…В буфет влетела запыхавшаяся Савкова:— Леонид Александрович, здравствуйте. Забыла совсем, — затараторила она, косясь на Аллу. — Гости же придут. Катя, что там у тебя есть?— Пицца, пирожки, сосиски, — привычно перечислила буфетчица.— Заверни две пиццы и дай чего-нибудь поесть. На месте.Катя вытащила из холодильника пиццу, положила на прилавок:— А поесть уже поздно. Закрываемся.— Интересно, — скривилась Савкова. — А начальству можно?— И они уходят.— Хм, значит, выпить ты наливаешь, а поесть человек у тебя не может.— Пойдем, — тихо попросил Крахмальников Аллу. Но та не сдвинулась с места.Леониду надо было встать и уйти. Но он почему-то остался.— Возьмите пирожки, — предложила Катя Савковой. — С собой.— А я хочу посидеть здесь, — заартачилась та.— Слушай, ты, — вскочила вдруг Алла. — Сказали же тебе русским языком, рабочий день кончился.Савкова с головы до ног смерила ее презрительным взглядом:— Катя, почему у тебя посторонние? Эта женщина здесь больше не работает. И вы, Леонид Александрович, потакаете…Крахмальников удивленно посмотрел на Аллу.— Это кто тут не работает? — пьяно обиделась Макарова. — Это я не работаю? Да я сделала для этой богадельни в миллион раз больше, чем ты, бездарь!— Что?— Вот то!Савкова уперла руки в бока, повысила голос:— Ты думай, что говоришь!— Я думаю, а вот у тебя вместо башки — задница. И еще сейчас Крахмальникову не поздно было уйти, утащить Аллу. Но он просто опустил голову.— Да? Так? И вы молчите, Леонид Александрович? Тогда я тоже скажу: сама под каждого стелешься, думаешь, все такие? Думаешь, я ничего не знаю? Да на тебе клейма негде ставить!Алла протрезвела, сузила глаза.— Что щуришься? — заметила перемену в ее лице Савкова. — Тайное стало явным? Так, милая моя, все уже видели, как ты на даче…Она не успела договорить, потому что Макарова вцепилась ей в волосы. Савкова заверещала.Крахмальников вскочил. Стал разнимать дерущихся.Буфетчица Катя выбежала из-за стойки.— Прекратите! — отшвырнул Савкову Крахмальников.Но Алла вынырнула из-за его спины и влепила Савковой пощечину.— Ах ты дрянь! Ну это тебе даром не пройдет. Сейчас ты увидишь! — Савкова выскочила из буфета, забыв, зачем приходила.Алла отпихнула Крахмальникова и побежала следом.* * *В кабинет Гуровина, оттолкнув секретаршу, ворвалась всклокоченная и задыхающаяся от ярости Савкова.— Вызовите милицию! — закричала она с порога. — По территории ходят посторонние и угрожают сотрудникам.— Какие посторонние? — всполошилась Галина Юрьевна. — Кому угрожают? Яков, немедленно вызывай наряд…— Это я посторонняя? — За спиной Савковой выросла Алла Макарова и так толкнула редактрису в спину, что та пролетела полкабинета и только чудом не шмякнулась лицом в пол.— Макарова! — металлическим голосом окликнула Аллу Загребельная. — Вон отсюда!— Пошла ты! Я больше не ваш сотрудник. И вообще, я не к тебе, а к господину Гуровину, — нагло заявила Алла.Яков Иванович громко сглотнул.Тут в кабинет влетел Крахмальников.Гуровин метался глазками-маслинами от Аллы к Леониду. Алла не сводила с него насмешливого взгляда.— Макарова, выйдите, — попросил Крахмальников.Та отмахнулась.— Вы по какому вопросу? — наконец не выдержал Гуровин.— По личному.Яков Иванович сцепил пальцы в замок:— Слушаю вас.— Нет, это я вас слушаю.— Не понял. Вы о чем?— Она пьяная, — вставил Крахмальников.— Да, я пьяная. Слушай, Леня. Что у трезвого на уме — у пьяного на языке. Ты сам хотел.Крахмальников с ужасом увидел, что Алла, возможно, не так уж и пьяна.— Что вы хотели? — спросил Гуровин. — Я так и не понял.— Ах, он не понял! — хохотнула Алла. — Да, действительно, это трудно понять: руководитель телекомпании дает сотруднице крупную сумму денег с условием отработать их у него на даче, обхаживая влиятельных старперов. Слушай, Крахмальников, слушай! А за это старперы окажут руководителю услуги. Как то: закроют глаза на то, что он не платит налоги со своих прибылей, что он ворует, что его жена…— Прекратите! — истерически закричала Галина Юрьевна. — Немедленно прекратите! Яков, что ты молчишь?— А он потому и молчит, что все это правда, так ведь, Яша? — И Алла фамильярно погладила шефа по руке.Гуровин не шевельнулся.— Правда, — продолжала Алла, обводя глазами присутствующих. — Вот только одного я в толк не возьму… Да что ж ты так сник-то? Не стесняйся, Яшенька, здесь все свои. С Галиной Юрьевной мы в некотором роде родственницы, через тебя, милый. А госпожа Савкова, наверное, твоя близкая подружка, раз она знает о нас все. Зачем же ты ей все рассказал, Яшенька?Лицо Якова Ивановича покраснело, затем побелело.— Я.., я никому… Выйдите все!Никто не тронулся с места.— А тогда как к ней, — Макарова кивнула на Савкову, — попала кассета? А? — Она перегнулась через стол к самому гуровинскому лицу.— К…к…какая?— Которую твой охранник снимал для того, чтобы у тебя на старперов компромат был! — выкрикнула Алла. — Как она попала к этой твари?— К-как попала? — Гуровин схватился за сердце.— Это ты у нее спроси. А заодно поинтересуйся, зачем она отправила ее моему мужу? Нравственность мою блюдет?Лицо Гуровина посерело.— Что ж ты испугался так, мальчик мой? — злобно спросила Алла. — Скажи спасибо, что не твоей жене, а то бы от студии ничего не осталось. Мой муж — человек безобидный, взял и ушел, бросил меня с двумя детьми…Загребельная брезгливо отодвинулась от Савковой:— Лена, как вы могли?— Я не виновата, Галина Юрьевна, — затараторила та. — Но морально это очень тяжело вынести: она звонит мужу по телефону, дает ему задания — убери, приготовь, у старшего проверь алгебру, у младшего — литературу… А сама шасть в машину к Якову Ивановичу — и на дачу…— Слушай, Леня, слушай, — повторила Алла. — Ты хотел выяснить все до конца.— Откуда вы знаете, что на дачу? — Гуровин морщился от боли в сердце.— Да от охранника твоего. Он тебя продал, Яшенька, продал. — А эта тварь еще сотне человек продаст. Мне-то уже ничего не страшно. А вот тебе — супруга, Галочка…— Как вы смеете? — шепотом воскликнула Загребельная.— А ты меня поучи… А потом я тебя поучу. Дележка опытом Знаете, как Яков Иванович ее называет? Шавка. В смысле, собака лает — ветер носит…— Яша, — вдруг бросилась к Гуровину Загребельная, — Яша, что с тобой?Яков Иванович с безжизненным, серым лицом, сидел в какой-то неестественной позе, согнувшись набок, левая рука болталась плетью. Он был без сознания.— Приступ! — крикнула Галина Юрьевна Алле. — Что смотрите?! Леонид Александрович, “скорую” вызывайте! Кардиологическую. Савкова! Идите сюда! Помогите его положить! Люба! Где Люба?Поднялся переполох. Люба побежала за водой. Галина Юрьевна принялась обмахивать лицо Якова Ивановича носовым платочком. Савкова бесполезно металась по кабинету. Крахмальников вызывал “скорую”. И в этот момент у него зазвонил мобильник.— Да, — мрачно рявкнул Крахмальников.— Ленечка, это Ростропович.— Господи, здравствуйте, я.., простите, тут у нас…— Ленечка, я чего звоню, наше торжество в Доме оперы отменяется.— Да?— Ну что вы, такая трагедия, столько людей, как можно? Вы, пожалуйста, Валечке сообщите… Москва Володя нервно жевал “Орбит”. Эти неимоверно долгие дни, растянувшиеся на целую жизнь, никак не хотели подходить к логическому завершению.В окнах студии горели огни: телевидение работает круглосуточно. За окнами сновали люди. Возможно, среди них Алка. А может, и нет.Но Володе было уже все равно: сработает его план или нет. Как-то сразу, в одночасье, пропало желание отомстить. Может, потому что слишком долго ждал и надеялся? В конце концов, он и так потешил свое уязвленное самолюбие. Сумел достать материалы. Организовал расплату. Ну не случилось, — значит, не судьба. Пошли все они к черту. Уезжать надо из этого города, мотать из паршивой страны. И начать новую жизнь. Москва Дюков вошел в кабинет Гуровина, когда того уже увезли.Загребельная уже успела отойти от слез и даже припудрилась.Она вскочила навстречу высокому гостю, крепко пожала ему руку.— Еще не начинали? — спросил Дюков.— И не начнем сегодня, — ответил Крахмальников. — У нас тут беда — Яков Иванович… С сердцем плохо.— А что такое? — спросил Дюков, впрочем догадываясь, что было причиной приступа.Крахмальников его разубеждать не стал:— Да так, плохие новости. И погода. Так что придется…— Ничего, — заявила вдруг Загребельная. — Не будем откладывать, Леонид Александрович. Нам мнение Гуровина известно. Мы можем высказать и свое. И потом, что это мы гостя прямо с порога выпроваживаем? Нехорошо. Наши проблемы не государственные, правда?— Нет, ну если Гуровин… — замялся Дюков.— Ничего-ничего. Люди уже настроились. И чтобы больше не возвращаться к теме, Загребельная нажала кнопку селектора:— Люба, мы идем, еще раз сообщите всем.— Все уже собрались, — сказала Люба.Крахмальников был потрясен. С глаз долой — из сердца вон.— Надеюсь, это не вы его так расстроили? — спросил Дюков, когда выходили из кабинета.— Нет, — покачал головой Крахмальников.— Ну, может, так и лучше, — заметил Дюков. — Зачем старика позорить на людях. Потом известим.Крахмальников промолчал. Предстоящее собрание было ему неинтересно. Сегодня так много произошло, что больше он ничему не удивится. Проголосуют за Гуровина — и черт с ними. За него — то же самое.Крахмальникову было сейчас на все наплевать. Он так и не позвонил жене. Валентина уже, конечно, обо всем слышала, волнуется, наверное.Еще утром, еще днем он думал о жене почти что в прошедшем времени, а сейчас поймал себя на том, что снова откатывается в заведенный семейный порядок. Быстро-быстро откатывается. Слава богу, не успел наделать глупостей. А ведь как мог влипнуть.В конференц-зале стоял на сцене стол, покрытый скатертью. Скатерть, правда, была голубой, но зато графин, стакан и трибуна, как полагается, наличествовали.— Дайте мне потом слово, — попросил Дюков и направился не к сцене, а в зал.Охранники потеснили людей, усадили своего начальника, сами сели по бокам.— Придется штатное расписание при нем, что ли, обсуждать? — шепотом спросила Загребельная.— А что?— Свара начнется. Может, на завтра отложим?— Давайте уж все сегодня, — сказал Крахмальников.— Нет-нет, вы в президиум, — запротестовала Загребельная, заметив, что Леонид сделал было шаг в зал.Крахмальников ее не послушал. Тоже пошел к рядам и увидел в дверях Ирину Долгову, которая высматривала кого-то в зале.— Ирина Васильевна, вы что не заходите?— Я? Да я… Я захожу, — замялась Долгова, но все-таки вошла, пристроилась с краю.Крахмальников покрутил головой. Собрались все, кроме, естественно, команды, готовящей ночной выпуск. Ну и Гуровина не было.Про Казанцева с Алиной он даже не вспомнил.— Товарищи! — постучала стаканом по графину Загребельная.Телевизионщики лениво засмеялись.— Не надо, я не оговорилась. Мы тут не официальщину устраиваем, мы коллеги и будем говорить как товарищи.— Гусь свинье не товарищ, — сказал за спиной Леонида Лобиков.Крахмальников, не оборачиваясь, погрозил ему пальцем.— Вы повестку собрания знаете? — продолжала Галина Юрьевна.— Знаем, — ответил нестройный хор голосов.— Так вот, забудьте ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29