Виктор в это время снимал, одновременно освещал софитом, шахту.Миша, коротко ухнув, погрузился по пояс в воду, зажал в зубах ключ и прямо с лестницы нырнул в сторону решетки. Он не показывался с минуту, потом вдруг вынырнул, ухватившись за ее створку, и закричал:— Тяните!Никитин потянул за веревку, и створка показалась в луче света. С внутренней стороны на ней висели два на первый взгляд неживых тела. Миша ловким движением освободился от петли, надел ее через ноги на пояс меньшего из тел, потом коротким взмахом ножа перерезал удерживающие его на решетке ремни сумки.— Теперь — вдвоем!Дэби, к счастью, уже вернулась назад, и подъем обеих жертв катастрофы оказался заснятым на ее камеру.Шофер-телохранитель консула подхватил не подающую признаков жизни девушку, которую вытащили первой, аккуратно протиснулся через лаз и побежал к распахнутой дверце “линкольна”. Там ее принял консул и тут же начал приводить в чувство.Когда через борт колодца перевалили тело мужчины, его губы в луче софита слабо шевельнулись.— Тише! — шикнул Валера и приложил к ним ухо. — Сумки, говорит. Миша, захвати сумки — там что-то важное… Москва С женой Крахмальников и сегодня не поговорил. Просто он домой не поехал. Готовился к завтрашнему ток-шоу “Дебаты”. Они набросали с Ириной план, составили список приглашенных, наметили видеоролики. Консультанты натащили такое количество литературы о метростроительстве, что и за год не прочитать.— Ты мне самое главное, — попросил он Долгову.— Самое главное: метро построили с нарушением всего, что только можно. Торопились очень.— Ясно. Да, англичане будут? Ну которые с этим агрегатом.— Будут.— Хорошо. Только вот Булгаков… На хрена он нам вообще нужен?— Ну как? Поспорят с Казанцевым, — пожала плечами Долгова.— Не поспорят. Казанцев уехал.— Куда?— Вообще — уехал… А что Никитин?— Пока молчит. У него там мрак. За ним охотятся, представляете?— Да ты что!.. Странно.Крахмальников вспомнил слова президента о питерской катастрофе. Значит, самодеятельность тамошнего мэра. Ну ничего, мэр с Булгаковым в одной лодке, вот и будет интрига. Булгаков же наверняка бросится защищать питерского Хозяина.И вдруг Крахмальникова как обухом по голове.Булгакова теперь топить нельзя! Потому что коммунист Стрекалин — худшее из двух зол.— Ирина, смонтируй-ка мне к передаче ролик про Булгакова.— Какой ролик?— Очень положительный, — с нажимом сказал Крахмальников. — Очень.— Что-то случилось? — не сразу спросила Долгова.— Да, случилось. Будем снова прятать дулю в кармане… Питер Блестящий черный “линкольн” мчался по ночным питерским улицам. В его просторном, жарко натопленном салоне сменились запахи известковой подземной воды от лежащей на полу мокрой одежды и отличного виски, которым десять рук растирали два обнаженных закоченевших тела.— Надо в ближайшую больницу, — сказал Миша.— Не стоит, — ответил слегка запыхавшийся от усилий дипломат. — Там их примет дежурный фельдшер, а у нас в консульстве — бывший судовой врач флагмана нашего Шестого флота, он многих в свое время вывел из подобного состояния. Потом, в больнице вряд ли найдется программируемая джакузи — лучшее, что может быть при переохлаждении, а у меня она есть. К утру эти люди встанут на ноги. Да и вам всем там будет спокойнее переночевать.В этом старый дипломат ошибся — спокойно выспался лишь один Миша, приняв изрядную дозу такого же виски, каким он растерся в машине.Пока бывший морской врач хлопотал над пострадавшими, а Дэби проявляла пленку и печатала фотографии в кодаковской, мини-лаборатории, обязательной в каждом консульстве США, мужчины сидели у камина и обсуждали перспективы дела об аварии в метро. В том, что оно будет возбуждено, никто из них не сомневался. Весь вопрос в том, кто по нему будет проходить и прозвучит ли имя мэра.В кармане Никитина запиликал давно молчавший мобильник.— Это Валерий Леонтьевич? Добрый вечер, точнее ночь, — раздался в трубке голос только что упомянутого Хозяина. — Надеюсь мне нет необходимости представляться.— Да.— Валерий Леонтьевич, прежде всего предупреждаю: если вы попытаетесь даже приблизиться к какому-нибудь записывающему устройству, мои ребята засекут это и разговор не состоится. А он очень важен для вас. Вы поняли?— Да.— Вот и хорошо. Я к вам с просьбой: кончайте мутить воду! Вы же коренной ленинградец. Вы, надеюсь, патриот нашего города?— Да.— Так зачем вы раздуваете этот скандал с метро? Зачем пачкаете грязью свой город? Ведь это позор для нас всех.— Да.— Конечно же были допущены ошибки. За них будем наказывать, но потом, когда разберемся как следует, а не сгоряча. Вы согласны?— Да.— Имейте в виду: мы закрываем ваш корпункт. Для этого есть достаточно оснований. Да и “Дайвер-ТВ" — сейчас не в лучшем положении, ну да вы в курсе…— Да.— Вы останетесь в Питере без работы, на Москву вам не поменяться — это почти нереально сейчас, а у вас старушка мама. Представляете перспективу? — с нажимом в голосе спросил мэр.— Да.— Тогда примите мой совет. Завтра в десять я собираю пресс-конференцию по катастрофе. Правда, сам я улетаю через два часа в Стокгольм, но ее проведет мой зам — Ломов. Вы уже с ним встречались.— Да.— Так вот, если вы внимательно выслушаете его и все подтвердите, я вам гарантирую место на питерском телевидении — информационная редакция и еще ток-шоу. Ведь неплохо, а? Вы о таком и мечтать не можете в своем “Дайвере”.— Да.— Да что вы все дакаете? Кто-то рядом мешает?— Да.— В таком случае скажите, вы согласны? Вы сделали правильный вывод?— Да.— Тогда всего хорошего. Не подведите.— Очень содержательная беседа, — заметил Виктор. — Кто это был, мама?Валерий пересказал содержание разговора.— Та-ак, — протянул Виктор. — Значит, я безработный. А ты молодец! С помощью одних только “да” решил свою судьбу. Теперь в начальники пойдешь?— Чего ради? Мы еще свернем им шеи.— Но ты же сказал, что согласен.— Мое “да” относилось к “правильному выводу”, дурень. Меня мама с детства научила не врать…Консул, сидевший во время обоих разговоров молча, наконец подал голос:— Что ж, придется позвонить Томсону. Надеюсь, он не в Мэдиссон-опера.— А кто это? — спросил Валерий.— Мой хозяин, — ответила вошедшая с пачкой снимков Дэби. Москва Лидер партии трудового народа “Муравей” Олег Булгаков стремительно шел по заводскому цеху в окружении телохранителей и руководителей предприятия. Он остановился возле одного из неработающих станков, улыбнулся, оживленно заговорил о чем-то, размахивая руками. Внезапно из толпы выдвинулся на первый план худощавый человек средних лет. Один из телохранителей тут же оттеснил его подальше от шефа.Ирина Долгова посмотрела на цифры, мелькающие внизу экрана, сделала какую-то пометку в блокноте.— Скелет уберем, — сказала она, обращаясь к монтажеру. — Оставим тридцать три секунды — один. Тридцать пять, два. Ноль восемь.— Угу, — монтажер нажал на кнопку, начал прокручивать запись сначала. Но худощавого человека и телохранителя Булгакова на первом плане уже не было.Пошел следующий сюжет. По экрану поплыли покрытые зеленью поля.— Здесь что-нибудь очень лирическое, — повернулась Ирина к сидевшему за ее спиной композитору.— Поищем, — пообещал тот.— Минуты на полторы. — Ирина снова уткнулась в экран.Монтаж шел полным ходом, когда Долгову вызвали к Загребельной. Ирина была раздосадована: она не любила прерывать начатое дело на середине.Когда подошла к кабинету замдиректора, оттуда как раз выходила Савкова, редактор киноотдела, бездарь и склочница. Вид у нее был довольный.— Что, вызвала? — поинтересовалась она у Ирины.— Да, — сухо ответила та.— Меня тоже, — сообщила Савкова. — Я думала, опять будет придираться, а она ничего… Ну иди, иди… Ни пуха ни пера…— Иди к черту, — раздраженно отозвалась Ирина. И потянула на себя тяжелую дверь.Уже по виду Галины Юрьевны было ясно, что разговор ожидается неприятный. Ирина села за приставной столик, приготовилась слушать.— Ирина Васильевна, — по-деловому начала Загребельная. — Мы с вами люди взрослые, обойдемся уж без экивоков.Долгова ощутила, как у нее противно засосало под ложечкой.— Дело в том, Ирина Васильевна, — замдиректора словно нарочно растягивала слова, будто, хотела подольше помучить свою жертву. — Дело в том… Над чем вы сейчас работаете? — неожиданно спросила она.Ирина растерялась:— Как “над чем”? Над роликом по заказу Булгакова. Вы же сами распорядились…— Да-да, — кивнула Загребельная. — Помню. В какой стадии материал?— Идет монтаж.— Ага. — Галина Юрьевна задумчиво повертела в руках “паркер”. — Я так и думала…— — А в чем дело-то? — не выдержала Долгова. — В сроки мы укладываемся.— Конечно. — Галину Юрьевну занимали, казалось, совершенно другие мысли. — Вообще-то я не совсем по этому поводу вас пригласила.— Тогда по какому?Загребельная подняла голову и холодно посмотрела в глаза Ирины.— Ирина Васильевна, руководство телеканала “Дайвер-ТВ” не устраивает качество вашей работы. Поэтому, сокращая единицу редактора отдела, мы решили распрощаться именно с вами. К сожалению. Надеюсь, вы не останетесь в обиде, трезво оцените ситуацию — и мы расстанемся друзьями.Ирина оторопела. Она ожидала чего угодно, только не этого.— Но позвольте, — произнесла она, чувствуя, как предательски дрожит голос. — Позвольте… Ведь мы вчера все вопросы…— Это было вчера, а теперь сегодня, — жестко отрезала Галина Юрьевна.— Какие конкретно у вас ко мне претензии?— В прошлом месяце вы допустили ошибку при подготовке утреннего обзора прессы, из-за чего возникла напряженная ситуация с редакцией “Новых известий”…— Но ведь с ней разобрались, — напомнила Долгова. — И никаких претензий у редакции к нашей студии нет…— Это только так говорится, — парировала Загребельная. — На самом деле известинцы только и ждут случая, чтобы с нами поквитаться. Но это далеко не все.— Что еще?— Почему вы монтируете без режиссера? "Вы что, покрываете Червинского? Роман с ним крутите? Ирина пошла красными пятнами:— Ну знаете ли… Это распоряжение Крахмальникова…— А что вы так вскинулись? — презрительно спросила Загребельная. — Взрослый человек… Ирина постаралась взять себя в руки.— Послушайте, — сказала она. — Вы прекрасно знаете, что ничего из того, на что вы намекаете, нет. Но даже если бы и было, я не позволила бы вам лезть в мою личную жизнь…" — В личную — нет, — подхватила замдиректора. — Но речь идет о работе. Почему вы делаете монтаж вместо режиссера?— Повторяю, это распоряжение Крахмальникова…— Милочка моя, — язвительно растянула губы в улыбке Галина Юрьевна, — кого вы пытаетесь обмануть? Мне же прекрасно известно, что Червинский использует в личных целях служебную аппаратуру и транспорт.Ирина вспыхнула:— В таком случае и разбирайтесь с ним, а не со мной.— Естественно, разберемся, — пообещала Загребельная. — После того как распрощаемся с вами. Расчет можете получить в бухгалтерии. Прямо сейчас. А за передачу не беспокойтесь: другие сотрудники справятся с ней не хуже вас. Теперь извините, у меня дела. Всего вам доброго.Ирина хлопнула дверью.Загребельная подвинула к себе список и зачеркнула ее фамилию.На самом деле Крахмальников был не в курсе. Но Загребельная слышала вчерашний разговор Леонида с Гуровиным — она просто включила у секретарши селектор и, выгнав Любу, прослушала внимательно все. Галина Юрьевна была уверена, что Крахмальников теперь ни в чем перечить Якову Ивановичу не будет. А с Гуровиным увольнение Долговой было согласовано давно.Когда Ирина заглянула в монтажную, на ее месте уже сидела Елена Савкова.А Крахмальников, как на зло, пропал. Его никто не видел, похоже, на студии он еще не появлялся.Как и всякое взвинченное сознание, Ирино подсказало ей не правильно: Крахмальников действительно согласен с ее увольнением, а чтобы не выяснять отношения, скрылся. Скандала не хочет.Она разозлилась еще больше. Нагрубила Житковой, послала режиссера, прибежавшего с материалами очередного выпуска новостей:— Пусть Загребельная правит! Я тут больше не работаю.И пошла в буфет.— Что это с вами, Ирина Васильевна? — участливо спросила буфетчица, когда Долгова заказала у нее сто граммов водки. — Случилось что?— Случилось, — ответила Ирина. — Мне дали под зад коленом.— Кто?— Да все! Загребельная, Крахмальников, Гуровин.— Не может быть! Вас, Ирина Васильевна!— Меня.Буфетчица сокрушенно покачала головой:— Что за времена пошли? Хорошему человеку нигде жизни нет.Ирина вздохнула, выпила сразу полрюмки, поморщилась, закурила.— Ладно, черт с ними!— Нет, — все никак не унималась буфетчица, — даже подумать нельзя, чтобы вас… И что же вы теперь делать будете?— Работу искать. Пойду вон, как ты, торговать. Буфетчица рассмеялась.— Чему ты смеешься? — удивилась Долгова. — Думаешь, я не смогу?— Не, Ирина Васильевна. Вы для такой работы слишком культурная. А здесь не культура нужна, а ум.— По-твоему, у меня ума нет?— У вас есть ум, но тут другой нужен. Хитрый. — Буфетчица вдруг склонилась через стойку и понизила голос:— Ирина Васильевна, вы должны в суд подать.— Да пошли они. Не хочу связываться.— Ну и зря. За себя надо бороться.— За что? — усмехнулась Долгова. — За эту студию вшивую? Еще чего! Я не пропаду. А они, — Ирина неопределенно махнула куда-то в сторону, — пусть горят синим пламенем.— Точно! — согласилась буфетчица. — Пусть горят!Все, решила Долгова, больше я сюда никогда не приду. Даже за расчетом. Даже если позовут обратно.Она оглядела свой кабинет, вытащила из стола и засунула в сумку кипу бумаг, отнесла фирменную пепельницу в отдел, сняла с полки несколько тяжеленных словарей и подарила Лобикову, в пакет запихнула сменные туфли. Выкурила напоследок сигарету с расстроенными коллегами, расцеловалась с ними и ушла.На улице сообразила, что с таким багажом замучается в метро: ей нужно было сначала в фирму “КВИН”, потом домой, в другой конец города. Пришлось взять такси. И только в машине она вспомнила: забыла на столе банку пива.А так хотелось попробовать. Москва Уже под утро Крахмальников добрался до квартирки на Кондратюка и свалился замертво. Надо было выспаться. День предстоял трудный.Проснулся в одиннадцать и не сразу сообразил, где он. В первый раз он спал здесь один. Теперь, в утреннем мутном свете, стены выглядели еще неуютнее, холоднее. И кто додумался наклеить голубые обои?Да, не место красит человека, а человек место. Было здесь когда-то и тепло и уютно, и обои казались веселыми.Крахмальников залез под душ, пятками чувствуя шероховатость старой, потертой ванны. Брезгливо поджал пальцы.В комнате зазвонил мобильник.Как был голый, Леонид бросился к телефону:— Алло.— Лень, это я. Ты где? Жена.— Я на работе, ты же знаешь, у нас сейчас аврал.— Знаю, у нас тоже. Я напомнить — сегодня мы в восемь должны быть в Доме оперы у Ростроповича.— Да.— Пока.— Ой нет, Валя, у нас сегодня собрание.— Отмени. Ростропович важнее.— Я перезвоню.Господи, как он мог забыть! Сегодня Ростропович и Вишневская открывают на Остоженке Дом оперы.Леонида с женой пригласили еще за месяц. Он не может не пойти. Там и оба президента будут. Это же событие.Крахмальников тщательно выбрил щетину на скулах, поохал, опрыскиваясь “Эгоистом”, надел чистую рубашку — здесь у него был запас. Костюм для передачи у него на студии. А для работы и этот сойдет.Но на работу почему-то идти не хотелось.Он знал, что там его ждут, уже прошли несколько новостных блоков, уже, наверное, поступили новые сведения от Никитина. Надо провести тракт вечернего ток-шоу. Да полно еще дел!Крахмальников сидел на широком матрасе и смотрел завороженно за окно.Останкинской башни не было. Пропала, исчезла, испарилась.Это было удивительно. Они с Аллой по поводу этого бетонного шприца как только не острили. Он у них был и указующим перстом, и вечно готовым мужским достоинством, и дамокловым мечом, и пупом земли, и восклицательным знаком, и, конечно, постоянным напоминанием, что это их работа.А сейчас башня пропала.Крахмальников даже не пытался понять почему. Ну, наверное, туман скрыл ее, а может, и в самом деле упала.Ему даже нравилась эта жутковатая мистика. Нет башни, нет его работы, нет телевидения вообще. Он никому не нужен. О нем все забыли. Люди по вечерам не пялятся в ящик, а ездят в гости, общаются с женами, воспитывают детей и гуляют по улицам. Станет только лучше. Гораздо лучше.Он просидел так минут двадцать. Ни о чем не думая. Думая обо всем.Потом подул ветер, и шпиль проявился.Крахмальников встал и пошел на студию. Далеко от Москвы В небольшой комнате таможни сидела невероятных размеров женщина с воинственными черными усами. Наверное, на ее форму ушло в два раза больше материи, чем требовалось для самого крупного мужика.— Дэ ты их найшов? — густым басом поинтересовалась она у таможенника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29