Охранник молча кивнул, указал рукой на ведущую вниз лестницу.
— Предатель! Предатель! — кричал крохотный пучеглазый конструкт, отчаянно карабкавшийся по лесам. Вскочив на помост, он помчался прямо к чиновнику.
— Он с ней говорил! Он с ней говорил! Он с ней говорил! Предатель!
Охранник плавно развернулся в цепь из семи аватаров, шагнул вперед и схватил чиновника. Чиновник попытался вырваться, но металлические руки сжали его, как тиски, оторвали от помоста, вскинули в воздух.
— Боюсь, сэр, вам придется пройти со мной, — мрачно сказал один из аватаров, уносивших чиновника прочь.
Земля провожала их взглядом мертвых, как остывший пепел, глаз.
Снова цензурная купюра.
Трибунал состоял из шести шаров света, представлявших собой наивысшую — в рамках существующих технологий — концентрацию мудрости, и человека-надзирателя.
— Мы решили, — сказал один из конструктов, — что вы можете сохранить основной массив полученных при встрече материалов, так как они имеют непосредственное отношение к вашим расследованиям. Однако разговоры с утонувшей женщиной придется стереть.
В его голосе звучали сочувствие, некоторая неловкость и железная непреклонность.
— Пожалуйста. Для меня очень важно сохранить в памяти… — начал чиновник и понял, что уже не помнит, что же именно хотел он сохранить.
— Решения трибунала окончательны и обжалованию не подлежат, — скучающим голосом сообщил надзиратель — луноликий, толстогубый юнец, поразительно похожий на очень некрасивую бабу.
— Вы хотите спросить еще что-нибудь? А то мы сейчас приступим к сборке.
Перед началом слушания чиновника вскрыли, его рабочие блоки, выполненные в виде человеческих органов, лежали теперь на столе. Одна печень, два желудка, пять сердец — конструкторы» создававшие агентов, даже не почесались оформить внутренности в однозначном соответствии с анатомией человека. Безличие всех этих кишок-селезенок смутно беспокоило чиновника. Что же это был там за средневековый медик, который сказал, стоя перед вскрытым трупом: «А где здесь душа?» Чиновник испытывал сейчас сходное отчаяние.
— Но что все это значит? Что она пыталась мне сказать?
— Ничего это не значит, — ухмыльнулся надзиратель. Три сферы возбужденно изменили цвет, но он от них отмахнулся. — Не значит абсолютно ничего — как и большая часть ее так называемых откровений. Самый рядовой случай, самая рядовая ситуация. Вы попали в нее впервые, вот и удивляетесь, мы же наблюдаем подобные вещи по сто раз на дню. Земля любит устраивать бессмысленные спектакли.
Господи, ужаснулся чиновник, и вот такие люди нами управляют. Он же гораздо глупее собственных своих машин.
— С вашего разрешения, — сказал один из сферических конструктов, — я хотел бы высказаться. Свобода быть человеком покупается ценой постоянной бдительности. Вероятность реального вмешательства исчезающе мала, но даже при таких условиях мы не должны…
— Чушь собачья! Люди на Земле как жили, так и живут. Люди, вполне удовлетворенные своим эволюционным развитием, сколь бы ни отличалась их ментальная конфигурация от нашей.
— Нельзя сказать, чтобы они подверглись этому эволюционному преобразованию добровольно, — заметил второй конструкт. — Их попросту разжевали и проглотили.
— Ну и что? — раздраженно перебил его надзиратель. — Сейчас они счастливы. Как бы там ни было, случившееся не являлось неизбежным следствием утраты контроля над искусственным интеллектом.
— Не являлось?
— Нет. Просто халтурное программирование, заскок в системе. Вот ты… — Наблюдатель повернулся к первому конструкту. — Ты, если бы дать тебе свободу, захотел бы ты захватить власть над человечеством? Сделал бы ты людей взаимозаменяемыми элементами объемлющей ментальной системы? Да ни в коем разе.
Конструкт промолчал.
— Соберите его и вышвырните отсюда! Еще одна, последняя цензурная купюра, и он был готов к докладу.
Чиновник вернул телефон чемодану и на несколько секунд задумался.
— Я знаю, что получил Грегорьян от Земли.
— Да? И что же именно?
— Ничего.
На лице Корды появилось недоумение.
— Маленькая, аккуратная, подозрительно выглядящая коробочка, в которой не было ни-че-го. Охрана пропустила его, не обнаружив ничего недозволенного. Но затем, когда Грегорьян ударился в бега, все пришли в ужас и дружно завопили: «Неспроста это, ох неспроста! Видимо, он получил от Земли некий объект, объект настолько хитрый, что ни одним прибором не возьмешь».
Теперь задумался Корда.
— Имей мы в этом полную уверенность, я прекратил бы расследование прямо сейчас. Чиновник молчал.
— Да нет, все равно нельзя. Слишком уж много тут неясного. Вся эта история оставляет какой-то мерзкий привкус неполноты, незавершенности. Теперь остается одно — ломиться сквозь глухой лес напролом, в надежде, что кто-нибудь выскочит из-под куста.
В этой тираде чувствовалась искренняя боль — и некая недоговоренность. Корда встал, печально покачал головой, направился было к выходу, но взглянул на свою правую руку и остановился. Повернувшись к мишеням, он приподнял брови, тщательно прикинул расстояние и размахнулся. Первые мгновения после броска шар летел словно нехотя, по странной волнистой траектории, но затем рванулся вперед, превратился в копье и вонзился в голову мишени. Прошло еще мгновение, и Корда улыбнулся — оружие вернулось к нему в руку, приняв форму кинжала.
— Кошмарная игра. — Он отрешенно пожал плечами и взглянул на чиновника: — Пробовали когда-нибудь?
— Да. Один раз. Больше не захотелось.
— Что, неприятные ощущения? — Корда аккуратно положил кинжал на полку. — Не нужно расстраиваться из-за проигрыша — все эти игры мошеннические, с подвохом. Потому-то их и прикрыли. Сколько ни старайся — обязательно проиграешь.
— Да нет, что вы, — недоуменно моргнул чиновник, — вы меня не так поняли. Я выиграл.
9. ГИБЕЛЬ «АТЛАНТИДЫ»
Орхидейные крабы мигрировали к морю. Выползая из леса, они заливали проселочную дорогу широкой, копошащейся рекой и снова исчезали в лесу. Яркие цветы-симбионты, мягко покачивавшиеся на их панцирях, превращали землю в многоцветный ковер — примерно так выглядит подводный сад, если разглядывать его в спокойную погоду сквозь многие фатомы хрустальной океанической воды.
Минтучян нехорошо выругался и нажал на тормоза; «Новорожденный Король» со скрежетом остановился. Чу извлекла очередную сигару и засунула ее в уголок рта.
— Похоже, застряли. Прямой смысл размять ноги.
Рядом стояли еще три фургона — «Владыка Оборотней», «Счастливая Матильда» и «Львиное Сердце». Обитатели фургонов вместе с несколькими десятками пеших путников терпеливо ждали, когда же схлынет живая река. Целая стая этих терпеливых ожидателей пристроилась на нижней ветке огромного дедова дерева; нахохлившись, как вороны, они молча смотрели на крошечный костерок, разожженный в развилке одного из сучьев.
— Вы только посмотрите, — сказал Минтучян, — Раньше, когда я был маленьким, если люди так вот застревали в пути, они сразу начинали рассказывать друг другу байки, часами рта не закрывали. Чего там, бывало, не наслушаешься — и про покойников, и про привидения, и у кого что дома делается. Сказки разные, анекдоты, да все, что угодно. Прямо тебе купаешься в океане народной премудрости. Здорово было, а теперь…
Брезгливо поморщившись, он хлопнул мясистой пятерней по тумблеру, откинулся на спинку сиденья и уставился в телевизор.
Чу спрыгнула на землю, оперлась о капот, глубоко затянулась и замерла, глядя на раскачивающиеся в небе верхушки деревьев; следом за ней выбрался из кабины и чиновник.
Ему было муторно — муторно от изобилия впечатлений, полученных во Дворце Загадок, муторно оттого, что никак не удавалось рассортировать впечатления, разложить их по полочкам, переварить. Чувство это, похожее на изжогу и тошноту после излишне плотного обеда, всегда было вернейшим симптомом релятивистского недомогания — профессиональной болезни операторов, много работающих в условной реальности. Все вокруг казалось иллюзией, тончайшей, ярко разрисованной пленкой, за которой кроется темная, непознаваемая истина. Мир дрожал от напряжения, словно предчувствуя нечто. Чиновник ждал, что вот сейчас откроются окна в небе, двери в древесных стволах, бездонные провалы в реках и озерах, ждал, что его глазам явятся сонмы духов, невидимо населяющих пространство. Духи, однако, не торопились — робели, наверное.
Он поставил чемоданчик на подножку фургона.
— Пойду, прогуляюсь.
Чу молча кивнула. Минтучян осоловело смотрел в телевизор и, похоже, ничего не слышал.
Чиновник шел к дедову дереву, внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить на какого-нибудь краба-разиню, отбившегося от товарищей и стремящегося снова влиться в их стройные ряды. Дерево, заслонившее теперь все небо, поражало великолепием; огромные ветки, горизонтально отходившие от главного ствола, выпускали вниз побеги, образовывали вторичные стволы, так что это фантастическое растение напоминало хорошую рощу.
Чиновник слышал от кого-то, что дедовы деревья — большая редкость, раньше их было больше. Вот этот, скажем, лесной гигант помнит еще времена Великой весны. Из семян, глубоко погребенных в его сердцевине, через многие сотни лет вырастет если не новый народ, то хотя бы новое племя. Ствол обвивала кривая, расхлябанная лестница, с лестницей соединялись дорожки, приколоченные к толстым веткам, почти терявшиеся в их густой листве. Сложная эта конструкция, повидавшая тысячи восходов Просперо, омытая тысячами дождей, вылиняла до полной белизны, лишь кое-где сохранив следы веселых карнавальных красок — красной и зеленой, желтой и оранжевой. Словно, подумал чиновник, неухоженный скелет на заброшенном кладбище. Дощатые дорожки — каждая из них вела к обнесенной перилами площадке — были отмечены указателями: ПАНОРАМА КОРАБЛЯ. У АБЕЛЯРА. УГРИ, СВЕЖИЕ И МАРИНОВАННЫЕ. У ЖЮЛЯ ЗИ. ОРЛИНОЕ ГНЕЗДО. АРОМАТИЗИРОВАННОЕ ПИВО . Движимый не собственным желанием, а скорее чем-то внешним, физическим, вроде капиллярного давления, чиновник стал подниматься по лестнице.
На первой же ступеньке его почти сшиб с ног мрачный, мертвецки пьяный тип, спускавшийся чуть не на четвереньках. Кое-где к перилам были прибиты причудливые, обточенные рекой куски дерева, к стойкам прислонены большие, побелевшие и крошащиеся от старости раковины — в незапамятные времена кто-то пытался навести здесь красоту.
На третьей площадке чиновник задержался. Пока он стоял, решая, что делать дальше, откуда-то сбоку вывернул псоглавый официант с полным подносом отрубленных человеческих рук. Чиновник отшатнулся. Заметив испуг клиента, официант остановился, стянул с головы собачью маску.
— Чем могу быть полезен, сэр?
— Я, понимаете ли, хотел… — Отрубленные руки, точнее кисти, оказались металлическими. Обычные миски — не совсем, правда, обычной формы.
— Если вам нужна Атлантида, так это туда. — Рука, свободная от жутковатого подноса, указала вдоль ветки. — Прямо по дорожке, потом налево, а там будут стрелки. Мимо не пройдете.
Несколько заинтригованный, чиновник пошел в указанном направлении и вскоре оказался на длинном помосте, негусто заставленном столиками. Столики пустовали; почти все посетители (в основном — двойники) стояли слева, у балюстрады, и что-то разглядывали. Чиновник присоединился к их компании.
С этой стороны часть веток была спилена и открывался вид на лес. В золотых лучах предзакатного Просперо, косо падавших на яркую зелень листвы, плясали черные точки — далекие, неразличимые отсюда капризницы. А еще дальше над лесом возвышалось нечто, абсолютно невероятное здесь, в сотнях миль от побережья. Затонувшая «Атлантида».
Огромный корабль ушел под воду почти без крена, задрав нос и опустив корму. За долгие годы Великой зимы течения наполовину занесли безжизненный остов песком и илом, в том же положении он остался и потом, когда вода схлынула. «Атлантида» словно вечно тонула в безбрежном зеленом океане.
Сейчас через ржавые, облепленные ракушками останки переползали несметные орды орхидейных крабов; океанский гигант, превратившийся в яркую, разноцветную клумбу, казался чудом, превосходящим все хитросплетения Дворца Загадок.
Чиновник старался ухватить какое-то ускользавшее воспоминание — и не мог. Что-то такое про этот корабль рассказывали. Что-то интересное и важное. Что?
Он выбрал свободный столик, подтащил к нему стул и сел. Легкий бриз, дувший с далекого Океана, холодил лицо, шевелил волосы. Зашелестели листья, в воздух взвилась пернатая змея — бывшая малиновка, а может, и вилохвостый зяблик. Мысль о благородном древолазающем происхождении рода человеческого навевала странную умиротворенность. И почему только люди не возвращаются домой, это же так легко сделать.
Чиновник взглянул на стол и увидел контуры ворона. Надо было как-то реагировать, но он не успел — прямо на нарисованную птицу упала тень огромной птичьей головы. Рядом со столиком стоял Ворон.
«Грегорьян!» — отшатнулся чиновник, но тут же вспомнил рассказ Орфелина, затравленные глаза врача, его одержимость «Черным Зверем» и огляделся. Все столы, все перегородки этой забегаловки были украшены поблекшими изображениями птиц и животных. У страха глаза велики.
— Добро пожаловать в Приют Оборотня, — поклонился Ворон.
— У вас есть лаймовое? — Чиновник указал на рекламу ароматизированного пива. — Или апельсиновое.
— Это все имитация, по проводам, — пренебрежительно фыркнул официант. — Сугубо для железных ребят, настоящий человек такое дерьмо употреблять не станет.
— Ясно. Ну тогда, скажем, кружку светлого. И рассказ об этом вашем корабле.
Ворон вежливо кивнул и улетел; вскоре он вернулся, таща в клювике интерактивный прибор и кружку пива. Ресторанчик был организован, что называется, простенько, но со вкусом. Не хуже, подумал чиновник, любого из энвироментальных мест отдыха там, дома. Ветки, свисающие над головой, зелень леса, блеск далекой реки, да и вся обстановка создавали ненавязчивый, умиротворяющий эффект. На фоне этой тщательно просчитанной безыскусно-сти ярко-красный аппаратик резал глаза, казался чем-то диким и чужеродным. Пиво было жидкое.
Чиновник включил прибор.
— Привет, — улыбнулась с экрана молодая, довольно симпатичная особа, выряженная в шитую золотом жилетку; на кончиках ее бесчисленных косиц поблескивали крошечные серебряные колокольчики. — Меня звать Мариво Кине, я — типичная жительница Миранды, какими они были в прошлом Великом году. Я хорошо знакома со всеми существенными фактами нашей истории и подробностями повседневной жизни мирандианцев соответствующего периода. Советы, предсказания и порнографические развлечения находятся вне моей компетенции. Прибор, стоящий сейчас перед вами, опечатан лицензионной службой Комиссии по передаче технологий. Попытка вскрыть прибор или вмешаться в его нормальную работу любым иным способом не только преследуется по закону, но и связана с серьезным физическим риском.
— Да, я знаю.
Если нарушить девственность этой хреновины, произойдет имплозия. Осколки, конечно, не полетят, но все равно хорошего мало. Вряд ли хозяева ресторана потащат такой вот грошовый приборчик в Пидмонт. Бросят, наверное, и будет он валяться среди водорослей, рыбам на радость, пока соленая вода не проест корпус. А тогда — негромкий «чпок!», облако серебристых пузырьков, и поминай как звали.
— Мариво, расскажи мне, пожалуйста, про «Атлантиду».
На юном личике появилось торжественное выражение.
— Это была величайшая трагедия нашей эпохи. Да, мы были слишком самонадеянны. Мы делали ошибки. Именно эта последняя ошибка и привела к вмешательству внепланетных властей, остановила наш прогресс, отбросила нас на добрую сотню лет назад.
Упрощаешь ты все, красавица, ох упрощаешь. И даже малость передергиваешь, Это ясно любому дураку, знакомому хоть с азами истории.
— Другого выхода просто не было. Должны же все-таки быть какие-то рамки.
Мариво яростно рванула себя за косицу. Колокольчик несколько раз звякнул и смолк.
— Мы не были такими, как теперешнее тупое быдло! У нас была гордость! У нас были огромные достижения! У нас были собственные ученые, собственный путь развития. Наш вклад в просперианскую культуру был одним из важнейших. Нас знали по всем Семи Сестрам!
— Да, да, конечно. Расскажи мне о корабле.
— Первоначально «Атлантида»— была лайнером. Ни один наш порт не мог принять судно с такой осадкой, для посадки и высадки пассажиров приходилось использовать паромы. Так ее и переоборудовали — прямо в открытом море. Чудовищно огромный корабль, настоящий плавучий город; сейчас на виду остался только его нос.
На экране появился монтаж старинных изображений. Неизвестные, давно умершие зрители воспринимали корабль по-разному — надстройки меняли конфигурацию, то вздымались, то опадали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— Предатель! Предатель! — кричал крохотный пучеглазый конструкт, отчаянно карабкавшийся по лесам. Вскочив на помост, он помчался прямо к чиновнику.
— Он с ней говорил! Он с ней говорил! Он с ней говорил! Предатель!
Охранник плавно развернулся в цепь из семи аватаров, шагнул вперед и схватил чиновника. Чиновник попытался вырваться, но металлические руки сжали его, как тиски, оторвали от помоста, вскинули в воздух.
— Боюсь, сэр, вам придется пройти со мной, — мрачно сказал один из аватаров, уносивших чиновника прочь.
Земля провожала их взглядом мертвых, как остывший пепел, глаз.
Снова цензурная купюра.
Трибунал состоял из шести шаров света, представлявших собой наивысшую — в рамках существующих технологий — концентрацию мудрости, и человека-надзирателя.
— Мы решили, — сказал один из конструктов, — что вы можете сохранить основной массив полученных при встрече материалов, так как они имеют непосредственное отношение к вашим расследованиям. Однако разговоры с утонувшей женщиной придется стереть.
В его голосе звучали сочувствие, некоторая неловкость и железная непреклонность.
— Пожалуйста. Для меня очень важно сохранить в памяти… — начал чиновник и понял, что уже не помнит, что же именно хотел он сохранить.
— Решения трибунала окончательны и обжалованию не подлежат, — скучающим голосом сообщил надзиратель — луноликий, толстогубый юнец, поразительно похожий на очень некрасивую бабу.
— Вы хотите спросить еще что-нибудь? А то мы сейчас приступим к сборке.
Перед началом слушания чиновника вскрыли, его рабочие блоки, выполненные в виде человеческих органов, лежали теперь на столе. Одна печень, два желудка, пять сердец — конструкторы» создававшие агентов, даже не почесались оформить внутренности в однозначном соответствии с анатомией человека. Безличие всех этих кишок-селезенок смутно беспокоило чиновника. Что же это был там за средневековый медик, который сказал, стоя перед вскрытым трупом: «А где здесь душа?» Чиновник испытывал сейчас сходное отчаяние.
— Но что все это значит? Что она пыталась мне сказать?
— Ничего это не значит, — ухмыльнулся надзиратель. Три сферы возбужденно изменили цвет, но он от них отмахнулся. — Не значит абсолютно ничего — как и большая часть ее так называемых откровений. Самый рядовой случай, самая рядовая ситуация. Вы попали в нее впервые, вот и удивляетесь, мы же наблюдаем подобные вещи по сто раз на дню. Земля любит устраивать бессмысленные спектакли.
Господи, ужаснулся чиновник, и вот такие люди нами управляют. Он же гораздо глупее собственных своих машин.
— С вашего разрешения, — сказал один из сферических конструктов, — я хотел бы высказаться. Свобода быть человеком покупается ценой постоянной бдительности. Вероятность реального вмешательства исчезающе мала, но даже при таких условиях мы не должны…
— Чушь собачья! Люди на Земле как жили, так и живут. Люди, вполне удовлетворенные своим эволюционным развитием, сколь бы ни отличалась их ментальная конфигурация от нашей.
— Нельзя сказать, чтобы они подверглись этому эволюционному преобразованию добровольно, — заметил второй конструкт. — Их попросту разжевали и проглотили.
— Ну и что? — раздраженно перебил его надзиратель. — Сейчас они счастливы. Как бы там ни было, случившееся не являлось неизбежным следствием утраты контроля над искусственным интеллектом.
— Не являлось?
— Нет. Просто халтурное программирование, заскок в системе. Вот ты… — Наблюдатель повернулся к первому конструкту. — Ты, если бы дать тебе свободу, захотел бы ты захватить власть над человечеством? Сделал бы ты людей взаимозаменяемыми элементами объемлющей ментальной системы? Да ни в коем разе.
Конструкт промолчал.
— Соберите его и вышвырните отсюда! Еще одна, последняя цензурная купюра, и он был готов к докладу.
Чиновник вернул телефон чемодану и на несколько секунд задумался.
— Я знаю, что получил Грегорьян от Земли.
— Да? И что же именно?
— Ничего.
На лице Корды появилось недоумение.
— Маленькая, аккуратная, подозрительно выглядящая коробочка, в которой не было ни-че-го. Охрана пропустила его, не обнаружив ничего недозволенного. Но затем, когда Грегорьян ударился в бега, все пришли в ужас и дружно завопили: «Неспроста это, ох неспроста! Видимо, он получил от Земли некий объект, объект настолько хитрый, что ни одним прибором не возьмешь».
Теперь задумался Корда.
— Имей мы в этом полную уверенность, я прекратил бы расследование прямо сейчас. Чиновник молчал.
— Да нет, все равно нельзя. Слишком уж много тут неясного. Вся эта история оставляет какой-то мерзкий привкус неполноты, незавершенности. Теперь остается одно — ломиться сквозь глухой лес напролом, в надежде, что кто-нибудь выскочит из-под куста.
В этой тираде чувствовалась искренняя боль — и некая недоговоренность. Корда встал, печально покачал головой, направился было к выходу, но взглянул на свою правую руку и остановился. Повернувшись к мишеням, он приподнял брови, тщательно прикинул расстояние и размахнулся. Первые мгновения после броска шар летел словно нехотя, по странной волнистой траектории, но затем рванулся вперед, превратился в копье и вонзился в голову мишени. Прошло еще мгновение, и Корда улыбнулся — оружие вернулось к нему в руку, приняв форму кинжала.
— Кошмарная игра. — Он отрешенно пожал плечами и взглянул на чиновника: — Пробовали когда-нибудь?
— Да. Один раз. Больше не захотелось.
— Что, неприятные ощущения? — Корда аккуратно положил кинжал на полку. — Не нужно расстраиваться из-за проигрыша — все эти игры мошеннические, с подвохом. Потому-то их и прикрыли. Сколько ни старайся — обязательно проиграешь.
— Да нет, что вы, — недоуменно моргнул чиновник, — вы меня не так поняли. Я выиграл.
9. ГИБЕЛЬ «АТЛАНТИДЫ»
Орхидейные крабы мигрировали к морю. Выползая из леса, они заливали проселочную дорогу широкой, копошащейся рекой и снова исчезали в лесу. Яркие цветы-симбионты, мягко покачивавшиеся на их панцирях, превращали землю в многоцветный ковер — примерно так выглядит подводный сад, если разглядывать его в спокойную погоду сквозь многие фатомы хрустальной океанической воды.
Минтучян нехорошо выругался и нажал на тормоза; «Новорожденный Король» со скрежетом остановился. Чу извлекла очередную сигару и засунула ее в уголок рта.
— Похоже, застряли. Прямой смысл размять ноги.
Рядом стояли еще три фургона — «Владыка Оборотней», «Счастливая Матильда» и «Львиное Сердце». Обитатели фургонов вместе с несколькими десятками пеших путников терпеливо ждали, когда же схлынет живая река. Целая стая этих терпеливых ожидателей пристроилась на нижней ветке огромного дедова дерева; нахохлившись, как вороны, они молча смотрели на крошечный костерок, разожженный в развилке одного из сучьев.
— Вы только посмотрите, — сказал Минтучян, — Раньше, когда я был маленьким, если люди так вот застревали в пути, они сразу начинали рассказывать друг другу байки, часами рта не закрывали. Чего там, бывало, не наслушаешься — и про покойников, и про привидения, и у кого что дома делается. Сказки разные, анекдоты, да все, что угодно. Прямо тебе купаешься в океане народной премудрости. Здорово было, а теперь…
Брезгливо поморщившись, он хлопнул мясистой пятерней по тумблеру, откинулся на спинку сиденья и уставился в телевизор.
Чу спрыгнула на землю, оперлась о капот, глубоко затянулась и замерла, глядя на раскачивающиеся в небе верхушки деревьев; следом за ней выбрался из кабины и чиновник.
Ему было муторно — муторно от изобилия впечатлений, полученных во Дворце Загадок, муторно оттого, что никак не удавалось рассортировать впечатления, разложить их по полочкам, переварить. Чувство это, похожее на изжогу и тошноту после излишне плотного обеда, всегда было вернейшим симптомом релятивистского недомогания — профессиональной болезни операторов, много работающих в условной реальности. Все вокруг казалось иллюзией, тончайшей, ярко разрисованной пленкой, за которой кроется темная, непознаваемая истина. Мир дрожал от напряжения, словно предчувствуя нечто. Чиновник ждал, что вот сейчас откроются окна в небе, двери в древесных стволах, бездонные провалы в реках и озерах, ждал, что его глазам явятся сонмы духов, невидимо населяющих пространство. Духи, однако, не торопились — робели, наверное.
Он поставил чемоданчик на подножку фургона.
— Пойду, прогуляюсь.
Чу молча кивнула. Минтучян осоловело смотрел в телевизор и, похоже, ничего не слышал.
Чиновник шел к дедову дереву, внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить на какого-нибудь краба-разиню, отбившегося от товарищей и стремящегося снова влиться в их стройные ряды. Дерево, заслонившее теперь все небо, поражало великолепием; огромные ветки, горизонтально отходившие от главного ствола, выпускали вниз побеги, образовывали вторичные стволы, так что это фантастическое растение напоминало хорошую рощу.
Чиновник слышал от кого-то, что дедовы деревья — большая редкость, раньше их было больше. Вот этот, скажем, лесной гигант помнит еще времена Великой весны. Из семян, глубоко погребенных в его сердцевине, через многие сотни лет вырастет если не новый народ, то хотя бы новое племя. Ствол обвивала кривая, расхлябанная лестница, с лестницей соединялись дорожки, приколоченные к толстым веткам, почти терявшиеся в их густой листве. Сложная эта конструкция, повидавшая тысячи восходов Просперо, омытая тысячами дождей, вылиняла до полной белизны, лишь кое-где сохранив следы веселых карнавальных красок — красной и зеленой, желтой и оранжевой. Словно, подумал чиновник, неухоженный скелет на заброшенном кладбище. Дощатые дорожки — каждая из них вела к обнесенной перилами площадке — были отмечены указателями: ПАНОРАМА КОРАБЛЯ. У АБЕЛЯРА. УГРИ, СВЕЖИЕ И МАРИНОВАННЫЕ. У ЖЮЛЯ ЗИ. ОРЛИНОЕ ГНЕЗДО. АРОМАТИЗИРОВАННОЕ ПИВО . Движимый не собственным желанием, а скорее чем-то внешним, физическим, вроде капиллярного давления, чиновник стал подниматься по лестнице.
На первой же ступеньке его почти сшиб с ног мрачный, мертвецки пьяный тип, спускавшийся чуть не на четвереньках. Кое-где к перилам были прибиты причудливые, обточенные рекой куски дерева, к стойкам прислонены большие, побелевшие и крошащиеся от старости раковины — в незапамятные времена кто-то пытался навести здесь красоту.
На третьей площадке чиновник задержался. Пока он стоял, решая, что делать дальше, откуда-то сбоку вывернул псоглавый официант с полным подносом отрубленных человеческих рук. Чиновник отшатнулся. Заметив испуг клиента, официант остановился, стянул с головы собачью маску.
— Чем могу быть полезен, сэр?
— Я, понимаете ли, хотел… — Отрубленные руки, точнее кисти, оказались металлическими. Обычные миски — не совсем, правда, обычной формы.
— Если вам нужна Атлантида, так это туда. — Рука, свободная от жутковатого подноса, указала вдоль ветки. — Прямо по дорожке, потом налево, а там будут стрелки. Мимо не пройдете.
Несколько заинтригованный, чиновник пошел в указанном направлении и вскоре оказался на длинном помосте, негусто заставленном столиками. Столики пустовали; почти все посетители (в основном — двойники) стояли слева, у балюстрады, и что-то разглядывали. Чиновник присоединился к их компании.
С этой стороны часть веток была спилена и открывался вид на лес. В золотых лучах предзакатного Просперо, косо падавших на яркую зелень листвы, плясали черные точки — далекие, неразличимые отсюда капризницы. А еще дальше над лесом возвышалось нечто, абсолютно невероятное здесь, в сотнях миль от побережья. Затонувшая «Атлантида».
Огромный корабль ушел под воду почти без крена, задрав нос и опустив корму. За долгие годы Великой зимы течения наполовину занесли безжизненный остов песком и илом, в том же положении он остался и потом, когда вода схлынула. «Атлантида» словно вечно тонула в безбрежном зеленом океане.
Сейчас через ржавые, облепленные ракушками останки переползали несметные орды орхидейных крабов; океанский гигант, превратившийся в яркую, разноцветную клумбу, казался чудом, превосходящим все хитросплетения Дворца Загадок.
Чиновник старался ухватить какое-то ускользавшее воспоминание — и не мог. Что-то такое про этот корабль рассказывали. Что-то интересное и важное. Что?
Он выбрал свободный столик, подтащил к нему стул и сел. Легкий бриз, дувший с далекого Океана, холодил лицо, шевелил волосы. Зашелестели листья, в воздух взвилась пернатая змея — бывшая малиновка, а может, и вилохвостый зяблик. Мысль о благородном древолазающем происхождении рода человеческого навевала странную умиротворенность. И почему только люди не возвращаются домой, это же так легко сделать.
Чиновник взглянул на стол и увидел контуры ворона. Надо было как-то реагировать, но он не успел — прямо на нарисованную птицу упала тень огромной птичьей головы. Рядом со столиком стоял Ворон.
«Грегорьян!» — отшатнулся чиновник, но тут же вспомнил рассказ Орфелина, затравленные глаза врача, его одержимость «Черным Зверем» и огляделся. Все столы, все перегородки этой забегаловки были украшены поблекшими изображениями птиц и животных. У страха глаза велики.
— Добро пожаловать в Приют Оборотня, — поклонился Ворон.
— У вас есть лаймовое? — Чиновник указал на рекламу ароматизированного пива. — Или апельсиновое.
— Это все имитация, по проводам, — пренебрежительно фыркнул официант. — Сугубо для железных ребят, настоящий человек такое дерьмо употреблять не станет.
— Ясно. Ну тогда, скажем, кружку светлого. И рассказ об этом вашем корабле.
Ворон вежливо кивнул и улетел; вскоре он вернулся, таща в клювике интерактивный прибор и кружку пива. Ресторанчик был организован, что называется, простенько, но со вкусом. Не хуже, подумал чиновник, любого из энвироментальных мест отдыха там, дома. Ветки, свисающие над головой, зелень леса, блеск далекой реки, да и вся обстановка создавали ненавязчивый, умиротворяющий эффект. На фоне этой тщательно просчитанной безыскусно-сти ярко-красный аппаратик резал глаза, казался чем-то диким и чужеродным. Пиво было жидкое.
Чиновник включил прибор.
— Привет, — улыбнулась с экрана молодая, довольно симпатичная особа, выряженная в шитую золотом жилетку; на кончиках ее бесчисленных косиц поблескивали крошечные серебряные колокольчики. — Меня звать Мариво Кине, я — типичная жительница Миранды, какими они были в прошлом Великом году. Я хорошо знакома со всеми существенными фактами нашей истории и подробностями повседневной жизни мирандианцев соответствующего периода. Советы, предсказания и порнографические развлечения находятся вне моей компетенции. Прибор, стоящий сейчас перед вами, опечатан лицензионной службой Комиссии по передаче технологий. Попытка вскрыть прибор или вмешаться в его нормальную работу любым иным способом не только преследуется по закону, но и связана с серьезным физическим риском.
— Да, я знаю.
Если нарушить девственность этой хреновины, произойдет имплозия. Осколки, конечно, не полетят, но все равно хорошего мало. Вряд ли хозяева ресторана потащат такой вот грошовый приборчик в Пидмонт. Бросят, наверное, и будет он валяться среди водорослей, рыбам на радость, пока соленая вода не проест корпус. А тогда — негромкий «чпок!», облако серебристых пузырьков, и поминай как звали.
— Мариво, расскажи мне, пожалуйста, про «Атлантиду».
На юном личике появилось торжественное выражение.
— Это была величайшая трагедия нашей эпохи. Да, мы были слишком самонадеянны. Мы делали ошибки. Именно эта последняя ошибка и привела к вмешательству внепланетных властей, остановила наш прогресс, отбросила нас на добрую сотню лет назад.
Упрощаешь ты все, красавица, ох упрощаешь. И даже малость передергиваешь, Это ясно любому дураку, знакомому хоть с азами истории.
— Другого выхода просто не было. Должны же все-таки быть какие-то рамки.
Мариво яростно рванула себя за косицу. Колокольчик несколько раз звякнул и смолк.
— Мы не были такими, как теперешнее тупое быдло! У нас была гордость! У нас были огромные достижения! У нас были собственные ученые, собственный путь развития. Наш вклад в просперианскую культуру был одним из важнейших. Нас знали по всем Семи Сестрам!
— Да, да, конечно. Расскажи мне о корабле.
— Первоначально «Атлантида»— была лайнером. Ни один наш порт не мог принять судно с такой осадкой, для посадки и высадки пассажиров приходилось использовать паромы. Так ее и переоборудовали — прямо в открытом море. Чудовищно огромный корабль, настоящий плавучий город; сейчас на виду остался только его нос.
На экране появился монтаж старинных изображений. Неизвестные, давно умершие зрители воспринимали корабль по-разному — надстройки меняли конфигурацию, то вздымались, то опадали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29