Вся обстановка Звездной палаты — вплоть до запахов старой кожи и давно позабытого табака — была рассчитана на то, чтобы вселить в заседающих торжественное настроение, соответствующее серьезности обсуждаемых проблем. Кроме Корды и Филиппа здесь находились Оримото из бухгалтерии, Мушг из аналитического отдела и некая иссохшая старушонка, представлявшая Отдел экспансии цивилизации. Все это были пустышки, приглашенные сюда исключительно ради их личных кодов — если, паче чаяния, сотрудники Оперативного отдела решат, что дело совсем швах и надо проводить глубокое зондирование.
— Ты, главное, пойми, что все мы на твоей стороне, — вмешался Филипп. Деланная улыбка должна была свидетельствовать о дружеском участии. Наверное. Затем он смолк, чтобы поменять деланную улыбку на столь же деланную маску скорби и сожаления. — Но мы не совсем понимаем, как это вышло, что ты дал такое… э-э… такое неудачное интервью.
— Нечего тут и понимать, — сказал чиновник. — Сделал он меня, вот и все. Вывел из равновесия, а потом натравил репортеров.
Корда хмуро разглядывал сцепленные на столе руки.
— Вывел, значит, из равновесия? Да ты там просто взбесился.
— Извините, пожалуйста, — перебила его Мушг. — А не могли бы мы ознакомиться с обсуждаемым роликом?
Ну кто бы мог ожидать такую независимость, внутренне усмехнулся чиновник. Брови Филиппа недоуменно поползли вверх — словно его собственный локоть взял вдруг и осмелился критиковать застольные манеры хозяина. Затем он смирился, пожал плечами и коротко кивнул. Все молча ждали, пока чемодан Филиппа принесет телевизор, установит его на столе и включит. На экране появился чиновник, встрепанный и раскрасневшийся; перед самым его носом раскачивался микрофон.
— Я выслежу его, я его найду. Где бы он ни был. Пусть забьется в самую глубокую дыру — от меня ему не уйти!
— Правда ли, что он похитил некую запрещенную технологию?— спросил голос за кадром. Чиновник пожал плечами и отмахнулся.
— Как вы думаете, - настаивал все тот же голос, — он очень опасен?
— Вот, сейчас, — сказал Корда.
— Грегорьян — самый опасный человек на этой планете.
— Я пребывал тогда в некотором стрессе…
— Почему они называют его самым опасным человеком на этой планете? — На экране возникло мощное, словно из гранита высеченное, лицо Грего-рьяна. В холодных, как арктический лед, глазах светилась суровая, неумолимая мудрость. — Что знает этот человек? Какие знания пытаются они скрыть от вас? Вы можете сами… — Корда выключил телевизор.
— Лучшей ему рекламы и нарочно не придумаешь, даже за деньги.
Неловкое молчание было прервано звонком телефона. Чемодан вынул аппарат из кармана, протянул его чиновнику:
— Это вас.
Благодаря судьбу за минутную передышку, чиновник взял телефон и услышал свой собственный голос:
— Я вернулся из бутылочной лавки. Докладываю?
— Давай.
Чиновник впитал агента.
В огромном, почти безлюдном коридоре, известном под названием улица Антикваров, он подошел к скоплению маленьких лавчонок с темными, заросшими пылью витринами и толкнулся в ничем не примечательную дверь. Звякнул колокольчик. Полки, занимавшие все стены сумрачного помещения, были тесно уставлены пыльными, толстого стекла бутылками, среди которых попадались и средневековые, а самые старые экземпляры относились, пожалуй, к неолиту. В углах потолка парили золоченые, снисходительно улыбающиеся амурчики.
За прилавком стоял простейший конструкт, украшенный всего лишь козлиной головой и парой перчаток. Козлиная голова подобострастно склонилась, перчатки сложились перед металлической грудью. Ишь ты, какой вежливый.
— Добро пожаловать в бутылочную лавку, господин. Чем могу служить?
— Я ищу нечто, м-м-м… — Чиновник раздраженно взмахнул рукой, пытаясь подобрать подходящее слово. — Нечто несколько необычное, даже сомнительное.
— Тогда вы пришли по адресу. Здесь собраны все проклятые, отвергнутые порождения науки, устарелая, сомнительная, даже неблагопристойная информация, которой нет больше нигде. Плоские и полые миры, дожди из лягушек, явления ангелов. В одной бутылке — алхимическая система Парацельса, в соседней — алхимическая система сэра Исаака Ньютона. Здесь закупорена пифагорейская нумерология, здесь — френология, плечом к плечу с демонологией, астрологией и способами отпугивания акул. Сейчас все это сильно смахивает на свалку, но во время оно хранящаяся у нас информация имела весьма важное значение. Кое-что из нее считалось высшим и окончательным достижением науки.
— А магией вы торгуете?
— Магией всех существующих разновидностей, сэр. Некромантия, геомантия, ритуальные жертвоприношения, предсказание будущего по внутренностям животного и по приметам, по чернильным кляксам, по снам и с помощью хрустального шара. Анимизм, фетишизм, социальный дарвинизм, психоистория, теория непрерывного творения, ламар-кианская генетика, псионика и так далее и тому подобное. Да и то сказать, что есть магия, если не наука невозможного?
— Не так давно я видел человека с тремя глазами… — Чиновник описал третий глаз доктора Орфелина.
Козлиная голова задумчиво склонилась набок.
— Пожалуй, у нас есть то, что вы ищете.
Он перебрал пальцами несколько бутылок, помедлил над одной из них, достал с полки другую и встряхнул. Судя по стуку, внутри бутылки перекатывалось нечто вроде тяжелого шарика. Продавец торжественно вытащил пробку и положил на прилавок стеклянный глаз.
— Вот.
Чиновник внимательно изучил не совсем обычный предмет. Самый доподлинный человеческий глаз, голубой, с округленной Т-образной впадиной
на тыльной стороне.
— И как он действует?
— Элементарнейшая йога. Работая в Приливных Землях, вы, скорее всего, наслышаны, что мистики этих мест великолепно управляют физиологическими функциями своего организма.
— Да, — кивнул чиновник.
— Хорошо. Адепт проглатывает такой вот глаз и хранит его в желудке. В нужный момент он отрыгивает глаз и прижимает гладкую сторону к внутренней поверхности губ; теперь остается только приоткрыть рот, и восхищенные зрители разразятся бурей оваций. Поместив кончик языка в эту вот насечку, можно поворачивать глаз направо-налево и вверх-вниз.
Глаз вернулся в бутылку, закупоренная бутылка — на полку.
— Простейший фокус.
— Так почему же я на него попался? Козлиная голова вопросительно склонилась налево.
— Это настоящий вопрос или риторический?
Слова продавца застали чиновника врасплох, он не столько спрашивал, сколько говорил сам с собой. Ну, ладно, если уж так вышло…
— Отвечайте.
— Хорошо, сэр. Фокусник подобен учителю, конструктору или актеру, все они манипулируют информацией и таким образом воздействуют на реальный мир. Однако с актером его роднит еще одна общая черта — искусство иллюзии. Оба они стремятся убедить свою аудиторию в том, что фальшивое — не фальшиво. Значение, смысл заметно усиливает иллюзию. В драме значение поставляется сюжетом, а вот фокусничество — в нормальной обстановке — его лишено. Фокус исполняется совершенно в открытую, при помощи ловких отвлекающих маневров. Однако если появляется соответствующий контекст и значение — впечатление, производимое фокусом, неимоверно возрастает. Сколько я понимаю, для вас появление третьего глаза имело какое-то вполне определенное значение, так ведь?
— Этот человек сказал, что исследует меня на предмет чуждых духовных влияний.
— Вот именно, и это определило остроту вашей реакции. Наблюдай вы подобный трюк из зрительного зала, он удивил бы вас, но никак уж не привел бы в трепет. Зная, что это именно фокус, вы пытались бы его разгадать. Значение же отвлекает разум совсем в другую сторону, превращает любопытную головоломку в глубокую тайну, мистерию. Невозможность увиденного настолько вас потрясла, что вы спрашивали себя: «Неужели я видел это своими собственными глазами?» Хотя нужно было спросить: «Интересно, как же он это делает?»
— М-м-да.
— Это все, сэр?
— Нет. Я хочу знать в точности, что может и чего не может тамошний волшебник — каковы пределы его искусства, способностей, называйте как хотите. В кратком, сухом изложении.
— У нас нет ничего подобного.
— Не рассказывайте сказок. Еще живы люди, помнящие, как в Уайтмарше разразился открытый мятеж. Нет никаких сомнений, что мы засылали туда агентов. Должны были остаться их донесения, рекомендации, резюме.
—. Да, конечно. В закрытом фонде.
— Кой черт, мне крайне необходима эта информация.
— Ничем не могу помочь. — Конструкт сокрушенно помотал козлиной головой, широко раскинул свои перчатки. — Обратитесь в ведомство, наложившее запрет.
— Это куда же?
Перчатки скользнули вниз, зажгли белую свечу. Затем они выдвинули ящик, выудили из ящика чистый лист бумаги, подержали бумагу над пламенем. Вскоре на белом листе проявились угольно-черные буквы: «Запрет поступил из Комиссии по передаче технологий».
Поток информации прекратился. Возвращая чемодану телефон, чиновник услышал легкий щелчок — первый из агентов возвратился в небытие.
— Больше всего нас беспокоит, — сказал Филипп, — публичный характер твоего заявления. Каменный дом на нас в ярости, они там прямо на ушах стоят. Мы обязаны представить им какое-нибудь, хоть мал-мала связное объяснение твоих действий.
Чемодан Мушг наклонился к уху хозяйки и что-то прошептал.
— Расскажите нам про эту туземку, с которой вы вступили в связь, — попросила излишне въедливая аналитичка.
— Н-ну.. — Чиновник видел, что,Корда и Филипп впали в не меньшее замешательство, чем он сам. Вмешательство Мушг сближало их троих, противопоставляло остальной компании. — Иногда оперативная работа оказывается настолько сложной, что приходится выходить за рамки инструкций, иначе не добьешься никакого результата. Да и то сказать, если бы все шло по правилам — не было бы и самой оперативной работы.
— Какой характер имела ваша связь?
— Связь действительно была, — неохотно согласился чиновник. — И в ней присутствовала эмоциональная составляющая.
— А потом Грегорьян ее убил?
— Да.
— Чтобы спровоцировать вас на неосторожные заявления, пригодные для использования в его рекламе?
— Вероятно, да.
Мушг скептически вскинула брови, но от дальнейших вопросов воздержалась.
— Теперь ты понимаешь, — развел руками Филипп, — в чем тут основная загвоздка. Избранный Грегорьяном сценарий выглядит предельно странно, чтобы не сказать — невероятно.
— Чем глубже влезаем мы в это дело, — пробурчал Корда, — тем меньше в нем понимаем. Тут уж и не хочешь, а начинаешь думать о глубоком зондировании.
Инквизиторы настороженно подобрались. Чиновник оглядел их всех по очереди и задумчиво, почти мечтательно улыбнулся.
— Да, — кивнул он, — проведем зондирование всего отдела, вот и решим вопрос, решим раз и навсегда.
Все неловко зашевелились, наверняка вспоминая мелкие, грязненькие тайны, неизбежно налипающие на любого обитателя Дворца Загадок, который пытается сделать хоть что-нибудь полезное, тайны, совершенно не предназначенные для всеобщего обозрения. Лицо Оримото стало похоже на туго стиснутый кулак. Корда длинно откашлялся.
— Собственно говоря, — небрежно заметил он, — наше слушание носит сугубо неофициальный характер.
— Зачем же такая поспешность, — еще шире улыбнулся чиновник. — К вашему предложению стоит подойти серьезно. — Его чемодан раздал всем присутствующим список засекреченных материалов, полученный агентом в бутылочной лавке. — Нет никаких сомнений, что по крайней мере один сотрудник нашей комиссии связан с Грегорьяном, на это указывают буквально все факты. — Он начал загибать пальцы. — Первое. Значительный массив информации, существенно важной для этого расследования, засекречен — по распоряжению Технологической комиссии. Второе. Один из агентов Грегорьяна сумел выдать себя за моего местного сопровождающего; для этого он должен был получить информацию либо в Каменном доме, либо от нас. Третье…
— Извините, начальник.
Чувствуя легкое раздражение, чиновник выхватил из руки чемодана телефон и снова услышал свой голос:
— Вали.
Он впитал агента.
Филипп находился в собственном своем кабинете — наедине с собственной своей персоной. Оба Филиппа дружно вскинули глаза на вошедшего чиновника.
— Какая нежданная радость.
Филипп свил себе гнездышко по образу и подобию модульных помещений Луны двадцать третьего века, роскошь обстановки балансировала на грани безвкусицы — не всегда на этой грани удерживаясь. Его письменный стол представлял собой массивный обломок вулканической скалы, парящий в полуметре от пола, по гладко отполированной поверхности были картинно разбросаны жезлы с хрустальными набалдашниками, пучки петушиных перьев и целая коллекция мелких, неизвестного назначения амулетов. Слева от стола — высокая стеклянная дверь, за дверью — широкий, с чугунными перилами балкон, под балконом — кирпич и кованое железо какого-то древнего города, окутанные голубоватой дымкой — выхлопными газами бесчисленных автомобилей.
— Я тут сам разберусь, — сказал один из Филиппов, его двойник кивнул и вернулся к прерванной работе.
Непринужденности Филиппа можно было только позавидовать. Общаясь сам с собой, он не испытывал ни малейшего смущения — вне зависимости от того, сколько аватаров породила основная его личность.
Они обменялись рукопожатиями (в данный момент Филиппов было трое, третий находился в каком-то другом месте).
— Един во пяти лицах! — восхищенно воскликнул Филипп. — Я уж было собрался спросить, чего это ты не на допросе, а теперь вижу, что там-то ты и сидишь.
— Какой еще допрос?
Филипп Второй на секунду оторвался от бумаг и одарил чиновника сочувствующей улыбкой.
— Скоро узнаешь, — загадочно пообещал Филипп Первый. — Так чем могу быть полезен?
— В Техкомиссии завелся предатель.
Филипп пораженно воззрился на чиновника, ни один из двух аватаров не шевелился, ни один из четырех глаз ни разу не сморгнул.
— У тебя есть доказательства? — спросил он после долгого молчания.
— Не настолько веские, чтобы добиться повального зондирования.
— Так чего же тебе от меня надо?
— Попить не хочешь? — вмешался Филипп Второй, наливая себе стакан сока. — Вкус, конечно же, не совсем того, при питании по проводам иначе и не бывает. Какая-то там история с концентрацией сахара в крови.
— Да знаю, — отмахнулся чиновник, — Помнится, ты занимался контролем над биологией. Вот я и подумал, а не знаешь ли ты что-нибудь о клони-ровании. Особенно — о клонировании людей.
— Клонирование… Нет, тут я пас. Знаю, конечно, что применение этих методов к человеку запрещено вчистую. В этот гадюшник никому залезать не хочется.
— Если конкретно, мне хотелось бы знать, какую выгоду можно получить от клонирования самого себя?
— Выгоду? Понимаешь ли, чаще всего тут замешано эго, а не какие-нибудь там меркантильные соображения. Желание попрать смерть, получить уверенность, что твое наидрагоценнейшее, святое, ничем и никем не заменимое «Я» пребудет вовеки или — если желаете — до самой точки Омега. Все коренится в топкой трясине души. Встречаются и сдвиги на сексуальной почве. Ничего, собственно говоря, интересного,
— Нет, мой случай совершенно иного сорта. Человек, угробивший на этот проект чуть не всю свою жизнь. Судя по некоторым деталям поведения, он поставил перед собой абсолютно четкую и ясную Цель. И попал в веселенькое положение. Кем бы этот герой ни был, любая странность в поведении мгновенно его выдаст.
— Н-ну… — неохотно начал Филипп. — Имей только в виду: все, что я скажу, крайне туманно. И не думай на меня ссылаться. Давай предположим, что наш злоумышленник занимает достаточно высокий пост в том или ином правительственном учреждении. Конкретизировать не будем. Ну, скажем, сам ловит преступников. Можно представить себе уйму ситуаций, когда ему будет очень с руки иметь не один личный код, а два. В тех, например, случаях, когда для осуществления тайной операции требуется утверждение ее двумя старшими офицерами. Или при голосовании, когда нужно склонить в свою сторону комитетское решение. Система сразу же определит, что коды эти идентичны, — но не сможет ничего возразить, ей помешает закон о невмешательстве в личную жизнь. Очевиднейшая лазейка для мошенников, и ничего с ней не поделаешь — закон есть закон.
— Я, собственно, и сам так думал. Сначала. Только слишком уж все это сложно. Должны существовать тысячи более легких способов обдурить машину.
— Должны, говоришь, существовать? Отщипнуть, скажем, кусочек своей кожи, вырастить в растворе, сделать перчатку и отдать ее соучастнику. Или записать собственную свою передачу и повторить ее чуть позднее. И ничего у тебя не выйдет — система защищена ой как прилично.
Раздался мелодичный звон — Филипп поднес к уху большую морскую раковину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— Ты, главное, пойми, что все мы на твоей стороне, — вмешался Филипп. Деланная улыбка должна была свидетельствовать о дружеском участии. Наверное. Затем он смолк, чтобы поменять деланную улыбку на столь же деланную маску скорби и сожаления. — Но мы не совсем понимаем, как это вышло, что ты дал такое… э-э… такое неудачное интервью.
— Нечего тут и понимать, — сказал чиновник. — Сделал он меня, вот и все. Вывел из равновесия, а потом натравил репортеров.
Корда хмуро разглядывал сцепленные на столе руки.
— Вывел, значит, из равновесия? Да ты там просто взбесился.
— Извините, пожалуйста, — перебила его Мушг. — А не могли бы мы ознакомиться с обсуждаемым роликом?
Ну кто бы мог ожидать такую независимость, внутренне усмехнулся чиновник. Брови Филиппа недоуменно поползли вверх — словно его собственный локоть взял вдруг и осмелился критиковать застольные манеры хозяина. Затем он смирился, пожал плечами и коротко кивнул. Все молча ждали, пока чемодан Филиппа принесет телевизор, установит его на столе и включит. На экране появился чиновник, встрепанный и раскрасневшийся; перед самым его носом раскачивался микрофон.
— Я выслежу его, я его найду. Где бы он ни был. Пусть забьется в самую глубокую дыру — от меня ему не уйти!
— Правда ли, что он похитил некую запрещенную технологию?— спросил голос за кадром. Чиновник пожал плечами и отмахнулся.
— Как вы думаете, - настаивал все тот же голос, — он очень опасен?
— Вот, сейчас, — сказал Корда.
— Грегорьян — самый опасный человек на этой планете.
— Я пребывал тогда в некотором стрессе…
— Почему они называют его самым опасным человеком на этой планете? — На экране возникло мощное, словно из гранита высеченное, лицо Грего-рьяна. В холодных, как арктический лед, глазах светилась суровая, неумолимая мудрость. — Что знает этот человек? Какие знания пытаются они скрыть от вас? Вы можете сами… — Корда выключил телевизор.
— Лучшей ему рекламы и нарочно не придумаешь, даже за деньги.
Неловкое молчание было прервано звонком телефона. Чемодан вынул аппарат из кармана, протянул его чиновнику:
— Это вас.
Благодаря судьбу за минутную передышку, чиновник взял телефон и услышал свой собственный голос:
— Я вернулся из бутылочной лавки. Докладываю?
— Давай.
Чиновник впитал агента.
В огромном, почти безлюдном коридоре, известном под названием улица Антикваров, он подошел к скоплению маленьких лавчонок с темными, заросшими пылью витринами и толкнулся в ничем не примечательную дверь. Звякнул колокольчик. Полки, занимавшие все стены сумрачного помещения, были тесно уставлены пыльными, толстого стекла бутылками, среди которых попадались и средневековые, а самые старые экземпляры относились, пожалуй, к неолиту. В углах потолка парили золоченые, снисходительно улыбающиеся амурчики.
За прилавком стоял простейший конструкт, украшенный всего лишь козлиной головой и парой перчаток. Козлиная голова подобострастно склонилась, перчатки сложились перед металлической грудью. Ишь ты, какой вежливый.
— Добро пожаловать в бутылочную лавку, господин. Чем могу служить?
— Я ищу нечто, м-м-м… — Чиновник раздраженно взмахнул рукой, пытаясь подобрать подходящее слово. — Нечто несколько необычное, даже сомнительное.
— Тогда вы пришли по адресу. Здесь собраны все проклятые, отвергнутые порождения науки, устарелая, сомнительная, даже неблагопристойная информация, которой нет больше нигде. Плоские и полые миры, дожди из лягушек, явления ангелов. В одной бутылке — алхимическая система Парацельса, в соседней — алхимическая система сэра Исаака Ньютона. Здесь закупорена пифагорейская нумерология, здесь — френология, плечом к плечу с демонологией, астрологией и способами отпугивания акул. Сейчас все это сильно смахивает на свалку, но во время оно хранящаяся у нас информация имела весьма важное значение. Кое-что из нее считалось высшим и окончательным достижением науки.
— А магией вы торгуете?
— Магией всех существующих разновидностей, сэр. Некромантия, геомантия, ритуальные жертвоприношения, предсказание будущего по внутренностям животного и по приметам, по чернильным кляксам, по снам и с помощью хрустального шара. Анимизм, фетишизм, социальный дарвинизм, психоистория, теория непрерывного творения, ламар-кианская генетика, псионика и так далее и тому подобное. Да и то сказать, что есть магия, если не наука невозможного?
— Не так давно я видел человека с тремя глазами… — Чиновник описал третий глаз доктора Орфелина.
Козлиная голова задумчиво склонилась набок.
— Пожалуй, у нас есть то, что вы ищете.
Он перебрал пальцами несколько бутылок, помедлил над одной из них, достал с полки другую и встряхнул. Судя по стуку, внутри бутылки перекатывалось нечто вроде тяжелого шарика. Продавец торжественно вытащил пробку и положил на прилавок стеклянный глаз.
— Вот.
Чиновник внимательно изучил не совсем обычный предмет. Самый доподлинный человеческий глаз, голубой, с округленной Т-образной впадиной
на тыльной стороне.
— И как он действует?
— Элементарнейшая йога. Работая в Приливных Землях, вы, скорее всего, наслышаны, что мистики этих мест великолепно управляют физиологическими функциями своего организма.
— Да, — кивнул чиновник.
— Хорошо. Адепт проглатывает такой вот глаз и хранит его в желудке. В нужный момент он отрыгивает глаз и прижимает гладкую сторону к внутренней поверхности губ; теперь остается только приоткрыть рот, и восхищенные зрители разразятся бурей оваций. Поместив кончик языка в эту вот насечку, можно поворачивать глаз направо-налево и вверх-вниз.
Глаз вернулся в бутылку, закупоренная бутылка — на полку.
— Простейший фокус.
— Так почему же я на него попался? Козлиная голова вопросительно склонилась налево.
— Это настоящий вопрос или риторический?
Слова продавца застали чиновника врасплох, он не столько спрашивал, сколько говорил сам с собой. Ну, ладно, если уж так вышло…
— Отвечайте.
— Хорошо, сэр. Фокусник подобен учителю, конструктору или актеру, все они манипулируют информацией и таким образом воздействуют на реальный мир. Однако с актером его роднит еще одна общая черта — искусство иллюзии. Оба они стремятся убедить свою аудиторию в том, что фальшивое — не фальшиво. Значение, смысл заметно усиливает иллюзию. В драме значение поставляется сюжетом, а вот фокусничество — в нормальной обстановке — его лишено. Фокус исполняется совершенно в открытую, при помощи ловких отвлекающих маневров. Однако если появляется соответствующий контекст и значение — впечатление, производимое фокусом, неимоверно возрастает. Сколько я понимаю, для вас появление третьего глаза имело какое-то вполне определенное значение, так ведь?
— Этот человек сказал, что исследует меня на предмет чуждых духовных влияний.
— Вот именно, и это определило остроту вашей реакции. Наблюдай вы подобный трюк из зрительного зала, он удивил бы вас, но никак уж не привел бы в трепет. Зная, что это именно фокус, вы пытались бы его разгадать. Значение же отвлекает разум совсем в другую сторону, превращает любопытную головоломку в глубокую тайну, мистерию. Невозможность увиденного настолько вас потрясла, что вы спрашивали себя: «Неужели я видел это своими собственными глазами?» Хотя нужно было спросить: «Интересно, как же он это делает?»
— М-м-да.
— Это все, сэр?
— Нет. Я хочу знать в точности, что может и чего не может тамошний волшебник — каковы пределы его искусства, способностей, называйте как хотите. В кратком, сухом изложении.
— У нас нет ничего подобного.
— Не рассказывайте сказок. Еще живы люди, помнящие, как в Уайтмарше разразился открытый мятеж. Нет никаких сомнений, что мы засылали туда агентов. Должны были остаться их донесения, рекомендации, резюме.
—. Да, конечно. В закрытом фонде.
— Кой черт, мне крайне необходима эта информация.
— Ничем не могу помочь. — Конструкт сокрушенно помотал козлиной головой, широко раскинул свои перчатки. — Обратитесь в ведомство, наложившее запрет.
— Это куда же?
Перчатки скользнули вниз, зажгли белую свечу. Затем они выдвинули ящик, выудили из ящика чистый лист бумаги, подержали бумагу над пламенем. Вскоре на белом листе проявились угольно-черные буквы: «Запрет поступил из Комиссии по передаче технологий».
Поток информации прекратился. Возвращая чемодану телефон, чиновник услышал легкий щелчок — первый из агентов возвратился в небытие.
— Больше всего нас беспокоит, — сказал Филипп, — публичный характер твоего заявления. Каменный дом на нас в ярости, они там прямо на ушах стоят. Мы обязаны представить им какое-нибудь, хоть мал-мала связное объяснение твоих действий.
Чемодан Мушг наклонился к уху хозяйки и что-то прошептал.
— Расскажите нам про эту туземку, с которой вы вступили в связь, — попросила излишне въедливая аналитичка.
— Н-ну.. — Чиновник видел, что,Корда и Филипп впали в не меньшее замешательство, чем он сам. Вмешательство Мушг сближало их троих, противопоставляло остальной компании. — Иногда оперативная работа оказывается настолько сложной, что приходится выходить за рамки инструкций, иначе не добьешься никакого результата. Да и то сказать, если бы все шло по правилам — не было бы и самой оперативной работы.
— Какой характер имела ваша связь?
— Связь действительно была, — неохотно согласился чиновник. — И в ней присутствовала эмоциональная составляющая.
— А потом Грегорьян ее убил?
— Да.
— Чтобы спровоцировать вас на неосторожные заявления, пригодные для использования в его рекламе?
— Вероятно, да.
Мушг скептически вскинула брови, но от дальнейших вопросов воздержалась.
— Теперь ты понимаешь, — развел руками Филипп, — в чем тут основная загвоздка. Избранный Грегорьяном сценарий выглядит предельно странно, чтобы не сказать — невероятно.
— Чем глубже влезаем мы в это дело, — пробурчал Корда, — тем меньше в нем понимаем. Тут уж и не хочешь, а начинаешь думать о глубоком зондировании.
Инквизиторы настороженно подобрались. Чиновник оглядел их всех по очереди и задумчиво, почти мечтательно улыбнулся.
— Да, — кивнул он, — проведем зондирование всего отдела, вот и решим вопрос, решим раз и навсегда.
Все неловко зашевелились, наверняка вспоминая мелкие, грязненькие тайны, неизбежно налипающие на любого обитателя Дворца Загадок, который пытается сделать хоть что-нибудь полезное, тайны, совершенно не предназначенные для всеобщего обозрения. Лицо Оримото стало похоже на туго стиснутый кулак. Корда длинно откашлялся.
— Собственно говоря, — небрежно заметил он, — наше слушание носит сугубо неофициальный характер.
— Зачем же такая поспешность, — еще шире улыбнулся чиновник. — К вашему предложению стоит подойти серьезно. — Его чемодан раздал всем присутствующим список засекреченных материалов, полученный агентом в бутылочной лавке. — Нет никаких сомнений, что по крайней мере один сотрудник нашей комиссии связан с Грегорьяном, на это указывают буквально все факты. — Он начал загибать пальцы. — Первое. Значительный массив информации, существенно важной для этого расследования, засекречен — по распоряжению Технологической комиссии. Второе. Один из агентов Грегорьяна сумел выдать себя за моего местного сопровождающего; для этого он должен был получить информацию либо в Каменном доме, либо от нас. Третье…
— Извините, начальник.
Чувствуя легкое раздражение, чиновник выхватил из руки чемодана телефон и снова услышал свой голос:
— Вали.
Он впитал агента.
Филипп находился в собственном своем кабинете — наедине с собственной своей персоной. Оба Филиппа дружно вскинули глаза на вошедшего чиновника.
— Какая нежданная радость.
Филипп свил себе гнездышко по образу и подобию модульных помещений Луны двадцать третьего века, роскошь обстановки балансировала на грани безвкусицы — не всегда на этой грани удерживаясь. Его письменный стол представлял собой массивный обломок вулканической скалы, парящий в полуметре от пола, по гладко отполированной поверхности были картинно разбросаны жезлы с хрустальными набалдашниками, пучки петушиных перьев и целая коллекция мелких, неизвестного назначения амулетов. Слева от стола — высокая стеклянная дверь, за дверью — широкий, с чугунными перилами балкон, под балконом — кирпич и кованое железо какого-то древнего города, окутанные голубоватой дымкой — выхлопными газами бесчисленных автомобилей.
— Я тут сам разберусь, — сказал один из Филиппов, его двойник кивнул и вернулся к прерванной работе.
Непринужденности Филиппа можно было только позавидовать. Общаясь сам с собой, он не испытывал ни малейшего смущения — вне зависимости от того, сколько аватаров породила основная его личность.
Они обменялись рукопожатиями (в данный момент Филиппов было трое, третий находился в каком-то другом месте).
— Един во пяти лицах! — восхищенно воскликнул Филипп. — Я уж было собрался спросить, чего это ты не на допросе, а теперь вижу, что там-то ты и сидишь.
— Какой еще допрос?
Филипп Второй на секунду оторвался от бумаг и одарил чиновника сочувствующей улыбкой.
— Скоро узнаешь, — загадочно пообещал Филипп Первый. — Так чем могу быть полезен?
— В Техкомиссии завелся предатель.
Филипп пораженно воззрился на чиновника, ни один из двух аватаров не шевелился, ни один из четырех глаз ни разу не сморгнул.
— У тебя есть доказательства? — спросил он после долгого молчания.
— Не настолько веские, чтобы добиться повального зондирования.
— Так чего же тебе от меня надо?
— Попить не хочешь? — вмешался Филипп Второй, наливая себе стакан сока. — Вкус, конечно же, не совсем того, при питании по проводам иначе и не бывает. Какая-то там история с концентрацией сахара в крови.
— Да знаю, — отмахнулся чиновник, — Помнится, ты занимался контролем над биологией. Вот я и подумал, а не знаешь ли ты что-нибудь о клони-ровании. Особенно — о клонировании людей.
— Клонирование… Нет, тут я пас. Знаю, конечно, что применение этих методов к человеку запрещено вчистую. В этот гадюшник никому залезать не хочется.
— Если конкретно, мне хотелось бы знать, какую выгоду можно получить от клонирования самого себя?
— Выгоду? Понимаешь ли, чаще всего тут замешано эго, а не какие-нибудь там меркантильные соображения. Желание попрать смерть, получить уверенность, что твое наидрагоценнейшее, святое, ничем и никем не заменимое «Я» пребудет вовеки или — если желаете — до самой точки Омега. Все коренится в топкой трясине души. Встречаются и сдвиги на сексуальной почве. Ничего, собственно говоря, интересного,
— Нет, мой случай совершенно иного сорта. Человек, угробивший на этот проект чуть не всю свою жизнь. Судя по некоторым деталям поведения, он поставил перед собой абсолютно четкую и ясную Цель. И попал в веселенькое положение. Кем бы этот герой ни был, любая странность в поведении мгновенно его выдаст.
— Н-ну… — неохотно начал Филипп. — Имей только в виду: все, что я скажу, крайне туманно. И не думай на меня ссылаться. Давай предположим, что наш злоумышленник занимает достаточно высокий пост в том или ином правительственном учреждении. Конкретизировать не будем. Ну, скажем, сам ловит преступников. Можно представить себе уйму ситуаций, когда ему будет очень с руки иметь не один личный код, а два. В тех, например, случаях, когда для осуществления тайной операции требуется утверждение ее двумя старшими офицерами. Или при голосовании, когда нужно склонить в свою сторону комитетское решение. Система сразу же определит, что коды эти идентичны, — но не сможет ничего возразить, ей помешает закон о невмешательстве в личную жизнь. Очевиднейшая лазейка для мошенников, и ничего с ней не поделаешь — закон есть закон.
— Я, собственно, и сам так думал. Сначала. Только слишком уж все это сложно. Должны существовать тысячи более легких способов обдурить машину.
— Должны, говоришь, существовать? Отщипнуть, скажем, кусочек своей кожи, вырастить в растворе, сделать перчатку и отдать ее соучастнику. Или записать собственную свою передачу и повторить ее чуть позднее. И ничего у тебя не выйдет — система защищена ой как прилично.
Раздался мелодичный звон — Филипп поднес к уху большую морскую раковину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29