Они находятся на пике своей славы в старших классах школы. Зато неудачники, недотепы, затюканные одиночки впоследствии становятся Элвисами Пресли, Ричардами Фейнманами и так далее. Точно так же новые формы жизни не происходят от самых успешных организмов. Успешные организмы остаются на своем месте и все лучше и лучше приспосабливаются к занятой ими экологической нише, пока эту нишу что-нибудь не разрушит. Тогда они умирают. И тут-то на сцену выходят загнанные в угол отщепенцы и наполняют мир стадами трицератопсов.
— Это всего-навсего точка зрения…
— Первое пернатое животное, как бы оно ни выглядело, было маленьким и незаметным. Оно занимало свое скромное место в какой-нибудь дальней нише и долгое время пребывало в тени. Пока Бог в очередной раз не перемешал все на свете. Кстати, в триасовый период динозавры составляли довольно небольшую и далеко не самую успешную группу архозавров среди множества других. Так же как и мой пернатый текодонт. Ребята, которые катались в триас, искали в легкодоступных местах, а вот я, если бы эти чертовы бюрократы разрешили мне поехать, обшарила бы там все. От пола до потолка.
Монк одобрительно кивнул.
— Вы никогда не сдаетесь?
— Прошу прощения?
— Все против вас. Все говорит о том, что вы жестоко ошибаетесь.
— Поживем — увидим, Монк. Поживем — увидим.
Неподалеку, там, где дюны переходили в соленые болота, раздался звук, похожий на птичье пение. Такой звук издавали камптозавры, когда их что-то пугало.
Монк вздрогнул и нервно поглядел в сторону леса, где кусты сменялись соснами.
— Я надеюсь, здесь безопасно?
Камптозавры были весьма робкими животными, способными прийти в ужас от одной мысли, что где-то рядом находится хищник. Но Сэлли не хотелось просвещать Монка в этом вопросе.
— Вы не очень-то привыкли к практической работе, а? — жизнерадостно поинтересовалась она.
Какое-то время спутники шли в молчании. Тропа, пересекающая дюны, различалась плохо. В здешнем мире только человек пролагал подобные тропы, идущие параллельно берегу моря. Сэлли размышляла о многочисленных следах, оставленных любопытными исследователями, направлявшимися в разные стороны от станции Богемия. Это натолкнуло ее на мысль о тропах динозавров, сотнями терявшихся в кустах. Если б только было можно занести их на карту и выяснить, кому принадлежит каждая, какой ни с чем не сравнимый объем информации о поведении животных они бы получили! Слишком огромная и кропотливая работа, чтобы сделать ее одной. Вот если взять в помощь пару практикантов…
— В двадцать три года вы едва не прославились.
— А? Что? Ах да.
— Почему вы не рассказали мне об этом?
— Ради бога. У меня был ископаемый образец, на который никто даже не пожелал взглянуть. Тогда я решила взять дело в свои руки. Я потратила день, чтобы обзвонить все мало-мальски популярные издания и сказать: «Это доктор Г. К. Сэлли из Йельского университета. Я звоню вам, чтобы сообщить о необыкновенной находке». Потом я объясняла им, что, начиная с последней четверти двадцатого века, среди ученых широко распространена точка зрения о том, что птицы напрямую произошли от динозавров и, следовательно, динозавры не вымерли окончательно. Прессе все всегда приходится разжевывать. Они не знают даже самых простейших вещей.
— И затем?
— Затем я рассказывала им о моей находке и о том, что птицы произошли не от самих динозавров, а от животных, которые существовали до их появления. Таким образом, птицы и динозавры — не более чем двоюродные братья. Завершала я свою речь фразой: «Динозавры вымерли вновь!» Журналисты с восторгом проглотили все и облизали ложку.
Мускусный запах дюн с вплетающимся в него ароматом корицы сменился более тяжелым запахом серы и гниющей растительности. Монк и Сэлли подошли к соленым болотам. Здесь тропа разделялась на две чуть заметные дорожки: одна вела в сторону болот, другая — в чащу леса.
— Сейчас мы повернем.
Саговник и мелкие хвойные деревья рядами поднимались вокруг тропинки. Палеонтологи углубились в лес, следуя друг за другом и прислушиваясь, нет ли рядом хищников.
Сэлли гадала — во что обойдется установка специальной системы для регистрации звериных троп. Каждый раз при использовании тропы ее будут наносить на карту, а сведения отправлять для анализа в базу данных, в двадцать первый век. Единственная трудность, с которой могут столкнуться ученые, — как определить, какое животное какую тропу проложило. Но этим и следовало бы заставить заниматься практикантов.
— А как бы вы поступили сейчас?
— Сейчас?
— Ну, с вашим пернатым текодонтом. Если бы вам представился случай провернуть все это вновь?
Сэлли сделала вид, что размышляет, хотя в воображении она уже прокрутила предполагаемый сценарий тысячу раз. Иногда ей даже казалось, что это случилось на самом деле.
— Пользуясь остатками былой славы, я бы не стала висеть на телефоне, а созвала пресс-конференцию. Сделала бы все возможное, чтобы открытие получило широкую огласку в печати. И в этот раз я бы нашла действительно хороший образец. Такой, к которому никто бы не смог придраться. Тот, что был у меня тогда, состоял из фрагментов. Мне сказали, что это просто мозаика из сложенных вместе частей разных животных. А отпечаток, который я принимаю за перья, не что иное, как папоротник. Я бы поехала на раскопки и рыла до тех пор, пока не нашла бы абсолютно целый экземпляр. Самый что ни на есть достоверный. Существование которого невозможно отрицать.
— Загвоздка в этом?
— Да. Мне нужен потрясающий экземпляр. И такие есть. Но в прошлом.
Дорожка вильнула, и странники оказались перед хижиной, сложенной из связанных вместе тонких бревен, крышей служили листья саговника. Сооружение стояло на опушке посреди бурой проплешины, когда-то служившей пастбищем для зауроподов.
— Последнее человеческое жилье на восемь тысяч миль в округе, — заметила Сэлли. — Лидия сама ее смастерила с помощью топорика и мотка бечевки.
Лидия Пелл сидела в хижине, вязала и читала книгу, аккуратно установленную на полке у окна. Увидев входящих, она отложила вязанье. Сэлли представила ее Монку и сказала:
— Расскажи ему, что ты видела.
Лидия была женщиной средних лет, круглолицей и пухленькой. Она разложила два складных стула для гостей и начала рассказ:
— Ой, это целая история. Я тут регулярно обхожу все кругом и вот решила проведать одинокую самку рыболова, у нее здесь гнездо неподалеку…
— Рыболова? — переспросил Монк.
— Eogripeus hoffmannii. Назван так в честь Фила Хоффмана. Одна из его студенток идентифицировала это животное как первого из спинозавров. Может быть, даже родоначальника всего вида. — Лидия приложила палец к подбородку и улыбнулась так, что стало ясно: этой студенткой являлась она сама. — Здоровенное животное с длинным и узким носом, похожее на крокодила. Мы здесь именуем их рыболовами. Эта самка, можно сказать, овдовела: ее партнера несколько дней назад съел аллозавр.
— Теперь понятно. И что дальше?
— И вот я заметила аллозавра, который вел себя очень странно. Сначала я подумала, что он ранен, так как его движения были довольно неуклюжими. Вот такими.
Лидия поднялась со стула, наклонилась вперед — руки прижаты к телу, зад отклячен — и сделала несколько комичных шажков.
— Я быстро установила, что это самка, которая вскоре отложит яйца. Но не беременность заставляла ее вести себя столь непонятно. Она что-то высматривала.
Лидия покрутила головой, напряженно и воровато.
— Хотите — верьте, хотите — нет, она выглядела как самый настоящий шпион.
Сэлли засмеялась, Монк, поколебавшись, сделал то же самое.
— Точно-точно! Одиннадцатиметровое чудовище, которое старается не вызывать подозрений, — смешная картина. Но что толкнуло ее на это? Почему самка аллозавра шаталась там и что вынюхивала? Оказывается, она подбиралась к гнезду самки рыболова! Когда аллозавриха нашла его, я думала, она съест яйца. Но вместо этого самка присела над гнездом и очень аккуратно снесла собственное яйцо. А после испарилась.
— Паразитизм? — спросил Монк.
— Да. Как у кукушки. Я запомнила место, построила здесь хижину и наблюдаю изо всех сил.
— Покажи, ему гнездо, — предложила Сэлли. Лидия послушно протянула Монку бинокль.
— Вон там, — сказала она. — На небольшом бугорке. Видите эту рощицу? В самой ее середине темно-зеленое пятно, это и есть рыболов. Нашли?
— Нет.
— Присмотритесь, сейчас увидите.
— Не вижу… А! Она села!
Яркая серебристо-голубая полоска — брюхо самки динозавра — четко выделялась между деревьями. Она высоко вытягивала шею и нервно вглядывалась в лес. Затем неуклюже поднялась, ее узкая морда поворачивалась из стороны в сторону.
— Что она делает?
— По-видимому, высматривает своего дружка. Рыболовы не отличаются сообразительностью. Только взгляните на эти жирные бедра. Никаких мозгов — сплошная задница!
— Почему ее спина совпадает по цвету с кустами, а брюхо такое светлое? — Монк вернул бинокль.
— Рыболов проводит много времени в воде, — быстро объяснила Сэлли. — Светлый живот делает его менее заметным для рыб. Расскажи ему, чем все кончилось, — велела она Лидии.
— Обязательно. Теперь детеныши рыболова уже вылупились. Бедная вдова вынуждена оставлять их несколько раз в день, чтобы порыбачить и добыть корм для всей семьи. Жизнь матери-одиночки — невеселая штука. Но для меня это даже удобно, я могу проверять гнездо. Аллозавр вылупился двумя днями позже остальных. Он был чуть больше своих названных братцев и сестриц, и мне показалось, что он пожирал больше рыбы, чем остальные. На следующий день в гнезде уже недоставало одного из детенышей.
Монк присвистнул.
— Настоящий синдром Каина и Авеля. С тех пор в гнезде каждый день становилось на одного детеныша меньше. Один в день — как по часам. Сейчас маленький аллозавр остался один, но одураченная вдова продолжает таскать ему рыбу. Долго ли аллозаврик будет разыгрывать комедию? Прозреет ли в конце концов его мачеха? Согласитесь, похоже на «мыльную оперу»!
— И сколько это продлится?
— Не думаю, что долго: «птенчики» рыболова обычно покидают гнездо спустя три недели после рождения. Но, к сожалению, уже завтра я должна быть в Калифорнии, начинается учебный год. Поэтому я и прошу Сэлли присмотреть за гнездом в мое отсутствие.
Монк пристально поглядел на Сэлли. Та воскликнула:
— Они могли бы вернуть тебя ко времени начала занятий через две недели, а не сегодня!
— Совершенно верно, так я им и сказала! А они? Они послушали меня? Нет, конечно! Бюрократы! Один день времени дома за один день времени в прошлом. Никаких исключений.
— Ненавижу этот образ мышления. Ненавижу ложь и жульничество. И больше всего я ненавижу секретность. Будь я на твоем месте, я бы плюхнулась на землю, и пусть бы они тащили меня отсюда силком.
— Ну, это же ты, Сэлли! Не все такие бунтари. Мои вещи упакованы и ждут отправки во временной туннель. Завтра в это же время я буду учить юных, свежевыбритых бездельников. Я… Впрочем, хватит об этом. Мне пора.
Лидия хлопнула себя по коленям и встала.
— Я ничего не забыла? Шляпа, бутылка воды… Стулья я оставляю. Вижу, опять ловишь архи? Джоргенсен в долгу перед тобой, Сэлли.
— Что я должна делать?
— Динозавриха оставляет гнездо три-четыре раза в сутки, как минимум на двадцать минут. Тебе надо раз в день проверять его. Когда аллозавр покинет приемную мать, отправь мне в будущее свои записи. Ручаюсь, ты станешь соавтором моей работы.
— Надеюсь, — ответила Сэлли. Лидия Пелл легонько обняла подругу.
— Спасибо тебе. Эта работа столько значит для меня. Я не доверила бы ее никому другому.
В конце концов она ушла.
— Что ж, — вздохнула Сэлли, — теперь нам остается только ждать. Не будем тратить время зря, включайте свою машинку.
Работа над интервью шла гладко.
— Где вы обнаружили ваш необыкновенный образец?
— Я откопала его в лавке, торгующей минералами и ископаемыми останками. По дороге домой с летних раскопок я остановилась в… Не будем уточнять где. Остановилась и завела беседу с хозяйкой лавки. Наоми оказалась археологом-любителем и попросила меня идентифицировать несколько находок. Среди них была и эта. Я спросила, где она ее откопала, Наоми показала место на карте и обещала отвезти меня туда весной.
— Вы объяснили ей, насколько ценен этот экземпляр?
— Конечно.
— И, несмотря на это, она отдала его вам?
— Да.
— Вам крупно повезло.
Они разложили образцы в задней части дома — Наоми жила за магазином — и просматривали многочисленные обувные коробки и банки из-под кофе, наполненные ископаемыми. После двух часов работы, классифицировав почти все, Сэлли потянулась на стуле и поглядела в окно. Вид открывался невеселый: несколько тополей, машина без колес, поставленная на старые кирпичи, и пустая парковка за мотелем у дороги.
Наоми — худая, нервная женщина с резкими чертами лица и большими карими глазами — вернулась из кухни с чайником в руке и, перехватив взгляд Сэлли, подтвердила:
— Да, смотреть особо не на что. Иногда здесь бывает тоскливо.
— Не сомневаюсь.
Сэлли подняла обломок так, чтобы на него упал свет, и, покрутив, положила к другим.
— Как получилось, что вы застряли здесь?
Наоми была одета в топик без рукавов и длинную, до самых лодыжек, юбку.
— Знаете, я купила эту лавку пополам с подругой, но она…
Сэлли развернула последний образец, и у нее перехватило дыхание. Слова Наоми потеряли всякий смысл.
Кости, которые она держала в руках, застыли как попало и оказались повреждены неаккуратным обращением Наоми. Но кое-что определялось точно. Одна из локтевых костей сломана, так что было видно внутреннюю полость, как у птиц. Череп сохранился достаточно хорошо и тоже напоминал птичий. Однако неподалеку находился фрагмент челюсти с зубами.
И по всей окаменелости, подобно нимбу, окружающему разрозненные останки, виднелись четкие отпечатки перьев.
— Где вы это нашли? — спросила Сэлли, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно.
— В районе Копперхэд-Грик. Там выход триасовых пород. Одно из моих любимых мест, могу вас отвезти.
Наклонившись над образцом, Сэлли пробормотала:
— Я бы очень хотела туда попасть.
— Правда? Вы пойдете?
Наоми поставила чашку с таким стуком, что Сэлли вздрогнула и невольно посмотрела на стол в полной уверенности, что увидит осколки. Затем перевела взор на Наоми. Их взгляды встретились.
Наоми покраснела и отвернулась в смущении.
«Господи, — подумала Сэлли, — она же флиртует! Со мной! Этим объясняется и ее нервозность, и расширенные глаза, и вся та ерунда, которую она нагородила».
Внезапная вспышка сочувствия заставила Сэлли представить, каково приходится Наоми. Несчастное одинокое создание. До сих пор скучает по исчезнувшей подружке, которая втянула ее в этот бизнес. И вот появляется молодая женщина-палеонтолог, с головой, набитой знаниями, приехавшая на ломящемся от находок «форде», переполненная жизнью, загорелая и обветренная. Как тут не взволноваться.
Такого рода переживания были не типичны для Сэлли, и новое ощущение оказалось на редкость неприятным. На секунду ей даже захотелось сделать что-нибудь для этой коровы. Например, исключительно из сострадания заняться с ней любовью.
Но нет, это не для нее. Да и не вышло бы ничего хорошего. После того случая с Тимми Сэлли не верила в любовные страсти и прочую чепуху. Она даже решила, что, если бы каждый руководствовался собственными интересами, жизнь была бы гораздо спокойней.
— Во вторник мне надо быть в университете, — аккуратно сказала Сэлли.
— О! — Наоми пристально рассматривала свои пальцы, обхватившие чашку.
— Может быть, весной? — Презирая себя, Сэлли посмотрела женщине прямо в глаза и улыбнулась. — Мне кажется, весной здесь должно быть очень красиво.
Глаза Наоми наполнились надеждой. В следующий раз, говорили они, я буду смелее, настойчивей. И уже не упущу тебя!
— Конечно, — сказала Наоми. — У меня есть палатка, и мы сможем уехать на несколько дней.
— Замечательно. Я уверена, мне понравится.
Вставая со стула, Сэлли легонько погладила руку Наоми и почувствовала, что та задрожала. «О Господи, — подумала она, — ну нельзя же так». Взяв образец, Сэлли произнесла:
— Могу я позаимствовать это на некоторое время? Я отдам, когда приеду в следующий раз.
Конечно, Сэлли ничего подобного не рассказала Монку. А то он бы написал об этом в книге, тогда как в подобной истории точно нет никакой науки.
Внезапно что-то голубое блеснуло на краю бурой проплешины.
— Смотрите, она уходит! — Схватив переноску, Сэлли дождалась, пока самка рыболова не исчезла в лесу. — Пойдемте!
Они бегом пересекли полянку.
Гнездо оказалось небольшим углублением, вырытым прямо в грязи. Его окружала опавшая листва и лесной мусор, которым динозавриха укрывала яйца, пока не вылупились детеныши. На утоптанном пятачке рядом с гнездом она, видимо, отдыхала, закрывая «птенцов» от солнца собственной тенью и защищая их от хищников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— Это всего-навсего точка зрения…
— Первое пернатое животное, как бы оно ни выглядело, было маленьким и незаметным. Оно занимало свое скромное место в какой-нибудь дальней нише и долгое время пребывало в тени. Пока Бог в очередной раз не перемешал все на свете. Кстати, в триасовый период динозавры составляли довольно небольшую и далеко не самую успешную группу архозавров среди множества других. Так же как и мой пернатый текодонт. Ребята, которые катались в триас, искали в легкодоступных местах, а вот я, если бы эти чертовы бюрократы разрешили мне поехать, обшарила бы там все. От пола до потолка.
Монк одобрительно кивнул.
— Вы никогда не сдаетесь?
— Прошу прощения?
— Все против вас. Все говорит о том, что вы жестоко ошибаетесь.
— Поживем — увидим, Монк. Поживем — увидим.
Неподалеку, там, где дюны переходили в соленые болота, раздался звук, похожий на птичье пение. Такой звук издавали камптозавры, когда их что-то пугало.
Монк вздрогнул и нервно поглядел в сторону леса, где кусты сменялись соснами.
— Я надеюсь, здесь безопасно?
Камптозавры были весьма робкими животными, способными прийти в ужас от одной мысли, что где-то рядом находится хищник. Но Сэлли не хотелось просвещать Монка в этом вопросе.
— Вы не очень-то привыкли к практической работе, а? — жизнерадостно поинтересовалась она.
Какое-то время спутники шли в молчании. Тропа, пересекающая дюны, различалась плохо. В здешнем мире только человек пролагал подобные тропы, идущие параллельно берегу моря. Сэлли размышляла о многочисленных следах, оставленных любопытными исследователями, направлявшимися в разные стороны от станции Богемия. Это натолкнуло ее на мысль о тропах динозавров, сотнями терявшихся в кустах. Если б только было можно занести их на карту и выяснить, кому принадлежит каждая, какой ни с чем не сравнимый объем информации о поведении животных они бы получили! Слишком огромная и кропотливая работа, чтобы сделать ее одной. Вот если взять в помощь пару практикантов…
— В двадцать три года вы едва не прославились.
— А? Что? Ах да.
— Почему вы не рассказали мне об этом?
— Ради бога. У меня был ископаемый образец, на который никто даже не пожелал взглянуть. Тогда я решила взять дело в свои руки. Я потратила день, чтобы обзвонить все мало-мальски популярные издания и сказать: «Это доктор Г. К. Сэлли из Йельского университета. Я звоню вам, чтобы сообщить о необыкновенной находке». Потом я объясняла им, что, начиная с последней четверти двадцатого века, среди ученых широко распространена точка зрения о том, что птицы напрямую произошли от динозавров и, следовательно, динозавры не вымерли окончательно. Прессе все всегда приходится разжевывать. Они не знают даже самых простейших вещей.
— И затем?
— Затем я рассказывала им о моей находке и о том, что птицы произошли не от самих динозавров, а от животных, которые существовали до их появления. Таким образом, птицы и динозавры — не более чем двоюродные братья. Завершала я свою речь фразой: «Динозавры вымерли вновь!» Журналисты с восторгом проглотили все и облизали ложку.
Мускусный запах дюн с вплетающимся в него ароматом корицы сменился более тяжелым запахом серы и гниющей растительности. Монк и Сэлли подошли к соленым болотам. Здесь тропа разделялась на две чуть заметные дорожки: одна вела в сторону болот, другая — в чащу леса.
— Сейчас мы повернем.
Саговник и мелкие хвойные деревья рядами поднимались вокруг тропинки. Палеонтологи углубились в лес, следуя друг за другом и прислушиваясь, нет ли рядом хищников.
Сэлли гадала — во что обойдется установка специальной системы для регистрации звериных троп. Каждый раз при использовании тропы ее будут наносить на карту, а сведения отправлять для анализа в базу данных, в двадцать первый век. Единственная трудность, с которой могут столкнуться ученые, — как определить, какое животное какую тропу проложило. Но этим и следовало бы заставить заниматься практикантов.
— А как бы вы поступили сейчас?
— Сейчас?
— Ну, с вашим пернатым текодонтом. Если бы вам представился случай провернуть все это вновь?
Сэлли сделала вид, что размышляет, хотя в воображении она уже прокрутила предполагаемый сценарий тысячу раз. Иногда ей даже казалось, что это случилось на самом деле.
— Пользуясь остатками былой славы, я бы не стала висеть на телефоне, а созвала пресс-конференцию. Сделала бы все возможное, чтобы открытие получило широкую огласку в печати. И в этот раз я бы нашла действительно хороший образец. Такой, к которому никто бы не смог придраться. Тот, что был у меня тогда, состоял из фрагментов. Мне сказали, что это просто мозаика из сложенных вместе частей разных животных. А отпечаток, который я принимаю за перья, не что иное, как папоротник. Я бы поехала на раскопки и рыла до тех пор, пока не нашла бы абсолютно целый экземпляр. Самый что ни на есть достоверный. Существование которого невозможно отрицать.
— Загвоздка в этом?
— Да. Мне нужен потрясающий экземпляр. И такие есть. Но в прошлом.
Дорожка вильнула, и странники оказались перед хижиной, сложенной из связанных вместе тонких бревен, крышей служили листья саговника. Сооружение стояло на опушке посреди бурой проплешины, когда-то служившей пастбищем для зауроподов.
— Последнее человеческое жилье на восемь тысяч миль в округе, — заметила Сэлли. — Лидия сама ее смастерила с помощью топорика и мотка бечевки.
Лидия Пелл сидела в хижине, вязала и читала книгу, аккуратно установленную на полке у окна. Увидев входящих, она отложила вязанье. Сэлли представила ее Монку и сказала:
— Расскажи ему, что ты видела.
Лидия была женщиной средних лет, круглолицей и пухленькой. Она разложила два складных стула для гостей и начала рассказ:
— Ой, это целая история. Я тут регулярно обхожу все кругом и вот решила проведать одинокую самку рыболова, у нее здесь гнездо неподалеку…
— Рыболова? — переспросил Монк.
— Eogripeus hoffmannii. Назван так в честь Фила Хоффмана. Одна из его студенток идентифицировала это животное как первого из спинозавров. Может быть, даже родоначальника всего вида. — Лидия приложила палец к подбородку и улыбнулась так, что стало ясно: этой студенткой являлась она сама. — Здоровенное животное с длинным и узким носом, похожее на крокодила. Мы здесь именуем их рыболовами. Эта самка, можно сказать, овдовела: ее партнера несколько дней назад съел аллозавр.
— Теперь понятно. И что дальше?
— И вот я заметила аллозавра, который вел себя очень странно. Сначала я подумала, что он ранен, так как его движения были довольно неуклюжими. Вот такими.
Лидия поднялась со стула, наклонилась вперед — руки прижаты к телу, зад отклячен — и сделала несколько комичных шажков.
— Я быстро установила, что это самка, которая вскоре отложит яйца. Но не беременность заставляла ее вести себя столь непонятно. Она что-то высматривала.
Лидия покрутила головой, напряженно и воровато.
— Хотите — верьте, хотите — нет, она выглядела как самый настоящий шпион.
Сэлли засмеялась, Монк, поколебавшись, сделал то же самое.
— Точно-точно! Одиннадцатиметровое чудовище, которое старается не вызывать подозрений, — смешная картина. Но что толкнуло ее на это? Почему самка аллозавра шаталась там и что вынюхивала? Оказывается, она подбиралась к гнезду самки рыболова! Когда аллозавриха нашла его, я думала, она съест яйца. Но вместо этого самка присела над гнездом и очень аккуратно снесла собственное яйцо. А после испарилась.
— Паразитизм? — спросил Монк.
— Да. Как у кукушки. Я запомнила место, построила здесь хижину и наблюдаю изо всех сил.
— Покажи, ему гнездо, — предложила Сэлли. Лидия послушно протянула Монку бинокль.
— Вон там, — сказала она. — На небольшом бугорке. Видите эту рощицу? В самой ее середине темно-зеленое пятно, это и есть рыболов. Нашли?
— Нет.
— Присмотритесь, сейчас увидите.
— Не вижу… А! Она села!
Яркая серебристо-голубая полоска — брюхо самки динозавра — четко выделялась между деревьями. Она высоко вытягивала шею и нервно вглядывалась в лес. Затем неуклюже поднялась, ее узкая морда поворачивалась из стороны в сторону.
— Что она делает?
— По-видимому, высматривает своего дружка. Рыболовы не отличаются сообразительностью. Только взгляните на эти жирные бедра. Никаких мозгов — сплошная задница!
— Почему ее спина совпадает по цвету с кустами, а брюхо такое светлое? — Монк вернул бинокль.
— Рыболов проводит много времени в воде, — быстро объяснила Сэлли. — Светлый живот делает его менее заметным для рыб. Расскажи ему, чем все кончилось, — велела она Лидии.
— Обязательно. Теперь детеныши рыболова уже вылупились. Бедная вдова вынуждена оставлять их несколько раз в день, чтобы порыбачить и добыть корм для всей семьи. Жизнь матери-одиночки — невеселая штука. Но для меня это даже удобно, я могу проверять гнездо. Аллозавр вылупился двумя днями позже остальных. Он был чуть больше своих названных братцев и сестриц, и мне показалось, что он пожирал больше рыбы, чем остальные. На следующий день в гнезде уже недоставало одного из детенышей.
Монк присвистнул.
— Настоящий синдром Каина и Авеля. С тех пор в гнезде каждый день становилось на одного детеныша меньше. Один в день — как по часам. Сейчас маленький аллозавр остался один, но одураченная вдова продолжает таскать ему рыбу. Долго ли аллозаврик будет разыгрывать комедию? Прозреет ли в конце концов его мачеха? Согласитесь, похоже на «мыльную оперу»!
— И сколько это продлится?
— Не думаю, что долго: «птенчики» рыболова обычно покидают гнездо спустя три недели после рождения. Но, к сожалению, уже завтра я должна быть в Калифорнии, начинается учебный год. Поэтому я и прошу Сэлли присмотреть за гнездом в мое отсутствие.
Монк пристально поглядел на Сэлли. Та воскликнула:
— Они могли бы вернуть тебя ко времени начала занятий через две недели, а не сегодня!
— Совершенно верно, так я им и сказала! А они? Они послушали меня? Нет, конечно! Бюрократы! Один день времени дома за один день времени в прошлом. Никаких исключений.
— Ненавижу этот образ мышления. Ненавижу ложь и жульничество. И больше всего я ненавижу секретность. Будь я на твоем месте, я бы плюхнулась на землю, и пусть бы они тащили меня отсюда силком.
— Ну, это же ты, Сэлли! Не все такие бунтари. Мои вещи упакованы и ждут отправки во временной туннель. Завтра в это же время я буду учить юных, свежевыбритых бездельников. Я… Впрочем, хватит об этом. Мне пора.
Лидия хлопнула себя по коленям и встала.
— Я ничего не забыла? Шляпа, бутылка воды… Стулья я оставляю. Вижу, опять ловишь архи? Джоргенсен в долгу перед тобой, Сэлли.
— Что я должна делать?
— Динозавриха оставляет гнездо три-четыре раза в сутки, как минимум на двадцать минут. Тебе надо раз в день проверять его. Когда аллозавр покинет приемную мать, отправь мне в будущее свои записи. Ручаюсь, ты станешь соавтором моей работы.
— Надеюсь, — ответила Сэлли. Лидия Пелл легонько обняла подругу.
— Спасибо тебе. Эта работа столько значит для меня. Я не доверила бы ее никому другому.
В конце концов она ушла.
— Что ж, — вздохнула Сэлли, — теперь нам остается только ждать. Не будем тратить время зря, включайте свою машинку.
Работа над интервью шла гладко.
— Где вы обнаружили ваш необыкновенный образец?
— Я откопала его в лавке, торгующей минералами и ископаемыми останками. По дороге домой с летних раскопок я остановилась в… Не будем уточнять где. Остановилась и завела беседу с хозяйкой лавки. Наоми оказалась археологом-любителем и попросила меня идентифицировать несколько находок. Среди них была и эта. Я спросила, где она ее откопала, Наоми показала место на карте и обещала отвезти меня туда весной.
— Вы объяснили ей, насколько ценен этот экземпляр?
— Конечно.
— И, несмотря на это, она отдала его вам?
— Да.
— Вам крупно повезло.
Они разложили образцы в задней части дома — Наоми жила за магазином — и просматривали многочисленные обувные коробки и банки из-под кофе, наполненные ископаемыми. После двух часов работы, классифицировав почти все, Сэлли потянулась на стуле и поглядела в окно. Вид открывался невеселый: несколько тополей, машина без колес, поставленная на старые кирпичи, и пустая парковка за мотелем у дороги.
Наоми — худая, нервная женщина с резкими чертами лица и большими карими глазами — вернулась из кухни с чайником в руке и, перехватив взгляд Сэлли, подтвердила:
— Да, смотреть особо не на что. Иногда здесь бывает тоскливо.
— Не сомневаюсь.
Сэлли подняла обломок так, чтобы на него упал свет, и, покрутив, положила к другим.
— Как получилось, что вы застряли здесь?
Наоми была одета в топик без рукавов и длинную, до самых лодыжек, юбку.
— Знаете, я купила эту лавку пополам с подругой, но она…
Сэлли развернула последний образец, и у нее перехватило дыхание. Слова Наоми потеряли всякий смысл.
Кости, которые она держала в руках, застыли как попало и оказались повреждены неаккуратным обращением Наоми. Но кое-что определялось точно. Одна из локтевых костей сломана, так что было видно внутреннюю полость, как у птиц. Череп сохранился достаточно хорошо и тоже напоминал птичий. Однако неподалеку находился фрагмент челюсти с зубами.
И по всей окаменелости, подобно нимбу, окружающему разрозненные останки, виднелись четкие отпечатки перьев.
— Где вы это нашли? — спросила Сэлли, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно.
— В районе Копперхэд-Грик. Там выход триасовых пород. Одно из моих любимых мест, могу вас отвезти.
Наклонившись над образцом, Сэлли пробормотала:
— Я бы очень хотела туда попасть.
— Правда? Вы пойдете?
Наоми поставила чашку с таким стуком, что Сэлли вздрогнула и невольно посмотрела на стол в полной уверенности, что увидит осколки. Затем перевела взор на Наоми. Их взгляды встретились.
Наоми покраснела и отвернулась в смущении.
«Господи, — подумала Сэлли, — она же флиртует! Со мной! Этим объясняется и ее нервозность, и расширенные глаза, и вся та ерунда, которую она нагородила».
Внезапная вспышка сочувствия заставила Сэлли представить, каково приходится Наоми. Несчастное одинокое создание. До сих пор скучает по исчезнувшей подружке, которая втянула ее в этот бизнес. И вот появляется молодая женщина-палеонтолог, с головой, набитой знаниями, приехавшая на ломящемся от находок «форде», переполненная жизнью, загорелая и обветренная. Как тут не взволноваться.
Такого рода переживания были не типичны для Сэлли, и новое ощущение оказалось на редкость неприятным. На секунду ей даже захотелось сделать что-нибудь для этой коровы. Например, исключительно из сострадания заняться с ней любовью.
Но нет, это не для нее. Да и не вышло бы ничего хорошего. После того случая с Тимми Сэлли не верила в любовные страсти и прочую чепуху. Она даже решила, что, если бы каждый руководствовался собственными интересами, жизнь была бы гораздо спокойней.
— Во вторник мне надо быть в университете, — аккуратно сказала Сэлли.
— О! — Наоми пристально рассматривала свои пальцы, обхватившие чашку.
— Может быть, весной? — Презирая себя, Сэлли посмотрела женщине прямо в глаза и улыбнулась. — Мне кажется, весной здесь должно быть очень красиво.
Глаза Наоми наполнились надеждой. В следующий раз, говорили они, я буду смелее, настойчивей. И уже не упущу тебя!
— Конечно, — сказала Наоми. — У меня есть палатка, и мы сможем уехать на несколько дней.
— Замечательно. Я уверена, мне понравится.
Вставая со стула, Сэлли легонько погладила руку Наоми и почувствовала, что та задрожала. «О Господи, — подумала она, — ну нельзя же так». Взяв образец, Сэлли произнесла:
— Могу я позаимствовать это на некоторое время? Я отдам, когда приеду в следующий раз.
Конечно, Сэлли ничего подобного не рассказала Монку. А то он бы написал об этом в книге, тогда как в подобной истории точно нет никакой науки.
Внезапно что-то голубое блеснуло на краю бурой проплешины.
— Смотрите, она уходит! — Схватив переноску, Сэлли дождалась, пока самка рыболова не исчезла в лесу. — Пойдемте!
Они бегом пересекли полянку.
Гнездо оказалось небольшим углублением, вырытым прямо в грязи. Его окружала опавшая листва и лесной мусор, которым динозавриха укрывала яйца, пока не вылупились детеныши. На утоптанном пятачке рядом с гнездом она, видимо, отдыхала, закрывая «птенцов» от солнца собственной тенью и защищая их от хищников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31