Ему о деле думать надо, а не о том, что пульсирует у него между бедрами!
Нет, с этой юношеской влюбленностью пора завязывать! И дело тут не только в неудобствах чисто физического свойства. Так и до настоящей беды недалеко. Пока Кари Стюарт открыто атаковала его, не стесняясь в выражениях, он жил как на вулкане, зато держал свои чувства в узде. До сих пор она не давала ему расслабиться. Но теперь… Кари кроткая, Кари приветливая – это такая опасность, против которой он абсолютно беззащитен. Если так пойдет и дальше, то ему ни за что не сосредоточиться на стоящей перед ним задаче, от которой зависит вся его дальнейшая карьера.
Как только судья вошел в зал и опустился в кресло, Хантер Макки быстро вскочил из-за своего стола.
– Ваша честь, – вкрадчиво произнес он, – я прошу вашего согласия на то, чтобы зал суда был очищен от всего, что может составить помеху правосудию. В первую очередь от видеокамер.
Не веря своим ушам, Кари тихо охнула.
– Ну и сволочь, – еле слышно прошептала она, только сейчас поняв, как ловко ее обвели вокруг пальца. А ведь он казался ей таким честным, таким искренним… Жизнь еще раз подтвердила, что он беспринципный, расчетливый человек.
Просмотрев ее материал на одном из редакционных мониторов, Пинки задумчиво потер переносицу.
– Ну ты, милая, и наворотила. Семь верст до небес. Черт знает что!
После коротких дебатов, последовавших за запросом Макки, судья вынес решение в его пользу. К великому неудовольствию всех телерепортеров, операторы с камерами вынуждены были покинуть зал. Судья милостиво согласился оставить художников-скетчистов, чтобы корреспонденты имели хоть какую-то картинку к своим сообщениям.
В репортаже Кари явственно прослеживался намек на то, что введенный усилиями Макки запрет на видеокамеры в зале суда был направлен на то, чтобы держать общественность в неведении о собственных интригах.
– Но не станешь же ты утверждать, что сказанное мною – клевета!
– Если и не клевета, то очень близко к ней. – Пинки раздраженно одернул на себе засаленную курточку. – Знаешь, Кари, я, наверное, скоро устану.
– От чего?
– От твоих детских игр!
– Но это не игры!
– Называй это как хочешь, но то, что ты делаешь, недостойно профессионала. От твоего творчества за версту разит бульварщиной, причем такого рода, что даже мне ее переварить не под силу. Так что ты уж извини меня.
Услышать такое от Пинки, давнего друга и союзника! Это было равносильно пощечине.
– Что ж, очень жаль, что ты видишь все в таком свете.
– Мне тоже. – Пинки устало побрел к выходу. – Мне просто тошно. Так тошно, что я, наверное, даже попрошу Бонни напиться со мной на пару. – Шаркая ногами, он вышел из редакции.
Никогда еще Кари не было так одиноко. В машине по пути домой она думала о том, почему ее душу наполняет сейчас не радость, а смертная тоска. Она снова загнала Макки в угол, однако эту победу было не с кем отпраздновать, а потому не было и радости.
Повернув ключ в скважине, она вошла в свою квартиру, привычным движением включила свет и бросила сумочку на стул. И вдруг испуганно замерла на месте.
В глубине комнаты, в кресле-качалке, сидел Хантер Макки. Его глаза цвета мха выражали глубокое удовлетворение. Очевидно, он радовался тому, что дичь так легко попалась в расставленные им силки.
Его пиджак валялся на диване, жилет был расстегнут на груди, две верхние пуговицы сорочки тоже были расстегнуты. Узел галстука ослаблен, рукава закатаны до локтя. Вся его поза указывала на то, что он давно поджидает ее. В руке прокурор держал стакан с недопитым виски. Волосы на его голове казались взъерошенными сильнее обычного.
Не спуская с нее глаз, Хантер Макки поднялся из кресла. Допив виски, он аккуратно поставил стакан на журнальный столик. И двинулся к ней, ловко огибая по пути мебель.
– Как вы попали сюда? – спросила Кари немеющим от страха языком. Решительно выпяченная челюсть Хантера, мощь его тела повергли ее в паническое состояние. Он буквально олицетворял собой мужской гнев, достигший такой степени, когда простые увещевания уже не помогают.
– У меня степень магистра по криминалистике.
– Но охранная система…
– Отключил.
– Неужели такая кондовая?
– Нет, довольно хитрая.
– Но вы же отключили…
– Да, отключил. А потом опять включил.
Он стоял близко от нее. Слишком близко. Она ощущала жар его тела; ее лицо и шею обдавало дыхание, сдобренное густым запахом виски; в ноздри бил терпкий цитрусовый аромат одеколона. Ее сердце быстро застучало, словно побежало куда-то, сорвавшись с места.
– Что вам здесь надо, мистер Макки?
– Как-то суховато вы со мной обращаетесь. Вам не кажется? Ведь вы так ненавидите меня, что, наверное, чуть ли не ежеминутно мысленно произносите мое имя. Отчего бы вам в таком случае не называть меня по имени и сейчас? Ну же, попробуй. Вот видишь? Я не боюсь разговаривать так с тобой. – Он злобно цедил слова сквозь зубы. В нем было столько злобы, что она слегка отшатнулась.
Ни одного мужчину она не видела столь разгневанным. На виске у него вздулась и пульсировала вена. Он только что назвался специалистом по криминалистике. Так, может, он знает, как безнаказанно совершить преступление? Холодное, расчетливое убийство, которое никто не раскроет…
Однако главную тревогу внушало не то, что он мог совершить с ней физически. В его словах звучала какая-то другая, совершенно ей неведомая угроза.
– Произнеси вслух мое имя, Кари, – прошептал он, придвигаясь ближе.
– Нет.
Он заставил непокорную посмотреть себе в глаза, грубо схватив ее за подбородок. Большой палец придавил ее нижнюю губу.
– Мое имя. Назови его.
Эти слова были произнесены подчеркнуто спокойно, однако в голосе его звенел металл. Впечатление усиливалось от его огненного взгляда. Он снова нажал пальцем на ее губу.
– Хантер, – испуганно выдохнула она.
– Еще раз.
– Хантер, – повторила она. Его глаза внимательно следили за шевелящимися губами испуганной женщины. Казалось, он и не собирался отпускать ее подбородок. Однако пальцы внезапно разжались, и Хантер Макки на шаг отступил от нее.
Голова у Кари шла кругом. Она презирала и ненавидела себя за то, что подчинилась его грубой силе, но в то же время не хотела показать, что ему удалось сломить ее.
– Ну вот, я произнесла твое имя. Это все, что ты хотел?
– Нет, еще больше я хотел отшлепать тебя по заднице. – Он упер руки в бока. – Хорошенький репорта-жик ты передала сегодня вечером. Ну что, горда собой?
– Еще как! В особенности после финта, который ты разыграл со мной.
– Финта? Какого еще финта?
От этой неуклюжей попытки изобразить из себя невинного агнца кровь бросилась ей в голову.
– Но ты же заставил меня поверить в то, что, если я умерю тон своих репортажей, телеоператоры не будут удалены из зала! Или я разговаривала с кем-то другим?
– Моя просьба очистить от них зал никак не связана с нашим вчерашним разговором.
– Неужто? Значит, вовсе не из-за меня ты попросил судью вытолкать их взашей?
– Вообще-то из-за тебя. Но совсем не по той причине, о которой ты думаешь.
– А разве может быть другая причина?
«Может! – подмывало его завопить во всю глотку. – Из-за тебя я становлюсь похотливой скотиной!» Однако он предпочел более тонкий ход, переложив вину с больной головы на здоровую.
– Давай-ка разберемся в этом деле до конца, чтобы больше не было никаких неясностей. И определим, кто кому и сколько должен. Вот уже несколько месяцев ты травишь меня за то, что я застукал твоего муженька, запустившего лапу в общественную кассу. Но не моя вина, что именно я застукал его.
– Он не был виновен!
– Его вины хватит на всех грешников в аду. Кстати, у него на счету не одно это дельце.
Прищурившись, она набрала полные легкие воздуха.
– Я знаю, почему ты дискредитировал его заодно с другими.
– Он сам себя дискредитировал.
– Потому что он возражал против твоего назначения!
Это неожиданное откровение застало его врасплох. Он открыл рот, но не смог вымолвить ни слова. Наконец прокурор пробормотал:
– Кто тебе это сказал?
– Сайлас Варне, – торжествующе поведала Кари.
– Ты разговаривала обо мне с бывшим окружным прокурором? Когда?
– Я позвонила ему сразу после нашей первой встречи. Мне показались невероятными твои обвинения против Томаса. К тому же у меня сложилось впечатление, что за этими обвинениями стоят совсем не те мотивы, которые ты мне назвал. Ты сам признал, что приехал в наш город из Сент-Луиса, потому что не мог там достаточно быстро продвинуться вверх по служебной лестнице. Я и подумала, что тебе не терпится скакнуть вверх, а громкое дело Томаса использовать в качестве трамплина. Поэтому я и позвонила мистеру Барн-су, чтобы узнать его мнение о тебе.
– И что же он тебе наплел?
– О, можешь быть спокоен. Для него ты пай-мальчик с шелковыми кудряшками. Старик заявил, что, даже если бы на него работала целая армия молодых блестящих юристов, он все равно остановил бы выбор на тебе как на своем преемнике. Но! – воздела она руку, когда Хантер попытался перебить ее. – Но он сказал также, что именно Томас выступил против твоей кандидатуры. Конечно, это было сказано конфиденциально, однако Томас не стал делать секрета из своей позиции, и вскоре весь городской совет знал о том, что, по его мнению, ты опасно честолюбив.
Хантер обескураженно затряс головой и запустил пальцы в шевелюру.
– Если ты думаешь, что я решил отомстить Уинну за то, что пришелся ему не по вкусу, знай: ты глубоко заблуждаешься. Я ни сном ни духом не ведал, что он имеет что-то против меня.
Она презрительно фыркнула:
– И ты думаешь, я тебе поверю?
– Нет, не думаю, – зло выпалил он. – Ты сотворила из Томаса Уинна кумира и надела на глаза шоры, лишь бы не знать о нем правды. А спросила ли ты Барнса, что он думает о моих обвинениях в адрес Уинна?
В ответ Кари высокомерно вскинула голову.
– Естественно, он оказался с тобой заодно.
– Боже правый! – хлопнул он себя в отчаянии по бедрам. – Истина лежит перед тобой как на ладони, а ты отказываешься замечать ее. А ведь как все просто: преступник – именно твой муж, а не я.
Ее передернуло от острой ненависти.
– Господи, до чего я презираю тебя! Ты проныра…
– Я всего лишь проницателен.
– И ловкач.
– Я просто не зеваю по сторонам.
– И еще честолюбив без меры.
– Честолюбие – не порок.
– Ты – кровожадный гонитель!
– А ты – мстительная сучка.
– Я выполняю свой долг!
– А я – свой!
Хантер даже не заметил, как сжал ее в объятиях. Он опомнился, лишь когда почувствовал жаркое прикосновение ее тела. Опустив взгляд, он сквозь красную пелену бешенства увидел собственные руки, вцепившиеся в хрупкие женские плечи.
И внезапно ощутил ее всю, целиком. Ее груди прижимались к его ребрам, живот мягко уступал напору возбужденного столба, бедра соприкасались с бедрами.
Разозленная, она выглядела особенно красивой. В полумраке комнаты ее глаза казались невероятно большими и темно-зелеными. Кари шумно дышала, ее влажные губы были приоткрыты.
Не раздумывая ни секунды, он склонился и приник к ее губам. Сильные руки обвили Кари и неумолимо прижали к сильному, мускулистому телу.
Его ищущий рот раздвинул губы женщины, и язык пробежал по ровному ряду ее зубов, вызвав у нее возмущенный стон. Тем не менее Хантер продолжал целовать ее яростно и страстно, пока она, задыхаясь, не открыла рот. И тогда его язык проник внутрь.
Это было неприкрытое насилие. Оно переходило всякие границы. И это было прекрасно. Его язык между тем продолжал действовать с прежней яростью, пока тело ее не расслабилось, став совсем податливым.
Поначалу Кари была слишком ошарашена, чтобы пошевелить даже пальцем. Однако затем, попытавшись сопротивляться, поняла, что не сможет противостоять его силе. Каким же подлецом надо быть, чтобы обходиться с ней так грубо и нагло! Она ненавидела его, но еще сильнее она ненавидела саму себя.
Потому что этот поцелуй начинал ей нравиться.
Да и могла ли она обвинить его в жестокости теперь, когда этот язык ласкал ее? Его губы по-прежнему были словно приклеены к ее рту, но язык больше не был грубым и жестким. Напротив, он стал бархатисто-нежным, и движения его были не злобными и беспорядочными, а осторожными и убеждающими. Перед этой сладкой агрессией вот-вот должен был пасть последний бастион.
Самисобой руки Кари обвились вокруг того, кто столь бесцеремонно пленил ее. Почувствовав жесткий холм, упиравшийся вершиной в ее живот, она внезапно осознала, что ее воля к сопротивлению окончательно сломлена. Ее увлажнившаяся плоть сладко ныла, набрякшие груди пылали от жажды любви. Ею овладело сумасбродное желание почувствовать прикосновение его губ к своим затвердевшим соскам.
Хантер поцеловал молодую женщину еще раз, дразняще лаская ее язык. Низ ее живота еще раз ощутил прикосновение твердого бедра. Потом он постепенно отстранился. Его рот долго не хотел расставаться с ней, оставляя на ее распухших губах последние нежные, легкие поцелуи. Однако потом и они исчезли. Хантер Макки отступил на шаг, на сей раз окончательно.
Теперь он стоял не шевелясь, глядя на нее сверху вниз. Ей же хотелось провалиться сквозь землю. «Я не ответила ему, – пыталась убедить себя Кари. – Не ответила! А если все-таки ответила? В таком случае лучше не жить». Пересилив себя, она подняла на него глаза.
– Так в чем же моя вина? Скажи, Кари. В том, что я дискредитировал Томаса? Или в том, что ты потеряла ребенка? В том, что хочу тебя? Или возбуждаю в тебе ответное желание?
Хантер взял с дивана свой пиджак. В дверях он обернулся.
– Очень скоро ты разберешься, почему не выносишь меня.
Он ушел.
Войдя в свою темную квартиру, Хантер направился прямиком к телефону. Долго же он терпел. Но сегодня вечером он наконец поцеловал Кари Стюарт. Поцеловал по-настоящему! Это событие все в нем перевернуло. Отныне в его душе не оставалось сомнений. Он набрал код другого города, потом телефонный номер. После третьего гудка в трубке прозвучал женский голос.
– Здравствуй, Пэм. Это я, Хантер. Ты права, я действительно вел себя, как осел. Я дам тебе развод.
Глава 7
Он решил провести день выборов дома.
Он понимал, что с ним творится что-то неладное. Он, стопроцентный американец, предпочел оживленной толпе одиночество. Предпочел смотреть по телевизору вечерний выпуск новостей вместо того, чтобы веселиться на вечеринке.
Он уселся перед телевизором, уставившись в экран, как извращенец, вознамерившийся насладиться порнофильмом. Зачарованный, он смотрел на нее. Ее слова, интонации, выражение лица, жесты, – все это было ему знакомым и бесконечно близким. Теперь его повсюду, как наваждение, преследовал цветочный аромат ее волос. Подушечки его пальцев помнили ее нежную кожу. Его языку был памятен вкус ее рта. Он бесконечно жаждал ее.
А она, по ее словам, не чувствовала к нему ничего, кроме презрения.
Но что, если бы они встретились при совсем других обстоятельствах? Что, если бы он познакомился с ней года через два после гибели Уинна? Или если Уинна не существовало бы вовсе? Наверняка все сложилось бы иначе. Они с первого взгляда понравились бы друг другу. Мир фантазий тем и хорош, что в нем нет ничего невозможного. Не так ли?
В своих мечтах он уже несколько раз приглашал ее поужинать. Они говорили о работе, последних событиях, книгах и кинофильмах. Он вовсю использовал свой арсенал шуток, и она находила его очень забавным. И внезапно оба обнаруживали, что у них удивительно много общего.
И вот как-то раз она приглашает его на чашку кофе и весь вечер улыбается ему приветливо и загадочно. И когда он пытается обнять ее, охотно припадает к нему, словно только того и ждала. Ее губы послушно раскрываются под напором его губ. Да-да, она жаждет его поцелуев, его ласки. Почти требует их!
– Я не хочу ничего утаивать от тебя. Я был женат…
– Был? – Копна белокурых волос рассыпается в его руках – Кари вопросительно запрокидывает голову. Его губы соскальзывают с ее подбородка на тонкую шею, теплую от возбуждения.
– Я разведен. – Его ладонь ощущает восхитительную упругость женской груди. Большой палец нащупывает трепетный сосок, и губы сами собой шепчут ее имя. – Я давно уже живу совсем один. С тех пор как встретил тебя… Еще ни одна женщина не заставляла меня чувствовать то, что я чувствую, видя тебя. Ты нужна мне, Кари. Мне нужны твои нежность, мягкость, женственность. Без тебя моя жизнь лишена смысла. Прошу, позволь мне любить тебя.
Тонкая ладошка сжимает его пальцы. Рука об руку они идут в спальню и там…
Телефонный звонок прогремел так резко, что Хан-тер даже подпрыгнул от неожиданности. Схватив трубку, он буркнул:
– Макки слушает.
– Неправильно! Надо говорить: окружной прокурор у провода! – Гай орал во всю глотку, стараясь перекричать шум и гам в помещении, откуда звонил. – Поздравляю с победой! В общем-то, в ней никто и не сомневался, но только что объявили окончательные результаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Нет, с этой юношеской влюбленностью пора завязывать! И дело тут не только в неудобствах чисто физического свойства. Так и до настоящей беды недалеко. Пока Кари Стюарт открыто атаковала его, не стесняясь в выражениях, он жил как на вулкане, зато держал свои чувства в узде. До сих пор она не давала ему расслабиться. Но теперь… Кари кроткая, Кари приветливая – это такая опасность, против которой он абсолютно беззащитен. Если так пойдет и дальше, то ему ни за что не сосредоточиться на стоящей перед ним задаче, от которой зависит вся его дальнейшая карьера.
Как только судья вошел в зал и опустился в кресло, Хантер Макки быстро вскочил из-за своего стола.
– Ваша честь, – вкрадчиво произнес он, – я прошу вашего согласия на то, чтобы зал суда был очищен от всего, что может составить помеху правосудию. В первую очередь от видеокамер.
Не веря своим ушам, Кари тихо охнула.
– Ну и сволочь, – еле слышно прошептала она, только сейчас поняв, как ловко ее обвели вокруг пальца. А ведь он казался ей таким честным, таким искренним… Жизнь еще раз подтвердила, что он беспринципный, расчетливый человек.
Просмотрев ее материал на одном из редакционных мониторов, Пинки задумчиво потер переносицу.
– Ну ты, милая, и наворотила. Семь верст до небес. Черт знает что!
После коротких дебатов, последовавших за запросом Макки, судья вынес решение в его пользу. К великому неудовольствию всех телерепортеров, операторы с камерами вынуждены были покинуть зал. Судья милостиво согласился оставить художников-скетчистов, чтобы корреспонденты имели хоть какую-то картинку к своим сообщениям.
В репортаже Кари явственно прослеживался намек на то, что введенный усилиями Макки запрет на видеокамеры в зале суда был направлен на то, чтобы держать общественность в неведении о собственных интригах.
– Но не станешь же ты утверждать, что сказанное мною – клевета!
– Если и не клевета, то очень близко к ней. – Пинки раздраженно одернул на себе засаленную курточку. – Знаешь, Кари, я, наверное, скоро устану.
– От чего?
– От твоих детских игр!
– Но это не игры!
– Называй это как хочешь, но то, что ты делаешь, недостойно профессионала. От твоего творчества за версту разит бульварщиной, причем такого рода, что даже мне ее переварить не под силу. Так что ты уж извини меня.
Услышать такое от Пинки, давнего друга и союзника! Это было равносильно пощечине.
– Что ж, очень жаль, что ты видишь все в таком свете.
– Мне тоже. – Пинки устало побрел к выходу. – Мне просто тошно. Так тошно, что я, наверное, даже попрошу Бонни напиться со мной на пару. – Шаркая ногами, он вышел из редакции.
Никогда еще Кари не было так одиноко. В машине по пути домой она думала о том, почему ее душу наполняет сейчас не радость, а смертная тоска. Она снова загнала Макки в угол, однако эту победу было не с кем отпраздновать, а потому не было и радости.
Повернув ключ в скважине, она вошла в свою квартиру, привычным движением включила свет и бросила сумочку на стул. И вдруг испуганно замерла на месте.
В глубине комнаты, в кресле-качалке, сидел Хантер Макки. Его глаза цвета мха выражали глубокое удовлетворение. Очевидно, он радовался тому, что дичь так легко попалась в расставленные им силки.
Его пиджак валялся на диване, жилет был расстегнут на груди, две верхние пуговицы сорочки тоже были расстегнуты. Узел галстука ослаблен, рукава закатаны до локтя. Вся его поза указывала на то, что он давно поджидает ее. В руке прокурор держал стакан с недопитым виски. Волосы на его голове казались взъерошенными сильнее обычного.
Не спуская с нее глаз, Хантер Макки поднялся из кресла. Допив виски, он аккуратно поставил стакан на журнальный столик. И двинулся к ней, ловко огибая по пути мебель.
– Как вы попали сюда? – спросила Кари немеющим от страха языком. Решительно выпяченная челюсть Хантера, мощь его тела повергли ее в паническое состояние. Он буквально олицетворял собой мужской гнев, достигший такой степени, когда простые увещевания уже не помогают.
– У меня степень магистра по криминалистике.
– Но охранная система…
– Отключил.
– Неужели такая кондовая?
– Нет, довольно хитрая.
– Но вы же отключили…
– Да, отключил. А потом опять включил.
Он стоял близко от нее. Слишком близко. Она ощущала жар его тела; ее лицо и шею обдавало дыхание, сдобренное густым запахом виски; в ноздри бил терпкий цитрусовый аромат одеколона. Ее сердце быстро застучало, словно побежало куда-то, сорвавшись с места.
– Что вам здесь надо, мистер Макки?
– Как-то суховато вы со мной обращаетесь. Вам не кажется? Ведь вы так ненавидите меня, что, наверное, чуть ли не ежеминутно мысленно произносите мое имя. Отчего бы вам в таком случае не называть меня по имени и сейчас? Ну же, попробуй. Вот видишь? Я не боюсь разговаривать так с тобой. – Он злобно цедил слова сквозь зубы. В нем было столько злобы, что она слегка отшатнулась.
Ни одного мужчину она не видела столь разгневанным. На виске у него вздулась и пульсировала вена. Он только что назвался специалистом по криминалистике. Так, может, он знает, как безнаказанно совершить преступление? Холодное, расчетливое убийство, которое никто не раскроет…
Однако главную тревогу внушало не то, что он мог совершить с ней физически. В его словах звучала какая-то другая, совершенно ей неведомая угроза.
– Произнеси вслух мое имя, Кари, – прошептал он, придвигаясь ближе.
– Нет.
Он заставил непокорную посмотреть себе в глаза, грубо схватив ее за подбородок. Большой палец придавил ее нижнюю губу.
– Мое имя. Назови его.
Эти слова были произнесены подчеркнуто спокойно, однако в голосе его звенел металл. Впечатление усиливалось от его огненного взгляда. Он снова нажал пальцем на ее губу.
– Хантер, – испуганно выдохнула она.
– Еще раз.
– Хантер, – повторила она. Его глаза внимательно следили за шевелящимися губами испуганной женщины. Казалось, он и не собирался отпускать ее подбородок. Однако пальцы внезапно разжались, и Хантер Макки на шаг отступил от нее.
Голова у Кари шла кругом. Она презирала и ненавидела себя за то, что подчинилась его грубой силе, но в то же время не хотела показать, что ему удалось сломить ее.
– Ну вот, я произнесла твое имя. Это все, что ты хотел?
– Нет, еще больше я хотел отшлепать тебя по заднице. – Он упер руки в бока. – Хорошенький репорта-жик ты передала сегодня вечером. Ну что, горда собой?
– Еще как! В особенности после финта, который ты разыграл со мной.
– Финта? Какого еще финта?
От этой неуклюжей попытки изобразить из себя невинного агнца кровь бросилась ей в голову.
– Но ты же заставил меня поверить в то, что, если я умерю тон своих репортажей, телеоператоры не будут удалены из зала! Или я разговаривала с кем-то другим?
– Моя просьба очистить от них зал никак не связана с нашим вчерашним разговором.
– Неужто? Значит, вовсе не из-за меня ты попросил судью вытолкать их взашей?
– Вообще-то из-за тебя. Но совсем не по той причине, о которой ты думаешь.
– А разве может быть другая причина?
«Может! – подмывало его завопить во всю глотку. – Из-за тебя я становлюсь похотливой скотиной!» Однако он предпочел более тонкий ход, переложив вину с больной головы на здоровую.
– Давай-ка разберемся в этом деле до конца, чтобы больше не было никаких неясностей. И определим, кто кому и сколько должен. Вот уже несколько месяцев ты травишь меня за то, что я застукал твоего муженька, запустившего лапу в общественную кассу. Но не моя вина, что именно я застукал его.
– Он не был виновен!
– Его вины хватит на всех грешников в аду. Кстати, у него на счету не одно это дельце.
Прищурившись, она набрала полные легкие воздуха.
– Я знаю, почему ты дискредитировал его заодно с другими.
– Он сам себя дискредитировал.
– Потому что он возражал против твоего назначения!
Это неожиданное откровение застало его врасплох. Он открыл рот, но не смог вымолвить ни слова. Наконец прокурор пробормотал:
– Кто тебе это сказал?
– Сайлас Варне, – торжествующе поведала Кари.
– Ты разговаривала обо мне с бывшим окружным прокурором? Когда?
– Я позвонила ему сразу после нашей первой встречи. Мне показались невероятными твои обвинения против Томаса. К тому же у меня сложилось впечатление, что за этими обвинениями стоят совсем не те мотивы, которые ты мне назвал. Ты сам признал, что приехал в наш город из Сент-Луиса, потому что не мог там достаточно быстро продвинуться вверх по служебной лестнице. Я и подумала, что тебе не терпится скакнуть вверх, а громкое дело Томаса использовать в качестве трамплина. Поэтому я и позвонила мистеру Барн-су, чтобы узнать его мнение о тебе.
– И что же он тебе наплел?
– О, можешь быть спокоен. Для него ты пай-мальчик с шелковыми кудряшками. Старик заявил, что, даже если бы на него работала целая армия молодых блестящих юристов, он все равно остановил бы выбор на тебе как на своем преемнике. Но! – воздела она руку, когда Хантер попытался перебить ее. – Но он сказал также, что именно Томас выступил против твоей кандидатуры. Конечно, это было сказано конфиденциально, однако Томас не стал делать секрета из своей позиции, и вскоре весь городской совет знал о том, что, по его мнению, ты опасно честолюбив.
Хантер обескураженно затряс головой и запустил пальцы в шевелюру.
– Если ты думаешь, что я решил отомстить Уинну за то, что пришелся ему не по вкусу, знай: ты глубоко заблуждаешься. Я ни сном ни духом не ведал, что он имеет что-то против меня.
Она презрительно фыркнула:
– И ты думаешь, я тебе поверю?
– Нет, не думаю, – зло выпалил он. – Ты сотворила из Томаса Уинна кумира и надела на глаза шоры, лишь бы не знать о нем правды. А спросила ли ты Барнса, что он думает о моих обвинениях в адрес Уинна?
В ответ Кари высокомерно вскинула голову.
– Естественно, он оказался с тобой заодно.
– Боже правый! – хлопнул он себя в отчаянии по бедрам. – Истина лежит перед тобой как на ладони, а ты отказываешься замечать ее. А ведь как все просто: преступник – именно твой муж, а не я.
Ее передернуло от острой ненависти.
– Господи, до чего я презираю тебя! Ты проныра…
– Я всего лишь проницателен.
– И ловкач.
– Я просто не зеваю по сторонам.
– И еще честолюбив без меры.
– Честолюбие – не порок.
– Ты – кровожадный гонитель!
– А ты – мстительная сучка.
– Я выполняю свой долг!
– А я – свой!
Хантер даже не заметил, как сжал ее в объятиях. Он опомнился, лишь когда почувствовал жаркое прикосновение ее тела. Опустив взгляд, он сквозь красную пелену бешенства увидел собственные руки, вцепившиеся в хрупкие женские плечи.
И внезапно ощутил ее всю, целиком. Ее груди прижимались к его ребрам, живот мягко уступал напору возбужденного столба, бедра соприкасались с бедрами.
Разозленная, она выглядела особенно красивой. В полумраке комнаты ее глаза казались невероятно большими и темно-зелеными. Кари шумно дышала, ее влажные губы были приоткрыты.
Не раздумывая ни секунды, он склонился и приник к ее губам. Сильные руки обвили Кари и неумолимо прижали к сильному, мускулистому телу.
Его ищущий рот раздвинул губы женщины, и язык пробежал по ровному ряду ее зубов, вызвав у нее возмущенный стон. Тем не менее Хантер продолжал целовать ее яростно и страстно, пока она, задыхаясь, не открыла рот. И тогда его язык проник внутрь.
Это было неприкрытое насилие. Оно переходило всякие границы. И это было прекрасно. Его язык между тем продолжал действовать с прежней яростью, пока тело ее не расслабилось, став совсем податливым.
Поначалу Кари была слишком ошарашена, чтобы пошевелить даже пальцем. Однако затем, попытавшись сопротивляться, поняла, что не сможет противостоять его силе. Каким же подлецом надо быть, чтобы обходиться с ней так грубо и нагло! Она ненавидела его, но еще сильнее она ненавидела саму себя.
Потому что этот поцелуй начинал ей нравиться.
Да и могла ли она обвинить его в жестокости теперь, когда этот язык ласкал ее? Его губы по-прежнему были словно приклеены к ее рту, но язык больше не был грубым и жестким. Напротив, он стал бархатисто-нежным, и движения его были не злобными и беспорядочными, а осторожными и убеждающими. Перед этой сладкой агрессией вот-вот должен был пасть последний бастион.
Самисобой руки Кари обвились вокруг того, кто столь бесцеремонно пленил ее. Почувствовав жесткий холм, упиравшийся вершиной в ее живот, она внезапно осознала, что ее воля к сопротивлению окончательно сломлена. Ее увлажнившаяся плоть сладко ныла, набрякшие груди пылали от жажды любви. Ею овладело сумасбродное желание почувствовать прикосновение его губ к своим затвердевшим соскам.
Хантер поцеловал молодую женщину еще раз, дразняще лаская ее язык. Низ ее живота еще раз ощутил прикосновение твердого бедра. Потом он постепенно отстранился. Его рот долго не хотел расставаться с ней, оставляя на ее распухших губах последние нежные, легкие поцелуи. Однако потом и они исчезли. Хантер Макки отступил на шаг, на сей раз окончательно.
Теперь он стоял не шевелясь, глядя на нее сверху вниз. Ей же хотелось провалиться сквозь землю. «Я не ответила ему, – пыталась убедить себя Кари. – Не ответила! А если все-таки ответила? В таком случае лучше не жить». Пересилив себя, она подняла на него глаза.
– Так в чем же моя вина? Скажи, Кари. В том, что я дискредитировал Томаса? Или в том, что ты потеряла ребенка? В том, что хочу тебя? Или возбуждаю в тебе ответное желание?
Хантер взял с дивана свой пиджак. В дверях он обернулся.
– Очень скоро ты разберешься, почему не выносишь меня.
Он ушел.
Войдя в свою темную квартиру, Хантер направился прямиком к телефону. Долго же он терпел. Но сегодня вечером он наконец поцеловал Кари Стюарт. Поцеловал по-настоящему! Это событие все в нем перевернуло. Отныне в его душе не оставалось сомнений. Он набрал код другого города, потом телефонный номер. После третьего гудка в трубке прозвучал женский голос.
– Здравствуй, Пэм. Это я, Хантер. Ты права, я действительно вел себя, как осел. Я дам тебе развод.
Глава 7
Он решил провести день выборов дома.
Он понимал, что с ним творится что-то неладное. Он, стопроцентный американец, предпочел оживленной толпе одиночество. Предпочел смотреть по телевизору вечерний выпуск новостей вместо того, чтобы веселиться на вечеринке.
Он уселся перед телевизором, уставившись в экран, как извращенец, вознамерившийся насладиться порнофильмом. Зачарованный, он смотрел на нее. Ее слова, интонации, выражение лица, жесты, – все это было ему знакомым и бесконечно близким. Теперь его повсюду, как наваждение, преследовал цветочный аромат ее волос. Подушечки его пальцев помнили ее нежную кожу. Его языку был памятен вкус ее рта. Он бесконечно жаждал ее.
А она, по ее словам, не чувствовала к нему ничего, кроме презрения.
Но что, если бы они встретились при совсем других обстоятельствах? Что, если бы он познакомился с ней года через два после гибели Уинна? Или если Уинна не существовало бы вовсе? Наверняка все сложилось бы иначе. Они с первого взгляда понравились бы друг другу. Мир фантазий тем и хорош, что в нем нет ничего невозможного. Не так ли?
В своих мечтах он уже несколько раз приглашал ее поужинать. Они говорили о работе, последних событиях, книгах и кинофильмах. Он вовсю использовал свой арсенал шуток, и она находила его очень забавным. И внезапно оба обнаруживали, что у них удивительно много общего.
И вот как-то раз она приглашает его на чашку кофе и весь вечер улыбается ему приветливо и загадочно. И когда он пытается обнять ее, охотно припадает к нему, словно только того и ждала. Ее губы послушно раскрываются под напором его губ. Да-да, она жаждет его поцелуев, его ласки. Почти требует их!
– Я не хочу ничего утаивать от тебя. Я был женат…
– Был? – Копна белокурых волос рассыпается в его руках – Кари вопросительно запрокидывает голову. Его губы соскальзывают с ее подбородка на тонкую шею, теплую от возбуждения.
– Я разведен. – Его ладонь ощущает восхитительную упругость женской груди. Большой палец нащупывает трепетный сосок, и губы сами собой шепчут ее имя. – Я давно уже живу совсем один. С тех пор как встретил тебя… Еще ни одна женщина не заставляла меня чувствовать то, что я чувствую, видя тебя. Ты нужна мне, Кари. Мне нужны твои нежность, мягкость, женственность. Без тебя моя жизнь лишена смысла. Прошу, позволь мне любить тебя.
Тонкая ладошка сжимает его пальцы. Рука об руку они идут в спальню и там…
Телефонный звонок прогремел так резко, что Хан-тер даже подпрыгнул от неожиданности. Схватив трубку, он буркнул:
– Макки слушает.
– Неправильно! Надо говорить: окружной прокурор у провода! – Гай орал во всю глотку, стараясь перекричать шум и гам в помещении, откуда звонил. – Поздравляю с победой! В общем-то, в ней никто и не сомневался, но только что объявили окончательные результаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28