Если речь идет об алиментах или о нереализованном ордере на арест, я должен…
– Нет-нет, – перебила Марис. – Мое дело не имеет никакого отношения к… к правосудию. Я же сказала – у меня к мистеру П.М.Э. сугубо деловое предложение. Я бы хотела, чтобы он… э-э-э… сотрудничал с фирмой, которую я возглавляю.
– Что ж, ладно… – Помощник шерифа не скрывал своего разочарования. – Мне действительно жаль, мисс Мадерли-Рид, что я не смог вам помочь.
Марис еще раз поблагодарила его и, положив трубку, поспешила в крошечную туалетную комнату, куда можно было попасть прямо из ее кабинета. Там в небольшом шкафчике висело на плечиках вечернее платье для коктейлей, которое Марис утром принесла с собой из дому. На низком туалетном столике и в его ящиках лежали все необходимые принадлежности и косметика, которую Марис предпочитала иметь под рукой, так как частенько сразу после работы отправлялась с Ноем на прием или коктейль. Сейчас Марис достала все необходимое и занялась собой.
Когда минут через десять она спустилась в вестибюль, Ной громко присвистнул и чмокнул Марис в щеку.
– Это просто чудо какое-то! – воскликнул он. – Ты выглядишь потрясающе!
Не удержавшись, Марис бросила быстрый взгляд на свое отражение в большом настенном зеркале. Кажется, ее усилия не пропали даром. Правда, она бы не сказала, что выглядит «потрясающе» (Ной, как всегда, немного преувеличил), однако, если учесть, с чего она начинала, результат действительно был впечатляющим.
Марис была одета в узкое, державшееся на тонких бретельках обтягивающее платье брусничного цвета с глубоким вырезом. Сегодняшнее мероприятие было официальным, и она, поразмыслив, вставила в уши золотые серьги-«гвоздики» с бриллиантами и взяла крошечную сумочку от Джудит Лейбер в форме бабочки со сложенными крыльями и усыпанную мелкими блестками. Эту сумочку подарил Марис на Рождество отец. На плечи Марис набросила тонкую шаль, которую она купила в Париже в прошлом году, когда возвращалась с Франкфуртской книжной ярмарки.
Волосы Марис собрала в изящный низкий «конский хвост» и перевязала тонким шелковым шнурком в тон платью. Волосы у нее были густыми, блестящими, поэтому даже эта простая прическа выглядела шикарно и стильно, хотя на самом деле ни на что другое ей просто не хватило бы времени. Глаза и ресницы Марис пришлось подкрасить снова – как и губы, которые она обвела по контуру специальным карандашом. Кожа у нее всегда была светлой до прозрачности, поэтому на щеки, подбородок, лоб и шею Марис наложила едва различимый слой тонального крема. Поддерживающий лифчик – такое же чудо инженерной техники, как и мост Трайборо, – приподнимал ее груди таким образом, что они образовывали соблазнительную ложбинку в вырезе платья, и Марис слегка припудрила и подушила ее туалетной водой.
– «Ее слишком ровный загар и чересчур полные груди вряд ли могли быть естественными», – проговорила Марис задумчиво.
С любопытством поглядев на жену, Ной взял ее под руку и повел к выходу из здания.
– Что ты сказала? – спросил он, останавливаясь перед дверью и пропуская ее вперед. Марис негромко рассмеялась.
– Ничего, это я так… Цитирую одну рукопись, которую читала сегодня…
2
Дождь прекратился уже полчаса назад, но воздух оставался влажным. Вода собиралась в лужи, сверкала алмазными каплями на согнутых травинках, цветочных лепестках и тонком пушке, покрывавшем крупные спелые персики, которые словно ожидали, чтобы их кто-нибудь сорвал. Ветви вечнозеленых деревьев и кустарников опустились от тяжести задержавшейся в них воды чуть не до земли. Крупные капли стекали по глянцевитым, до блеска отмытым листьям пальм и с глухим звуком падали на раскисшую, точно губка, напитанную влагой почву. Любой, самый слабый порыв ветра мог бы стряхнуть дождевые капли с листвы, но воздух был неподвижен и густ, как кисель. Казалось, даже звуки глохли в нем, точно в вате. Тишина стояла такая, что ее можно было потрогать. Молчание природы нарушал только далекий гул прибоя и редкие крики чаек.
Помощник шерифа Харрис выбрался из взятого напрокат на причале Санта-Анны двухместного гольф-кара и, сняв шляпу, вытер со лба испарину. Подниматься по тропе, ведущей к дому, он не спешил. Харрис пытался убедить себя, что ему просто необходимо какое-то время, чтобы собраться с мыслями, однако в глубине души он знал, что это не так. На самом деле Харрис раздумывал, правильно ли он поступил, приехав сюда после захода солнца. Он не знал, чего ему следует ждать, и потому немного нервничал.
Харрису еще ни разу не приходилось бывать в окрестностях особняка, хотя он, конечно, много о нем слышал. Каждый, кто хоть раз приезжал на Санта-Анну, был знаком с историями о плантаторском доме, стоявшем на восточной оконечности островка – на длинном и узком мысу, очертаниями напоминающем палец, указывающий в сторону Африки. Некоторые из этих историй выглядели достаточно не правдоподобно, однако описание самого дома оказалось на удивление точным.
Дом или, точнее, особняк, был выстроен в характерном для Южной Каролины стиле и представлял собой двухэтажный каркасный дом на высоком фундаменте из крепкого, как гранит, красного кирпича. Шесть широких ступеней вели на крытую веранду, опоясывавшую дом с трех сторон. Входная дверь – как и противоураганные жалюзи в окнах обоих этажей – была выкрашена глянцевой черной эмалью. Балкон над входом поддерживали шесть колонн, высокую двускатную крышу венчали два дымохода.
Иными словами, дом выглядел именно так, как ожидал Харрис.
Чего он не ожидал, так это того, что дом покажется ему таким зловещим.
Холодная капля воды упала Харрису за шиворот, и он от неожиданности вздрогнул и выругался. Подняв голову, помощник шерифа увидел над собой несколько густых древесных ветвей, которые грозили обрушить на него настоящий дождь. Промокнуть уже после того, как дождь закончился, не входило в его планы, поэтому Харрис вытер шею платком, водворил на место шляпу и поспешно шагнул вперед, но снова остановился и огляделся по сторонам, чтобы удостовериться, что никто не заметил его испуга.
Но вокруг было безлюдно. Сумерки быстро сгущались, в низинах и ямах собирался туман, и по спине Харриса пробежал холодок. Это уже никуда не годилось! Обругав себя трусом, помощник шерифа решительным жестом надвинул шляпу на лоб и усилием воли заставил себя тронуться с места.
На этот раз он не остановился. Обходя лужи, Харрис вышел на засыпанную ракушечником дорожку, которая смутно белела в полумраке между рядами виргинских дубов, с ветвей которых свисали длинные бороды испанского мха. Деревья были старыми, их скрюченные корни во многих местах выползли на дорожку. Некоторые корни были толщиной с руку взрослого мужчины, и Харрис, запнувшись о них, несколько раз с трудом удерживался на ногах.
Несмотря на страх, который никак не желал отступать, помощник шерифа не мог не признать, что и дорожка, и сам дом производят впечатление если и не слишком приятное, то, по крайней мере, величественное. При ярком же свете здесь было, наверное, даже красиво – особенно если учесть, что особняк стоял на высоком обрыве и выходил задними окнами на океан.
Харрис знал, что странный дом не всегда был таким большим. Первоначально он состоял всего из четырех комнат. Два столетия назад его построил здесь плантатор, выкупивший остров у колониста-англичанина, который в конце концов решил, что лучше умереть на родине от старости, чем от желтой лихорадки на недавно открытом американском континенте. Плантатор скоро разбогател – сначала на индиго, потом на торговле хлопком. Хижина из четырех комнат, которую он возвел на своем участке, была превращена им в бараки для рабов, а неподалеку от него началось строительство нового большого особняка.
Тогда, за несколько лет до Гражданской войны, этот особняк едва не стал седьмым чудом света. На Санта-Анне, во всяком случае, никогда ничего подобного не видывали. Строительные и отделочные материалы привозились с континента и сгружались на побережье. Оттуда камень и бревна доставляли к месту строительства упряжки мулов, с трудом продиравшиеся через густые заросли. Прошло не меньше десяти лет, прежде чем строительство было завершено, но особняк получился на редкость красивым и прочным – во всяком случае, он пережил и нашествие армии северян, и несколько жестоких ураганов, регулярно уничтожавших дома других обитателей острова.
Смертельный удар гордому дому нанесли не враги и не непогода. В начале двадцатого столетия на плантации напал хлопковый долгоносик. Он уничтожил не только урожай, но и всю местную экономику, положив конец самому образу жизни, к которому привыкло население Санта-Анны.
Отдаленный потомок удачливого плантатора был, как видно, человеком неглупым. Во всяком случае, он сумел предугадать свою судьбу и, не дожидаясь неизбежного конца, повесился на крюке от люстры в обеденном зале особняка. Его родственники и домочадцы, спасаясь от кредиторов и неуплаченных налогов, бежали с острова под покровом ночной темноты, и с тех пор о них ничего не было слышно.
Проносились десятилетия, а дом все стоял заброшенным. Лес акр за акром захватывал и поля, которые когда-то были белы от созревшего хлопка, и прилегавшие к особняку сады. Комнаты, где когда-то кружились под звуки вальса и мазурки подтянутые офицеры и аристократки в кринолинах (рассказывали, что в особняке побывал сам Авраам Линкольн), наводнили крысы и прочая мерзость. Единственными, кто изредка заглядывал в старый дом, были шальные подростки, принявшие лишнюю дозу марихуаны или пива и искавшие места, где можно отоспаться без помех.
Так бы дом, наверное, и превратился в руины, если бы около полутора лет назад его не купил какой-то человек, о котором на острове ничего не знали. Он сразу же затеял ремонт, вылившийся в полномасштабную реставрацию и обошедшийся новому хозяину не меньше чем в миллион долларов. Харрис был уверен, что владельцем особняка и изрядного куска прилегающей к нему земли стал какой-то северянин-толстосум, начитавшийся «Унесенных ветром» и решивший во что бы то ни стало превратить поместье во вторую Тару. Это его, впрочем, не удивило – островитяне всегда считали, что у янки денег куда больше, чем здравого смысла.
Но вскоре жители Санта-Анны переменили свое мнение. Они утверждали, что новый владелец особняка проявил себя человеком с отличным вкусом и не пожалел денег на полную перестройку имения. Харрис, однако, продолжал придерживаться мнения – этому парню придется сделать еще очень много, чтобы вернуть особняк в его золотой век. Сколько на это понадобится средств и времени, даже подумать было страшно. Задача – если взяться за нее как следует – была поистине титанической, и помощник шерифа нисколько не завидовал тому, кто отважился бы взвалить ее на свои плечи.
И дело было даже не в деньгах, а в невезении, которое накрепко срослось с этим домом, как будто над ним висело проклятие. Согласно местным легендам, призрак самоубийцы все еще обитал в доме и время от времени принимался раскачивать люстру в большом обеденном зале.
В привидения Харрис не верил. В жизни ему приходилось встречать людей, которые были куда страшнее, чем любой призрак или дух, поэтому он был уверен, что всякими дешевыми байками его не проймешь. И все же Харрис предпочел бы, чтобы ступени и веранда старого дома, куда он поднялся, чтобы постучать во входную дверь, были освещены получше.
Взявшись за полированное дверное кольцо, помощник шерифа несколько раз осторожно стукнул им о бронзовую пластину. Не дождавшись ответа, он постучал громче. Падающие с крыши капли отмеряли медленные секунды. Час был еще не поздний, но Харрис почему-то подумал, что владелец особняка вполне мог отправиться спать. Ведь говорят же, что деревенские жители ложатся намного раньше горожан, так почему бы и этому парню не поступить так же, коль скоро он поселился так далеко от цивилизации?
Харрис уже подумывал о том, чтобы вернуться в другой раз – лучше всего рано утром, как вдруг до его слуха донеслись шаги. Через несколько мгновений входная дверь, скрипнув, приоткрылась, но совсем ненамного.
– Кто там?
Харрис попытался заглянуть в щелку, наполовину уверенный, что увидит там мертвеца, – до того сильно подействовали на него собственные воспоминания о связанной с домом мрачной истории. Не лучшим вариантом был и обрез двустволки, направленной на него разозленным владельцем, которого Харрис вытащил из постели.
К счастью, человек, открывший ему дверь, не был похож ни на удавленника, ни на потенциального убийцу. Его лицо даже показалось Харрису приветливым, хотя, быть может, помощник шерифа просто выдавал желаемое за действительность, так как в прихожей дома было гораздо темнее, чем снаружи. Одно хорошо – владелец не послал его ко всем чертям.
Пока не послал…
– Добрый вечер, сэр, – вежливо начал Харрис. – Я – Дуайт Харрис из Саванны, первый помощник окружного шерифа.
Мужчина слегка приподнял голову и бросил взгляд через плечо Харриса на оставшийся на дорожке желтенький гольф-кар. Надеясь снизить количество туристов и прочих нежелательных визитеров, общественный совет острова отказался от предложения властей округа установить регулярное паромное сообщение между Санта-Анной и побережьем, так что перебраться через пролив можно было только на лодке – собственной или взятой напрокат. Если кто-то все же попадал на остров, площадь которого равнялась девяти тысячам (плюс-минус несколько сотен) акров, передвигаться ему приходилось либо пешком, либо во взятом напрокат гольф-каре, многие из которых работали от аккумуляторов. Только постоянные обитатели острова ездили в нормальных автомобилях по узким местным дорогам, большинство из которых были специально оставлены не асфальтированными.
Харрис тоже был вынужден нанять гольф-кар – слава богу, хоть не электрический, – который, конечно, выглядел значительно менее внушительно, чем патрульная машина шерифской службы. Понимая, что из-за этого он тоже выглядит не особенно представительно, Харрис машинально поправил сползший на бедра пояс со служебным револьвером.
– Чем могу служить, мистер Харрис? – спросил человек за дверью.
– Для начала позвольте извиниться за столь поздний визит, – начал помощник шерифа. – Все дело в том, что мне самому позвонили достаточно поздно. Вами интересовалась одна девушка из Нью-Йорка…
– Вот как?
– Да. – Харрис сглотнул. – Она сказала, ей нужен человек с острова Санта-Анна с инициалами П.М.Э.
– Это странно.
– Мне тоже так показалось. – Помощник шерифа почувствовал, что у него пересохло в горле. – Она так и не смогла объяснить, в чем дело, поэтому я не стал ей говорить, что эти инициалы мне знакомы.
– А они вам знакомы? – уточнил мужчина, продолжая разглядывать Харриса в узкую щелку.
– Н-нет, не сказал бы. То есть мне показалось – я догадываюсь, кто бы это мог быть, однако полной уверенности…
– И тем не менее вы здесь.
– Поймите меня правильно, сэр, мне стало любопытно. К тому же, раз я работаю в службе шерифа, я должен знать, что происходит на вверенном мне участке. Но вы не беспокойтесь – мы здесь не лезем в чужую жизнь и уважаем право каждого на уединение.
– Я бы сказал – подобная практика достойна всяческого уважения.
– В прежние годы на Санта-Анне скрывалось множество людей… по самым разным причинам.
Эти слова вырвались у Харриса непроизвольно. Он тут же пожалел, что произнес их, но было поздно. Теперь мужчина за дверью решит, что его в чем-то подозревают, и вообще не станет с ним разговаривать. Или, чего доброго, накатает жалобу шерифу.
Последовала продолжительная пауза. Наконец Харрис слегка откашлялся и добавил:
– В общем, сэр, мне показалось, я должен уважить просьбу этой леди. Я кое-кого расспросил, и меня направили сюда.
– А что было нужно этой леди из Нью-Йорка?
– Она так и не сказала – только уточнила, что это не имеет отношения к нарушению закона. У нее к вам что-то вроде делового предложения. Я даже подумал – вдруг вы выиграли в какой-нибудь лотерее или в телевизионном тотализаторе.
– Никогда не играл на тотализаторе – ни по телевизору, ни на ипподроме.
– Я понимаю, сэр. Но я подумал – вдруг… – Харрис сдвинул шляпу на лоб и озадаченно почесал затылок. Он никак не мог понять, почему владелец особняка не приглашает его войти или почему он не включит свет над дверью. Харрис хотел быть вежливым, но это ничего ему не дало, и он спросил напрямик:
– Так вы – П.М.Э. или нет?
Мужчина покачал головой и, как показалось Харрису, улыбнулся.
– Эта леди сказала хотя бы, как ее зовут?
– Что? Ах, леди… – Харрис выудил из нагрудного кармана форменной рубашки сложенный листок бумаги, который, к его стыду, оказался влажным от пота. Хозяин особняка, впрочем, не обратил на это внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
– Нет-нет, – перебила Марис. – Мое дело не имеет никакого отношения к… к правосудию. Я же сказала – у меня к мистеру П.М.Э. сугубо деловое предложение. Я бы хотела, чтобы он… э-э-э… сотрудничал с фирмой, которую я возглавляю.
– Что ж, ладно… – Помощник шерифа не скрывал своего разочарования. – Мне действительно жаль, мисс Мадерли-Рид, что я не смог вам помочь.
Марис еще раз поблагодарила его и, положив трубку, поспешила в крошечную туалетную комнату, куда можно было попасть прямо из ее кабинета. Там в небольшом шкафчике висело на плечиках вечернее платье для коктейлей, которое Марис утром принесла с собой из дому. На низком туалетном столике и в его ящиках лежали все необходимые принадлежности и косметика, которую Марис предпочитала иметь под рукой, так как частенько сразу после работы отправлялась с Ноем на прием или коктейль. Сейчас Марис достала все необходимое и занялась собой.
Когда минут через десять она спустилась в вестибюль, Ной громко присвистнул и чмокнул Марис в щеку.
– Это просто чудо какое-то! – воскликнул он. – Ты выглядишь потрясающе!
Не удержавшись, Марис бросила быстрый взгляд на свое отражение в большом настенном зеркале. Кажется, ее усилия не пропали даром. Правда, она бы не сказала, что выглядит «потрясающе» (Ной, как всегда, немного преувеличил), однако, если учесть, с чего она начинала, результат действительно был впечатляющим.
Марис была одета в узкое, державшееся на тонких бретельках обтягивающее платье брусничного цвета с глубоким вырезом. Сегодняшнее мероприятие было официальным, и она, поразмыслив, вставила в уши золотые серьги-«гвоздики» с бриллиантами и взяла крошечную сумочку от Джудит Лейбер в форме бабочки со сложенными крыльями и усыпанную мелкими блестками. Эту сумочку подарил Марис на Рождество отец. На плечи Марис набросила тонкую шаль, которую она купила в Париже в прошлом году, когда возвращалась с Франкфуртской книжной ярмарки.
Волосы Марис собрала в изящный низкий «конский хвост» и перевязала тонким шелковым шнурком в тон платью. Волосы у нее были густыми, блестящими, поэтому даже эта простая прическа выглядела шикарно и стильно, хотя на самом деле ни на что другое ей просто не хватило бы времени. Глаза и ресницы Марис пришлось подкрасить снова – как и губы, которые она обвела по контуру специальным карандашом. Кожа у нее всегда была светлой до прозрачности, поэтому на щеки, подбородок, лоб и шею Марис наложила едва различимый слой тонального крема. Поддерживающий лифчик – такое же чудо инженерной техники, как и мост Трайборо, – приподнимал ее груди таким образом, что они образовывали соблазнительную ложбинку в вырезе платья, и Марис слегка припудрила и подушила ее туалетной водой.
– «Ее слишком ровный загар и чересчур полные груди вряд ли могли быть естественными», – проговорила Марис задумчиво.
С любопытством поглядев на жену, Ной взял ее под руку и повел к выходу из здания.
– Что ты сказала? – спросил он, останавливаясь перед дверью и пропуская ее вперед. Марис негромко рассмеялась.
– Ничего, это я так… Цитирую одну рукопись, которую читала сегодня…
2
Дождь прекратился уже полчаса назад, но воздух оставался влажным. Вода собиралась в лужи, сверкала алмазными каплями на согнутых травинках, цветочных лепестках и тонком пушке, покрывавшем крупные спелые персики, которые словно ожидали, чтобы их кто-нибудь сорвал. Ветви вечнозеленых деревьев и кустарников опустились от тяжести задержавшейся в них воды чуть не до земли. Крупные капли стекали по глянцевитым, до блеска отмытым листьям пальм и с глухим звуком падали на раскисшую, точно губка, напитанную влагой почву. Любой, самый слабый порыв ветра мог бы стряхнуть дождевые капли с листвы, но воздух был неподвижен и густ, как кисель. Казалось, даже звуки глохли в нем, точно в вате. Тишина стояла такая, что ее можно было потрогать. Молчание природы нарушал только далекий гул прибоя и редкие крики чаек.
Помощник шерифа Харрис выбрался из взятого напрокат на причале Санта-Анны двухместного гольф-кара и, сняв шляпу, вытер со лба испарину. Подниматься по тропе, ведущей к дому, он не спешил. Харрис пытался убедить себя, что ему просто необходимо какое-то время, чтобы собраться с мыслями, однако в глубине души он знал, что это не так. На самом деле Харрис раздумывал, правильно ли он поступил, приехав сюда после захода солнца. Он не знал, чего ему следует ждать, и потому немного нервничал.
Харрису еще ни разу не приходилось бывать в окрестностях особняка, хотя он, конечно, много о нем слышал. Каждый, кто хоть раз приезжал на Санта-Анну, был знаком с историями о плантаторском доме, стоявшем на восточной оконечности островка – на длинном и узком мысу, очертаниями напоминающем палец, указывающий в сторону Африки. Некоторые из этих историй выглядели достаточно не правдоподобно, однако описание самого дома оказалось на удивление точным.
Дом или, точнее, особняк, был выстроен в характерном для Южной Каролины стиле и представлял собой двухэтажный каркасный дом на высоком фундаменте из крепкого, как гранит, красного кирпича. Шесть широких ступеней вели на крытую веранду, опоясывавшую дом с трех сторон. Входная дверь – как и противоураганные жалюзи в окнах обоих этажей – была выкрашена глянцевой черной эмалью. Балкон над входом поддерживали шесть колонн, высокую двускатную крышу венчали два дымохода.
Иными словами, дом выглядел именно так, как ожидал Харрис.
Чего он не ожидал, так это того, что дом покажется ему таким зловещим.
Холодная капля воды упала Харрису за шиворот, и он от неожиданности вздрогнул и выругался. Подняв голову, помощник шерифа увидел над собой несколько густых древесных ветвей, которые грозили обрушить на него настоящий дождь. Промокнуть уже после того, как дождь закончился, не входило в его планы, поэтому Харрис вытер шею платком, водворил на место шляпу и поспешно шагнул вперед, но снова остановился и огляделся по сторонам, чтобы удостовериться, что никто не заметил его испуга.
Но вокруг было безлюдно. Сумерки быстро сгущались, в низинах и ямах собирался туман, и по спине Харриса пробежал холодок. Это уже никуда не годилось! Обругав себя трусом, помощник шерифа решительным жестом надвинул шляпу на лоб и усилием воли заставил себя тронуться с места.
На этот раз он не остановился. Обходя лужи, Харрис вышел на засыпанную ракушечником дорожку, которая смутно белела в полумраке между рядами виргинских дубов, с ветвей которых свисали длинные бороды испанского мха. Деревья были старыми, их скрюченные корни во многих местах выползли на дорожку. Некоторые корни были толщиной с руку взрослого мужчины, и Харрис, запнувшись о них, несколько раз с трудом удерживался на ногах.
Несмотря на страх, который никак не желал отступать, помощник шерифа не мог не признать, что и дорожка, и сам дом производят впечатление если и не слишком приятное, то, по крайней мере, величественное. При ярком же свете здесь было, наверное, даже красиво – особенно если учесть, что особняк стоял на высоком обрыве и выходил задними окнами на океан.
Харрис знал, что странный дом не всегда был таким большим. Первоначально он состоял всего из четырех комнат. Два столетия назад его построил здесь плантатор, выкупивший остров у колониста-англичанина, который в конце концов решил, что лучше умереть на родине от старости, чем от желтой лихорадки на недавно открытом американском континенте. Плантатор скоро разбогател – сначала на индиго, потом на торговле хлопком. Хижина из четырех комнат, которую он возвел на своем участке, была превращена им в бараки для рабов, а неподалеку от него началось строительство нового большого особняка.
Тогда, за несколько лет до Гражданской войны, этот особняк едва не стал седьмым чудом света. На Санта-Анне, во всяком случае, никогда ничего подобного не видывали. Строительные и отделочные материалы привозились с континента и сгружались на побережье. Оттуда камень и бревна доставляли к месту строительства упряжки мулов, с трудом продиравшиеся через густые заросли. Прошло не меньше десяти лет, прежде чем строительство было завершено, но особняк получился на редкость красивым и прочным – во всяком случае, он пережил и нашествие армии северян, и несколько жестоких ураганов, регулярно уничтожавших дома других обитателей острова.
Смертельный удар гордому дому нанесли не враги и не непогода. В начале двадцатого столетия на плантации напал хлопковый долгоносик. Он уничтожил не только урожай, но и всю местную экономику, положив конец самому образу жизни, к которому привыкло население Санта-Анны.
Отдаленный потомок удачливого плантатора был, как видно, человеком неглупым. Во всяком случае, он сумел предугадать свою судьбу и, не дожидаясь неизбежного конца, повесился на крюке от люстры в обеденном зале особняка. Его родственники и домочадцы, спасаясь от кредиторов и неуплаченных налогов, бежали с острова под покровом ночной темноты, и с тех пор о них ничего не было слышно.
Проносились десятилетия, а дом все стоял заброшенным. Лес акр за акром захватывал и поля, которые когда-то были белы от созревшего хлопка, и прилегавшие к особняку сады. Комнаты, где когда-то кружились под звуки вальса и мазурки подтянутые офицеры и аристократки в кринолинах (рассказывали, что в особняке побывал сам Авраам Линкольн), наводнили крысы и прочая мерзость. Единственными, кто изредка заглядывал в старый дом, были шальные подростки, принявшие лишнюю дозу марихуаны или пива и искавшие места, где можно отоспаться без помех.
Так бы дом, наверное, и превратился в руины, если бы около полутора лет назад его не купил какой-то человек, о котором на острове ничего не знали. Он сразу же затеял ремонт, вылившийся в полномасштабную реставрацию и обошедшийся новому хозяину не меньше чем в миллион долларов. Харрис был уверен, что владельцем особняка и изрядного куска прилегающей к нему земли стал какой-то северянин-толстосум, начитавшийся «Унесенных ветром» и решивший во что бы то ни стало превратить поместье во вторую Тару. Это его, впрочем, не удивило – островитяне всегда считали, что у янки денег куда больше, чем здравого смысла.
Но вскоре жители Санта-Анны переменили свое мнение. Они утверждали, что новый владелец особняка проявил себя человеком с отличным вкусом и не пожалел денег на полную перестройку имения. Харрис, однако, продолжал придерживаться мнения – этому парню придется сделать еще очень много, чтобы вернуть особняк в его золотой век. Сколько на это понадобится средств и времени, даже подумать было страшно. Задача – если взяться за нее как следует – была поистине титанической, и помощник шерифа нисколько не завидовал тому, кто отважился бы взвалить ее на свои плечи.
И дело было даже не в деньгах, а в невезении, которое накрепко срослось с этим домом, как будто над ним висело проклятие. Согласно местным легендам, призрак самоубийцы все еще обитал в доме и время от времени принимался раскачивать люстру в большом обеденном зале.
В привидения Харрис не верил. В жизни ему приходилось встречать людей, которые были куда страшнее, чем любой призрак или дух, поэтому он был уверен, что всякими дешевыми байками его не проймешь. И все же Харрис предпочел бы, чтобы ступени и веранда старого дома, куда он поднялся, чтобы постучать во входную дверь, были освещены получше.
Взявшись за полированное дверное кольцо, помощник шерифа несколько раз осторожно стукнул им о бронзовую пластину. Не дождавшись ответа, он постучал громче. Падающие с крыши капли отмеряли медленные секунды. Час был еще не поздний, но Харрис почему-то подумал, что владелец особняка вполне мог отправиться спать. Ведь говорят же, что деревенские жители ложатся намного раньше горожан, так почему бы и этому парню не поступить так же, коль скоро он поселился так далеко от цивилизации?
Харрис уже подумывал о том, чтобы вернуться в другой раз – лучше всего рано утром, как вдруг до его слуха донеслись шаги. Через несколько мгновений входная дверь, скрипнув, приоткрылась, но совсем ненамного.
– Кто там?
Харрис попытался заглянуть в щелку, наполовину уверенный, что увидит там мертвеца, – до того сильно подействовали на него собственные воспоминания о связанной с домом мрачной истории. Не лучшим вариантом был и обрез двустволки, направленной на него разозленным владельцем, которого Харрис вытащил из постели.
К счастью, человек, открывший ему дверь, не был похож ни на удавленника, ни на потенциального убийцу. Его лицо даже показалось Харрису приветливым, хотя, быть может, помощник шерифа просто выдавал желаемое за действительность, так как в прихожей дома было гораздо темнее, чем снаружи. Одно хорошо – владелец не послал его ко всем чертям.
Пока не послал…
– Добрый вечер, сэр, – вежливо начал Харрис. – Я – Дуайт Харрис из Саванны, первый помощник окружного шерифа.
Мужчина слегка приподнял голову и бросил взгляд через плечо Харриса на оставшийся на дорожке желтенький гольф-кар. Надеясь снизить количество туристов и прочих нежелательных визитеров, общественный совет острова отказался от предложения властей округа установить регулярное паромное сообщение между Санта-Анной и побережьем, так что перебраться через пролив можно было только на лодке – собственной или взятой напрокат. Если кто-то все же попадал на остров, площадь которого равнялась девяти тысячам (плюс-минус несколько сотен) акров, передвигаться ему приходилось либо пешком, либо во взятом напрокат гольф-каре, многие из которых работали от аккумуляторов. Только постоянные обитатели острова ездили в нормальных автомобилях по узким местным дорогам, большинство из которых были специально оставлены не асфальтированными.
Харрис тоже был вынужден нанять гольф-кар – слава богу, хоть не электрический, – который, конечно, выглядел значительно менее внушительно, чем патрульная машина шерифской службы. Понимая, что из-за этого он тоже выглядит не особенно представительно, Харрис машинально поправил сползший на бедра пояс со служебным револьвером.
– Чем могу служить, мистер Харрис? – спросил человек за дверью.
– Для начала позвольте извиниться за столь поздний визит, – начал помощник шерифа. – Все дело в том, что мне самому позвонили достаточно поздно. Вами интересовалась одна девушка из Нью-Йорка…
– Вот как?
– Да. – Харрис сглотнул. – Она сказала, ей нужен человек с острова Санта-Анна с инициалами П.М.Э.
– Это странно.
– Мне тоже так показалось. – Помощник шерифа почувствовал, что у него пересохло в горле. – Она так и не смогла объяснить, в чем дело, поэтому я не стал ей говорить, что эти инициалы мне знакомы.
– А они вам знакомы? – уточнил мужчина, продолжая разглядывать Харриса в узкую щелку.
– Н-нет, не сказал бы. То есть мне показалось – я догадываюсь, кто бы это мог быть, однако полной уверенности…
– И тем не менее вы здесь.
– Поймите меня правильно, сэр, мне стало любопытно. К тому же, раз я работаю в службе шерифа, я должен знать, что происходит на вверенном мне участке. Но вы не беспокойтесь – мы здесь не лезем в чужую жизнь и уважаем право каждого на уединение.
– Я бы сказал – подобная практика достойна всяческого уважения.
– В прежние годы на Санта-Анне скрывалось множество людей… по самым разным причинам.
Эти слова вырвались у Харриса непроизвольно. Он тут же пожалел, что произнес их, но было поздно. Теперь мужчина за дверью решит, что его в чем-то подозревают, и вообще не станет с ним разговаривать. Или, чего доброго, накатает жалобу шерифу.
Последовала продолжительная пауза. Наконец Харрис слегка откашлялся и добавил:
– В общем, сэр, мне показалось, я должен уважить просьбу этой леди. Я кое-кого расспросил, и меня направили сюда.
– А что было нужно этой леди из Нью-Йорка?
– Она так и не сказала – только уточнила, что это не имеет отношения к нарушению закона. У нее к вам что-то вроде делового предложения. Я даже подумал – вдруг вы выиграли в какой-нибудь лотерее или в телевизионном тотализаторе.
– Никогда не играл на тотализаторе – ни по телевизору, ни на ипподроме.
– Я понимаю, сэр. Но я подумал – вдруг… – Харрис сдвинул шляпу на лоб и озадаченно почесал затылок. Он никак не мог понять, почему владелец особняка не приглашает его войти или почему он не включит свет над дверью. Харрис хотел быть вежливым, но это ничего ему не дало, и он спросил напрямик:
– Так вы – П.М.Э. или нет?
Мужчина покачал головой и, как показалось Харрису, улыбнулся.
– Эта леди сказала хотя бы, как ее зовут?
– Что? Ах, леди… – Харрис выудил из нагрудного кармана форменной рубашки сложенный листок бумаги, который, к его стыду, оказался влажным от пота. Хозяин особняка, впрочем, не обратил на это внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64