– Если ты пойдешь сейчас со мной, то я могу попросить кое-кого заплатить твой долг.
– Заплатить мой долг?
– А ты говоришь, я тебе не друг. Не стыдно? – Он кивнул головой в сторону «Кадиллака», припаркованного у тротуара. – С тобой хочет поговорить мистер Дюваль.
– Пинки Дюваль хочет со мной поговорить?
– Ага. Правда, любезно с его стороны передать приглашение через меня?
* * *
– Рад, что вы так быстро прибыли, мистер Макьюэн.
Мак вошел в роскошно обставленный кабинет.
Следом за ним появились Дел Рей Джонс и Уэйн Бардо. Похоже на ров со львами, подумал Мак. А кто здесь Даниил, догадаться и вовсе нетрудно. На чьей стороне сила – тоже можно голову не ломать.
Стараясь казаться беззаботным, он сел на указанный стул. Дел Рей и Бардо встали по бокам, точно стража. Мак посмотрел прямо в глаза адвокату.
– Итак, Дюваль, вот он я. Что вам нужно?
– Я хочу вернуть мою жену.
– Вернуть? – Мак изобразил смешок. – Вы ее потеряли? У меня ее нет, можете хоть сейчас меня обыскать.
Дюваль явно не оценил шутку.
– Веселье здесь неуместно, Макьюэн. Ее похитили.
– Да что вы говорите? – воскликнул Мак.
Обернулся, посмотрел сначала на Дела Рея, потом на Бардо, поднял брови, всем своим видом показывая, какое сильное впечатление произвела на него эта новость. Потом снова посмотрел на Дюваля. – Похищение человека – федеральное преступление. А чего вы хотите от меня?
– Нетрудно догадаться. Я знаю, кто ее похитил. Берк Бейзил.
И хотя Мак давно уже сам обо всем догадывался и был готов к подобному сообщению – только слова Дюваля окончательно убедили его в том, что дело обстоит именно так.
Дуг Пату был какой-то дерганый с тех пор, как прочитал о происшествии в округе Джефферсон. Когда Мак начал его спрашивать, Дуг накинулся на него, как последний псих, в подробности вдаваться не стал и заявил лишь, что это дело не имеет никакого отношения к полиции. Официально, разумеется, было именно так, но Мак сразу понял, почему Пату так нервничал: Дуг боялся, что здесь замешан Бейзил.
У Бейзила имелась довольно веская причина мстить Дювалю. Но как-то он уж больно круто взялся. Может, здесь не одна только месть, подумал Мак. Тогда совсем паршиво. Он решил, что лучший способ выведать у Дюваля побольше информации – прикинуться тупым.
– А почему вы решили, что это Бейзил похитил вашу жену? Зачем она ему понадобилась? А-а! Он хлопнул себя по лбу, изображая внезапное прозрение. – Это месть за Кева Стюарта.
Дюваль взглянул на Бардо и пожал плечами. Мак занервничал, ибо жест был понятен без слов: я хотел по-хорошему, но ничего не получается.
– Макьюун. Я устал, я зол. И потому без церемоний перехожу прямо к делу.
– Прекрасно. По-моему, это правильно: дело есть дело.
– Вы задолжали Делу Рею около пятидесяти тысяч долларов, так?
Когда в банке пригрозили закрыть кредит в случае невыплаты ссуды, Мак почувствовал себя крепко зажатым в тиски. Он не мог признаться Тони, что вместо того, чтобы аккуратно выплачивать долг, он проигрывал эти деньги. Не мог сказать, что уже нельзя пользоваться перерасходованными кредитными карточками.
Отчаянно нуждаясь в деньгах, он искал помощи, каковая явилась в поганом образе Дела Рея Джонса. Дел Рей одолжил ему денег, которые Мак проиграл на Суперкубке. Отдать деньги в срок не получилось, и Дел Рей одолжил еще. Потом еще.
Макьюэн торжественно поклялся себе, что если он выйдет из этого здания собственными ногами, целый и невредимый, то больше в жизни не будет играть. Никогда и ни во что. Ни на скачках, ни в «блэк джек», ни в покер. Даже в домино. Господи, даже монетку бросать перестанет!
Поскольку Дювалю все было известно, не было смысла отпираться.
– Скорее все же тысяч тридцать пять.
– К завтрашнему дню долг составит пятьдесят тысяч, – проинформировал его Дюваль. – А к послезавтрашнему снова возрастет. Или же… – Он сделал паузу, желая подчеркнуть весомость дальнейших своих слов. – Или же ваш долг будет аннулирован. Как если бы вы заплатили сполна. Выбирайте.
Сердце Макьюэна отнюдь не затрепетало от радости. Слишком уж хорошо это звучало, чтобы оказаться правдой. Уж Маку ли не знать, какими методами пользуется Пинки Дюваль.
– А что взамен?
– Бейзил. Макьюэн невесело хмыкнул.
– Но я не знаю, где он!
– Пораскиньте мозгами, прикиньте.
– Он со мной ничем не делился, даже когда мы вместе работали. – Мак сам слышал, как дрожит его голос. – А после увольнения – тем более.
– Он приходил к вам ужинать за день до похищения.
Маку сдавило горло. Господи, они все знают.
– Просто приятельский ужин, в знак прощания. Вот и все.
– Он изложил вам план похищения?
– Господи Боже, нет! Мистер Дюваль, Бейзил никогда ни с кем не откровенничал. Особенно после гибели Кевина Стюарта. Всегда держал рот на замке. Даже с Пату. Правда. Бейзил всегда один.
– Да, – рявкнул Дюваль, – а сейчас он с моей женой!
– Мне ничего об этом не известно. Вы зря теряете время. – Мак встал, повернулся к двери, взглянул на Дела Рея. – Зря проездил, козел. Я же тебе говорил, что ничего не знаю об этом деле. А деньги свои получишь в пятницу, как я и говорил.
Мак пошел к выходу.
– Подумайте до завтра, Макьюэн, – сказал ему в спину Дюваль. – Поройтесь в памяти. Может, Бейзил говорил что-то такое, о чем вы сразу не вспомнили.
Мак повернул ручку двери.
– Я не знаю, где Берк Бейзил. Действительно не знаю. Не тратьте зря время.
– Мистер Макьюэн!
– Что? – Злость и страх душили Макьюэна. Где он возьмет эти чертовы пятьдесят тысяч? Да еще к пятнице? С Делом Реем еще можно было говорить об отсрочке, но Дюваль – совсем другое дело. Он обернулся и с вызовом – хотя на душе кошки скребли – глянул в лицо адвоката. – Что еще, Дюваль?
– Передайте мои наилучшие пожелания вашей жене.
У Мака чуть сердце из груди не выпрыгнуло.
– Моей жене? – хрипло переспросил он.
– Тони – такая цыпочка.
Мак перевел взгляд на Бардо, который сопроводил свои слова похабным жестом. Дел Рей мерзко хихикнул.
Мак медленно закрыл дверь. Не снаружи – изнутри.
Глава 26
На мгновение Грегори показалось, что он снова на сцене, хотя луч прожектора был неярким, а свет – рассеянным. Слышались аплодисменты. Не овация, конечно, хлопки довольно сдержанные, но и на том спасибо.
Однако, поморгав и сфокусировав взгляд, Грегори обнаружил, что он вовсе не в театре, а луч прожектора оказался отражением луны в мутной воде. За аплодисменты он принял мерное постукивание лодки о какое-то твердое препятствие, корягу, что ли. Нет, это было дерево, растущее прямо из воды; оно походило на какое-то жуткое полузатонувшее чудище. Но Грегори было наплевать. Парадоксально, но кошмарность ситуации, в которой он очутился, притупила все чувства, даже страх.
Болото обладало свойством поглощать время, особенно в такие вот хмурые дни, когда, от рассвета до заката, из всех красок в природе существовали только различные оттенки серого. По прикидкам Грегори получалось, что прошло около тридцати шести часов с того момента, как он сбежал из дома Дредда, прошмыгнув мимо оглушительно храпящего косматого монстра.
Бейзил находился в другой комнате, спал на стуле у кровати миссис Дюваль, уронив голову на грудь. Это Грегори видел, уже когда крался мимо окна. Он боялся Бейзила, даже когда тот спал, и не без оснований: на коленях спящего безвольно лежала рука с пистолетом, которым Бейзил размахивал во время похищения.
Едва не подвывая от ужаса, Грегори пробрался к скользкому причалу и шагнул в лодку, которую приметил накануне. Только отвязав веревку и оттолкнувшись, он вдруг заметил, какая лодка маленькая. В какой-то момент он запаниковал: вдруг в ней пробито дно и она потонет? Не выкинул ли Бейзил штуку вроде испанских конкистадоров, сжигавших корабли, чтобы их войско не сбежало обратно?
В первые кошмарные минуты он сотню раз порывался вернуться назад. Но нет: Бейзила он все же боялся больше, чем болота. Грегори предпочитал неизвестный страх возможности погибнуть от руки Бейзила; а этот псих убьет – не поморщится.
Примерно через полчаса плавания Грегори наконец убедился, что дырки в днище нет и можно не опасаться потонуть в этой мерзкой жиже. Мотора у лодки не было, поэтому он просто греб веслами куда глаза глядят, пока не заныли спина и плечи. Грегори пугался каждого звука. Каждая мотнувшаяся тень приводила его в ужас. Глаза наполнялись слезами отчаяния, но он греб вслепую, двигаясь по этому враждебному водному пространству безо вся кого направления и убеждая себя, что сумеет сориентироваться, когда взойдет солнце.
Но появившееся солнце только увеличило его беспокойство. Дневной свет обнажил опасности, доселе щадяще скрываемые темнотой. Каждый всплеск воды теперь таил в себе ужасающую конкретность: то выброс ядовитого газа, то злобного крокодила, проплывавшего едва ли не рядом с лодкой. Со свирепым клекотом, почти касаясь поверхности воды, летали громадные птицы.
А еще сводила с ума монотонность окружающего пейзажа. Каждый раз Грегори надеялся, что вот за тем поворотом он наконец увидит перемены в этом адском единообразии. Но он плыл, плыл уже, кажется, много миль и видел только одно: тусклый свет и скользящие тени.
К полудню первого дня он понял, что безнадежно заблудился. Накатила невероятная усталость: ведь он не спал всю прошлую ночь. Избитое тело болело сильнее, чем накануне. Один глаз совершенно заплыл. Распухшие ноздри мешали дышать, и из носа то и дело текла кровь. Грегори осторожно ощупал кончиками пальцев губы – они вздулись и болели.
Болело, впрочем, все: и внутри, и снаружи. Он отдал бы сейчас миллион долларов за таблетку аспирина; но, даже если бы она у него вдруг оказалась – он не смог бы выпить ее без воды. Убегая, он был уверен, что скоро – ну, часа через два-три – выберется из болота, поест и уедет в Нью-Орлеан; поэтому не захватил с собой ничего из провизии, а главное – не взял воды.
Но отсутствие еды представлялось не таким страшным делом по сравнению с вероятностью за – гнуться здесь одному, среди дикой, отторгающей его природы. Какой бесславный конец для мальчика, выросшего в довольстве и благополучии, отпрыска богатого американского семейства!
Но, когда Грегори оказывался у берега твердой земли, он не пытался выбраться на сушу. Самым ужасным периодом его жизни – не считая последней недели – было пребывание в летнем лагере, куда его отправили однажды, чтобы «закалить душу и тело». Бойскаута из Грегори не вышло. Через две недели отчаявшееся начальство позвонило родителям мальчика и пообещало вернуть деньги, уплаченные за путевку, если его отсюда заберут.
Даже опытные охотники и рыболовы часто становились жертвами болота и живущих на нем тварей. Грегори читал в газетах о подобных жутких случаях. Люди исчезали, и родные даже не ведали, какая горькая участь постигла их несчастные души. Если Грегори Джеймс не смог продержаться в летнем лагере, то уж где ему выжить на болоте: он не обладал для этого ни физическими, ни моральными, ни эмоциональными качествами. Поэтому для него брести через трясину пешком было равносильно самоубийству.
Пока он в лодке, у него остается хоть какой-то шанс. Это, конечно, не катер с мотором, но по крайней мере своего рода плавучий остров, относительная гарантия безопасности. Лодка защищает его от прямых контактов с крокодилами и ядовитыми змеями.
Но тянулись часы, и его надежды на спасение угасали. Грегори не помнил уже, в какой момент он сдался, сложил весла, лег на дно зловонной лодки и стал ждать смерти. Может быть, это было вчера, но он очень смутно помнил прошедшую ночь. И когда хмурые облака разразились дождем, вчера или сегодня?
Сейчас снова наступила ночь. Из-за облаков изредка выплывала луна. Это было красиво. Мерцающий лунный свет придавал пейзажу некое подобие романтики. Если удастся заснуть, может, он снова увидит себя на бродвейской сцене в главной роли. Зрители будут восторженно хлопать и восхищаться его игрой.
Внезапно дремоту рассеял яркий свет, слепящий даже через закрытые веки. Грегори инстинктивно прикрыл глаза ладонью. Он услышал обращенные к нему слова, но не понял их смысла. Попытался что-то сказать сам, но не смог произнести ни звука.
В луче света появились огромные руки. Они вынули его из лодки и бесцеремонно бросили на сырую землю. Как мягко лежать на теплой грязи! Грегори свернулся калачиком, попробовал снова заснуть и увидеть тот же сон.
Но его перевернули на спину и усадили. Прижали что-то к губам, и Грегори вскрикнул от боли и страха. Потом начал жадно, захлебываясь, пить, резко закашлялся.
Откашлявшись, он попробовал заговорить:
– Сп… спасибо.
Губы едва слушались, словно после посещения зубного врача. Грегори провел по ним языком и ощутил привкус крови.
Ослепивший его свет, к счастью, погасили, но было достоточно светло, чтобы разглядеть заляпанные грязью высокие сапоги его спасителей. Штанины засунуты в сапоги. Совершенно некстати Грегори подумалось, что он никогда в жизни не засовывал брючин в сапоги.
Он пытался произвести в голове сложное вычисление: четыре сапога – значит, два человека.
Они говорили между собой тихими голосами, и Грегори не разбирал слов. Он слегка запрокинул голову, желая снова поблагодарить их за спасение, но, когда увидел их лица, слова замерли на его распухших губах и он потерял сознание.
* * *
– Который час?
При звуке ее голоса Берк обернулся. Она сидела на кровати и терла глаза ладонями.
– Скоро шесть.
– Я спала так долго?
– Наверное, еще продолжают действовать снадобья Дредда.
Она вышла в туалет. Вернувшись, налила себе стакан воды и медленно выпила. Потом сказала:
– Вы слишком сильно растопили жир. Конечно, он не шеф-повар, но он раньше уже жарил рыбу, и получалось вполне съедобно.
– Кто научил вас готовить? – спросил он.
– Я самоучка. Правда, мне не часто приходилось это делать, но я помню основные правила. И если вы немедленно не прикрутите газ, масло сгорит прежде, чем поджарится рыба. Давайте лучше я сама.
– Ага, а потом возьмете и плеснете мне раскаленным маслом в физиономию и сбежите.
– Вообще-то, мистер Бейзил, я хочу есть. Мне надо подкрепиться перед побегом. Кроме того, я сомневаюсь, что смогу поднять эту тяжеленную сковороду, хотя бы даже обеими руками.
На сковороде, почти до середины наполненной кипящим маслом, жарились, вернее, подгорали куски рыбы. Берк критически поглядел на них и подумал, что у Реми вряд ли хватит сил воспользоваться сковородой в качестве оружия. Поэтому он отошел и позволил ей занять место у плиты.
– Вы ловили рыбу?
– Да, днем.
– Если не возражаете, я начну сначала. Снимите, пожалуйста, сковородку с плиты.
Он исполнил ее просьбу, она тем временем прикрутила газ и вынула из кипящего масла шумовкой обугленные куски рыбы. Положив их остывать, она потрогала пальчиками муку, смешанную с сухарями.
– Солили? – М-м, нет.
– Приправы какие-нибудь добавляли? Он помотал головой.
Над плитой на узкой деревянной полке стояли баночки со специями. Реми взяла кайенский перец. Берк поспешно отступил, и она рассмеялась.
– Полицейский сражен кайенским перцем, – Продекламировала она и поперчила муку. – Так и вижу заголовки во всех газетах.
– Я уже не полицейский.
– Верно, вы теперь перешли на противоположную сторону и стали преступником.
– Я совершил только одно преступление. Пока.
– По-моему, похищение человека – слишком круто для дебюта.
– Вы что, издеваетесь, миссис Дюваль? Вам это кажется забавным? – Удивленная его тоном, она обернулась. – Вам представляется смешным, что Уэйн Бардо уже успел убить двоих человек, после того, как ваш муж добился его оправдания? То есть про двоих нам известно наверняка. Обхохочешься, правда? Что же вы не улыбаетесь? Кевин Стюарт погиб, и двое его сынишек теперь никогда не узнают, каким отличным парнем был их отец. В следующий раз, когда захочется посмеяться, вспомните о них.
– У Пинки такая работа: добиваться оправдания клиентов. Как и у любого другого адвоката.
– Я смотрю, он вас хорошо воспитал. Но, видимо, имел дело с хорошо подготовленной ученицей. Ведь вы очень рано усвоили уроки вашей матери-шлюхи, вот и зацапали богатенького да влиятельного мужа.
– Вы не имеете ни малейшего понятия о том, что говорите.
– Ошибаетесь, миссис Дюваль. Я все знаю об Анджеле, о ее работе танцовщицей в стриптиз-клубе, а также о том, что она подрабатывала проституцией – привычка к наркотикам съедала много денег.
Его слова явно подействовали на нее, но Берк не мог разобраться – как. Она удивлена, что он столько о ней знает? Рассержена, что он выкопал прошлое, которое она старалась забыть? Ей стыдно или она взбешена? Непонятно.
– Если вы все это знаете, то почему же не можете понять, что я хотела вырваться из такой жизни? – огрызнулась Реми. – Если бы не Пинки, я и Фларра…
– Фларра?
– Моя сестра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– Заплатить мой долг?
– А ты говоришь, я тебе не друг. Не стыдно? – Он кивнул головой в сторону «Кадиллака», припаркованного у тротуара. – С тобой хочет поговорить мистер Дюваль.
– Пинки Дюваль хочет со мной поговорить?
– Ага. Правда, любезно с его стороны передать приглашение через меня?
* * *
– Рад, что вы так быстро прибыли, мистер Макьюэн.
Мак вошел в роскошно обставленный кабинет.
Следом за ним появились Дел Рей Джонс и Уэйн Бардо. Похоже на ров со львами, подумал Мак. А кто здесь Даниил, догадаться и вовсе нетрудно. На чьей стороне сила – тоже можно голову не ломать.
Стараясь казаться беззаботным, он сел на указанный стул. Дел Рей и Бардо встали по бокам, точно стража. Мак посмотрел прямо в глаза адвокату.
– Итак, Дюваль, вот он я. Что вам нужно?
– Я хочу вернуть мою жену.
– Вернуть? – Мак изобразил смешок. – Вы ее потеряли? У меня ее нет, можете хоть сейчас меня обыскать.
Дюваль явно не оценил шутку.
– Веселье здесь неуместно, Макьюэн. Ее похитили.
– Да что вы говорите? – воскликнул Мак.
Обернулся, посмотрел сначала на Дела Рея, потом на Бардо, поднял брови, всем своим видом показывая, какое сильное впечатление произвела на него эта новость. Потом снова посмотрел на Дюваля. – Похищение человека – федеральное преступление. А чего вы хотите от меня?
– Нетрудно догадаться. Я знаю, кто ее похитил. Берк Бейзил.
И хотя Мак давно уже сам обо всем догадывался и был готов к подобному сообщению – только слова Дюваля окончательно убедили его в том, что дело обстоит именно так.
Дуг Пату был какой-то дерганый с тех пор, как прочитал о происшествии в округе Джефферсон. Когда Мак начал его спрашивать, Дуг накинулся на него, как последний псих, в подробности вдаваться не стал и заявил лишь, что это дело не имеет никакого отношения к полиции. Официально, разумеется, было именно так, но Мак сразу понял, почему Пату так нервничал: Дуг боялся, что здесь замешан Бейзил.
У Бейзила имелась довольно веская причина мстить Дювалю. Но как-то он уж больно круто взялся. Может, здесь не одна только месть, подумал Мак. Тогда совсем паршиво. Он решил, что лучший способ выведать у Дюваля побольше информации – прикинуться тупым.
– А почему вы решили, что это Бейзил похитил вашу жену? Зачем она ему понадобилась? А-а! Он хлопнул себя по лбу, изображая внезапное прозрение. – Это месть за Кева Стюарта.
Дюваль взглянул на Бардо и пожал плечами. Мак занервничал, ибо жест был понятен без слов: я хотел по-хорошему, но ничего не получается.
– Макьюун. Я устал, я зол. И потому без церемоний перехожу прямо к делу.
– Прекрасно. По-моему, это правильно: дело есть дело.
– Вы задолжали Делу Рею около пятидесяти тысяч долларов, так?
Когда в банке пригрозили закрыть кредит в случае невыплаты ссуды, Мак почувствовал себя крепко зажатым в тиски. Он не мог признаться Тони, что вместо того, чтобы аккуратно выплачивать долг, он проигрывал эти деньги. Не мог сказать, что уже нельзя пользоваться перерасходованными кредитными карточками.
Отчаянно нуждаясь в деньгах, он искал помощи, каковая явилась в поганом образе Дела Рея Джонса. Дел Рей одолжил ему денег, которые Мак проиграл на Суперкубке. Отдать деньги в срок не получилось, и Дел Рей одолжил еще. Потом еще.
Макьюэн торжественно поклялся себе, что если он выйдет из этого здания собственными ногами, целый и невредимый, то больше в жизни не будет играть. Никогда и ни во что. Ни на скачках, ни в «блэк джек», ни в покер. Даже в домино. Господи, даже монетку бросать перестанет!
Поскольку Дювалю все было известно, не было смысла отпираться.
– Скорее все же тысяч тридцать пять.
– К завтрашнему дню долг составит пятьдесят тысяч, – проинформировал его Дюваль. – А к послезавтрашнему снова возрастет. Или же… – Он сделал паузу, желая подчеркнуть весомость дальнейших своих слов. – Или же ваш долг будет аннулирован. Как если бы вы заплатили сполна. Выбирайте.
Сердце Макьюэна отнюдь не затрепетало от радости. Слишком уж хорошо это звучало, чтобы оказаться правдой. Уж Маку ли не знать, какими методами пользуется Пинки Дюваль.
– А что взамен?
– Бейзил. Макьюэн невесело хмыкнул.
– Но я не знаю, где он!
– Пораскиньте мозгами, прикиньте.
– Он со мной ничем не делился, даже когда мы вместе работали. – Мак сам слышал, как дрожит его голос. – А после увольнения – тем более.
– Он приходил к вам ужинать за день до похищения.
Маку сдавило горло. Господи, они все знают.
– Просто приятельский ужин, в знак прощания. Вот и все.
– Он изложил вам план похищения?
– Господи Боже, нет! Мистер Дюваль, Бейзил никогда ни с кем не откровенничал. Особенно после гибели Кевина Стюарта. Всегда держал рот на замке. Даже с Пату. Правда. Бейзил всегда один.
– Да, – рявкнул Дюваль, – а сейчас он с моей женой!
– Мне ничего об этом не известно. Вы зря теряете время. – Мак встал, повернулся к двери, взглянул на Дела Рея. – Зря проездил, козел. Я же тебе говорил, что ничего не знаю об этом деле. А деньги свои получишь в пятницу, как я и говорил.
Мак пошел к выходу.
– Подумайте до завтра, Макьюэн, – сказал ему в спину Дюваль. – Поройтесь в памяти. Может, Бейзил говорил что-то такое, о чем вы сразу не вспомнили.
Мак повернул ручку двери.
– Я не знаю, где Берк Бейзил. Действительно не знаю. Не тратьте зря время.
– Мистер Макьюэн!
– Что? – Злость и страх душили Макьюэна. Где он возьмет эти чертовы пятьдесят тысяч? Да еще к пятнице? С Делом Реем еще можно было говорить об отсрочке, но Дюваль – совсем другое дело. Он обернулся и с вызовом – хотя на душе кошки скребли – глянул в лицо адвоката. – Что еще, Дюваль?
– Передайте мои наилучшие пожелания вашей жене.
У Мака чуть сердце из груди не выпрыгнуло.
– Моей жене? – хрипло переспросил он.
– Тони – такая цыпочка.
Мак перевел взгляд на Бардо, который сопроводил свои слова похабным жестом. Дел Рей мерзко хихикнул.
Мак медленно закрыл дверь. Не снаружи – изнутри.
Глава 26
На мгновение Грегори показалось, что он снова на сцене, хотя луч прожектора был неярким, а свет – рассеянным. Слышались аплодисменты. Не овация, конечно, хлопки довольно сдержанные, но и на том спасибо.
Однако, поморгав и сфокусировав взгляд, Грегори обнаружил, что он вовсе не в театре, а луч прожектора оказался отражением луны в мутной воде. За аплодисменты он принял мерное постукивание лодки о какое-то твердое препятствие, корягу, что ли. Нет, это было дерево, растущее прямо из воды; оно походило на какое-то жуткое полузатонувшее чудище. Но Грегори было наплевать. Парадоксально, но кошмарность ситуации, в которой он очутился, притупила все чувства, даже страх.
Болото обладало свойством поглощать время, особенно в такие вот хмурые дни, когда, от рассвета до заката, из всех красок в природе существовали только различные оттенки серого. По прикидкам Грегори получалось, что прошло около тридцати шести часов с того момента, как он сбежал из дома Дредда, прошмыгнув мимо оглушительно храпящего косматого монстра.
Бейзил находился в другой комнате, спал на стуле у кровати миссис Дюваль, уронив голову на грудь. Это Грегори видел, уже когда крался мимо окна. Он боялся Бейзила, даже когда тот спал, и не без оснований: на коленях спящего безвольно лежала рука с пистолетом, которым Бейзил размахивал во время похищения.
Едва не подвывая от ужаса, Грегори пробрался к скользкому причалу и шагнул в лодку, которую приметил накануне. Только отвязав веревку и оттолкнувшись, он вдруг заметил, какая лодка маленькая. В какой-то момент он запаниковал: вдруг в ней пробито дно и она потонет? Не выкинул ли Бейзил штуку вроде испанских конкистадоров, сжигавших корабли, чтобы их войско не сбежало обратно?
В первые кошмарные минуты он сотню раз порывался вернуться назад. Но нет: Бейзила он все же боялся больше, чем болота. Грегори предпочитал неизвестный страх возможности погибнуть от руки Бейзила; а этот псих убьет – не поморщится.
Примерно через полчаса плавания Грегори наконец убедился, что дырки в днище нет и можно не опасаться потонуть в этой мерзкой жиже. Мотора у лодки не было, поэтому он просто греб веслами куда глаза глядят, пока не заныли спина и плечи. Грегори пугался каждого звука. Каждая мотнувшаяся тень приводила его в ужас. Глаза наполнялись слезами отчаяния, но он греб вслепую, двигаясь по этому враждебному водному пространству безо вся кого направления и убеждая себя, что сумеет сориентироваться, когда взойдет солнце.
Но появившееся солнце только увеличило его беспокойство. Дневной свет обнажил опасности, доселе щадяще скрываемые темнотой. Каждый всплеск воды теперь таил в себе ужасающую конкретность: то выброс ядовитого газа, то злобного крокодила, проплывавшего едва ли не рядом с лодкой. Со свирепым клекотом, почти касаясь поверхности воды, летали громадные птицы.
А еще сводила с ума монотонность окружающего пейзажа. Каждый раз Грегори надеялся, что вот за тем поворотом он наконец увидит перемены в этом адском единообразии. Но он плыл, плыл уже, кажется, много миль и видел только одно: тусклый свет и скользящие тени.
К полудню первого дня он понял, что безнадежно заблудился. Накатила невероятная усталость: ведь он не спал всю прошлую ночь. Избитое тело болело сильнее, чем накануне. Один глаз совершенно заплыл. Распухшие ноздри мешали дышать, и из носа то и дело текла кровь. Грегори осторожно ощупал кончиками пальцев губы – они вздулись и болели.
Болело, впрочем, все: и внутри, и снаружи. Он отдал бы сейчас миллион долларов за таблетку аспирина; но, даже если бы она у него вдруг оказалась – он не смог бы выпить ее без воды. Убегая, он был уверен, что скоро – ну, часа через два-три – выберется из болота, поест и уедет в Нью-Орлеан; поэтому не захватил с собой ничего из провизии, а главное – не взял воды.
Но отсутствие еды представлялось не таким страшным делом по сравнению с вероятностью за – гнуться здесь одному, среди дикой, отторгающей его природы. Какой бесславный конец для мальчика, выросшего в довольстве и благополучии, отпрыска богатого американского семейства!
Но, когда Грегори оказывался у берега твердой земли, он не пытался выбраться на сушу. Самым ужасным периодом его жизни – не считая последней недели – было пребывание в летнем лагере, куда его отправили однажды, чтобы «закалить душу и тело». Бойскаута из Грегори не вышло. Через две недели отчаявшееся начальство позвонило родителям мальчика и пообещало вернуть деньги, уплаченные за путевку, если его отсюда заберут.
Даже опытные охотники и рыболовы часто становились жертвами болота и живущих на нем тварей. Грегори читал в газетах о подобных жутких случаях. Люди исчезали, и родные даже не ведали, какая горькая участь постигла их несчастные души. Если Грегори Джеймс не смог продержаться в летнем лагере, то уж где ему выжить на болоте: он не обладал для этого ни физическими, ни моральными, ни эмоциональными качествами. Поэтому для него брести через трясину пешком было равносильно самоубийству.
Пока он в лодке, у него остается хоть какой-то шанс. Это, конечно, не катер с мотором, но по крайней мере своего рода плавучий остров, относительная гарантия безопасности. Лодка защищает его от прямых контактов с крокодилами и ядовитыми змеями.
Но тянулись часы, и его надежды на спасение угасали. Грегори не помнил уже, в какой момент он сдался, сложил весла, лег на дно зловонной лодки и стал ждать смерти. Может быть, это было вчера, но он очень смутно помнил прошедшую ночь. И когда хмурые облака разразились дождем, вчера или сегодня?
Сейчас снова наступила ночь. Из-за облаков изредка выплывала луна. Это было красиво. Мерцающий лунный свет придавал пейзажу некое подобие романтики. Если удастся заснуть, может, он снова увидит себя на бродвейской сцене в главной роли. Зрители будут восторженно хлопать и восхищаться его игрой.
Внезапно дремоту рассеял яркий свет, слепящий даже через закрытые веки. Грегори инстинктивно прикрыл глаза ладонью. Он услышал обращенные к нему слова, но не понял их смысла. Попытался что-то сказать сам, но не смог произнести ни звука.
В луче света появились огромные руки. Они вынули его из лодки и бесцеремонно бросили на сырую землю. Как мягко лежать на теплой грязи! Грегори свернулся калачиком, попробовал снова заснуть и увидеть тот же сон.
Но его перевернули на спину и усадили. Прижали что-то к губам, и Грегори вскрикнул от боли и страха. Потом начал жадно, захлебываясь, пить, резко закашлялся.
Откашлявшись, он попробовал заговорить:
– Сп… спасибо.
Губы едва слушались, словно после посещения зубного врача. Грегори провел по ним языком и ощутил привкус крови.
Ослепивший его свет, к счастью, погасили, но было достоточно светло, чтобы разглядеть заляпанные грязью высокие сапоги его спасителей. Штанины засунуты в сапоги. Совершенно некстати Грегори подумалось, что он никогда в жизни не засовывал брючин в сапоги.
Он пытался произвести в голове сложное вычисление: четыре сапога – значит, два человека.
Они говорили между собой тихими голосами, и Грегори не разбирал слов. Он слегка запрокинул голову, желая снова поблагодарить их за спасение, но, когда увидел их лица, слова замерли на его распухших губах и он потерял сознание.
* * *
– Который час?
При звуке ее голоса Берк обернулся. Она сидела на кровати и терла глаза ладонями.
– Скоро шесть.
– Я спала так долго?
– Наверное, еще продолжают действовать снадобья Дредда.
Она вышла в туалет. Вернувшись, налила себе стакан воды и медленно выпила. Потом сказала:
– Вы слишком сильно растопили жир. Конечно, он не шеф-повар, но он раньше уже жарил рыбу, и получалось вполне съедобно.
– Кто научил вас готовить? – спросил он.
– Я самоучка. Правда, мне не часто приходилось это делать, но я помню основные правила. И если вы немедленно не прикрутите газ, масло сгорит прежде, чем поджарится рыба. Давайте лучше я сама.
– Ага, а потом возьмете и плеснете мне раскаленным маслом в физиономию и сбежите.
– Вообще-то, мистер Бейзил, я хочу есть. Мне надо подкрепиться перед побегом. Кроме того, я сомневаюсь, что смогу поднять эту тяжеленную сковороду, хотя бы даже обеими руками.
На сковороде, почти до середины наполненной кипящим маслом, жарились, вернее, подгорали куски рыбы. Берк критически поглядел на них и подумал, что у Реми вряд ли хватит сил воспользоваться сковородой в качестве оружия. Поэтому он отошел и позволил ей занять место у плиты.
– Вы ловили рыбу?
– Да, днем.
– Если не возражаете, я начну сначала. Снимите, пожалуйста, сковородку с плиты.
Он исполнил ее просьбу, она тем временем прикрутила газ и вынула из кипящего масла шумовкой обугленные куски рыбы. Положив их остывать, она потрогала пальчиками муку, смешанную с сухарями.
– Солили? – М-м, нет.
– Приправы какие-нибудь добавляли? Он помотал головой.
Над плитой на узкой деревянной полке стояли баночки со специями. Реми взяла кайенский перец. Берк поспешно отступил, и она рассмеялась.
– Полицейский сражен кайенским перцем, – Продекламировала она и поперчила муку. – Так и вижу заголовки во всех газетах.
– Я уже не полицейский.
– Верно, вы теперь перешли на противоположную сторону и стали преступником.
– Я совершил только одно преступление. Пока.
– По-моему, похищение человека – слишком круто для дебюта.
– Вы что, издеваетесь, миссис Дюваль? Вам это кажется забавным? – Удивленная его тоном, она обернулась. – Вам представляется смешным, что Уэйн Бардо уже успел убить двоих человек, после того, как ваш муж добился его оправдания? То есть про двоих нам известно наверняка. Обхохочешься, правда? Что же вы не улыбаетесь? Кевин Стюарт погиб, и двое его сынишек теперь никогда не узнают, каким отличным парнем был их отец. В следующий раз, когда захочется посмеяться, вспомните о них.
– У Пинки такая работа: добиваться оправдания клиентов. Как и у любого другого адвоката.
– Я смотрю, он вас хорошо воспитал. Но, видимо, имел дело с хорошо подготовленной ученицей. Ведь вы очень рано усвоили уроки вашей матери-шлюхи, вот и зацапали богатенького да влиятельного мужа.
– Вы не имеете ни малейшего понятия о том, что говорите.
– Ошибаетесь, миссис Дюваль. Я все знаю об Анджеле, о ее работе танцовщицей в стриптиз-клубе, а также о том, что она подрабатывала проституцией – привычка к наркотикам съедала много денег.
Его слова явно подействовали на нее, но Берк не мог разобраться – как. Она удивлена, что он столько о ней знает? Рассержена, что он выкопал прошлое, которое она старалась забыть? Ей стыдно или она взбешена? Непонятно.
– Если вы все это знаете, то почему же не можете понять, что я хотела вырваться из такой жизни? – огрызнулась Реми. – Если бы не Пинки, я и Фларра…
– Фларра?
– Моя сестра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40