– Это так чудовищно, что об этом страшно даже подумать, – содрогаясь, произнесла Марика. – Но постойте! Вряд ли Хранители такие чудовища. В конце концов, для своего нападения они выбрали день, когда в Норвике отсутствовали двое слуг – Брайан и его жена Матильда; к тому же, как я теперь подозреваю, они постарались удалить из замка Джорджа, камердинера моего отца. Вы знаете об этом?
– Да, мне говорили.
– А это свидетельствует о том, что Хранителям, во всяком случае большинству из них, далеко не безразлична человеческая жизнь. Они не захотели, чтобы при бомбардировке Норвика погибли посторонние люди.
– Тем не менее, они подписали смертный приговор вам, Алисе и сэру Генри, – возразил Стоичков. – А то, что они удалили слуг, по моему мнению, свидетельствует не о гуманности Хранителей, а о том, что они мнят себя радетелями о благе человечества. Такие фанатики опаснее любых чудовищ, они способны уничтожить миллионы и миллионы людей, если будут уверены, что в результате этого остальная часть человечества заживёт лучше. Я очень хотел бы ошибаться, но почему-то мне кажется, что Хранители готовы были принести в жертву весь наш мир, лишь бы избавиться от нас – тех, которых они считают исчадиями ада.
Стоичков умолк, прекратил ходить по комнате и вновь сел в кресло. Марика смотрела мимо него на прислонённые к стене портреты из фамильной библиотеки отца и с грустью думала о том, что даже вернувшись туда, она не вернёт той частички себя, которую потеряла вместе с Норвиком. Теперь от древнего замка остались лишь развалины (если хоть развалины остались!) да ещё немногочисленные семейные реликвии, которые удалось спасти по настоянию Алисы. Ах, если бы у них было больше времени...
И кстати! К вопросу о времени...
– Господин Стоичков, – отозвалась Марика, озарённая внезапной догадкой. – Вы покинули Флорешти ещё до тамошней полуночи? Ну, я имею в виду не вас одного, а всех наших.
– Да, разумеется, – подтвердил он, а в глазах его вспыхнули огоньки. – В полдвенадцатого по тамошнему времени или в начале восьмого по здешнему, златоварскому, мы уже были в Зале Совета.
«Значит, Марчия не ошиблась, – подумала Марика. – Они действительно ушли около пяти по ибрийскому».
– Но как это могло быть? – произнесла она вслух. – По всем нашим с Алисой расчётам, тамошняя полночь должна была наступить в шесть утра по времени Златовара.
Стоичков кивнул:
– Это действительно так. Но сегодня время словно взбесилось. С того момента, как Стэнислав разбудил меня, и до того, как Норвик был разрушен, у нас прошло без малого четыре часа, а там – лишь немногим больше четырёх. Пока мы ожидали нападения, то не обращали на это внимания, не до того было. А потом обратили – и крепко призадумались. Скажу сразу, что мы так и не нашли разумного объяснения столь безумному поведению времени. Спихивать всё на проделки Хранителей, как предложил Флавиан, было бы глупо.
– А я, кажется, догадываюсь, в чём дело, – задумчиво промолвила Марика. – К сожалению, проверить это пока нет возможности.
– Что проверить?
– Как течёт время здесь и там при открытых порталах. Я уже давно заметила одну странность, но как-то не придавала ей значения. Вы, наверное, обратили внимание, что при переходе из одного мира в другой мысленные послания немного искажаются?
– Да, я заметил. Когда я вызывал вас отсюда, а вы отвечали мне, то ваши слова как бы накладывались друг на друга.
– А в вашей речи между каждым словом следовала долгая пауза. И так было со всеми. Но как только оба портала соединялись, все искажения сразу исчезали. Это вы замечали?
– Нет, – покачал головой Стоичков, но тут же замер и, после секундной паузы, поправился: – Хотя да. Теперь припоминаю. Обычно, когда порталы соединялись, вы произносили только одно слово: «готово» или «можно», после чего я шёл к вам. Но в самый первый раз вы сказали мне: «Проходите, только осторожно», – и тогда ваши слова, насколько мне кажется, следовали в нормальном темпе.
– А со мной такое случалось раза три или четыре, – подхватила Марика. – Но я как-то упускала это из вида... А сегодня вы заметили разницу?
– По правде сказать, нет, – честно признался Стоичков. – Может, кто-то другой из наших заметил, но я был полностью поглощён другими мыслями. – Он умолк и ненадолго задумался. – Итак, вы полагаете, что течение времени в обоих мирах выравнивается, если они соединены порталами?
Марика кивнула:
– Иного разумного объяснения я не вижу. Я думаю, что при соединённых порталах оба мира как бы становятся единым целым... – Она вздохнула. – Но сейчас проверить эту гипотезу нельзя.
– Ничего, скоро проверим, – уверенно произнёс Стоичков. – Флавиан обещает, что Кейт с сестрой будут во Флорешти уже завтра вечером. В крайнем случае – послезавтра с утра.
– А если они откажутся сотрудничать с нами?
Стоичков ободряюще улыбнулся ей:
– Кейт согласится, не переживайте. Нет на свете такого мужчины, который смог бы устоять перед вами.
Марика смущённо потупилась. Между тем Стоичков продолжал:
– А если серьёзно, то сегодня я имел обстоятельный разговор на эту тему с вашим братом, вашей тёткой и Флавианом. Все трое, хоть и весьма неохотно, признали целесообразность вашего брака с Кейтом. Так что с этой стороны препятствий не возникнет... Если, конечно, вы сами не передумаете.
Марика опять промолчала.
– Гм. Вижу, что не передумаете, – заключил Стоичков. – Что же до нравственных аспектов предполагаемого союза, которые, по словам Стэнислава, очень смущают вас, то я хотел бы обратить ваше внимание, что от Кейта требуется лишь одно-единственное волевое действие – снова впустить нас в мир МакКоев. Всё остальное, что нам от него нужно, это подробные сведения о Хранителях – их численность, их возможности, их имена, где они живут, какие государства находятся под их контролем и всё такое прочее.
– Ну и что?
– А то, что если правильно повести дело, Кейту не придётся решать нравственную дилемму: потерять вас или стать предателем. Открыть портал мы можем заставить его хитростью, а во всём остальном он будет вынужден уступить под давлением обстоятельств.
– Вы предлагаете поставить его перед другим выбором: смерть или измена?
– Вовсе нет. Это было бы слишком несправедливо по отношению к человеку, которому мы и так многим обязаны. Возможно, только благодаря ему наш мир ещё существует, а не уничтожен тем жутким оружием... опять забыл его название. Впрочем, это не важно, речь сейчас о другом. Говоря об уступках под давлением обстоятельств, я имел в виду не угрозу смерти, а перспективу допроса во сне – процедура не очень приятная, но практически безвредная.
– Если только он подвержен чарам послушания, – заметила Марика; она чуть не сказала: «гипнозу».
– Любой из Конноров подвержен им, лишь бы чары были достаточно сильными, – сказал Стоичков. – И я не думаю, что Хранители обладают большей устойчивостью, нежели мы. Посему, если правильно повести дело (я особо подчёркиваю это), Кейта можно убедить, что у него просто нет выбора: так или иначе, добровольно или под принуждением, он в любом случае сообщит нам всё, что мы захотим от него узнать. Разумеется, он может избежать этого, покончив с собой; но, как я понял из вашего рассказа, христианское вероучение того мира очень близко к нашей вере в Господа Спасителя. Оно осуждает самоубийство, ведь так?
– Да, – подтвердила Марика. – Причём ещё суровее, чем наша церковь.
– А Кейт христианин?
– Ирландский католик, – ответила она, но, увидев, что Стоичков не понял её, сказала: – То есть, принадлежит к очень строгой христианской церкви.
– Тогда тем более нет проблем. Покончить с собой Кейт не сможет, ибо это грех; а его молчание бесполезно – своим сородичам он этим не поможет, а себе лишь навредит. Единственное нужное нам, чего мы не в силах будем добиться от Кейта с помощью чар послушания, так это заставить его открыть портал, поскольку применения магических способностей требует наличия у человека ничем не скованной воли. Но, как я уже говорил прежде, это не проблема. Теперь судите сами, Марика: будет ли такое сотрудничество предательством с его стороны, или же просто вынужденным шагом? Лично я считаю, что верно последнее. В глазах Хранителей Кейт, конечно, будет предателем, для них он и так уже предатель. Зато его совесть будет чиста, а ваша щепетильность не пострадает.
Сердце Марики учащённо забилось. Она поняла, что это её шанс... Их с Кейтом шанс! Но...
– Но в таком случае, – осторожно начала она, – если всё необходимое мы можем получить от Кейта путём принуждения, то какой для вас смысл отдавать меня ему в жёны?
– Ну, хотя бы потому, что вы сами этого желаете. Потому, что это будет справедливо. Потому, в конце концов, что это гарантирует его лояльность к нам – ведь, женившись на вас, он породнится с нами, и Конноры перестанут быть для него чужими. В противном случае мы не сможем чувствовать себя в безопасности, пока он жив и на свободе. Мы должны сделать Кейта своим – или убить, предварительно вытряхнув из него все нужные нам сведения. Этот последний аргумент сильно подействовал и на Стэнислава, и на Зарену, и даже на Флавиана. Они признали, что с нашей стороны это будет неблагодарным свинством. Мы перестанем себя уважать, если поступим так с человеком, который ради вас (что несомненно) рисковал своей жизнью. В общем, мне удалось убедить ваших брата и тётку, что отказ от брачного союза с Ибрией не нанесёт большого ущерба государственным интересам Империи, зато ваш брак с Кейтом жизненно важен для всего рода Конноров. Ну, а что касается Флавиана, то ему пришлось смириться с неизбежным.
Марика внезапно вскочила, бросилась к Стоичкову и, наклонившись, поцеловала его в щеку.
– Господин Стоичков, я вас люблю!
Старый глава Совета поднялся с кресла и, немного растерянно улыбаясь, обнял её за плечи.
– Всегда рад вам услужить, девонька. Но не переоценивайте моих заслуг: я действительно считаю, что ваш брак с Кейтом в интересах всех Конноров. Возможно, это станет началом нашего примирения с Хранителями.
Марика подняла голову и пытливо заглянула ему в глаза:
– Вы так думаете?
– Я очень надеюсь. Война до полного истребления одной из сторон дело бесперспективное и недостойное здравомыслящих людей. Мы должны победить Хранителей, но это ещё не значит, что их всех надо уничтожить. Любая война рано или поздно заканчивается миром – и предстоящая война не будет исключением. Оказавшись победителями (а я верю в нашу победу), мы не повторим ошибки Хранителей, не станем упиваться унижением врагов, а постараемся превратить их в друзей. Это будет нелегко, это потребует много времени, но мы обязательно этого добьёмся. А вы с Кейтом покажете пример мирного сосуществования Конноров и Хранителей.
Марика вздохнула и прислонила голову к его груди.
– Когда я вас слушаю, мне становится так легко, так спокойно. Вы умеете вселить в человека уверенность в завтрашнем дне... – Вдруг она отстранилась, на лице её вновь отразилось волнение. – А если нам не удастся перехитрить Кейта? Если он сам догадается, что нас выдворили оттуда ? Ведь этого исключить нельзя?
– Нельзя, – согласился Стоичков. – Судя по всему, Кейт очень сообразительный юноша.
– И что мы тогда будем делать?
– Ну, тогда... Тогда мы будем вынуждены воспользоваться амулетом Бартоломео Колонны. В Завете Коннора сказано, что он был настроен не только на портал в Норвике, но и ещё на четыре портала МакКоев. Будем надеяться, что хоть один из них уцелел.
Марика хорошо помнила эту часть Завета. Чёрный камень не был намертво впаян в перстень, он вынимался и мог быть вставлен в углубление другой гранью. Всего таких подходящих граней было шесть – и пять из них позволяли открыть один из пяти порталов, на которые был настроен амулет. Шестая грань была свободной и предназначалась для настройки на тот портал, который должен был построить сам Коннор МакКой. Мать Марики этого не знала, а за триста лет камень, скорее всего, застрял в перстне и не вынимался; поэтому княгиня сумела открыть лишь портал в Норвике.
– Но нам ещё нужно найти амулет, – заметила Марика.
– Он уже найден, – ответил Стоичков. – Я расспрашивал всех мышковицких Конноров, описывая им перстень, и Звенислава Корач вспомнила, что он был у вашей матери в день её смерти. Так её с ним и похоронили. Я думаю, Илона этого хотела, коль скоро надела его перед сражением с друидами. Почему – трудно сказать.
Марика молча подошла к окну – но не так близко, чтобы её могли заметить снаружи, – и устремила задумчивый взгляд вдаль, на таявшие в туманной дымке вершины Далмацийских гор.
– Надо постараться перехитрить Кейта, – наконец произнесла она. – Негоже нарушать покой мёртвых... Кстати, господин Стоичков, у меня к вам большая просьба.
– Я слушаю вас, Марика, – немедленно отозвался он.
– Вы, конечно, понимаете, что из соображений безопасности, нашей общей безопасности, Кейту и Джейн нельзя не то что возвращаться в свой мир, но даже появляться там хоть на минуту.
– М-да... Думаю, вы правы.
– Тогда давайте забудем о письме их матери. Его нет и никогда не было. – Она повернулась лицом к Стоичкову. – Вы понимаете меня?
– Не очень... но догадываюсь. И надеюсь, вы знаете, что делаете.
– Будьте уверены, я знаю. Пожалуйста, поговорите с другими членами Совета, пусть они забудут о письме. А Стэна, Алису и отца я беру на себя.
Стоичков плотно сжал губы, пристально посмотрел на неё и сказал:
– Хорошо, поговорю. Считайте, что письма никогда не было.

Глава 34

Вернувшись во Флорешти, Марика под первым же удобным предлогом избавилась от общества Марчии, открывшей для неё портал, заперлась сама в королевской спальне и достала из ящика письменного стола Алисы конверт с надписью: «Кейту и Джейн Уолш».
Конверт был уже вскрыт. Марика достала из него несколько листов бумаги, исписанных мелким каллиграфическим почерком, и пробежала глазами первую страницу:

«Мой дорогой Кейт!
Я пишу эти строки для вас обоих, но обращаюсь, прежде всего, к тебе. Но не потому, что перед тобой я виновата больше, чем перед Джейн, я виновата перед вами поровну; а потому, что виной всему была моя любовь к тебе. Именно эта любовь удержала меня подле твоего отца, когда я ожидала Джейн. Я слишком сильно любила тебя и не могла расстаться с тобой даже ради любимого человека. Я пожертвовала своим счастьем женщины ради счастья быть твоей матерью. Тем самым я сделала несчастными двоих человек – себя и мужчину, которого любила. А потом, когда вы с Джейн подросли, и я поняла, что вы любите друг друга не как брат и сестра, я всё из той же любви к тебе, из страха потерять тебя как сына, сделала несчастными ещё двоих человек – тебя и Джейн. Я видела, как вы оба страдаете, но продолжала молчать – а порой молчание хуже лжи. Впоследствии ты увлёкся другими девушками, у Джейн тоже появились подруги, и я убедила себя в том, что между вами ничего всерьёз не было. Чтобы не потерять тебя, я заставила себя поверить, что Джейн от природы влечёт к женщинам, хотя в глубине души прекрасно понимала, что это – результат психической травмы, последствия которой я могла бы смягчить, если бы своевременно рассказала вам всю правду о твоей, Кейт, матери и о настоящем отце Джейн. Но я смолчала, и понадобилось целых десять лет, понадобилось ваше бегство, чтобы заставить меня прозреть и...»

Марика скомкала в руке первую страницу и бросила её в камин. Затем, по мере чтения письма, она столь же методично мяла и бросала в камин остальные страницы – а вслед за последней отправился и конверт. Тогда Марика опустилась на корточки перед камином и аккуратно подожгла кучку смятой бумаги.
«Извините, госпожа Уолш, – думала она, глядя на маленький костёр, в котором сгорала большая тайна. – Я не оправдала ваших надежд, я поступила непорядочно... Но какая, к чёрту, порядочность, когда речь идёт о моём счастье!..»
Когда все листы догорели, Марика поднялась с корточек и вышла из королевской опочивальни. Первым делом она нашла слуг и справилась об отце – сэр Генри по-прежнему спал; затем вернулась в комнату, которую делила вместе с Алисой.
К этому времени кузина уже проснулась, привела себя в порядок и успела наполовину одеться. Она стояла в рубахе, чулках и юбках и с растерянным видом держала в руках платье, не имея ни малейшего представления, как его надеть.
Когда Марика вошла в комнату, Алиса повернулась к ней, а платье положила обратно на тумбу.
– Привет, – сказала она. – Будешь меня ругать?
– Нет, не буду, – ответила Марика, усаживаясь в широкое кресло возле камина. – Я уже перебесилась.
Кузина подошла к ней и присела рядом. Кресло без проблем вместило обеих девушек, да ещё осталось место для третьей.
– И на ком же ты отыгралась? На брате?
– Нет, Стэн был занят. Я разговаривала с господином Стоичковым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48