И кроме того, сведения об особых приметах…— Татуировки…— Да.Остальным Рэмбо коротко объяснил:— Живая легенда преступного мира. С десяток судимостей. Все за квартирные кражи… Во время пика воровской карьеры — по сто краж в течение трех месяцев. В некоторые дни по пять кряду. Всегда действовал один. И ни разу не крал у бедняков. Только номенклатура и торгаши…Молодые детективы ничего не знали о воре. Им было все интересно. Рэмбо счел нужным дополнить:— Начинал преподавателем физкультуры в средней школе в Галиче. В старом Музее криминалистики ему был посвящен стенд…Попав в чужую квартиру, Ванкоган всегда запирался изнутри.Однажды в то время, когда он грабил квартиру, дверь открыли ключом снаружи. Хозяина квартиры, офицера в форме майора госбезопасности, знаменитый вор встретил в прихожей.Под фотографией приводилось сказанное Ванкоганом:«Товарищ майор! У вас в квартире идет секретный обыск. Сдайте оружие!»Старший офицер отдал пистолет, позволил препроводить себя в дальнюю комнату…Рэмбо позвонил в информационный центр «Лайнса»:— Материалы на Ванкогана… — Там, конечно, не знали и не могли его знать. — У нас должны быть данные…Он положил трубку.— Я потерял его из виду. Даже не предполагал, что он может оказаться в Израиле… Что-то хотел спросить? — спросил он, поймав взгляд Петра.— Мог ли вор превратиться в нищего?Петр держался скованно: в вопросах преступности его легко было разыграть. В отличие от его предмета — физики многое тут наживалось ногами, риском, перебитыми ребрами.— Надо узнать, воровал ли он тут, перед тем как эмигрировать. Надо думать, визу ему дали без проблем…Вскоре доставили материалы информационного центра.Последний раз имя вора промелькнуло в сводках ГУВД почти 20 лет назад. Дерзкая квартирная кража была совершена днем.Ванкоган снова тряхнул стариной.Жулик воспользовался тем, что хозяева квартиры были в отъезде. К дому подогнали машину лицензированной фирмы и вывезли все ценное, включая мебель. Машина стояла груженой, ожидая, пока вор закончит играть на пианино. Потом пианино тоже погрузили, отвезли на Москву-Третью. Для отправки малой скоростью.Соседи опознали преступника по фотографии.До этого особо опасный рецидивист по-крупному практически уже не крал. Жил в доме для престарелых на севере Костромской области. Все добытое барахло раздавал сожителям.Однажды Ванкоган уехал в Москву и больше уже не вернулся…
В эту командировку Рэмбо поехал сам.Президент «Лайнса» выехал поездом поздно вечером с Ярославского вокзала. Ночью он был на берегу знаменитого Галичского озера. Утром на станции пересел на междугородный автобус. Город находился в стороне от железной дороги.«За это время я был бы уже в Хамамеде…»Случайно попав на тунисский курорт, он потом еще несколько раз летал туда. Плавал, читал в номере пронинскую «Банду»…Очередная серия у него и теперь была с собой. Читать в автобусе было неловко. Пассажиры ехали не отдыхать, везли тяжелые сумки, кто-то — похоронные венки.Попутчики в автобусе поглядывали на него как на чужого.Секьюрити Рэмбо — молчаливый афганец, погруженный в свои мысли, всю дорогу молча держался позади, не выражая внешне ни радости, ни уныния. При этом он ни на минуту не забывал работать мускулами — качал то живот, то бицепсы.Порой Рэмбо напрочь забывал о его присутствии.Городок, в который они прибыли часа через три, был из купеческих, старых. В центре были ряды и Красная площадь…Такси они не увидели. Зато заметили иномарки. Несколько кавказцев, проезжавшие мимо, удивленно покосились в их сторону.Тут тоже строили. Смотрели видео. Торговали. На витринах торговых палаток лежали товары, привезенные из заморских стран.В милиции было пусто и тихо. Ничего нового для себя Рэмбо не узнал. Со времени, когда Ванкоган находился в доме для престарелых, почти весь личный состав тут обновился. Бывший участковый, обслуживавший стариков, скончался пару лет назад.— Заснул на спине. А был, как водится, поддатый. Стакана четыре в нем уже сидело…— Фамилия Ванкоган ни о чем не говорит?— Что-то не помню.— Знаменитый уголовник, жил тут в доме для престарелых…— А-а! Говорили старики. Из дома для престарелых краденое тогда на грузовике вывозили. Список изъятого на телетайпе стучали весь день: ножи, вилки, ложки, скатерти, зонты… Вам надо туда подъехать…Последние километры добирались на допотопном «пазике», тряском, медленном. На остановках водитель с помощью рычага открывал и закрывал переднюю дверцу.Певуче переговаривались пассажиры.Рэмбо не открывал рта. Московская речь по сравнению со здешней, мягкой, звучала резко, чужой — как если бы он вдруг заговорил на немецком.У дома престарелых никто не выходил.Когда он и секьюрити поднялись к выходу, все замолчали, глядя в их сторону.Цель их маршрута обозначил сломанный навес остановки рядом с обочиной. Дальше шла тропинка, протоптанная сквозь объеденный, беспризорный газон с редкими деревцами.Тропинка вела к кирпичному зданию.Дом престарелых помещался в бывшем монастырском корпусе — с маленькими окошками, окруженными наличниками.Давно не беленное неухоженное здание. Пооббитые, намертво схваченные старинным неразгаданным раствором кирпичи. Тусклые окна, у подвала куча мелкого угля, привезенного на зиму.Уныние, безлюдье погоста.Находившимся тут вместе с Ванкоганом, если они попали сюда шестидесятилетними, сейчас должно было быть не меньше восьмидесяти.Все же Рэмбо не пожалел, что приехал.Он предпочитал получать информацию из первых рук.У входа в дом престарелых никто им не встретился.Темные коридоры. Свет из квадратных окон над дверями. Запах сиротства.— Где заведующая?Кто-то шел им навстречу.— Все в столовой, милый. — Встречная оказалась старушкой в неслышных вязаных тапочках.— А вы чего?— Я ить иду…— Мы с вами. Вы давно здесь?— Считай, третий год.— А есть такие, что тут лет двадцать?— Не-е… Долго так не живут!В столовой сидело несколько пожилых людей.Заведующая — сухая, с серым лицом, в очках, — увидев чужих людей, встревожилась. Узнав, что приезжих интересует родственник, живший в доме для престарелых двадцать лет назад, оттаяла.— Я тут второй год…— А может, кто-то здесь проживает с тех пор? Мы хотели помянуть Яна Ванкогана…Рэмбо выставил привезенные гостинцы: перец, московскую сырокопченую колбасу, сосиски.— Как вы сказали? Ян?— Ян Ванкоган…Заведующая вышла. Вернулась через несколько минут.Молодая крупная женщина, шедшая следом, чему-то улыбалась.— Знакомьтесь. Мой заместитель по хозяйственной части. Мать ее работала техничкой. Они жили здесь на служебной площади. Мария Евгеньевна отлично помнит вашего родственника…
Ванкоган выбрал эти места, потому что отсюда происходил его отец, родившийся в Галиче.Отсюда он когда-то уехал в Москву, где женился по любви и где после рождения дочери очень скоро впервые сел за квартирную кражу. Ян Ванкоган обычно воровал в Москве и, освобождаясь из мест заключения, возвращался в столицу, чтобы месяца через три, максимум через полгода в очередной раз снова сесть.Его бывшая жена жила с дочерью в Москве. У жены была новая семья, муж — научный работник, которого боготворили теща и тесть.Прежний — обманом вкравшийся в семью уголовник Ванкоган — был прощен в обмен на отказ от всех прав на дочь.Его преемник удочерил девочку. Своих детей у него не было, всей душой он привязался к падчерице.Ванкогану разрешалось несколько раз в году встречаться с дочерью под видом маминого брата, проживавшего где-то на Севере.Годами, находясь в отсидке, он не использовал свое право.Зато после освобождения он по нескольку раз в месяц являлся на Метростроевскую с игрушками и подарками. Бывшая жена и ее второй муж обыкновенно отправлялись в этот день в театр или на концерт. Ванкоган играл с дочкой, ходил с ней гулять на Гоголевский бульвар…Отошедший от дел вор надеялся, что теперь он сможет чаще встречаться с дочерью, приезжая из дома для престарелых. Остальное время он будет проводить на природе, поблизости от Галичского озера, вдалеке от соблазнов, с удочкой, с книжками…Вместо этого Ванкоган окунулся в убогий нищенский мир, ограниченный обшарпанными стенами бывшего братского корпуса. В общих спальнях — кровати на довоенных пружинах, с торчащими клочками ваты пропахшие мочой матрасы, ветхое постельное белье. В столовой — закрученные алюминиевые вилки, общепитовские тарелки…А вокруг — захолустный голодный райцентр. На прилавках в магазинах тут и в лучшие годы не было никаких продуктов, кроме рыбных консервов, срок годности которых истек. А в окрестных деревнях все гнали самогон…Участковый инспектор, предупрежденный о приезде особо опасного рецидивиста, лично явился в дом престарелых и в присутствии всех обитателей пообещал быстро вернуть ворюгу туда, где его настоящее место.— За решетку…Ванкоган в первый же вечер хотел уехать.— …Не спал. Курил на крыльце. Я как раз ждала мать со смены. Автобус сломался. Она шла пешком. Я тогда что? Школьница. Безотцовщина… Мы сидели на крыльце. Заснула…Заместитель по хозяйственной части увлеклась детскими воспоминаниями.— Голова у него на плече. Мама приехала поздно. Что бы не будить, он отнес меня на руках. Так повторялось не раз. Он говорил маме, что я похожа на его дочь.— Мама ваша жива?— Нет.— И никого нет здесь, кто его помнит?— Из тех, кто здесь, нет. Он прожил тут года два.— Безвыездно?— Только вначале. Я знаю об этом со слов мамы. Потом стал выезжать. Возвращался обычно на машине. Всегда с подарками. Еда, постельное белье, одежда. Завхоз интересовался: «Откуда, Ян Рувимович?» Он объяснял по-разному: то леспромхоз списал и он выпросил; то кто-то выбросил. Раз, помню, привез японские зонтики-автоматы…Рэмбо слышал о них в милиции.— Новые?— Разные. Десятка два.— Догадались откуда…— Потом уже сказали. Приехали отбирать…— Отобрали?— Не все. Постельное белье так и осталось. Что-то еще…— Ясно… Последний вопрос. На засыпку, как говорят.Он сказал, что вы напоминали ему дочь…Женщина улыбнулась.— Он не оставил у вас ее фотографии?— Нет…— Вы что-нибудь знаете о ней?— Только имя… Марина.К вечеру Рэмбо начал собираться. Главное он уже знал.Партнером Марины в Израиле был ее родной отец — Ян Ванкоган…
На девятый день после гибели Марины к ее подруге в подмосковный Подольск приехал Петр — в черном пасторском костюме, полузадушенный галстуком, в тесной сорочке.Выбор президента «Лайнса» пал на выпускника физтеха.Он не послал ни Валентина, ни Валентину — своих профессиональных установщиков. В прямом контакте мягкая, но настойчивая манера профессионалов лезть в душу не могла сработать.Рэмбо рассчитал верно…Наташа — молодая, с высокими выщипанными бровями — по едва уловимым признакам сразу поняла, что похожий на священника гость голоден.— Как насчет тарелочки борща?— А что? С удовольствием.Он сел к столу.Борщ оказался наваристым, на свиных ребрышках, с морковью, томатным пюре. По краям тарелки расплывались морковно-желтые глазки жира.— У Маринки тоже всегда был неплохой аппетит… — сказала Наталья.— Вы вместе росли?— В одном подъезде. С первого класса за одной партой сидели… Потом я в техникум ушла. А она закончила школу. Поступила в Коммерческую академию. Тогда был Институт народного хозяйства. Плехановский… — На второе было жаркое. — Берите еще. Это не мясо. Чернослив…— Спасибо. А потом?— Уезжала, приезжала. Мать расходилась с отчимом. Это был уже второй отчим. Первый был ракетчик, облучился. Рано ушел из жизни. А это второй, который сейчас в Штатах… Он с матерью увез ее девчонкой в Израиль.Она там года три прожила. Потом мать и с этим мужем развелась, он тогда уехал в Штаты. Предлагал Маринке жить у него. Он ее очень любит. Он вам звонил в фирму? Вы, наверное, убедились… — Петр кивнул. — Они вернулись сюда… Марина пошла снова на студию. Берите горчицы.— Спасибо. Отличная горчица…— Я сама делала. Могу научить…— Как ее жизнь сложилась потом?— Мама умерла вскоре после того, как Маринка первый раз выскочила замуж… Картошка понравилась?— Прекрасная. Я, пожалуй, еще возьму.— Отлично. Мы потом еще чай поставим.— А кто был ее первый муж?— Студент с ее же курса. Из МИНХа. Примерно год они прожили… Второй у нее был офицер. Хороший мужик. Пил только. Его отправили в Хакасию служить. Маринка пожила там с год — вернулась. Работы не было.— Это уже недавно, наверное…— Лет пять. Потом она еще раз выскочила…— Всего она три раза выходила замуж?— Официально четыре. Последнего я не считаю. Это фиктивно. Ее сослуживец с «Центрнаучфильма» хотел получить израильское гражданство. А у нее оно было.— Он уехал?— Нет, здесь. Чего ему там делать? Он не еврей. Ему был нужен паспорт. Даркон. С ихним паспортом он по всему миру может ездить без виз. Кроме США, по-моему…— Он был на похоронах?— Был.— Кто же это? Вы знаете его фамилию?— Нет.— А где они вступали в брак?— Она не говорила. Зачем, чтобы все знали. Это ведь, можно сказать, уголовщина. Сказала только мне. Да и то месяц назад. А теперь я — вам. Ей уж все равно сейчас!— Наверное, он ей заплатил?— Она говорила. Но я сейчас не помню сколько.— Зарегистрировались и разошлись?!— Нет! Столько еще мороки! Консульский отдел, посольство. Виза! Пришлось еще съездить с ним в Израиль. А потом он вообще заартачился! Стал тянуть время! Так и затянул!— У вас нет его фотографии?— Нет.— Слушайте… — Петр отложил вилку. Вытер платком губы. Полез в карман. — Тут его нет?Он достал несколько фотографий.Наташа отошла со снимками к окну. Она была в белой кофточке, черной короткой юбке. Без чулок. Несколько завитушек волос над ухом выглядели по-девичьи нежно…Она обернулась.— А вы знаете! Вот он…— Этот?Она держала фотографию Яцена.
Обратная дорога в Москву показалась Рэмбо короче. В Галич приехали к опаздывавшему скорому, ходившему от Улан-Батора. На одном из вагонов еще сохранилась надпись «Москва — Баганур». Поезд мчался с ветерком. Стоянки были сокращены.Утром Рэмбо был уже на Ярославском — втором по величине на площади трех вокзалов.Как и прежде, поезда приходили переполненные. Пассажиров встречали импортной снедью, чужим спиртным, отечественными книжными развалами.Рэмбо ждала машина.Через несколько минут он уже входил в «Лайнс».Прямо на лестнице узнавал новости — приглашение в Думу, звонки коллег. Мэрия, газеты…Девочка-секретарь в приемной доложила о рутинных, сугубо домашних делах. У одного из сотрудников был день рождения.— Подарок от фирмы у вас в кабинете. В холодильнике в столовой торты к чаю — он привез…— Петр здесь?— Он ждет в информационном центре.— Позвони. Пусть заходит.— В Иерусалим сообщили насчет личности Амрана Коэна?— Я разговаривал с Сашей…Рэмбо ходил по кабинету.Петр сидел за приставным столиком.Жалюзи в кабинете были опущены во избежание нескромных взоров и ушей из соседних домов и чердаков. Президент «Лайнса» предпочитал не маячить у окон.— Так они развелись?— У меня нет сведений. Может, долг Яцена тянется со времен регистрации брака? — предположил Петр.Рэмбо внимательно взглянул на него.— Чем тебя там накормили? Что-нибудь особенное?— Все обычное. Борщ, жаркое.— Глазки сонные… Ты что же думаешь, это плата за получение гражданства? Сколько, по-твоему, стоит фиктивный брак?— Не представляю.— Все-таки?..— Нет.— Пятьдесят тысяч долларов? Сто?!— Честно, не знаю.— Речь идет самое большее о нескольких тысячах!— Значит…— Объясняю.
Марина, обращаясь в «Лайнс» и формулируя заказ, сочла невозможным для себя открыть весьма существенные для дела обстоятельства.Тем не менее они должны были всплыть.Убитый в Иерусалиме нищий Амран Коэн, которого она представила как партнера, был в действительности бывшим российским уголовником Яном Ванкоганом. Ее родным отцом.Сактированный по состоянию здоровья из колонии Ян Ванкоган подал заявление на выезд, которое было немедленно удовлетворено тогдашним ОВИРом МВД СССР.Экспорт уголовников за рубеж поощрялся.Новоиспеченный гражданин Израиля немедленно вернулся к занятию, снискавшему ему славу Первого Домушника на его доисторической родине. Одновременно Ян Ванкоган установил тесные взаимоотношения с воровскими кругами Тель-Авива, и в первую очередь с Маленьким Эли.Дальнейшие события произошли через несколько лет после того, как рухнул Советский Союз и на всем бывшем его пространстве установилась система свободного предпринимательства.Кому пришла в голову гениальная мысль прокручивать неотмытый израильский общаковый капитал в российском криминальном бизнесе, где учетная ставка гораздо выше, сказать трудно.До этого еще никто не додумывался…Большинство делало наоборот!Скорее всего, это было ноу-хау бывших административных сотрудников «Центрнаучфильма» Марины, Воловца и Яцена.Посредником выступила сама Марина, родная дочь Ванкогана, имевшая налаженные связи со вставшими крепко на ноги бывшими деятелями Госкино СССР.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37