Где-то впереди мелькали огни поворотников. Там шла машина.Он понял, что его провели.Я и сам бывал в таких положениях.Он еще постоял, прежде чем вернуться к мотоциклу на Бар Йохай. В это время тихий предупреждающий свист коснулся его ушей. Свист доносился сверху. Он поднял голову.Я пригласил его подняться.Я хотел завоевать доверие полицейского, который шел за мной.Он ответил мне по-английски:— Спасибо.
Поднявшись к себе, я подошел к окну.Я словно чего-то ждал. Затем включил свет.В моем иерусалимском доме пахло порохом.«Почему мной заинтересовалась израильская полиция?»Неужели это — эхо моего последнего приезда во время бандитской разборки? Рядовые исполнители давно получили свои 15 лет и отбывали наказание — кто в тюрьме Шаат, кто в тюрьме Лид. А сами организаторы вроде О'Брайена плюнули на внесенный миллионный залог и скрылись…
«Нет…»Похоже, это связано с убийством Яна — Амрана Коэна. Недаром первые опасения у меня возникли на Бар Йо-хай у дома убитого.«Меня взяли под наблюдение именно там…»Я не знал, должен ли я радоваться результатам этого дня или, наоборот, сожалеть.Я почитал еще детектив «Если арест невозможен» Вильяма Дж. Каунитца, который начал накануне. Я твердо пообещал, что напишу о нем рецензию в городскую газету.Заработаю свои 100 баксов.Это было вроде проверки на выживание.Кандидатам в разведшколы во многих странах мира давали такие задания.Оказавшись в далекой стране с чужими документами, раздобыть денег, не прибегая ни к чьей помощи, и вернуться на родину. Или незаметно пройти мимо паспортного контроля в аэропорту. Подменить во время визита мембрану в телефоне, войти в чужой дом, выйти на балкон, сфотографироваться с хозяином…Детектив был неплохо написан.Нью-йоркский маньяк, оставлявший на горле своих жертв глубокий след страшных зубных протезов, сам по себе не очень меня заинтересовал.Дело было в другом, сделавшем книгу бестселлером.Отдавая должное своим консультантам — патологоанатомам и полицейским, автор забыл поблагодарить блестящего Артура Хейли. От него, от Артура Хейли, было это доскональное изучение материала, обаяние точного знания сути и, главное, выбор героя.Герой — лейтенант Винда — был мне знаком, словно он, Рэмбо и я работали в одном главке. Мы все были из тех полицейских профессионалов, которых первыми отдают на заклание публике, когда начальство ищет, на ком сорвать зло за нераскрытое особо тяжкое преступление.Общественное мнение всегда сурово по отношению к полицейским. Быстро забываются и постоянный риск, и прежние успехи, и раны, и силы, которые они отдали…Я просмотрел еще пятничные «Вести».Бывший московский, а ныне тель-авивский журналист возвращался к ночи августовского путча в столице.«Меня одолевало любопытство: что побудило сотни нормальных, в меру трусливых людей рисковать жизнью? Ну, со мной, положим, ясно — я опасаюсь, что запретят выезд в Израиль. А остальным-то чего не спится?..»«Всех облил дерьмом!»Я отбросил газету.Вот кому бы я с удовольствием набил морду.Вышел на улицу.Благо, тут все еще было лето.Зеленый, без заднего борта, чтобы удобнее выпрыгивать, джип военной полиции с воем проскочил мимо. Я перешел дорогу.Яблоневый сад по другую сторону Элиягу Голомб заливала светом луна.Знакомая дырка в колючке еще сохранилась. Возможно, косули пробирались в сад именно здесь. Я прошел под деревья. Достал сигареты.«В полнолуние у нас не солят, не квасят. Наверное, и тут тоже…»Разбросанные немногочисленные светильники вверху, на гребне Байт ва-Ган, как обычно, напомнили дорогу к кишлакам на Памире, где проходила моя армейская служба.Вершина Байт ва-Ган со строившимися по склону виллами была бедна огнями.Этим и ограничивалось сходство.Автор «Памирских походов» Рустам Бек писал об обитателях суровых тех мест: они влачат жалкое существование, испытывая нужду и голод…Служба была суровой. Но жизнь казалась такой устойчивой, прочной. Отгремели кровавые бои с бандами Джанибека, Тохтарбая Шокиргиза. В Ленинской комнате вывешивали стенгазеты с портретами отличников боевой подготовки. Устраивали экскурсии в колхозы. На поле в Поршневе, в горах проводили игры, скачки, коз-лодранье. Через Пяндж с другой стороны границы смотрели жители, которые потом стреляли в нас, когда мы выжигали огнем их кишлаки, выполняя интернациональный долг у них в Афганистане…«Господи! Какую страну потеряли…»
Утром я вышел из дома рано.Мощные потоки машин вливались из боковых ответвлений на всем протяжении узкой Элиягу Голомб. Выше, на нерегулируемом светофором перекрестке, несли службу ГАИ школьники.В воздухе стояла трель свистков.Я разговаривал с Москвой из уличного автомата 6480300 на перекрестке Пат.Рэмбо был у себя в офисе. Новостей для меня у него не было, они ожидались здесь. Сегодня. Вчерашний полицейский должен был обязательно появиться. И скоро.— А еще паб «Сицилийская мафия»… — Рэмбо должен был знать, чем я занимаюсь и где именно меня следует искать, если что-то случится. — В привязке с фирмой по возврату долгов…Рэмбо внимательно слушал.— Все. Вечером позвоню.— Давай.Ступенчатый город поднимался вверх над районом Ка-тамоны метров на сто.Дома росли как бы один на крыше другого.В той стороне был центр.Я еще постоял.Катили в обе стороны мощные, снабженные кондиционерами автобусы — неповоротливые с виду, неизвестно как разъезжавшиеся на узких улочках.Я прошел к магазинчику — маленькому, белому, с витринами, забитыми продуктами.Его держали соотечественники.Магазин был еще закрыт. Но продавцы уже съехались.Перед домом стояло несколько японских машин и отдельно маленький крепенький «фольксваген» хозяина.Надпись на тетрадной странице, косо висевшей на двери, была сделана по-русски:«Ценностей в магазине нет, просим не рисковать напрасно!»Было ясно, для кого написано.Мне позволили купить сигарет. Угрюмо, желчно…Жертвы наемного труда были повсюду одинаковы, у себя ли — в Харькове и Мариуполе или тут — в Израиле…В придачу я получил газету «Наш Иерусалим».Еще по дороге я прочитал рекламу. О ней мне накануне говорила мама Лены.Большими буквами в центре листа было напечатано: «ВОЗВРАТ ДОЛГОВ. ФИРМА „SM“
«СМ» должно было означать название паба — «Сицилийская мафия».«Мы поможем в сложной ситуации, которая кажется вам безвыходной, частное расследование, выявление очевидцев, розыск друзей и недругов, помощь в возвращении долгов…Наши телефоны… ПОЗВОНИТЕ НАМ СЕЙЧАС! МЫ НИКОГДА НЕ СПИМ!»
Я включил радио на русском.Повторяли все ту же рекламу:«Мой папа страдал от скопления газов в пищеварительной системе. Я говорил ему: „Папа, такие проблемы нельзя держать внутри!..“Тому, кто в это время ел, можно было лишь посочувствовать.«Приятного тебе аппетита, земляк!»За то время, что меня тут не было, на радио не появилось ни одного незнакомого голоса.Все точки над «i» в эфире были давно расставлены.Пирог поделен между успевшими к столу. Я подошел к окну.На Элиягу Голомб грохотал транспорт.Чувство, что что-то должно произойти, не оставляло меня.Реклама на радио тем временем закончилась. Началась консультация адвоката. Пошли звонки радиослушателей.«— Я живу с сожителем, — говорила какая-то дама, — который в последнее время плохо себя чувствует. Он не предполагает, насколько все обстоит неважно. Я хочу знать, получу ли я пенсию после его смерти…— Вы звоните из дома? Он вас слышит? — спросил ведущий.— Он сидит рядом, но не понимает по-русски…Люди не менялись.— Не будет ли этичнее, если позвонит он сам? — спросил адвокат.Ведущий перебил:— Несколько коммерческих реклам. «На этой неделе в лото, 20 миллионов шекелей…»Я выключил радио.С улицы раздался рев мощного мотоцикла.Я обратил на него внимание, когда звук еще только приближался со стороны центра. Теперь он был уже под моими окнами. Я ожидал услышать, как мотоциклист удаляется.Шум, однако, резко прервался внизу у подъезда.Я выглянул в окно.Высокий, широкоплечий израильтянин, в черной куртке, с мотоциклетным шлемом под мышкой быстро взбежал по бетонной лестнице на галерею внизу.Черная мощная «ямаха» была припаркована у металлической ограды, отделявшей проезжую часть.Еще через минуту в дверь позвонили.— Ми? Кто? — спросил я на иврите.— Полиция. Миштара. Юджин Кейт.Глазок слегка как бы отдалял звонившего по другую сторону двери, позволял лучше его разглядеть.Высокий, с решительным лицом, полицейский смотрел перед собой. Куртка была расстегнута. Он был в джинсах. На ногах белые кроссовки.Справа, за поясом, пистолет. Черные «щечки» рукоятки выглядывали из желтой кожи поясной кобуры.Я узнал его.«Вчера он пас меня на Бар Йохай и потом, до самого дома…»Я открыл дверь.— Шалом!— Шалом…Полицейский показал жестом, чтобы я отступил в глубь салона, к кухонной мойке. Потом крутанул кистью руки — «спиной к двери!».Я покачал головой. Он положил руку на пистолет.Я отвернулся, положив руки перед собой на кухонную мраморную раковину, как на капот машины. Полицейский сзади коснулся кроссовкой моей щиколотки. Во всем мире этим понятным всем жестом полиция приказывает отставить ноги дальше от опоры и как можно шире…Он провел по моим карманам, вдоль брюк, живота. Зрелище моей спины было необходимо ему, чтобы убедиться в том, что за поясом сзади у меня тоже ничего нет.Он двигался осторожно.Не выпуская меня из виду, поставил на стол шлем.Шлем был в ярких синеватых разводах, с пластмассовым козырьком, с назубником, отделанный изнутри пружинящим слоем синтетики.Не закрывая входную дверь, окинул взглядом соединенный с американской кухней салон.Возможно, он предполагал встретить у меня в квартире несколько российских воров в законе — «российскую мафию», которой их пугали газеты.Успокоившись, он осмотрел еще ванную и туалет. Прошел в спальню.Я закрыл дверь. Моим соседям по подъезду не обязательно было видеть эту картину.Услышав щелчок замка, полицейский быстро обернулся.Все было, однако, в порядке.Чтобы окончательно его успокоить, я вывернул карманы и сел.Он подошел к окну и открыл его. Поставил шлем на подоконник, устроился рядом. Взглянул вниз.Я понимал смысл всего, что он делает. В случае нападения он мог в любую секунду получить помощь снизу, с автобусной остановки.С другой стороны, это выглядело как забота о «ямахе».— Меня зовут Юджин Кейт… — Он наконец представился. — Можно Женя.— Александр. Можно Алекс.Я постарался быть спокойным.— Ты в порядке?— Да, спасибо. Как ты…«Ритуал соблюден…»Кто-то из коллег рассказывал, как, приезжая на обыск в Узбекистане, они, прежде чем начать работать, обязательно пили чай с хозяином. Не переломить лепешку было бы непростительным оскорблением…— Ты и вчера был с мотоциклом.— Да. Я как Рони Лейбович…— Кто это? Я его не знаю.— Ты и не должен знать. Двадцать ограблений банков… — Юджин Кейт был не уверен в моем английском. Говорил небыстро. — Всегда приезжал к банку на мотоцикле… Твое удостоверение личности, Алекс…Я перешел к письменному столу, за которым сидел, когда услышал «ямаху». Достал из ящика и подал «теудат зеут» — внутренний паспорт.Юджин Кейт погрузился в его изучение.Хотя изучать там было в общем-то нечего: страничка малого формата в пластмассе, несколько строчек на иврите и арабском.— Пожалуйста.Полицейский вернул мне мой внутренний паспорт.Теперь у него был вполне дружелюбный вид, отчасти даже смущенный.Может, он полагал, что у меня не окажется документов?— Я приехал говорить с тобой неофициально, Алекс…— Сначала официально… — прервал его. — Я могу пригласить своего адвоката? Что у тебя ко мне?— Почему ты интересуешься Амраном Коэном? Убитым…— Ты записываешь разговор?— Нет.— Предпочитаю убедиться.— Хочешь, чтобы я разделся?Он спрыгнул с подоконника.— Снимай по одной вещи. Клади на стул.— Дверь запер?Он был мне симпатичен как полицейский. Если он меня не обманывал, мы могли бы найти общий язык.— Запер.— Смотри!Куртка, сорочка, кобура полетели на стул. Затем джинсы. Майка. Носки. Он остался в белых трикотажных трусах.Оружие он положил на подоконник.Я внимательно ощупал каждую вещь. Заглянул в бумажник. Там были несколько сотен шекелей, фотографии, банковская и телефонная карточки…Я показал на трусы.— Ты хочешь увидеть, мужчина ли я?— Считай, что так.Он скинул трусы. Стал лицом к окну. Нагнулся. «Чист…»— Одевайся!Пока он приводил себя в порядок, я снова включил радио. Передавали концерт по заявкам.Музыки было немного. Зато каждый мог передать привет друзьям, родственникам, землякам. И не лично, а в открытом эфире. На всю страну. Поздравлявшие искали новые слова для самовыражения, кончалось же это хорошо знакомыми советскими штампами. У всех одинаково.— …Мирного вам неба над головой и крепкого здоровья!Кейт оделся.— Теперь поговорим. Только не здесь.— Согласен.В багажнике мотоцикла лежал второй шлем.Я надел его. Опустил на глаза прозрачный щиток. Он был из непробиваемого «пи-ви-си». Кейт погнал вверх по Элиягу Голомб в сторону центра, у греческого монастыря Креста он дважды плавно переложил руль.Мы повернули вначале влево, потом вправо.Казалось, что «ямаха-диверсия» в состоянии преодолеть звуковой барьер.Это было не так. И звук в шлемах оказался вполне терпимым.Мы выскочили на трассу Иерусалим — Тель-Авив.Здания, остановки, прохожие — все отлетало назад!Плоские шляпы хередим, солдаты, рюкзаки, крученые стволы маслин.Я ни о чем не спрашивал.Мелькали огромные камни, словно сломанные челюсти великанов, дорожная техника, магазины с надписями на арабском и английском… Показался полицейский пост. Мешки с песком.Кейт сбросил скорость. Я понял, что мы на границе территории.Солдаты приветственно махнули руками.Впереди было поселение. Красные черепичные крыши.Еще минуты через три Кейт затормозил.Трехэтажная вилла уходила вниз, под склон. Дорога шла на уровне верхнего этажа. В салон, в кухню надо было спускаться. Там же был разбит небольшой сад — ухоженная зеленая лужайка и три фруктовых дерева.Пожилой плотный человек открыл нам дверь.— Знакомься… — Кейт показал на меня. — Алекс. Офицер российской полиции…Я уточнил:— Бывший.— А это — мой отец. Иосиф. Кстати, из России. Из Вильнюса. Тоже полицейский.Хозяин добавил по-русски:— Тоже бывший…Он был немногословен. Наверняка жил один.— Мойте руки и идите к столу, ребята… У меня якнине, паштет. И цепелинай. Литовская кухня…— Выпить у тебя найдется?— Останетесь на ночь?— Да.— Найдем. К кофе будет коньяк.
Кофе пили на балконе верхнего этажа.Внизу глубоко лежало дно долины. Кроваво-красный уголек солнца светился в межгорье.Мы говорили обо всем, кроме дел. Присматривались. Отец Кейта неожиданно спросил:— Ты «Три мушкетера» любил? Хорошо помнишь?Я пожал плечами. Когда-то я действительно считал роман любимой книгой.— Вроде…Кейт с усмешкой следил за нами. Он знал, что за этим последует. Хозяин улыбался:— Что сказал д'Артаньян, когда Ришелье предложил ему звание лейтенанта?«Господи! Сколько же лет прошло с той поры, когда все это трогало, было так важно! В школе меня звали Ато-сом. Я же представлял себя д'Артаньяном…»Нас, живших в разных странах, соединяли книги!Я помнил этот эпизод.— «Ваше преосвященство, — сказал д'Артаньян, — так уж получилось, что все мои друзья служат в королевских мушкетерах, а все недруги — гвардейцы вашего преосвященства. Меня не поймут ни те, ни другие…»— Примерно… А как назывался трактир, где миледи получила индульгенцию кардинала на убийство д'Артаньяна?— «Красная голубятня».Кейт уже откровенно смеялся:— Ты прошел тестирование. Отец — он полицейский психолог.— Ты полагал, что я имею отношение к случившемуся с Амраном Коэном? — спросил я.— Да ладно… Один полицейский всегда поймет другого! Тем более, что виновные, или кто они там, уже сидят.Мы еще выпили.Юджин рассказал, как его поперли из Матэ Арцы — Генерального штаба полиции. Потом про Роберта Дова, ..Кейт не раз терпел фиаско. Его обходили более шустрые.— Теперь Роберт Дов в Центральном отделе…Казалось, я сижу с кем-то из своих.Гребаное начальство. Несвобода. Несправедливость…Я рассказал, как мой генерал, изгоняя меня из управления после случая на Кутузовском, на селекторном совещании объявил на всю Московскую дорогу:«На вокзал возвращается начальник отделения уголовного розыска имярек…»Я попытался еще с помощью Иосифа, который пил мало, перевести с русского на иврит:— Блядям, ворам и ментам долго оправдываться…Кейт все понял.Еще я пробовал объяснить про линейное отделение на станции «Кусково» под Москвой, так называемое Шушенское:— Штрафняк. Там в розыске как-то одновременно трудилось сразу семь погоревших начальников розысков…Но тут возникли сложности: Иосиф не знал про Шушенское, его сын — смутно о Ленине…— Бог не фраер, он все видит…Юджин Кейт коротко обрисовал мне дело Амрана Ко-эна, от которого его отстранили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Поднявшись к себе, я подошел к окну.Я словно чего-то ждал. Затем включил свет.В моем иерусалимском доме пахло порохом.«Почему мной заинтересовалась израильская полиция?»Неужели это — эхо моего последнего приезда во время бандитской разборки? Рядовые исполнители давно получили свои 15 лет и отбывали наказание — кто в тюрьме Шаат, кто в тюрьме Лид. А сами организаторы вроде О'Брайена плюнули на внесенный миллионный залог и скрылись…
«Нет…»Похоже, это связано с убийством Яна — Амрана Коэна. Недаром первые опасения у меня возникли на Бар Йо-хай у дома убитого.«Меня взяли под наблюдение именно там…»Я не знал, должен ли я радоваться результатам этого дня или, наоборот, сожалеть.Я почитал еще детектив «Если арест невозможен» Вильяма Дж. Каунитца, который начал накануне. Я твердо пообещал, что напишу о нем рецензию в городскую газету.Заработаю свои 100 баксов.Это было вроде проверки на выживание.Кандидатам в разведшколы во многих странах мира давали такие задания.Оказавшись в далекой стране с чужими документами, раздобыть денег, не прибегая ни к чьей помощи, и вернуться на родину. Или незаметно пройти мимо паспортного контроля в аэропорту. Подменить во время визита мембрану в телефоне, войти в чужой дом, выйти на балкон, сфотографироваться с хозяином…Детектив был неплохо написан.Нью-йоркский маньяк, оставлявший на горле своих жертв глубокий след страшных зубных протезов, сам по себе не очень меня заинтересовал.Дело было в другом, сделавшем книгу бестселлером.Отдавая должное своим консультантам — патологоанатомам и полицейским, автор забыл поблагодарить блестящего Артура Хейли. От него, от Артура Хейли, было это доскональное изучение материала, обаяние точного знания сути и, главное, выбор героя.Герой — лейтенант Винда — был мне знаком, словно он, Рэмбо и я работали в одном главке. Мы все были из тех полицейских профессионалов, которых первыми отдают на заклание публике, когда начальство ищет, на ком сорвать зло за нераскрытое особо тяжкое преступление.Общественное мнение всегда сурово по отношению к полицейским. Быстро забываются и постоянный риск, и прежние успехи, и раны, и силы, которые они отдали…Я просмотрел еще пятничные «Вести».Бывший московский, а ныне тель-авивский журналист возвращался к ночи августовского путча в столице.«Меня одолевало любопытство: что побудило сотни нормальных, в меру трусливых людей рисковать жизнью? Ну, со мной, положим, ясно — я опасаюсь, что запретят выезд в Израиль. А остальным-то чего не спится?..»«Всех облил дерьмом!»Я отбросил газету.Вот кому бы я с удовольствием набил морду.Вышел на улицу.Благо, тут все еще было лето.Зеленый, без заднего борта, чтобы удобнее выпрыгивать, джип военной полиции с воем проскочил мимо. Я перешел дорогу.Яблоневый сад по другую сторону Элиягу Голомб заливала светом луна.Знакомая дырка в колючке еще сохранилась. Возможно, косули пробирались в сад именно здесь. Я прошел под деревья. Достал сигареты.«В полнолуние у нас не солят, не квасят. Наверное, и тут тоже…»Разбросанные немногочисленные светильники вверху, на гребне Байт ва-Ган, как обычно, напомнили дорогу к кишлакам на Памире, где проходила моя армейская служба.Вершина Байт ва-Ган со строившимися по склону виллами была бедна огнями.Этим и ограничивалось сходство.Автор «Памирских походов» Рустам Бек писал об обитателях суровых тех мест: они влачат жалкое существование, испытывая нужду и голод…Служба была суровой. Но жизнь казалась такой устойчивой, прочной. Отгремели кровавые бои с бандами Джанибека, Тохтарбая Шокиргиза. В Ленинской комнате вывешивали стенгазеты с портретами отличников боевой подготовки. Устраивали экскурсии в колхозы. На поле в Поршневе, в горах проводили игры, скачки, коз-лодранье. Через Пяндж с другой стороны границы смотрели жители, которые потом стреляли в нас, когда мы выжигали огнем их кишлаки, выполняя интернациональный долг у них в Афганистане…«Господи! Какую страну потеряли…»
Утром я вышел из дома рано.Мощные потоки машин вливались из боковых ответвлений на всем протяжении узкой Элиягу Голомб. Выше, на нерегулируемом светофором перекрестке, несли службу ГАИ школьники.В воздухе стояла трель свистков.Я разговаривал с Москвой из уличного автомата 6480300 на перекрестке Пат.Рэмбо был у себя в офисе. Новостей для меня у него не было, они ожидались здесь. Сегодня. Вчерашний полицейский должен был обязательно появиться. И скоро.— А еще паб «Сицилийская мафия»… — Рэмбо должен был знать, чем я занимаюсь и где именно меня следует искать, если что-то случится. — В привязке с фирмой по возврату долгов…Рэмбо внимательно слушал.— Все. Вечером позвоню.— Давай.Ступенчатый город поднимался вверх над районом Ка-тамоны метров на сто.Дома росли как бы один на крыше другого.В той стороне был центр.Я еще постоял.Катили в обе стороны мощные, снабженные кондиционерами автобусы — неповоротливые с виду, неизвестно как разъезжавшиеся на узких улочках.Я прошел к магазинчику — маленькому, белому, с витринами, забитыми продуктами.Его держали соотечественники.Магазин был еще закрыт. Но продавцы уже съехались.Перед домом стояло несколько японских машин и отдельно маленький крепенький «фольксваген» хозяина.Надпись на тетрадной странице, косо висевшей на двери, была сделана по-русски:«Ценностей в магазине нет, просим не рисковать напрасно!»Было ясно, для кого написано.Мне позволили купить сигарет. Угрюмо, желчно…Жертвы наемного труда были повсюду одинаковы, у себя ли — в Харькове и Мариуполе или тут — в Израиле…В придачу я получил газету «Наш Иерусалим».Еще по дороге я прочитал рекламу. О ней мне накануне говорила мама Лены.Большими буквами в центре листа было напечатано: «ВОЗВРАТ ДОЛГОВ. ФИРМА „SM“
«СМ» должно было означать название паба — «Сицилийская мафия».«Мы поможем в сложной ситуации, которая кажется вам безвыходной, частное расследование, выявление очевидцев, розыск друзей и недругов, помощь в возвращении долгов…Наши телефоны… ПОЗВОНИТЕ НАМ СЕЙЧАС! МЫ НИКОГДА НЕ СПИМ!»
Я включил радио на русском.Повторяли все ту же рекламу:«Мой папа страдал от скопления газов в пищеварительной системе. Я говорил ему: „Папа, такие проблемы нельзя держать внутри!..“Тому, кто в это время ел, можно было лишь посочувствовать.«Приятного тебе аппетита, земляк!»За то время, что меня тут не было, на радио не появилось ни одного незнакомого голоса.Все точки над «i» в эфире были давно расставлены.Пирог поделен между успевшими к столу. Я подошел к окну.На Элиягу Голомб грохотал транспорт.Чувство, что что-то должно произойти, не оставляло меня.Реклама на радио тем временем закончилась. Началась консультация адвоката. Пошли звонки радиослушателей.«— Я живу с сожителем, — говорила какая-то дама, — который в последнее время плохо себя чувствует. Он не предполагает, насколько все обстоит неважно. Я хочу знать, получу ли я пенсию после его смерти…— Вы звоните из дома? Он вас слышит? — спросил ведущий.— Он сидит рядом, но не понимает по-русски…Люди не менялись.— Не будет ли этичнее, если позвонит он сам? — спросил адвокат.Ведущий перебил:— Несколько коммерческих реклам. «На этой неделе в лото, 20 миллионов шекелей…»Я выключил радио.С улицы раздался рев мощного мотоцикла.Я обратил на него внимание, когда звук еще только приближался со стороны центра. Теперь он был уже под моими окнами. Я ожидал услышать, как мотоциклист удаляется.Шум, однако, резко прервался внизу у подъезда.Я выглянул в окно.Высокий, широкоплечий израильтянин, в черной куртке, с мотоциклетным шлемом под мышкой быстро взбежал по бетонной лестнице на галерею внизу.Черная мощная «ямаха» была припаркована у металлической ограды, отделявшей проезжую часть.Еще через минуту в дверь позвонили.— Ми? Кто? — спросил я на иврите.— Полиция. Миштара. Юджин Кейт.Глазок слегка как бы отдалял звонившего по другую сторону двери, позволял лучше его разглядеть.Высокий, с решительным лицом, полицейский смотрел перед собой. Куртка была расстегнута. Он был в джинсах. На ногах белые кроссовки.Справа, за поясом, пистолет. Черные «щечки» рукоятки выглядывали из желтой кожи поясной кобуры.Я узнал его.«Вчера он пас меня на Бар Йохай и потом, до самого дома…»Я открыл дверь.— Шалом!— Шалом…Полицейский показал жестом, чтобы я отступил в глубь салона, к кухонной мойке. Потом крутанул кистью руки — «спиной к двери!».Я покачал головой. Он положил руку на пистолет.Я отвернулся, положив руки перед собой на кухонную мраморную раковину, как на капот машины. Полицейский сзади коснулся кроссовкой моей щиколотки. Во всем мире этим понятным всем жестом полиция приказывает отставить ноги дальше от опоры и как можно шире…Он провел по моим карманам, вдоль брюк, живота. Зрелище моей спины было необходимо ему, чтобы убедиться в том, что за поясом сзади у меня тоже ничего нет.Он двигался осторожно.Не выпуская меня из виду, поставил на стол шлем.Шлем был в ярких синеватых разводах, с пластмассовым козырьком, с назубником, отделанный изнутри пружинящим слоем синтетики.Не закрывая входную дверь, окинул взглядом соединенный с американской кухней салон.Возможно, он предполагал встретить у меня в квартире несколько российских воров в законе — «российскую мафию», которой их пугали газеты.Успокоившись, он осмотрел еще ванную и туалет. Прошел в спальню.Я закрыл дверь. Моим соседям по подъезду не обязательно было видеть эту картину.Услышав щелчок замка, полицейский быстро обернулся.Все было, однако, в порядке.Чтобы окончательно его успокоить, я вывернул карманы и сел.Он подошел к окну и открыл его. Поставил шлем на подоконник, устроился рядом. Взглянул вниз.Я понимал смысл всего, что он делает. В случае нападения он мог в любую секунду получить помощь снизу, с автобусной остановки.С другой стороны, это выглядело как забота о «ямахе».— Меня зовут Юджин Кейт… — Он наконец представился. — Можно Женя.— Александр. Можно Алекс.Я постарался быть спокойным.— Ты в порядке?— Да, спасибо. Как ты…«Ритуал соблюден…»Кто-то из коллег рассказывал, как, приезжая на обыск в Узбекистане, они, прежде чем начать работать, обязательно пили чай с хозяином. Не переломить лепешку было бы непростительным оскорблением…— Ты и вчера был с мотоциклом.— Да. Я как Рони Лейбович…— Кто это? Я его не знаю.— Ты и не должен знать. Двадцать ограблений банков… — Юджин Кейт был не уверен в моем английском. Говорил небыстро. — Всегда приезжал к банку на мотоцикле… Твое удостоверение личности, Алекс…Я перешел к письменному столу, за которым сидел, когда услышал «ямаху». Достал из ящика и подал «теудат зеут» — внутренний паспорт.Юджин Кейт погрузился в его изучение.Хотя изучать там было в общем-то нечего: страничка малого формата в пластмассе, несколько строчек на иврите и арабском.— Пожалуйста.Полицейский вернул мне мой внутренний паспорт.Теперь у него был вполне дружелюбный вид, отчасти даже смущенный.Может, он полагал, что у меня не окажется документов?— Я приехал говорить с тобой неофициально, Алекс…— Сначала официально… — прервал его. — Я могу пригласить своего адвоката? Что у тебя ко мне?— Почему ты интересуешься Амраном Коэном? Убитым…— Ты записываешь разговор?— Нет.— Предпочитаю убедиться.— Хочешь, чтобы я разделся?Он спрыгнул с подоконника.— Снимай по одной вещи. Клади на стул.— Дверь запер?Он был мне симпатичен как полицейский. Если он меня не обманывал, мы могли бы найти общий язык.— Запер.— Смотри!Куртка, сорочка, кобура полетели на стул. Затем джинсы. Майка. Носки. Он остался в белых трикотажных трусах.Оружие он положил на подоконник.Я внимательно ощупал каждую вещь. Заглянул в бумажник. Там были несколько сотен шекелей, фотографии, банковская и телефонная карточки…Я показал на трусы.— Ты хочешь увидеть, мужчина ли я?— Считай, что так.Он скинул трусы. Стал лицом к окну. Нагнулся. «Чист…»— Одевайся!Пока он приводил себя в порядок, я снова включил радио. Передавали концерт по заявкам.Музыки было немного. Зато каждый мог передать привет друзьям, родственникам, землякам. И не лично, а в открытом эфире. На всю страну. Поздравлявшие искали новые слова для самовыражения, кончалось же это хорошо знакомыми советскими штампами. У всех одинаково.— …Мирного вам неба над головой и крепкого здоровья!Кейт оделся.— Теперь поговорим. Только не здесь.— Согласен.В багажнике мотоцикла лежал второй шлем.Я надел его. Опустил на глаза прозрачный щиток. Он был из непробиваемого «пи-ви-си». Кейт погнал вверх по Элиягу Голомб в сторону центра, у греческого монастыря Креста он дважды плавно переложил руль.Мы повернули вначале влево, потом вправо.Казалось, что «ямаха-диверсия» в состоянии преодолеть звуковой барьер.Это было не так. И звук в шлемах оказался вполне терпимым.Мы выскочили на трассу Иерусалим — Тель-Авив.Здания, остановки, прохожие — все отлетало назад!Плоские шляпы хередим, солдаты, рюкзаки, крученые стволы маслин.Я ни о чем не спрашивал.Мелькали огромные камни, словно сломанные челюсти великанов, дорожная техника, магазины с надписями на арабском и английском… Показался полицейский пост. Мешки с песком.Кейт сбросил скорость. Я понял, что мы на границе территории.Солдаты приветственно махнули руками.Впереди было поселение. Красные черепичные крыши.Еще минуты через три Кейт затормозил.Трехэтажная вилла уходила вниз, под склон. Дорога шла на уровне верхнего этажа. В салон, в кухню надо было спускаться. Там же был разбит небольшой сад — ухоженная зеленая лужайка и три фруктовых дерева.Пожилой плотный человек открыл нам дверь.— Знакомься… — Кейт показал на меня. — Алекс. Офицер российской полиции…Я уточнил:— Бывший.— А это — мой отец. Иосиф. Кстати, из России. Из Вильнюса. Тоже полицейский.Хозяин добавил по-русски:— Тоже бывший…Он был немногословен. Наверняка жил один.— Мойте руки и идите к столу, ребята… У меня якнине, паштет. И цепелинай. Литовская кухня…— Выпить у тебя найдется?— Останетесь на ночь?— Да.— Найдем. К кофе будет коньяк.
Кофе пили на балконе верхнего этажа.Внизу глубоко лежало дно долины. Кроваво-красный уголек солнца светился в межгорье.Мы говорили обо всем, кроме дел. Присматривались. Отец Кейта неожиданно спросил:— Ты «Три мушкетера» любил? Хорошо помнишь?Я пожал плечами. Когда-то я действительно считал роман любимой книгой.— Вроде…Кейт с усмешкой следил за нами. Он знал, что за этим последует. Хозяин улыбался:— Что сказал д'Артаньян, когда Ришелье предложил ему звание лейтенанта?«Господи! Сколько же лет прошло с той поры, когда все это трогало, было так важно! В школе меня звали Ато-сом. Я же представлял себя д'Артаньяном…»Нас, живших в разных странах, соединяли книги!Я помнил этот эпизод.— «Ваше преосвященство, — сказал д'Артаньян, — так уж получилось, что все мои друзья служат в королевских мушкетерах, а все недруги — гвардейцы вашего преосвященства. Меня не поймут ни те, ни другие…»— Примерно… А как назывался трактир, где миледи получила индульгенцию кардинала на убийство д'Артаньяна?— «Красная голубятня».Кейт уже откровенно смеялся:— Ты прошел тестирование. Отец — он полицейский психолог.— Ты полагал, что я имею отношение к случившемуся с Амраном Коэном? — спросил я.— Да ладно… Один полицейский всегда поймет другого! Тем более, что виновные, или кто они там, уже сидят.Мы еще выпили.Юджин рассказал, как его поперли из Матэ Арцы — Генерального штаба полиции. Потом про Роберта Дова, ..Кейт не раз терпел фиаско. Его обходили более шустрые.— Теперь Роберт Дов в Центральном отделе…Казалось, я сижу с кем-то из своих.Гребаное начальство. Несвобода. Несправедливость…Я рассказал, как мой генерал, изгоняя меня из управления после случая на Кутузовском, на селекторном совещании объявил на всю Московскую дорогу:«На вокзал возвращается начальник отделения уголовного розыска имярек…»Я попытался еще с помощью Иосифа, который пил мало, перевести с русского на иврит:— Блядям, ворам и ментам долго оправдываться…Кейт все понял.Еще я пробовал объяснить про линейное отделение на станции «Кусково» под Москвой, так называемое Шушенское:— Штрафняк. Там в розыске как-то одновременно трудилось сразу семь погоревших начальников розысков…Но тут возникли сложности: Иосиф не знал про Шушенское, его сын — смутно о Ленине…— Бог не фраер, он все видит…Юджин Кейт коротко обрисовал мне дело Амрана Ко-эна, от которого его отстранили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37