На исходе третьего дня пути мы приехали на станцию дилижансов Счастливого Джека. Я осмотрел корраль, а Кон в это время стоял на страже, держа в руках винтовку. Но лошадей, которых я искал, здесь не было.
Из дома вышел Счастливый Джек, опуская на ходу рукава своей рубашки. Он был занят мытьем посуды, накормив перед этим пассажиров дилижанса. Я был ему незнаком, но Кона Джуди он знал очень хорошо. Скоро я выяснил, что Кона знают очень многие.
— Они были здесь, — сказал Счастливый Джек. — Приехали вчера на закате. Заказали себе мясо и пару бутылок виски и за все заплатили золотом. Я думаю, они поехали в сторону Мобити или Доджа.
— А они не сказали точно, куда едут?
— Нет.
Мы уселись за стол и поужинали тем, что осталось от пассажиров дилижанса. Мы съели по порции оленины с бобами и выпили не меньше галлона черного кофе.
— Этот Хеселтайн, — сказал вдруг Джек, — я знаю, что у него есть подружка в Гранаде. Она работает в салуне.
— Здесь ведь не так уж много женщин, — сказал Кон Джуди.
— А у него к тому же появились деньги, — добавил я.
Когда мы въехали в Гранаду, дул северный ветер, резко похолодало, словно наступила расплата за летнюю жару.
Будь туча пыли чуть погуще, мы проехали бы мимо этого городишки, даже не заметив его.
По всему Техасу было разбросано множество таких городков, в которых не было ничего, кроме нескольких хижин, крытых дерном, салуна да так называемого магазина. Повсюду там лежали груды бизоньих шкур, высушенных до такого состояния, что они напоминали деревянные доски; там и тут попадались коррали, к которым примыкали длинные сараи, служившие одновременно кузницами и конюшнями. Иногда через такой городишко протекал ручей, а чаще жители брали воду из ключа или источника. Редко где попадался колодец.
Стены домов никто не красил, и они становились серыми от ветра и солнечных лучей. В сухой день пешеходы на улицах утопали в пыли, а в дождливый — в грязи. Гранада была ничуть не хуже и не лучше других городишек, выросших на пустом месте и пытавшихся обрести свое лицо.
В салуне мы справились о некой Руби Шоу.
Нам ответил владелец салуна:
— Она уехала. Вчера ее увез один хмырь. Он потряс у нее перед носом золотишком, и она поскакала за ним, словно ей подпалили пятки.
Так было всегда. Мы приезжали слишком поздно или чуть-чуть отставали от них.
Мы пообедали тем, что предложил нам хозяин салуна. Никому из нас не хотелось говорить. Наконец Кон произнес:
— Их след занесло пылью, так что мы можем его и не найти. У Хеселтайна есть золото и девочка, и я думаю, что он поедет туда, где можно потратить деньги. То есть в Денвер или в Лидвилл.
Итак, мы отправились на запад. Мы ехали в молчании, только шелест пожухлой осенней травы да топот копыт доносился до нашего слуха. В эти долгие часы я снова и снова возвращался мыслями к своему отцу. Он прожил очень тяжелую жизнь, и единственное, чем я мог воздать ему должное, — это догнать Хеселтайна и его дружков, забрать у них деньги и вернуть наш долг. Для отца честь была дороже жизни, и я так и сказал Кону.
Как я догадался, Кон был старше меня лет на десять, хотя он никогда не говорил о своем возрасте, а люди на Западе обычно не задают такие вопросы и не отвечают на них. Главное в человеке не возраст, а то, что он сделал, как он работает или чего он стоит в минуту испытаний.
Мне трудно было отнести Кона к какому-то определенному типу. Обычно он говорил, как образованный человек, но иногда его речь становилась такой же безграмотной, как и у многих людей, не получивших никакого образования. Но нам пришлось немало миль проехать бок о бок, и по прошествии некоторого времени я понял, что за человек был Кон Джуди.
Я обнаружил, что мне хочется подражать ему, пообщавшись с ним, я даже стал лучше говорить — почти так же грамотно, как Кон.
После того как я сообщил ему, что меня зовут Эдвин Шельвин Такер, он стал звать меня Шелом.
— Шел, — сказал он однажды, — настоящий мужчина — это такой мужчина, который готов отвечать за себя и за свои поступки. Только ничтожество обвиняет во всех своих бедах обстоятельства, но только не себя. Во все времена жили хорошие люди и великие люди, и они добились успеха только благодаря своей настойчивости и уму.
Слова Кона не были похожи на проповеди, да если бы они даже и были похожи, я бы все равно прислушался к ним. Кон Джуди был из тех людей, которым веришь, и когда я сравнил Малыша Риса и Дока Сайтса с ним, я понял, что они ему и в подметки не годятся.
Нам больше не попадались следы Хеселтайна и его дружков, да мы их и не искали. Мы ехали в Денвер-Сити, стремительно растущий город с салунами и танцевальными залами, где человек с деньгами мог развернуться вовсю.
Меня все время мучила одна мысль, и наконец я решил посоветоваться с Коном.
— Интересно, поделится ли Хеселтайн деньгами с Сайтсом и Рисом? А если и поделится, то как отнесется к этому его девушка?
Кон улыбнулся.
— А ты растешь прямо на глазах, Шел. Готов побиться об заклад, что они тоже задумывались, как им поделить денежки.
Ни разу в жизни я не видел такого огромного города, как Денвер. Повсюду строились кирпичные дома, часть из которых была уже закончена. Бревенчатые домишки и землянки, с которых начинался город, выглядели на фоне кирпичных красавцев уродливыми развалюхами. Не видел я и так много людей в одном месте — можно было подумать, что в городе организуется пикник и на него съехалась толпа народу.
— Как же мы найдем Хеселтайна в такой толчее? — спросил я Кона. — Я никогда раньше не видел такого количества людей.
— А мы зайдем к Джиму Куку — он был здесь в свое время шерифом и поставил себе за цель выявить в штате всех преступников и место их пребывания. Если Хеселтайн и его дружки здесь или заезжали сюда, Джим об этом обязательно знает.
Джим Кук оказался приятным высоким мужчиной с пышными усами.
— Да, я знаю Боба, и уверен, что он сейчас в Лидвилле. Там теперь больше бандитов, чем в любом другом городе в Колорадо или Канзасе.
Мы разбили лагерь в русле пересохшей речушки. Пока Кон варил кофе, я выстирал свою рубашку и повесил ее сушиться на куст. Сколько раз она промокала насквозь и высыхала прямо на мне. Но у меня не было запасной рубашки — ведь гоняясь за грабителями, лучше иметь с собой поменьше вещей.
— Ну, поймаешь ты Хеселтайна, и что потом? — спросил меня Кон.
Кон всегда задавал такие вопросы, на которые сразу не ответишь. От его вопросов мне порой становилось не по себе.
И правда, что я буду делать потом? Пока я поступал так, как требовали обстоятельства или как подсказывал отец. У меня всегда было много работы, и мне не приходилось выбирать, когда ее делать.
Если хочешь есть, нужно работать, причем работать с раннего утра до позднего вечера. Я часто мечтал о своем будущем и о том, что я буду делать, когда стану настоящим мужчиной. Все те планы, которые мы строили вместе с Рисом и Стайтсом тоже были мечтами, и, надо признаться, довольно глупыми.
Бывает так, что, представляя себя неуловимым бандитом, грозой техасских прерий, подросток избавляется от гложущей его неуверенности в собственных силах. Преступники кажутся такому подростку смелыми и неординарными личностями, однако наступает время, когда он сталкивается с суровой реальностью, и самое лучшее, что он может сделать, это поскорее забыть свои мечты. Ведь в реальности все гораздо грубее и суровее, и никому не хочется попасть в руки вооруженных до зубов полицейских, и никто не мечтает о том, чтобы палач накинул ему на шею петлю.
Что я буду делать? Получу назад свои денежки, вернусь в Техас и расплачусь с нашими соседями.
На мою долю останется совсем немного, но у меня было свое ранчо. Я мог бы вернуться туда, однако мне совсем не хотелось жить там одному и всю жизнь пасти скот.
Да, Кон задавал вопросы, на которые трудно было сразу ответить, но эти вопросы помогали человеку заглянуть в свою душу. А когда человек сам находит ответы на трудные вопросы, он становится чуточку мудрее и начинает лучше понимать самого себя и окружающий мир.
Кон однажды сказал мне, что каждый должен время от времени останавливаться и спрашивать себя, что он делает, куда идет и как собирается достичь своей цели. Труднее всего бывает понять, что в жизни не бывает легких и коротких путей.
Вопросы Кона не давали мне покоя. У меня были грандиозные планы насчет моего будущего — я хотел стать настоящим мужчиной и совершать великие дела, но при этом не имел ни малейшего понятия, как я буду претворять в жизнь эти планы. Я часто представлял себе, как я скачу на прекрасной лошади, разодетый в пух и прах, или захожу в салун и заказываю себе все, что захочу, а потом подсаживаюсь к игрокам и начинаю играть и, конечно же, выигрываю крупные суммы, но откуда у меня возьмутся деньги на такую жизнь, я предпочитал не думать.
Я рассказал Кону о своих мечтах.
— Ты умеешь читать? — спросил он.
— Конечно.
— Тогда читай. Читай все, что попадется под руку, — и у тебя в голове однажды появится идея, как сделать деньги. Что же касается игры по-крупному… забудь об этом. Игра — это только способ выпендриться. Если же человек из себя что-то представляет, ему нет нужды выпендриваться.
Рассвет застал нас на пути в Лидвилл.
Мы въехали в город ночью. Моросил мелкий дождик, и вершины окрестных гор были закрыты тучами. Казалось, что они касаются крыш магазинов, поскольку Лидвилл располагался высоко в горах. Пока мы добирались до него, нам то и дело приходилось останавливать коней, чтобы дать им передохнуть.
Дорогу в город развезло, а улицы просто утопали в грязи. Взбираясь вверх по Честнут-стрит, мы не встретили ни одного пешехода и ни одного всадника. Только одна несчастная лошадь, заляпанная с головы до ног грязью, стояла под дождем, переступая с ноги на ногу.
Перед нами был книжный магазин, дальше располагалась контора мирового судьи, а еще дальше — ломбард Гоулдсолла с апартаментами доктора на втором этаже.
Мы попридержали коней. Отсюда был хорошо виден весь город, и мы стали высматривать салун или ресторан. Боб Хеселтайн со своей компанией сидит, наверное, где-нибудь в игорном доме или в салуне и швыряет направо и налево наши деньги. Если в скором времени я не заполучу их назад, возвращать будет уже нечего.
Было уже далеко за полночь, но, завернув за угол, мы увидели салун, окна которого ярко светились, а позади него — платную конюшню.
Мы оставили там своих лошадей и прошлись по конюшне, высматривая, нет ли там знакомых лошадей. Хозяин исподлобья наблюдал за нами.
— Гонитесь за кем-то?
— Вроде того.
— Люди приходят и уходят.
— Мы ищем трех мужчин и женщину, молодую женщину… она, кажется, танцовщица.
Хозяин внимательно посмотрел на нас.
— Лучше вам с ними не встречаться. По крайней мере, сейчас.
— Это почему?
— У них здесь друзья. А в этом городе, если у человека нет верных друзей, то этот человек — ничто. Если у нас здесь нет друзей, то у вас будут одни враги.
Мы поднялись вверх по улице, зашли в салун и подошли к стойке бара. На улице хлестал дождь, салун был полон.
Бармен поставил на стойку бутылку, но, взглянув на нас, увидел Кона Джуди и сказал:
— Простите, я не узнал вас, мистер Джуди.
Он убрал то, что поставил, и достал еще не откупоренную бутылку хорошего шотландского виски.
— Вы видели Боба Хеселтайна? — спросил Кон.
— Да, видел. Он в салуне на Стейт-стрит, с ним двое его дружков и девица… ее зовут Руби Шоу. У нее там полно друзей… если вы знаете, что я имею в виду.
Кон налил себе и мне виски.
— А кто сейчас начальник полицейского участка?
— Марк Дагган. Это опасный человек, но он никогда не ищет на свою голову приключений и неприятностей… если не пьян, конечно.
— Бен, это мой партнер, Шел Такер. Услуга, оказанная ему, это услуга мне.
Бен протянул мне руку. Это был коренастый, плотно сбитый мужчина, песочного цвета волосы на его круглой голове были тщательно напомажены и аккуратно приглажены. Он энергично пожал мне руку, и я понял, что обрел в его лице друга.
— А я — Бен Гарри. Я знаю Кона с незапамятных времен.
Мы выпили виски и отправились к выходу, вглядываясь в лица людей, сидевших в салуне. Кон вышел первым, а когда я присоединился к нему, кивком головы показал на салун.
— Все они здесь, Шел. Бездельники и пропойцы со всех горняцких поселков и ковбойских лагерей. Здесь можно сделать деньги, и они это чуют. А ты когда-нибудь добывал руду, Шел?
— Нет, сэр. Я хорошо обращаюсь с лопатой и киркой, но руду никогда не добывал.
Окна ресторана были освещены, и мы догадались, что он еще открыт. Мы перешли улицу и зашли в ресторан.
— Могу предложить вам говядину, — сказал владелец, — с бобами и картофелем. Был еще пирог, но он кончился, а я больше ничего готовить не собираюсь. Очень устал.
— Нам хватит и мяса с овощами… если у вас есть кофе.
— Сколько угодно. — Хозяин принес почерневший на огне кофейник и поставил его на стол. — В нашем ресторане вечером можно прилично поужинать, а утром, если я поднимусь вовремя, то и позавтракать.
Он поставил на стол тарелки с мясом и бобами и блюдо с нарезанным хлебом и маслом домашнего изготовления.
— Мы делаем свое собственное масло — у нас есть четыре коровы гольштинской породы, и мы собираемся купить еще. Я сам пригнал их сюда.
Мы ели в молчании, но наконец я решился задать вопрос, который мучил меня вот уже несколько дней.
— Как вы думаете, они догадываются, что мы их преследуем?
— Да, я думаю, что догадываются.
— Тогда в любую минуту на нас могут напасть?
— Разумеется. Когда охотишься за кем-нибудь, будь готов к тому, что сам в любую минуту превратишься в преследуемого. Это, кстати, помогает всегда быть начеку. В этом городе грубые нравы, да как, впрочем, и на всем Диком Западе.
Дождь на улице полил сильнее. Если Хеселтайн и его дружки здесь, в Лидвилле, скорее всего, они не станут пытаться ускользнуть из города в такую погоду. Тропинки здесь очень узкие и скользкие, лошади могут поскользнуться и упасть. Я плохо знал горы и чувствовал себя в горной местности неуверенно — здесь было слишком мало троп и дорог.
— Самые лучшие тропы — это тропы индейцев, — сказал Кон. — О них знают очень немногие. Индейцы везли по ним грузы и продавали их за сотни миль от своего дома… подобно купцам, ходившим с торговыми караванами в средние века.
Я никогда не слыхал о торговых караванах и не совсем понял, что он имел в виду, говоря о средних веках, поэтому я помалкивал и только слушал.
— В Миннесоте добывают мягкую красную породу, которая легко полируется и обрабатывается. Ее называют катлинит. Так вот, этот камень можно найти у индейцев на всем Диком Западе. И еще раковины. В водах различной солености и температуры живут разные типы моллюсков, после гибели которых остаются раковины. Многие из них систематизированы. Некоторые ученые всю свою жизнь занимаются изучением ископаемых моллюсков.
После этого Кон Джуди, который обычно не произносил больше двух-трех предложений за раз, пустился в рассказы о торговых тропах древних индейцев.
— Древних индейцев? Вы хотите сказать, что в древности индейцы были другими, не такими, как сейчас?
— Да. Современные индейцы согнали их с насиженных мест подобно тому, как мы согнали индейцев с их земель. Этот процесс происходит по всему миру, Шел, и ты еще увидишь, как индейцев прогонят отсюда на запад.
— Тогда получается, что хозяевами страны становятся те, кто умеет лучше воевать?
Кон усмехнулся.
— Не совсем так, Шел. Правильнее сказать: обычно наверху оказываются те люди, чей образ жизни наиболее эффективен.
Я не совсем понял, что он хотел сказать, но только я собирался задать Кону вопрос, как он произнес:
— Пойдем-ка лучше спать, — и, отодвинув свой стул, встал.
— А потом я отправлюсь на поиски Хеселтайна, — сказал я. — Не думаю, что они пустятся в дорогу в такую ночь, тем более что с ними девушка.
— Да, они где-нибудь спрячутся, — согласился Кон.
Он заплатил за наш ужин, и мы двинулись к двери. Я задумался над словами Кона об образе жизни и уже открыл дверь, как вдруг вспомнил о том, что забыл свой винчестер на соседнем столе.
Резко повернувшись, я толкнул Кона, и мы оба чуть не упали.
В эту минуту раздался выстрел, и мы услыхали, как пуля ударилась о косяк двери.
Если бы я не повернулся так резко, я был бы уже мертвецом.
Глава 4
Позади нас в ресторане одну за другой погасили лампы, и наступила темнота. Никто из нас не шелохнулся. Я застыл в дверях, упав на одно колено, и слушал, как бешено колотится сердце.
Испугался ли я? Да, должен признаться, что я испугался. С мыслью о том, что ты стал для кого-то мишенью, надо свыкнуться. Конечно, теоретически я знал, что в меня могут стрелять, но одно дело представлять себе это, а другое — испытать на своей шкуре. Кто-то, спрятавшись в одном из домов, стрелял с явным намерением убить, и убить не кого-нибудь, а меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21