А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


В дальнем конце лагеря он откинул клапан палатки своего дяди. Он ожидал, что дядя спит, но Кусэй Хает уже сидел, скрестив ноги, на ковре в середине палатки. Он сгреб своими исхудалыми, как у скелета, руками кусочки кости и дерева, потряс их в ладонях и отбросил с громким смехом.
– В чем дело, дядя? – Рафиг опустился на корточки и прикоснулся к худому плечу старика. – Ты что делаешь?
Кусэй снова засмеялся, обернувшись к племяннику. Его похожее на пергамент лицо имело тот же синеватый оттенок кожи вокруг глаз, что и у племянника, а левый глаз так же был карим, как у Рафига. Правый же был затянут молочно-белой пленкой и выглянул из-под полуопущенного века, когда Кусэй ухмыльнулся племяннику беззубым ртом. Правый глаз у него был слеп от рождения и, как говорили, позволял Кусэю видеть то, что находится вне материального мира: прошлое и будущее.
– Наблюдай, племянник мой. Будущее есть прошлое. Старик подобрал кости и щепочки, метнул их так, что они упали беспорядочной кучкой. Он легко дотрагивался до них, какие-то отбрасывая в ту или другую сторону. В свете колеблющегося пламени масляной лампы тени вырастали и уменьшались, напоминая нити черной паутины, которую шевелит ветер.
– Не понял тебя, дядя.
Кусэй, не вставая, развернулся всем торсом и схватил Рафига за руки так сильно, что причинил ему боль.
– Мне было видение во сне. Я увидел яйцо, разбил его. В нем была узкая полоска пергамента со словами: «Ты хоть и яйцо, но будешь орлом. Но не стать тебе орлом, пока ты еще не яйцо».
Рафиг узнал цитату из Китабны Иттикаль. Это из главы двадцать седьмой, в ней Пророк упрекает тех, кто желает усвоить атараксианство, не покаявшись вначале в грехах и не отказавшись от негативных связей из своей прошлой жизни.
– И все же я не понял, дядя.
– Все они неправы, Рафиг, я понял из этих слов. – И он снова кинул кости и деревяшки. Они легли иначе, по крайней мере, так показалось Рафигу, но дядя уставился на них, как будто не было никаких изменений в их позиции. – Другие бросают гадальные кости, но ответа не получают. И это потому, что они неправы.
– В чем неправы? – Рафиг потер предплечья в тех местах, где его хватал дядя. – Что неверно у них?
Старик тихо смеялся:
– Мы чего хотим больше всего, Рафиг?
– Вернуть Гелор.
– Почему?
– В Гелор вернется Дост, нам поручено содержать этот город в порядке до его возвращения. Мой сегодняшний сон именно об этом – говорит, что у нас получится.
Если Кусэй и расслышал последнюю фразу, он не показал, что придал этим словам племянника какое-то значение.
– А ради чего мы ждем?
– Ну, дядя Кусэй, этому даже детей учат, перестань говорить загадками. Мне хватило цитаты об яйце и орле. – Он схватил старика и затряс. – О чем ты болтаешь?
– О Досте, Рафиг, мы ведь ждем Доста.
– Ну да, но еще не было знаков, возвещающих о его воплощении.
Кусэй высвободился из рук Рафига с удивительной легкостью.
– Когда рождается орел? В тот момент, когда откладывается яйцо?
– Да. – Рафиг секунду подумал, поправил себя. – Нет, когда его высиживают. Или и то, и другое?
– Стать Достом – это не событие, это процесс. – Кусэй прикоснулся пальцем к костям, лежащим на ковре. – Они спрашивают, родился ли Дост, и не получают знака. Я спросил, родился ли тот, кто станет Достом, и получил знак!
У Рафига отвисла челюсть, он не мог отвести глаз от волшебных костей. Магия, если не считать непристойного богохульства, которое практикуют на востоке, может коснуться только человека и приблизить его к целям, которые Атаракс вплел в его будущее. А волшебными костями может манипулировать только еретическая магия, но никто из них таким не занимается. Значит, кости упали из рук Кусэя так, как предназначено Богом, и их совет следует принять как истинный. Известно, что предсказания Кусэя точны; проницательная интерпретация предзнаменований – это магический талант, который он получил от Атаракса в обмен на слепоту одного глаза.
– Ты хочешь сказать, что уже родился тот, кто станет Достом?
– Около двадцати лет назад, здесь, в Гелансаджаре. – Кусэй нахмурился. – Он в горах, к западу.
– К западу, в Джибаль-аль-Истанс? На краю Джедрозианского плато?
– Да, именно так мне показали кости, Рафиг. – Кусэй затряс головой. – На мой вопрос «Где?» более конкретно я услышал только – «Известно». Что это ты побледнел, Рафиг?
У Рафига пересохло во рту, он задрожал.
– Во сне я оказался у истоков Реки Камней. Сейчас мы разбили лагерь на сухом берегу, но выше по плато есть озеро. Я был во сне в этом озере, и тело мое стало голубым, как будто я стопроцентный дурранец. Это к чему бы?
Кусэй собрал в руку гадальные кости и бросил их.
Прежде чем они упали на ковер, их охватило пламя, на мгновение ослепившее Рафига. В колеблющемся сиянии перед его глазами возник яркий силуэт на фоне голубого дыма. Видение сохранялось пока не развеялся голубой дым.
– Ты видел, дядя? Видел человека? Это Дост?
– Не знаю, Рафиг. Тебе привиделся человек, а мне в это же время – озеро, которое тебе снилось. – Старик показал дрожащим пальцем на запад. – Судьбы мира призывают нас на запад. Мы должны отправиться туда немедленно. Кончилось время ожидания.
Глава 11
Королевская военная семинария, Сандвик, Беттеншир, Иабирия, 31 ценсуса 1687
Урия Смит поймал себя на том, что нервничает, идя по вызову к Малачи Кидду. С каждым шагом наверх по винтовой лестнице Урия думал – наверняка Малачи Кидд решил закрыть грант. Он мог найти для Кидда тысячи объяснений, самое простое – образумился и понял, что Айронс оценил Урию по достоинству.
«Не может же он считать, что ему будет легче переносить мои услуги, чем мне – их оказывать».
Добравшись до обитой железом дубовой двери на самом верху башни, Урия громко постучал в нее.
– Входите.
Урия отодвинул задвижку и распахнул дверь. Круглая в плане башня была разделена на три комнаты, из короткого коридорчика попадаешь сразу в самую большую, занимающую половину всей площади. По всем стенам от пола до потолка шли полки с книгами и шкафчики из красного дерева. Рукописи, свитки, книги переполняли полки, в беспорядке валялись отдельные тома. Урия догадался, что хоть число книг здесь составляло не более одной двадцатой библиотечного фонда семинарии, но брат Лукас, оказавшись тут, не мог бы не согрешить, пожелав чужое.
Остальная мебель комнаты была элегантна по стилю и разнообразна по формам. Кресла из коричневой кожи и стол с длинными тонкими ножками, с узором из золотых листьев, похоже, производства Лескара, но эти вещи явно довоенного периода. Он догадался, что какие-то старинные предметы обстановки относились еще к тому времени, когда родился его отец, а тот прожил целых шестьдесят семь лет, – по существу жена-крайинка родила Урию, когда у старика давно не было необходимости выбривать макушку.
– Кадет Смит явился по вызову согласно вашей записке, сэр.
Малачи Кидд сориентировался на голос и повернул к нему голову.
– Благодарю, кадет. – Седой человек улыбался. – Вам указание на будущее – не стоит говорить так громко. Я ведь слепой, а не глухой.
– Простите, сэр, не подумал, – покраснел Урия.
– Вы подумали, кадет, но подумали неправильно. Вы предположили, что дефицит одного органа чувств ведет к дефициту и всех остальных. – Судя по зловещему выражению лица Кидда, это оскорбление отложено про запас на будущее. – Вот такую вашу небрежность в мыслях Айронс и принял за глупость. У меня вы научитесь правильно соображать и организовывать свое мышление.
На минуту в воздухе повисла тишина. Урия неуклюже переступил с ноги на ногу, потом убрал руки за спину.
– Вы звали меня зайти, сэр?
– Да. Хочу просить вас о любезности. «О любезности?»
– Я у вас на службе, сэр. Приказание будет выполнено.
По губам Кидда скользнула улыбка, но Урия не видел причин, чему тут радоваться.
– Ваша служба в качестве моего помощника начнется завтра, с первого дня месяца белла. Сегодня последний день ценсуса, мне надо подвести счета за этот месяц. Кадет Малверн отсутствует – готовится, выпускной экзамен у него через неделю, вот он и пренебрег своей обязанностью прийти и помочь мне. В создавшихся обстоятельствах его можно простить. – Слепой указал на письменный стол. – Видите на столе бухгалтерскую книгу? Она вам потребуется, когда вернетесь. Пожалуйста, достаньте из ящика лист бумаги и выпишите чек о выдаче пяти золотых солнц. Отнесите чек брату Идрису в интендантскую пристройку, он выдаст вам деньги. И даст расписку на эти деньги и на те, которые мой брат прислал ему на хранение для меня. Все это сразу принесете сюда, запишете приход в гроссбух, потом выплатите деньги тем, кому положено, в академии и в Сандвике.
– Выписать чек на пять золотых солнц, получить деньги у брата Идриса, вернуться и заполнить счета до того, как выплатить деньги. – Через всю комнату Урия подошел к письменному столу и открутил фитиль масляной лампы, чтобы стало посветлее. – По-моему, я все понял, сэр.
– Вас это не затруднит? Урия нахмурился.
«Даже при моем небрежном стиле мышления задача не так уж трудна».
– А что здесь трудного, сэр?
– Да ничего, но это не значит, что трудности не могут возникнуть, мистер Смит. Однако, судя по результатам вашего ученья, вы легко осваиваете математику и геометрию, значит, у вас получится. – Все его лицо стало лучиться морщинами, и он перешел с илбирийского на крайинский язык. – А еще говорят, что у вас способности к языкам. Счета надо будет вести на илбирийском, согласны?
– Да. – Молодой человек достал листок бумаги из ящика и окунул гусиное перо в хрустальную, оправленную в серебро чернильницу. – Брат Идрис не читает по-крайински?
– Нет. – Кидд усмехнулся. От желтого света лампы в серебряных глазах Кидда загорелись золотые радужные оболочки. – Вы отличаетесь от кадета Малверна.
– Это хорошо или плохо?
– Не понял вас.
– Это хорошо или плохо, сэр? – со вздохом произнес Урия.
– Подозреваю, что на этот вопрос можно будет ответить со временем. Вы прекратили писать. Уже выписали чек?
– Да, сэр. – Урия не стал кивать, но вытаращил глаза. – Мне можно идти сейчас, сэр, или надо что-нибудь сделать для вас?
– У меня тут все под контролем, кадет. Можете идти.
– Да, сэр.
– И еще, кадет Смит.
– Да, сэр?
Кидд жестом указал ему на стол:
– Перед тем как уйти, прикрутите огонь в лампе. Зачем расходовать масло, правда?
К тому времени, как Урия добрался до пристройки интенданта, он был совершенно уверен: Кидд догадался, что он уже не пишет, потому что прекратился скрип пера по бумаге.
«Он не только не глухой, он слышит прекрасно. Но откуда Кидд узнал, что он не прикрутил огонь в лампе? – Урия был озадачен. – Вроде бы лампа не загудела, когда он увеличил пламя, но кто его знает! – Урия мог просто не заметить. – Почему у меня такое ощущение, что надо быть как можно бдительнее на этом моем новом месте службы?»
Он улыбнулся: да, работа у Кидда для него – это посерьезнее, чем все задачи, стоявшие перед ним до сих пор. И Айронса, и других в Сандвике было так просто дразнить и обманывать, совсем как братьев. До встречи с Киддом только мама умела разгадать, что он задумал, это его всегда в ней поражало. В принципе, ему наплевать, что думают другие или каковы мотивы их поступков, ведь все люди настолько прозрачны, их видно насквозь, разве они могут заинтересовать надолго?
Жизнь в Карвеншире была не такой уж плохой, как ему казалось после смерти отца. Да, много было переполоха, когда герцог Леонард Смит, посол в Край Ситране, вернулся оттуда по окончании срока и привез беременную жену-крайинку. Леди Алиса решила молчаливо терпеть – это ей урок за добровольный отказ сопровождать мужа в Муром, но ее три сына игнорировали женщину, заменившую их мать, и ребенка, которого эта женщина ввела в их среду. Пока Урия подрастал, братья безжалостно издевались над ним, но он почему-то жалел их и умел выкручивается из самых дурных затей, направленных против него.
От матери, Людмилы, не приходилось ждать помощи. Но за то, что он храбро переносил все издевательства, она его вознаграждала: делилась с ним всем своим крайинским наследием. Он научился говорить, писать и читать на ее языке и с восторгом читал все книги, которые родня присылала ей в Карвеншир. Он считал себя по отцу Смитом, но гордился своей крайинскдй кровью, и это было для него спасением, когда братья становились совсем невыносимы.
Повзрослев, он увлекся историей принца Тревелина. Он знал о смелости принца, взявшего в жены лескарку, эта история напоминала брак его отца, ради которого жена-крайинка оставила свою родину и приехала с ним в Илбирию. Для него принц был образцом истинного илбирийского благородства, он всегда помнил о нем, когда братья, издеваясь над ним, демонстрировали все недостатки илбирийского варварства.
После смерти матери он жил с ощущением глухой боли в сердце, только отец помог ему преодолеть эту боль. Еще одним ударом была смерть принцессы Рочел: его герой оказался обычным человеком, таким же уязвимым. Конечно, Тревелин не стал хуже в его глазах, но в чем-то разочаровал его, как и многих илбирийцев, ведь он сам не мог сделать ничего, чтобы помочь принцу пережить свою потерю. И вот – смерть отца. Урия остался совершенно один, без всякой цели в жизни. И тут опека Робина стала для него якорем спасения.
«Иначе его выкинули бы из Сандвика много месяцев назад».
Ладно, прочь эту сентиментальщину, вот уже и интендантская пристройка, он вошел и с улыбкой приветствовал лысоватого толстяка в коричневой рясе.
– Приветствую вас, брат Идрис. Вот чек на получение денег со счета полковника Кидда.
Толстяк деловито кивнул и протянул руку за бумагой:
– Я тут слышал, что ты будешь новым помощником полковника. Но вроде бы со следующего месяца.
– Кадет Малверн занят. Я буду помогать полковнику, пока кадет готовится к выпускным экзаменам.
На лице Идриса мелькнула тень улыбки, но Урия так и не понял, что в его ответе было этому причиной.
«Да просто у толстяка несварение желудка».
Он выбросил из головы Идриса и снова задумался о лампе. Пламя греет, выделяет в воздух тепло.
«Может, он чувствует это тепло?»
Пока он перебирал в уме другие варианты объяснений, Идрис прочел чек, поставил на него штампы с одной и другой стороны, отложил его на полку и отсчитал монеты. Несколько монет засунул в ящичек на столе, остальные протянул Урии.
– Вот деньги Кидда. Сейчас выпишу тебе расписки. Монеты, золото и серебро, звякнули в ладони Урии. «Постой, что-то тут не так. Чек был на пять солнц, но к ним Идрис добавил двадцать серебряных лун. А это составляет две трети солнца. И еще какие-то монеты он засунул в ящичек».
– Вот они, – Идрис вручил Урии расписки. – Увидимся через месяц.
Урия смотрел на полоски бумаги в своей руке. Одна – расписка на пять солнц, другая – квитанция, в ней говорилось, что граф Меридмарч прислал шестьдесят солнц, чтобы положить их на счет брата.
– Мне кажется, тут ошибка.
– Да что ты?
– Вот вам и «что ты». – Урия подбрасывал правой рукой серебряные луны. – Перебор в двадцать лун.
– Это тебе премия.
– То есть как?
Идрис улыбался, но голоса не повышал.
– Так это называл Чонси. Ведь сейчас ты забрал его деньги, верно? Значит, в следующем месяце они будут твои.
– А монеты в ящичке?
– Кто заказывает музыку, тот и платит музыканту. У Урии от негодования раздулись ноздри:
– Вы мне хотите сказать, брат Идрис, что вы помогали Чонси присваивать по одному солнцу в месяц? Он, значит, в год имел восемь солнц, а вы ? – четыре? Так, что ли?
Толстяк немного помялся, потом выпрямился. Его волнение проявлялось только в дрожании двойного подбородка:
– В бухгалтерских книгах полный ажур.
– Еще бы! Ведь вы в отчетности уменьшали сумму, которую присылал брату граф Меридмарч, на двенадцать солнц в год.
– Да тебе-то что, кадет? Никогда не докажешь. – Идрис смеялся, но Урия видел, что смех деланный. – Твое слово против моего, да за меня еще бухгалтерские книги и кадет Малверн. Капитан Айронс добьется, что тебя подвергнут суду за нарушение чести и выгонят, несмотря на твой грант.
– Но вы давали расписки людям графа. Они докажут, что вы неправы.
– Смотри ты! И что, по-твоему, граф разрешит проводить аудит его финансов, чтобы вычислить недостачу двенадцати солнц в год? Да он, знаешь ли, в год недоплачивает церковной десятины раз в десять больше. Это для него пустяк. Как и ты.
– Все же я смогу вас вывести на чистую воду.
– Ой ли? Кадет Малверн, может, и предстал бы перед судом за эту махинацию, но уж не я. Только пикни – я заявлю, что это была твоя идея. Я пошел у тебя на поводу в минуту слабости, а потом раскаялся. Айронс тебя достанет. – Темные глаза Идриса сверкали от гнева. – Бери, что дают, и ни слова не вякай, а то от тебя пшик останется.
Не находя слов, в ярости и шоке, Урия покинул офис и зашагал по двору.
«Как можно воровать у слепого?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61