Она явственно «прочитала» на мягкой земле, на траве, на бетонном бордюрчике, отделявшем дерн от стены, – что здесь было совершено насилие. Следы жертвы, скомканные, сбитые в странном танце, свидетельствовали, скорее всего, что жертву душили.
Еще одну деталь обнаружила она с внешней стороны дома.
На уровне второго этажа белел облом крупной ветви. Конечно, могла быть случайность. Но вы помните, что считала Верочка относительно случайностей в делах об убийстве вообще коллекционера – миллионера, в частности. Она нашла в гуще кустарника заброшенную туда ветку. На ветке был надлом, характерных для надлома, сделанного человеком, а не ветром, ураганом, которые последнее время нередко проносились над Москвой. В московских палисадниках, скверах и парках никого сегодня не удивит сломанная ветка, вырванное с корнем дерево.
Здесь было что-то иное. И Верочка эту деталь запомнила.
И когда нашла в квартире коллекционера труп молодого человека, после двухдневных раздумий пришла к выводу, что не он сам пришел в квартиру. И не сверхсильный преступник его туда притащил, чтобы увести внимание следователя в сторону. Скорее всего, юноша был убит ещё на улице. И медэкспертиза подтвердила её предположение.
На шее юноши было две странгуляционные борозды – одна, более ранняя которая, скорее всего, и привела к его смерти, – от «струнки», и другая от веревки, которой, его, скорее всего, и втаскивали с земли на второй этаж, в квартиру через окно. Вот для чего понадобилась ветка! Ветка, похоже, эту операцию выдержала. Но несла на себе явные следы этой операции, вот почему, скорее всего, чистильщик и обломал её, забросив глубоко в кустарник, где она должна была полностью слиться с обломками после летнего московского урагана.
Вообще, преступление было хорошо организовано. В квартиру преступник проник, совершенно ясно, с помощью поддельных ключей. Следы «фомки» – лишь инсценировка. Найти золотые монеты в доске подоконника можно было, только точно зная, что где спрятано. Сейф вскрыт мастерски. Найти его за портретом Екатерины II было не так уж сложно методом «тыка». А вот знать «секрет» сейфа, с его вторым, спрятанным замком, – для этого нужен очень хороший наводчик.
Так что параллельно с телом коллекционера, скорее всего, мертвым, нужно искать ещё и тело наводчика, которого, скорее всего, тоже не оставили в живых.
И тело такое, нашлось. Верочка не закончила ещё проверку всех, так или иначе бывавших в доме коллекционера и имевших, либо возможность видеть, как Валдис Кирш открывает сейфы, либо время, чтобы разобраться во всех его секретах. Постепенно круг подозреваемых сужался. Пока не сузился до одного человека: опытнейшего мастера, ремонтировавшего в доме Кирша всю «технику» – от сейфовых замков до холодильника. Это был старый друг семьи, и Верочка долго не решалась пригласить его на беседу. Наконец, она сама поехала к нему. Но мастер умер задолго до её визита от инфаркта.
Вот такие дела: оснований для требования эксгумации не было.
Но… Верочка встретилась с врачом райполиклиники, опытнейшим доктором, до выхода на пенсию, к её счастью, работавшим судмедэкспертом. И он «под запись» рассказал ей, что инфаркт был странным.
– Я наблюдал Никодима Петроовича в течение последних трех лет. Это то время, что я работал после выхода на пенсию здесь, в райбольнице. Он жаловался на обширный остеохондроз, больше всего «доставал» его радикулит. Очень редко бывали простуды. Но это был практически здоровый человек. То есть, то, что у горожан в 70 лет сплошь и рядом – диабет, гепатит, ишемия, стенокардия, – у него напрочь не было. Все внутренние органы здоровые, как у 18-летнего. И вдруг обширный инфаркт. Да я ему кардиограмму делал так, поскольку положено в его возрасте хотя бы раз в год делать, как раз накануне смерти.
Сохранилась и кардиограмма. Верочка копию её подшила в дело.
– Так от чего же он умер?
– А вот не знаю. Внешне – точно от инфаркта. Но при здоровом практически сердце, это странно. Странно и другое. Если бы Вы не заинтересовались этой смертью, если бы не здоровое сердце накануне инфаркта, я бы не обратил внимания. Но… На запястьях были почти незаметные следы, как бы это сказать, ремней, веревок, Вы понимаете? Пут…
– Может быть, его довели до инфаркта пытками?
– Нет… При здоровом сердце довести до инфаркта довольно сложно. Хотя насчет пыток… Я бы мог предположить, что его пытали. На мошонке следы электродов. Муки страшные, следов почти нет. Тем более, кому придет в голову рассматривать мошонку у трупа человека, умершего от инфаркта? Тут совпало, что я бывший судмедэксперт. И я невольно замечаю все, что, так сказать, не вписывается в картину.
– Что же ещё не вписывалось?
– След от укола.
– И Вы проверили, никто из медиков его в последнее время не колол, то есть ему не делались инъекции, заборы крови, и Вы проверили, не был ли покойный наркоманом…
– Разумеется…
– Ваши предположения?
– Я их отгонял… Старался об этом не думать. Иначе мне пришлось бы требовать расследования, травмировать близких, а Никодима – то не вернешь…
– Его не вернешь. Но можно наказать убийцу…
– Вы правы, конечно же, Вы правы. Я готов дать показания в суде, если потребуется.
– Может, и потребуется. Только убийцу, похоже, уже не найти в живых, – подумала Верочка. – Она вспомнила, что при осмотре трупов, найденных в озере Ловежское, были высказаны предположения об их принадлежности к местной преступной группировке. Ей что запомнилось: сотрудник районного уголовного розыска, выезжавший вместе с ней «на трупы», однозначно определил три вздувшихся от долгого лежания в воде тела:
– Это Веня Тертый. Три судимости. Специализации в банде – пытки током.
– Вы его знали?
– Я их всех знал. Второй, толстый, ну он и до воды толстый был, это Митя Керя, у него тонкая специализация, он в юности фельдшером в сельской больнице начинал. Он на уколах специализируется.
– То есть?
– Ну, если надо укольчик в вену делать, например, чтоб держатель крупного состояния был посговорчивее, или, вот ещё мода была, вводили медикаментозные средства, вызывающие адские боли, – следов почти никаких, а человек готов подписать любые документы о передаче членам банды своей квартиры, машины, да чего там, боль такая, рассказывали, что мать родную сдашь… Были у меня на него свидетельские показания, но на суде все рассыпалось. Свидетели заявили, что я под пытками у них эти показания выбивал. Мне же чуть и не попало. А дело рассыпалось.
Вот этот рассказ седоусого сыскаря и вспомнила Верочка в райбольнице.
Итак, – картинка печальная. Старика, знавшего сейфы и квартирные тайники дома Киршей на правах старинного приятеля, убили. Киллера и того, который пытал старого мастера, утопили, и концы в воду.
– Пойдем дальше, – сказала себе Верочка.
Оставались следы, которые замести невозможно.
Следы от оружия.
Раны, нанесенные обоим старикам, – тестю коллекционера, случайно оказавшемуся в квартире в ночь ограбления, и его другу.
Эксперты были однозначно уверены: выстрелы совершены из миниатюрного «Рэйвена», который скорее подошел бы дамочке, а не матерому бандиту. Тогда, к слову сказать, Верочке впервые и пришла мысль, что грабитель и убийца – женщина.
Именно из ствола «Рэйвена» вылетела пуля калибра 6, 35, ударившая в ребро полковника Привалова, тестя Кирша. Удар был не настолько силен, чтобы перебить ребро и поразить сердце, – калибр слаб но достаточно силен, чтобы вызвать болевой шок. Старик потерял сознание, и это его спасло. Еще две пули прошли навылет, не задев жизненно важных органов, но вызвав достаточно обильное, чтобы убедить преступника в гибели жертвы, но не достаточно сильное, чтобы вызвать смерть старика, кровотечение.
Старик, правда, пока лежал в реанимации и показаний дать не мог.
Надо было копать дальше.
Экспертиза дала интересные наблюдения относительно универсальной отмычки, которой работал грабитель. Сделанная из легированной стали, она сама, вернее её следы, уже наводили на конкретный адрес.
– Такие отмычки для всего уголовного мира делал только один человек в Подмосковьи, – Архип Пронин. Но ему уже 84, он давно после последней отсидки «за соучастие» завязал. Так что вряд ли, – заметил тот же седоусый сыскарь из райУГРО. Но на всякий случай вдвоем съездили к старому Архипу.
– А он уж неделю как уехал на рыбалку и не возвращался, – спокойно заявила его жена.
– Бывало с ним такое ранее? – удивилась Верочка.
– Чтоб на неделю?
– Чтоб уехал, вроде как, ненадолго, а не возвращался долго?
– А ведь правда. Еды взял на три дня. А нет его уж неделю, – насторожилась старуха.
– Так бывало такое?
– А и Ваша правда, бывало. Это, знаете, от чего зависит. Если он там с какими городскими рыбаками встренулся, а у них и выпить, и закусить, а мой-то, Архип, золотые руки, у него снасть рыбацкая такая, ну, право замечательная, и места он рыбные знаешь как чует, так могли его уговорить.
– Я думал, он завязал, – хмуро бросил сыскарь.
– Это он в воровском деле завязал, как на мне женился, – гордо призналась старуха, – А выпить он завсегда охочь, особо на дармовщинку. Как с воровством завязал, так денег-то мало стало. А пенсия, сами знаете, так что – я даже и не в обиде.
– Поехали в морг, – вдруг сказал сыскарь. – Поехали, будем утопленника идентифицировать. Того, что даже я не узнал. Уж очень он раздут от воды и лицо рыбами, должно сом, поеден.
… Старуха однозначно в этом озерном утопленике опознала своего мужа Архипа – по большому родимому пятну на ягодице.
– Ну, извини, пятна я у его не видал. А лицо опознать нет возможности, – обиженно бросил опер, расставаясь с понравившейся ему следовательшей из Москвы.
– Да что Вы, Вы и так мне очень и очень помогли, – призналась Верочка, как всегда в такие моменты расцветая румянцем.
Так у Верочки райУГРО появился ещё один страстный поклонник.
А тут оклемался в реанимации Иван Кузьмич Привалов, тесть Кирша, и зав. отделением Армен Борисович Саакянц разрешил с ним две минуты побеседовать.
Дед держался молодцем. К нему допустили дочь с внуками, для поцелуя, и на две минуты Верочку Пелевину.
– Что с Федей? – первое что спросил Привалов.
– К сожалению, Ваш друг Федор Фомич Коршунов убит.
Верочка решила, что с бывшим муровцем можно прямо и откровенно:
– Иван Кузьмич, у меня всего две минуты. Больше врач пока не разрешает. Хотя бы коротко, что Вы помните?
– Телеграфно, для протокола: зять попросил побыть пару дней, пока он на рыбалке. Дочь с внуками отдыхать на Кипр улетели. А у них такая коллекция. Еще прадед зятя начал собирать. Ну, я, чтоб – не скучать, пригласил с собой Федю. Никогда себе не прощу. Сколько лет вместе в МУРе, все ранения по касательной, а тут нашла его пуля…
– По протоколу… – напомнила Верочка.
– По протоколу – без эмоций, значит, зять сказал: пейте, Все, что есть в баре, от пупа. Навродя гонорара, что мы коллекцию охраняем. Ну, мы с Федей за первый день и успели, что бутылку «Скоча», это шотландское виски…
– Я за знаю…
– И бутылку джина с тоником. Ну, тоник, он коварный. Ночью, извиняюсь, поссать захотелось. Вышел я, – гляжу, – шкет какой-то стоит под портретами с фонариком…
– Почему шкет?
– Ну, невысокий, тошой…
– Но точно знаете, что парень?
– А вот и неточно. Он, значится, глянул на меня, вначале на лицо, потом ниже… А я, извиняюсь, снизу голый.
Ну, и я машинально – с головы шкета глазами вниз. Мне что запомнилось: ноги маленькие. Ботинки мужские, а ноги, навроде как женские. И рука, которая ствол в меня направила, тоже, навроде как, – женская. А так – вроде и парень, стрижка мальчуковая, лицо бледное. А одет – так сейчас все одеваются – джинсики, курточка джинсовая.
– И что Вы сделали?
– А что я, ветеран МУРа, накануне нашего юбилея, – Вы знаете, что МУР юбилей нынче отмечал?
– Знаю. И что же Вы…
– Ну, я попробовал на прием его взять. Я-то жилистый, а парнишка на вид хлипкий, я что думал – сколь в меня целились, а ведь попадали реже, чем целились. Как то ж отбивался. Ну, я прием применил.
– Какой прием?
– Ну, ногой так вот… Ой, больно…
– Вы не показывайте, рассказывайте, а то меня ваш врач мигом из палаты выставит. А мне каждое Ваше слово дорого. И что?
– Ну, ногой ствол задел, все же… Да пацан ловкий, изловчился, выбитый ствол поймал и успел нажать на курок, прежде чем я снова сгруппировался… Конечно, возраст уже не тот. И тут – хлоп в грудь, калибр небольшой, но толчок ощутимый был. И враз – боль резкая, и я упал.
– И сознание потеряли?
– Вроде как потерял.
– Чувствовали, что в Вас ещё дважды выстрелили?
– Не поверите, чувствовал. Но знаете, как бывает, укол обезболивающий в десну сделают, и зуб тащут… Бывало?
– Бывало.
– Вот. Броде боли не чуешь. А все ощутимо. Вот я лежу без сознания, а чувствую, в грудь словно два таких сильных толчка – бац, бац… И дальше – тишина. Все. Очнулся в больнице.
Это Вас и спасло. Преступник не стал делать контрольный выстрел. Посчитал, что три ранения в районе сердца более чем достаточно…
– Да… Повезло. А калибр ствола я точно определю – «РэйВен», 6, 35. Это точно, как в аптеке.
– Так и есть. Наши с Вами наблюдения сходятся с данными экспертизы. Но три ранения даже такой пулькой могли вполне оказаться смертельными. А Вы не чувствовали, как Вам в руку этот «Рэйвен» всовывают?
– Это как?
– Вас нашли с тремя пулями в груди и с вашей запаховой меткой на пистолете «Рэивен».
– Это как? В наше время, вроде как, такого установить не могли.
– Преступник вначале попробовал зажать вашей кистью рукоятку пистолета, потом протер рукоятку, следов Ваших пальцев на ней нет, но остался запах Вашей ладони. Мы его сняли.
– А зачем?
– Хотел следствие с толку сбить. Потом юноше, тело которого он втянул в комнату уже после того, как Вы потеряли сознание, вложил этот пистолет. Создавая видимость картины, что юноша и убил Вас и Вашего друга Федора Коршунова. Но наши эксперты однозначно доказали, что юноша был вначале удавлен «стрункой»…
– Струной от гитары?
– Не обязательно, стальной струной просто…
– А, в наше время тоже так говорили, – «струнка»… А зачем?
– Опять же уводил следствие в сторону. Он специально убил юношу, чтобы покруче инсценировать своеобразное сражение в квартире. Хотя, если быть точными, то картина была несколько иная. Он убил юношу и хотел оставить его тело в квартире, как «след» в сторону. Когда же в квартире появилось ещё два трупа, – Вас то он тоже считал убитым, то и возникли у убийцы планы иной инсценировки…
– А ведь похоже, дочка, ты клонишь к тому, что действия убийцы в мужскую логику не укладываются. Женский тут артистизм, а?
Вот и Вы ведь обратили внимание, что руки, ноги – небольшие, скорее всего – женские…
– Точно – женские, и лицо… Как бы ж это сказать, не то, что очень женское, но и не мужское. Но скорее – женское. А задержать её не удалось?
– Будем все же считать – «ее»? Нет, не удалось. Много следов, ведущих в сторону. И лишь один следок, который Ведет прямо.
– Неужто «пальчики» оставила?
– Да. Там, в квартире, явно работал чистильщик. Ни одного следа. Но… Убийца, повинуясь, опять же, чисто женскому желанию все потрогать руками, прикоснулся к красочному слою картины Клевера в гостиной.
– А, это та, что с полу до потолка? 3натная картина. Не поверите, зять её купил по случае и недорого в Питере, коллекционер он страстный, а не сильно богат по заработкам, так он картину чуть ли не на себе пер из Питера.
– Пешком, что ли?
– Нет, уговорил проводницу. И всю ночь простоял с картиной в коридоре купейного, терпя ворчание и ругань пассажиров. И потом, в Москве, – ни в одну ж машину не лезет, в смысле – в такси. Поймал самосвал. Сел поехал. Вы ездили когда – нибудь в кузове самосвала? Я ездил. Это без вещей – цирковой номер. А с такой картиной, что с пола до потолка, – это уму не постижимо, что он вытворял в кузове. Но довез. И предлагали выгодно продать, – отказывался. Коллекционер, одно слово. Значит, пейзаж Клевера подвел убийцу?
– Да, мне пришла в голову сумасшедшая мысль. Я когда увидела прямо перед глазами густые, пастозные мазки, которыми выписана листва, кора деревьев, ужасно захотелось потрогать. В музее нельзя, запрещено, ругаются, а тут, вроде и ругать некому. Потрогала. И подумала, – если убийца женщина, наверняка и у неё такое желание возникло. Эксперт сильно возмущался, когда я упросила его с своими порошками и напылителями пройтись по всей картине. Когла родственники ваши вернулись, мы у них с их согласия «пальчики» сняли, пока Вы были без сознания, с разрешения доктора и у Вас сняли, отпечатки пальцев зятя Вашего у нас были, вернее, не у нас, а в генеральной прокуратуре, в Отделе специальных операций, который занимается возвращением на родину похищенных из России произведений искусства. Это году в 1996-1998 с согласия самих коллекционеров у них взяли отпечатки для облегчения поиска украденного, в случае… ну, в общем, как раз такой случай и имелся в виду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Еще одну деталь обнаружила она с внешней стороны дома.
На уровне второго этажа белел облом крупной ветви. Конечно, могла быть случайность. Но вы помните, что считала Верочка относительно случайностей в делах об убийстве вообще коллекционера – миллионера, в частности. Она нашла в гуще кустарника заброшенную туда ветку. На ветке был надлом, характерных для надлома, сделанного человеком, а не ветром, ураганом, которые последнее время нередко проносились над Москвой. В московских палисадниках, скверах и парках никого сегодня не удивит сломанная ветка, вырванное с корнем дерево.
Здесь было что-то иное. И Верочка эту деталь запомнила.
И когда нашла в квартире коллекционера труп молодого человека, после двухдневных раздумий пришла к выводу, что не он сам пришел в квартиру. И не сверхсильный преступник его туда притащил, чтобы увести внимание следователя в сторону. Скорее всего, юноша был убит ещё на улице. И медэкспертиза подтвердила её предположение.
На шее юноши было две странгуляционные борозды – одна, более ранняя которая, скорее всего, и привела к его смерти, – от «струнки», и другая от веревки, которой, его, скорее всего, и втаскивали с земли на второй этаж, в квартиру через окно. Вот для чего понадобилась ветка! Ветка, похоже, эту операцию выдержала. Но несла на себе явные следы этой операции, вот почему, скорее всего, чистильщик и обломал её, забросив глубоко в кустарник, где она должна была полностью слиться с обломками после летнего московского урагана.
Вообще, преступление было хорошо организовано. В квартиру преступник проник, совершенно ясно, с помощью поддельных ключей. Следы «фомки» – лишь инсценировка. Найти золотые монеты в доске подоконника можно было, только точно зная, что где спрятано. Сейф вскрыт мастерски. Найти его за портретом Екатерины II было не так уж сложно методом «тыка». А вот знать «секрет» сейфа, с его вторым, спрятанным замком, – для этого нужен очень хороший наводчик.
Так что параллельно с телом коллекционера, скорее всего, мертвым, нужно искать ещё и тело наводчика, которого, скорее всего, тоже не оставили в живых.
И тело такое, нашлось. Верочка не закончила ещё проверку всех, так или иначе бывавших в доме коллекционера и имевших, либо возможность видеть, как Валдис Кирш открывает сейфы, либо время, чтобы разобраться во всех его секретах. Постепенно круг подозреваемых сужался. Пока не сузился до одного человека: опытнейшего мастера, ремонтировавшего в доме Кирша всю «технику» – от сейфовых замков до холодильника. Это был старый друг семьи, и Верочка долго не решалась пригласить его на беседу. Наконец, она сама поехала к нему. Но мастер умер задолго до её визита от инфаркта.
Вот такие дела: оснований для требования эксгумации не было.
Но… Верочка встретилась с врачом райполиклиники, опытнейшим доктором, до выхода на пенсию, к её счастью, работавшим судмедэкспертом. И он «под запись» рассказал ей, что инфаркт был странным.
– Я наблюдал Никодима Петроовича в течение последних трех лет. Это то время, что я работал после выхода на пенсию здесь, в райбольнице. Он жаловался на обширный остеохондроз, больше всего «доставал» его радикулит. Очень редко бывали простуды. Но это был практически здоровый человек. То есть, то, что у горожан в 70 лет сплошь и рядом – диабет, гепатит, ишемия, стенокардия, – у него напрочь не было. Все внутренние органы здоровые, как у 18-летнего. И вдруг обширный инфаркт. Да я ему кардиограмму делал так, поскольку положено в его возрасте хотя бы раз в год делать, как раз накануне смерти.
Сохранилась и кардиограмма. Верочка копию её подшила в дело.
– Так от чего же он умер?
– А вот не знаю. Внешне – точно от инфаркта. Но при здоровом практически сердце, это странно. Странно и другое. Если бы Вы не заинтересовались этой смертью, если бы не здоровое сердце накануне инфаркта, я бы не обратил внимания. Но… На запястьях были почти незаметные следы, как бы это сказать, ремней, веревок, Вы понимаете? Пут…
– Может быть, его довели до инфаркта пытками?
– Нет… При здоровом сердце довести до инфаркта довольно сложно. Хотя насчет пыток… Я бы мог предположить, что его пытали. На мошонке следы электродов. Муки страшные, следов почти нет. Тем более, кому придет в голову рассматривать мошонку у трупа человека, умершего от инфаркта? Тут совпало, что я бывший судмедэксперт. И я невольно замечаю все, что, так сказать, не вписывается в картину.
– Что же ещё не вписывалось?
– След от укола.
– И Вы проверили, никто из медиков его в последнее время не колол, то есть ему не делались инъекции, заборы крови, и Вы проверили, не был ли покойный наркоманом…
– Разумеется…
– Ваши предположения?
– Я их отгонял… Старался об этом не думать. Иначе мне пришлось бы требовать расследования, травмировать близких, а Никодима – то не вернешь…
– Его не вернешь. Но можно наказать убийцу…
– Вы правы, конечно же, Вы правы. Я готов дать показания в суде, если потребуется.
– Может, и потребуется. Только убийцу, похоже, уже не найти в живых, – подумала Верочка. – Она вспомнила, что при осмотре трупов, найденных в озере Ловежское, были высказаны предположения об их принадлежности к местной преступной группировке. Ей что запомнилось: сотрудник районного уголовного розыска, выезжавший вместе с ней «на трупы», однозначно определил три вздувшихся от долгого лежания в воде тела:
– Это Веня Тертый. Три судимости. Специализации в банде – пытки током.
– Вы его знали?
– Я их всех знал. Второй, толстый, ну он и до воды толстый был, это Митя Керя, у него тонкая специализация, он в юности фельдшером в сельской больнице начинал. Он на уколах специализируется.
– То есть?
– Ну, если надо укольчик в вену делать, например, чтоб держатель крупного состояния был посговорчивее, или, вот ещё мода была, вводили медикаментозные средства, вызывающие адские боли, – следов почти никаких, а человек готов подписать любые документы о передаче членам банды своей квартиры, машины, да чего там, боль такая, рассказывали, что мать родную сдашь… Были у меня на него свидетельские показания, но на суде все рассыпалось. Свидетели заявили, что я под пытками у них эти показания выбивал. Мне же чуть и не попало. А дело рассыпалось.
Вот этот рассказ седоусого сыскаря и вспомнила Верочка в райбольнице.
Итак, – картинка печальная. Старика, знавшего сейфы и квартирные тайники дома Киршей на правах старинного приятеля, убили. Киллера и того, который пытал старого мастера, утопили, и концы в воду.
– Пойдем дальше, – сказала себе Верочка.
Оставались следы, которые замести невозможно.
Следы от оружия.
Раны, нанесенные обоим старикам, – тестю коллекционера, случайно оказавшемуся в квартире в ночь ограбления, и его другу.
Эксперты были однозначно уверены: выстрелы совершены из миниатюрного «Рэйвена», который скорее подошел бы дамочке, а не матерому бандиту. Тогда, к слову сказать, Верочке впервые и пришла мысль, что грабитель и убийца – женщина.
Именно из ствола «Рэйвена» вылетела пуля калибра 6, 35, ударившая в ребро полковника Привалова, тестя Кирша. Удар был не настолько силен, чтобы перебить ребро и поразить сердце, – калибр слаб но достаточно силен, чтобы вызвать болевой шок. Старик потерял сознание, и это его спасло. Еще две пули прошли навылет, не задев жизненно важных органов, но вызвав достаточно обильное, чтобы убедить преступника в гибели жертвы, но не достаточно сильное, чтобы вызвать смерть старика, кровотечение.
Старик, правда, пока лежал в реанимации и показаний дать не мог.
Надо было копать дальше.
Экспертиза дала интересные наблюдения относительно универсальной отмычки, которой работал грабитель. Сделанная из легированной стали, она сама, вернее её следы, уже наводили на конкретный адрес.
– Такие отмычки для всего уголовного мира делал только один человек в Подмосковьи, – Архип Пронин. Но ему уже 84, он давно после последней отсидки «за соучастие» завязал. Так что вряд ли, – заметил тот же седоусый сыскарь из райУГРО. Но на всякий случай вдвоем съездили к старому Архипу.
– А он уж неделю как уехал на рыбалку и не возвращался, – спокойно заявила его жена.
– Бывало с ним такое ранее? – удивилась Верочка.
– Чтоб на неделю?
– Чтоб уехал, вроде как, ненадолго, а не возвращался долго?
– А ведь правда. Еды взял на три дня. А нет его уж неделю, – насторожилась старуха.
– Так бывало такое?
– А и Ваша правда, бывало. Это, знаете, от чего зависит. Если он там с какими городскими рыбаками встренулся, а у них и выпить, и закусить, а мой-то, Архип, золотые руки, у него снасть рыбацкая такая, ну, право замечательная, и места он рыбные знаешь как чует, так могли его уговорить.
– Я думал, он завязал, – хмуро бросил сыскарь.
– Это он в воровском деле завязал, как на мне женился, – гордо призналась старуха, – А выпить он завсегда охочь, особо на дармовщинку. Как с воровством завязал, так денег-то мало стало. А пенсия, сами знаете, так что – я даже и не в обиде.
– Поехали в морг, – вдруг сказал сыскарь. – Поехали, будем утопленника идентифицировать. Того, что даже я не узнал. Уж очень он раздут от воды и лицо рыбами, должно сом, поеден.
… Старуха однозначно в этом озерном утопленике опознала своего мужа Архипа – по большому родимому пятну на ягодице.
– Ну, извини, пятна я у его не видал. А лицо опознать нет возможности, – обиженно бросил опер, расставаясь с понравившейся ему следовательшей из Москвы.
– Да что Вы, Вы и так мне очень и очень помогли, – призналась Верочка, как всегда в такие моменты расцветая румянцем.
Так у Верочки райУГРО появился ещё один страстный поклонник.
А тут оклемался в реанимации Иван Кузьмич Привалов, тесть Кирша, и зав. отделением Армен Борисович Саакянц разрешил с ним две минуты побеседовать.
Дед держался молодцем. К нему допустили дочь с внуками, для поцелуя, и на две минуты Верочку Пелевину.
– Что с Федей? – первое что спросил Привалов.
– К сожалению, Ваш друг Федор Фомич Коршунов убит.
Верочка решила, что с бывшим муровцем можно прямо и откровенно:
– Иван Кузьмич, у меня всего две минуты. Больше врач пока не разрешает. Хотя бы коротко, что Вы помните?
– Телеграфно, для протокола: зять попросил побыть пару дней, пока он на рыбалке. Дочь с внуками отдыхать на Кипр улетели. А у них такая коллекция. Еще прадед зятя начал собирать. Ну, я, чтоб – не скучать, пригласил с собой Федю. Никогда себе не прощу. Сколько лет вместе в МУРе, все ранения по касательной, а тут нашла его пуля…
– По протоколу… – напомнила Верочка.
– По протоколу – без эмоций, значит, зять сказал: пейте, Все, что есть в баре, от пупа. Навродя гонорара, что мы коллекцию охраняем. Ну, мы с Федей за первый день и успели, что бутылку «Скоча», это шотландское виски…
– Я за знаю…
– И бутылку джина с тоником. Ну, тоник, он коварный. Ночью, извиняюсь, поссать захотелось. Вышел я, – гляжу, – шкет какой-то стоит под портретами с фонариком…
– Почему шкет?
– Ну, невысокий, тошой…
– Но точно знаете, что парень?
– А вот и неточно. Он, значится, глянул на меня, вначале на лицо, потом ниже… А я, извиняюсь, снизу голый.
Ну, и я машинально – с головы шкета глазами вниз. Мне что запомнилось: ноги маленькие. Ботинки мужские, а ноги, навроде как женские. И рука, которая ствол в меня направила, тоже, навроде как, – женская. А так – вроде и парень, стрижка мальчуковая, лицо бледное. А одет – так сейчас все одеваются – джинсики, курточка джинсовая.
– И что Вы сделали?
– А что я, ветеран МУРа, накануне нашего юбилея, – Вы знаете, что МУР юбилей нынче отмечал?
– Знаю. И что же Вы…
– Ну, я попробовал на прием его взять. Я-то жилистый, а парнишка на вид хлипкий, я что думал – сколь в меня целились, а ведь попадали реже, чем целились. Как то ж отбивался. Ну, я прием применил.
– Какой прием?
– Ну, ногой так вот… Ой, больно…
– Вы не показывайте, рассказывайте, а то меня ваш врач мигом из палаты выставит. А мне каждое Ваше слово дорого. И что?
– Ну, ногой ствол задел, все же… Да пацан ловкий, изловчился, выбитый ствол поймал и успел нажать на курок, прежде чем я снова сгруппировался… Конечно, возраст уже не тот. И тут – хлоп в грудь, калибр небольшой, но толчок ощутимый был. И враз – боль резкая, и я упал.
– И сознание потеряли?
– Вроде как потерял.
– Чувствовали, что в Вас ещё дважды выстрелили?
– Не поверите, чувствовал. Но знаете, как бывает, укол обезболивающий в десну сделают, и зуб тащут… Бывало?
– Бывало.
– Вот. Броде боли не чуешь. А все ощутимо. Вот я лежу без сознания, а чувствую, в грудь словно два таких сильных толчка – бац, бац… И дальше – тишина. Все. Очнулся в больнице.
Это Вас и спасло. Преступник не стал делать контрольный выстрел. Посчитал, что три ранения в районе сердца более чем достаточно…
– Да… Повезло. А калибр ствола я точно определю – «РэйВен», 6, 35. Это точно, как в аптеке.
– Так и есть. Наши с Вами наблюдения сходятся с данными экспертизы. Но три ранения даже такой пулькой могли вполне оказаться смертельными. А Вы не чувствовали, как Вам в руку этот «Рэйвен» всовывают?
– Это как?
– Вас нашли с тремя пулями в груди и с вашей запаховой меткой на пистолете «Рэивен».
– Это как? В наше время, вроде как, такого установить не могли.
– Преступник вначале попробовал зажать вашей кистью рукоятку пистолета, потом протер рукоятку, следов Ваших пальцев на ней нет, но остался запах Вашей ладони. Мы его сняли.
– А зачем?
– Хотел следствие с толку сбить. Потом юноше, тело которого он втянул в комнату уже после того, как Вы потеряли сознание, вложил этот пистолет. Создавая видимость картины, что юноша и убил Вас и Вашего друга Федора Коршунова. Но наши эксперты однозначно доказали, что юноша был вначале удавлен «стрункой»…
– Струной от гитары?
– Не обязательно, стальной струной просто…
– А, в наше время тоже так говорили, – «струнка»… А зачем?
– Опять же уводил следствие в сторону. Он специально убил юношу, чтобы покруче инсценировать своеобразное сражение в квартире. Хотя, если быть точными, то картина была несколько иная. Он убил юношу и хотел оставить его тело в квартире, как «след» в сторону. Когда же в квартире появилось ещё два трупа, – Вас то он тоже считал убитым, то и возникли у убийцы планы иной инсценировки…
– А ведь похоже, дочка, ты клонишь к тому, что действия убийцы в мужскую логику не укладываются. Женский тут артистизм, а?
Вот и Вы ведь обратили внимание, что руки, ноги – небольшие, скорее всего – женские…
– Точно – женские, и лицо… Как бы ж это сказать, не то, что очень женское, но и не мужское. Но скорее – женское. А задержать её не удалось?
– Будем все же считать – «ее»? Нет, не удалось. Много следов, ведущих в сторону. И лишь один следок, который Ведет прямо.
– Неужто «пальчики» оставила?
– Да. Там, в квартире, явно работал чистильщик. Ни одного следа. Но… Убийца, повинуясь, опять же, чисто женскому желанию все потрогать руками, прикоснулся к красочному слою картины Клевера в гостиной.
– А, это та, что с полу до потолка? 3натная картина. Не поверите, зять её купил по случае и недорого в Питере, коллекционер он страстный, а не сильно богат по заработкам, так он картину чуть ли не на себе пер из Питера.
– Пешком, что ли?
– Нет, уговорил проводницу. И всю ночь простоял с картиной в коридоре купейного, терпя ворчание и ругань пассажиров. И потом, в Москве, – ни в одну ж машину не лезет, в смысле – в такси. Поймал самосвал. Сел поехал. Вы ездили когда – нибудь в кузове самосвала? Я ездил. Это без вещей – цирковой номер. А с такой картиной, что с пола до потолка, – это уму не постижимо, что он вытворял в кузове. Но довез. И предлагали выгодно продать, – отказывался. Коллекционер, одно слово. Значит, пейзаж Клевера подвел убийцу?
– Да, мне пришла в голову сумасшедшая мысль. Я когда увидела прямо перед глазами густые, пастозные мазки, которыми выписана листва, кора деревьев, ужасно захотелось потрогать. В музее нельзя, запрещено, ругаются, а тут, вроде и ругать некому. Потрогала. И подумала, – если убийца женщина, наверняка и у неё такое желание возникло. Эксперт сильно возмущался, когда я упросила его с своими порошками и напылителями пройтись по всей картине. Когла родственники ваши вернулись, мы у них с их согласия «пальчики» сняли, пока Вы были без сознания, с разрешения доктора и у Вас сняли, отпечатки пальцев зятя Вашего у нас были, вернее, не у нас, а в генеральной прокуратуре, в Отделе специальных операций, который занимается возвращением на родину похищенных из России произведений искусства. Это году в 1996-1998 с согласия самих коллекционеров у них взяли отпечатки для облегчения поиска украденного, в случае… ну, в общем, как раз такой случай и имелся в виду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50