Во дворе этого дома, на третьем этаже, в квартире, слитой из трехкомнатной и двухкомнатной в один блок, жил криминальный авторитет Семен Херес. И, хотя он был авторитетом группировки, действовавшей в другом районе Москвы, жить предпочитал в экологически чистом и внешне безопасном Строгине. Все во дворе знали, что в их доме живет сам Сеня Херес.
Сеня был человек осторожный. Его водитель на «мерседесе» ставил машину в кирпичный гараж прямо во дворе. Гараж же был положен Сене как инвалиду первой группы. И что интересно никто не решался спросить, в какой такой войне Сеня стал инвалидом. Потому что инвалидом при нашей непредсказуемой жизни стать хочется каждому, но так, как Сеня, по нарошку, оставаясь здоровым.
Сеня, был человеком ещё и предусмотрительным. В квартире, в которой спал водитель, спали ещё трое охранников. Их вооружению позавидовала бы группа американских коммандос, отправляющаяся на спецзадание в джунгли Гватемалы.
Стальные двери были установлены не только на дверях обеих принадлежавших Сене квартир, слитых в одну, но и при входе в тамбур, их соединявший ещё до объединения. И в подъезде, за что жильцы были Сене очень признательны, – он поставил стальную дверь с домофоном, и за бесплатно выдал жильцам по ключу на квартиру, так что можно сказать Сеню в подъезде не то, чтобы любили, но где-то даже уважали.
Сеня был человек предусмотрительный, старший по подъезду получал две свои майорские пенсии сверх официальной, от Минобороны, которую выплачивали нерегулярно, а от Сени – точно в срок, причем без вычетов, и прямо в руки. И за все это он должен был следить за подъездом, желательно бодрствуя, пока охранники спали.
Так что дом был – как крепость. Особенно если учесть, что в этом подъезде купили квартиры ещё 7 Семеновых бывших подельников, наиболее потому преданные и надежные братки из группировки. Не то, чтобы бывшие владельцы квартир враз захотели поменять свои на другие, но и отказать в Семеновой просьбе никто не решился, особенно после того, как в одной из квартир, намеченных к обмену, пропал мальчик. Мальчик потом нашелся, слава Богу: оказалось, что он просто ездил в деревню к бабке. Правда, похудел там сильно и стал заикаться. Так в нашей постсоветской деревне и крепкий нервами Заверюха какой – нибудь сегодня заикаться начнет. До чего деревню довели.
Но речь не об этом. А о том, какой был Семен предусмотрительный. По его настоятельной просьбе соседи ставили машины у подъезда так, чтобы никто к подъезду подъехать не мог. Ну, то есть форменная баррикада из машин. И, конечно, это создавало некоторые неудобства. Например, если Сене надо было срочно ехать, а соседи ещё не разъехались по своим делам и работам, то приходилось включать сирену, которую Сене как президенту какого – то фонда выдали в бывшем ГУВД как раз до реорганизации ГАИ во что – то другое. Это было неудобно, потому что бывало, что и ночью, Тогда, конечно, приходилось вставать и отгонять машины. Зато Сене было удобно в том плане, что к подъезду нельзя было подогнать машину со взрывчаткой так, чтобы взорвать к чертовой матери возле окон третьего этажа. Это могло быть, конечно, чисто теоретически. Потому что это только напугало бы Сеню, который, на самом то деле не участвовавший ни водной войне и объезжавший «горячие точки» километров ха сто, был трусоват.
Не в том смысле, что он был совсем трусом. Но вот взрывов и бомбежек надух не переносил. Становился нервным и возникала у него диарея. Это по научному. В смысле, что несло его со страшной силой.
Но за все надо платить…
И за плохое, и за хорошее…
За хорошее-безопасность в силу присутствия во дворе Сени и его группировки, жильцы расплачивались некоторым дискомфортом. Но и не так страшно. Потому что нештатные ситуации бывали нечасто. Не чаще двух раз в неделю. Можно ж потом отоспаться.
А что за плохое надо платить, так тоже не поспоришь. Надо так надо. Случайно вышло так, что одному из соседей пришлось в ту ночь выехать пораньше в «Шереметево-2» встречать семью из Анталии и он таким образом уже создал брешь в нерушимом при подъездном редуте. А второй сосед, – по случайному стечению обстоятельств, его машина стояла вслед за машиной того, что семью поехал встречать, – намылился на утреннюю рыбалку.
В результате цепи совпадений у самого подъезда оказалось свободное место. Куда Татьяна и зарулила.
Надо пояснить, что ещё до того, как свернуть во двор, в котором, по её данным, проживал Семен и, его команда, она остановила машину на Одинцовской улице, сразу за поворотом от церкви, и, достав из спортивной сумки несколько вялых колбасок, в которых опытный читатель сразу узнал бы пластит, пластиковую взрывчатку, она сунула их в бардачок. Припарковав машину вплотную к подъезду, она открыла «бадачок», воткнула взрыватели в колбаски пластита, запахнула «бардачок», вышла из машины и аккуратно, без стука закрыла дверцы машины Валдиса Кирша. После чего у неё оставалось минут пять на то, чтобы смыться.
Семенящим спортивным бегом Татьяна направилась к выходу со двора.
Она свернула направо, и уже подбегала к автобусной остановке, когда за спиной у неё раздался взрыв..
Она не видела, как взрыв выбил стену квартиры на первом этаже и в обращавшейся бреши 1, 5 на 1, 5 м стала видна большая двуспальная кровать с обескураженными лицами жильцов из 38 квартиры… Причем… что характерно, – одеяло натурально-взрывной волной сбросило, и перед зрителями, если бы таковые обнаружились во дворе в столь ранний час, предстали бы тела не сильно красивые, поскольку хозяева этой квартиры отличались чрезмерной полнотой. Но оставив этих жильцов с изумленными лицами и совершенно голыми телами на их кровати и заглянем и квартиру Сени. Сеня услышал звук взрыва и сразу все понял.
– Началось.
Пелехинская бригада давно грозилась начать войну против его группировки в борьбе за авторынок в Тетюшеве.
– Сдержали слово, суки позорные, – с неким даже удовлетворением от того, что сбылось то, чего боялся, подумал Сеня. Второго взрыва он почему-то не ждал и напротив, не таясь, вышел прямо в бордовой пижаме к окну во двор, оглядел с каким-то восторженным удивлением разобранные на запчасти автомашины числом б, собранные его приказом возле подъезда, подивился и тому, что нашли, потрохи сучьи, подход аж к самому подъезду. – Найду, кто виноват, яйца оторву.
Неуверенно он это как-то произнес. Потому что жильцов, оголивших участок, найти нетрудно. А вот доказать, что взрыв организовали именно конкуренты, будет непросто. Потому что взрыв был слабый, странный какой-то. Его квартиру даже не задело, если не считать стекол. А вот машина, в которой, видимо, была взрывчатка, – разлетелась по двору.
А Татьяне то это и надо было. Что ей до Сени? Ей надо было машину Кирша распузорить. А так – и следов никаких, и версия в сторону… А главное, она сразу несколько «зайцев» убивала: выполняла заказ на зачистку места убийства Валдиса Кирша, подбрасывала его обезглавленный труп во двор к Сене Хересу и тем сильно его пугала. А у неё и второй заказ так был сформулирован: попугать Сеню и зачиститить место после себя. Взрыв, разбросавший остатки тела и машины коллекционеров по двору Сени решал обе проблемы.


Реликварий Святого апостола Андрея. Проба пулей

…Перед ней стоял совсем дряхлый старичок в бархатной пижамной куртке.
В правой руке он сжимал заказанный Сигме реликварий. Святой, с черным почему-то лицом тоже, словно прищурившись, уставился на нее. Было немного непривычно и странно, мураши бегали по телу, не давая сосредоточиться. Надо было отобрать у слабого старика вещь, только и всего. Ибо за реликварий обещали очень приличные «бабки». И то можно сказать – не даром. В те доли секунды, которые у неё оставались для принятия решения, она увидела бороду, волосы святого из чистого золота, и черное блестящее дерево, из которого было сделано лицо, крупные драгоценные камни, украшавшие оплечие… Делов-то куча – взять из слабых ручонок старика, поросших редкими рыжеватыми волосиками, реликварий, упаковать с мешок, и ходу из этого дома, пронизанного былым благополучием 50-70-х годов.
Была лишь одна закавыка, если так можно выразиться.
Если бы не врожденная стеснительность Сигмы, всегда робевшей матюгаться возле икон, Сигма назвала бы сложившуюся нештатную ситуацию другим словом или словами, этимологически связанными с процессом созидания ребенка, а также с нетрадиционными сексуальными отношениями самой Сигмы с матушкой полуодетого старика.
Дело в том, что ветхий дед одной рукой действительно прижимал к бурно бьющемуся сердцу дорогой ему реликварий (вообще, интересно бы узнать у этого идеологически выдержанного атеиста, как к нему в партийный дом на престижной улице попала церковная реликвия, но брать у воинственно настроенного деда интервью Сигма посчитала несвоевременным). Другую руку, как ни странно левую, поднятый с постели среди ночи хозяин, направлял ей прямо в грудь.
Если в вашей жизни, уважаемый читатель, аналогичные ситуации не припоминаются – поверьте на слово: крайне неприятное ощущение прежде всего в том месте, куда нацелен ствол. То есть просто таки жжет в этом месте, сверлит и свербит. А во вторых, надо сказать, и по всему телу разливается некая усталость и вялость. То есть, наверное, есть люди, которые мгновенно реагируют на такие нештатные ситуации, и сразу же выхватывают нож или пистолет с надеждой опередить врага. Но честно говоря, шанс уж очень невелик…
У Сигмы был очень хороший пистолет – «Беретта» М-951: итальянский ствол по кликухе «бригадир». Автоматический пистолет с отдачей свободного затвора, патрон на 9 мм шел от «парабеллума». Магазин на 8 патронов, бьет с такого расстояния со 100% гарантией. Но даже если и дальше, то тоже точно. Очень хороший ствол. Умельцы из оружейной мастерской Игуаны, на которую работала Сигма, заделали к стволу удачно-короткий «глушняк», так что даже с глушителем пистолет был не длиннее «беретты» «типо-олимпико», то есть 12, 52 дюймов, ну, если вы забыли, что такое дюйм, то 318 мм.
Если бы в руке у Сигмы уже была готовая к стрельбе «беретта», она, конечно, опередила бы старика.
А так вот – нет, шансы были не равны.
Надо заболтать деда, – быстро сообразила Сигма. – Отвлечь его от навязчивой мысли самолично расправиться с грабительницей.
– Вы кто? – наконец выдавил из себя старик, продолжая, однако надавливать и надавливать на курок своего «Фроммера». Если так дело пойдет – и поговорить не успеем, – мелькнула мысль у Сигмы.
– Я дико извиняюсь, – развязно улыбнулась холодными губами Сигма. – Это у вас в руках не реликварий ли будет?
– Ну? – растерянно то ли ответил, то ли спросил старик.
– Да вы пистолетик-то свой от греха вниз опустите, а то, не ровен час дырок тут в стенах наковыряете. Вы, извиняюсь, ремонт давно делали?
– В 1981 году, – послушно втянулся в разговор дед.
– А в ближайшее время обновлять обои, потолочек там побелить не собираетесь? А то могу порекомендовать очень приличных работников – штукатуры, маляры, из Молдавии и с Украины, у нас в городке углы снимают, дачи, а работать ездиють в Москву. Так как? Дать телефончик.
– Не буду.
– Что «не буду»?
– Не буду ремонт делать. В этой квартире уж и умру.
– А кто говорит про «умру»? Покажите мне человека, который утверждает, что вы непременно в ближайшее время умрете. Это что, портрет ваш?
– Да.
– А это – зеркало?
– Ну?
– Посмотрите сюда, в зеркало, нет, я вас прошу, отвлекитесь вы от вашей навязчивой идеи все время держать в вытянутой руке взведенный пистолет, поверьте профессионалу, рука устанет и может произойти непроизвольный выстрел… Поглядите сюда. Это зеркало?
– Ну?
– И кого мы в зеркале видим?
– Ну?
– Мы видим… Ну же, ну, подсказывать не буду… Ну…
– Мы видим…
– Правильно – вас и меня… А какой вопрос я давеча задавала?
– Не помню… Склероз, знаете ли, – ответил печально старик, опуская дуло пистолета чуть ниже и в сторону.
– Я задавала вопрос: какой человек может знать, когда вы умрете. Так? В смысле, я обещала вам показать человека, который утверждает, что вы умрете в ближайшее время. Так вот он, этот человек.
– Где?
– В… Извините, я хотела сказать – вон он, это я. Видите, у меня тоже пистолет появился в руке, и как ваш направлен на меня, так мой – на вас. Но ваш уже чуть опустился, «съехав» тяжеловато держать ствол на вытянутой руке, я ж; вас предупреждала. А мой – точно нацелен вам в лоб. Почему не в сердца в лоб? Да чтоб контрольного выстрела не делать. У меня вообще-то восемь «маслят» в магазине, но я использую лишь один. И делаю это вот так, плавно нажимаю на курок, у вас есть мгновение, чтобы вспомнить вашу жизнь, отданную партии и народу.
К чести старика, он не стал пытаться вспомнить что-нибудь героическое или приятное из своей большой и противоречивой жизни. Оставшееся время, доли секунды, он честно затратил на то, чтобы успеть чуть приподнять ставший тяжелым ствол и нажать на курок.
Так что выстрелы слились в один. Но выстрел из «беретты» с глушителем был тихий, как хлопок. А вот «Фроммер», выпустив пульку калибра 7, 65, наделал грохоту. Словно шкаф с медными подсвечниками рухнул на паркет.
Сверху незамедлительно постучали чем-то тяжелым.
В образовавшейся мертвой тишине, где были только два звука – тяжелое дыхание Сигмы и шорох, образуемый вялым сучением тощих, голых, волосатых стариковских ног в посмертной агонии, было на удивление хорошо слышно, как в квартире наверху густой мужской бас недовольно укорил:
Опять вы, Иван Митрофанович, среди ночи мебель двигаете. Вот г уронили шкаф, как давеча. Успокоились бы уж, поздно…
Но Иван Митрофанович, словно следуя совету соседа, уж и впрямь успокоился. Он перестал сучить ножками, выронил из левой руки тяжелый «Фроммер», и выдохнул из легких последний глоток воздуха.
Лишь отдав Богу душу, он выпустил и свою реликвию.
Правая рука, прижимавшая к груди реликварий, вяло, медленно, (словно старик был ещё жив и вот сейчас, вдруг, приняв решение передохнуть пару минут, полежать на ковровом покрытии) медленно, на глазах остолбеневшей от непонятного ужаса Сигмы, расслабилась, выпустила реликварий и вяло опустилась на ковер. Пальцы, сменив состояние сжатости, напряжения на мертвую «расслабуху», раскрылись и какое-то мгновение дергались, словно разминаясь. Когда Сигма училась в начальной школе её учительница Анна Николаевна устраивала им такие «расслабухи» говоря современным языком, на уроках чистописания: «мы писали, мы писали, наши пальчики устали, мы немножко отдохнем, и опять писать начнем», – говорил весь класс хором, как и мертвый старик, разгибая и сгибая пальчики…
На пальце у старика мелькнул перстень с крупным камнем. Но Сигма даже обиделась на подозрение кого-то ей незнакомого, который мог предположить, что она сейчас снимет с дохлого старика его фамильный перстень.
Сигма не занималась мелким воровством. Она была крупным грабителем-киллером. И платили ей за акцию так хорошо, что на самодеятельность не было смысла тратить силы и время. Опять же, это кажется, что с сухого пальца старика снять перстень легко. Ей не заказывали перстень, она и напрягаться не будет. А когда заказывают… Вот был у них случай в прошлом году – заказали перстень со старухи. Для этого, конечно, пришлось сначала, старуху убить. Ну убить – дело не хитрое. А дальше – перстень с крупным брильянтом так глубоко врезался в палец, что хоть отпиливай. И не то, чтобы у Сигмы не хватило духа отпилить старухин палец ножовкой, просто время терять не охота, работа-то не короткая. Так она уж терла-терла старухин палец старухиным же ночным кремом, пока не вывинтила перстень. Ну, так то – заказ был. Здесь заказан был – реликварий…
Старик в мертвом состоянии ей даже понравился.
Лицо у деда было красивое, – с глубокими морщинами, кустистыми седыми бровями, тонким – ставшим сразу же после смерти ещё более заостренным носом. Сигма всегда удивлялась, как быстро меняется лицо у умершего человека, словно из него что-то важное в момент выпустили, заостряется, бледнеет, становится в прямом и переносном смысле слова неживым.
Сигма где-то слыхала, что в зрачках убитых долгое время сохраняется, как фотография внешний вид убийцы, или того, кого человек видел последним перед смертью.
Сигма встала на колени, приподняла двумя пальцами тяжелое морщинистое веко. Заглянула в глаз. Ей показалось, что в нем отражается её вытянутое, унылое лицо. Она вздрогнула, захлопнула стариковское веко.
Может, и впрямь это мое отражение, – холодея подумала она, – придут менты, враз скопируют… А может, показалось сдуру.
Она поежилась, глядя на красивое лицо мертвого старика.
– Ну не выкалывать же ему глаза, – с отвращением отогнала она «рабочую» мысль, – тем более, что скорее всего, – показалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50