Он был заворожен бледным огнем ее красоты, повержен ее бурным темпераментом. Он любил ее так часто и такими разнообразными способами, что в конце концов колодец опустел. И, когда в нем не осталось ничего, кроме потребности быть ближе к ней, он затих.
Джесси чувствовала, что им нужно поговорить, но боялась вступать в темный лес их прошлого. В этих зарослях было расставлено слишком много капканов, тайных ловушек и безмолвных, поджидающих своих жертв, призраков. Ей хотелось многое узнать, о многом спросить, но, если она сделает это и если он ответит ей, разве не будет она обязана отвечать на его вопросы?
Теперь они сидели перед потрескивающим камином в парадной гостиной, потягивая «Курвуазье». Занавески скрывали их от прохладной туманной ночи, и Джесси поняла, что настало время посмотреть призракам в лицо. В противном случае пропасть между ними скоро станет слишком широкой, чтобы ее можно было преодолеть.
Особенно ей хотелось расспросить Люка про его отношения с ее сестрой. Насколько она знала, Шелби с ним жила.
– Шелби сказала мне, что она жила здесь, – сказала она как можно более обыденным тоном. – Как ты думаешь, она вернется?
Люк держал свой бокал обеими руками, завороженный отражением огня в золотом бренди.
– Все возможно, – ответил он. – Тут ее вещи.
– А ты хочешь, чтобы она вернулась? Люк без колебаний покачал головой.
– Между мной и Шелби ничего не было, что бы она тебе ни говорила. Ей нужно было где-то пожить, а сделка, которую она мне предложила, заинтересовала меня.
– И все это было ради дела?
Он пожал плечами. – Не знаю… Может быть, мне нужно было доказать самому себе, что я могу справиться с ней, что ее чары больше на меня не действуют.
Джесси вздохнула с облегчением. Она приготовила себя к худшему. Но ей было приятно – нет, радостно! – что Люк больше не считал себя поддающимся влиянию ее сестры. Кроме того, она была уверена, что Шелби не явится в этот дом, пока тут находится Джесси. Ее сестра была слишком горда, чтобы выдержать дополнительное унижение.
Люк потянулся, глядя в огонь. Джесси начала осторожно растирать его спину, помня про паутину шрамов под хлопчатобумажной майкой. Из любопытства она задрала ее и стала изучать эти страшные следы.
– Джед Доусон был, должно быть, настоящим дьяволом, если он сделал это.
Люк резко выпрямился, глядя на свои ноги, которые он скрестил по-индейски.
– Мы оба знаем, кто был настоящий дьявол, Джесси. Это был Саймон. Почему ты сделала это? Почему ты вышла за него замуж?
У Джесси болезненно сжалось горло. Как она могла объяснить ему? Если она вытащит одну карту, выдаст одну тайну, не развалится ли весь дом?
– На то были свои причины. Я бы очень хотела рассказать тебе об этом, но не могу. Это не только моя тайна, Люк. Может быть, однажды я не буду связана определенными обязательствами, и ты обо всем узнаешь.
– Однажды? – Люк тяжело вздохнул. – Смешно, но этот особенный день все никак не наступит.
– Твой отец стал совсем другим, когда я вышла за него, – сказала Джесси повысив голос. – Он был напуган, болен. Считал, что люди хотят причинить ему боль, и доверял только мне. Если бы ты видел его, Люк. Это было даже трогательно. Химиотерапия повредила его рассудок. Он боялся своей собственной тени и был законченным параноиком. А ведь ты должен помнить, как он презирал больных и слабых. Было ужасно смотреть, как его убивает то самое, что он так ненавидел.
– Ужасно? Или поэтично? – Люк не смотрел на нее, но Джесси, по крайней мере, знала, что он слушает.
– Да, пожалуй, поэтично, – призналась она. – И это тоже. Помнишь тот день в овраге, когда ты рассказал мне о том, что должен был сам выбирать свое наказание? Оказывается, отец Саймона поступал с ним примерно так же. Умирая, он открыл мне несколько своих тайн, в том числе и эту.
– Как трогательно с его стороны хранить традиции, – отрезал Люк. – И какая это ирония судьбы, что у него в итоге оказался такой сын, как я. Наверное, он считал меня своего рода Божьим наказанием.
– Или воплощением его собственных слабостей и дефектов. Возможно, он именно поэтому был таким жестоким. В тебе сконцентрировалось все, чего он боялся в себе. Дело было не в тебе как в таковом. Люк, а в нем. Твои недостатки были только физическими, недостатки Саймона – духовными, и это его и погубило.
Люк обернулся и посмотрел на нее горящими глазами.
– Чего ты пытаешься добиться, Джесси? Довести меня до слез? Неужели я должен раскаяться и признать, что мой отец был жертвой? Что с ним самим плохо обращались, и поэтому он издевался надо мной? Даже если с него живьем сдирали кожу – мне плевать. Это не оправдывает его!!!
Джесси поняла, что вела себя, как адвокат Саймона, чего ей на самом деле совершенно не хотелось. Ей ни к чему было находиться по разные стороны баррикад с Люком.
– Саймон умер, – сказала она ему, надеясь, что он будет не только слушать, но и слышать то, что она говорит. – Отпусти его, Люк. Он жив только благодаря твоей ненависти, неужели ты этого не понимаешь? Он больше не способен причинить тебе боль. Это можешь сделать только ты.
Джесси не могла заставить себя сказать остальное. «Ты должен простить его. И простить себя за то, что не был таким сыном, какого он хотел».
Выражение его лица не изменилось, однако вдруг стало печальным, как будто сквозь ненависть пробивалась боль, которую он никогда не выпускал наружу.
– Я изо всех сил пытался как-то доставить ему удовольствие, – в конце концов вымолвил Люк. – Когда ты увидела меня в первый раз– помнишь, когда я упал с импровизированного моста через овраг, – это была не первая моя попытка пересечь его. Когда я был ребенком, то наивно полагал, что смелый поступок может произвести впечатление на моего отца. Дерево упало во время бури накануне, и я попробовал пройти по нему. Разумеется, у меня это не получилось, и Саймон пришел в ярость. Я думал, это потому, что мне не удалось достичь своего, но он усадил меня рядом и прочитал мне лекцию о том, как правильно покончить с собой. «Если уж ты решил убить себя, – сказал он, – делай это так, чтобы не опозорить семью. Возьми из моей студии пистолет и выстрели себе в голову».
Люк на мгновение замолчал и содрогнулся.
– Мне было всего шесть лет.
Джесси не могла найти слова утешения. В защиту такой эмоциональной кровожадности трудно было подобрать какие-либо аргументы.
– Ничего удивительного, что ты его так ненавидишь, – просто сказала она.
Люк встал, подошел к окну и открыл занавески. На улице был туман, стелющийся и влажный; он приглушил все ночные звуки, завесил своей дымкой огни. Джесси мгновенно почувствовала себя замерзшей и очень одинокой. Люку по-прежнему казалось, что она заключила с Саймоном союз против него. Все было совсем не так, но она не знала, как убедить его в этом.
Джесси заставила себя встать и подойти к нему. Но, оказавшись, у него за спиной, она почувствовала, что боится обнаружить свое присутствие любым звуком. Она не решалась даже вздохнуть. Ненавидит ли он ее теперь? Вернула ли эта беседа всю былую враждебность между ними?
В конце концов, хотя это ей дорого стоило, может быть, больше, чем она могла себе позволить, Джесси коснулась его руки и прошептала слова:
– Я люблю тебя, Люк.
Где-то вдалеке тишину нарушил колокольчик трамвая. Люк медленно повернулся к ней. Мальчишеская челка упала ему на глаза.
– Я совсем забыл, кто ты, – сказал он.
– Кто я?
В те секунды, пока Люк формулировал ответ, сердце Джесси сжалось от страха.
– Ты мой единственный друг на все времена, – произнес он. – Ты сердитая рыжая сорвиголова, которая спасла меня, шестнадцатилетняя девочка, которая меня ненавидела, а теперь моя жена… – Он сделал паузу и продолжил своим грубоватым, хриплым голосом. – Женщина, которая любит меня. Джесси, – добавил он с хриплым смехом. – Моя Джесси.
Он коснулся ее лица, и Джесси упала в его объятия, наслаждаясь теплом и мягкостью его тела. А когда он сказал ей, что тоже ее любит, что где-то в глубине своей раненой души он любил ее всегда, Джесси, которая поклялась никогда не плакать о Люке Уорнеке, разрыдалась.
Джесси не хотелось покидать дом в городе. Этим утром она проснулась раньше и оставила Люка в кровати, не желая, чтобы он чувствовал ее страхи. Она страшно скучала по Мэл и несколько раз звонила домой, чтобы убедиться в том, что ее астма не проявила себя. Но даже присутствия в «Эхе» дочери было недостаточно для того, чтобы пересилить ее нежелание возвращаться. Туман за окнами был все еще тяжелым; возможно, он не развеется в ближайшее время. Джесси была даже благодарна природе за эту импровизированную защиту, отгороженность от внешнего мира. Ей хотелось скрыться за пеленой тумана и прожить здесь с Люком всю жизнь.
– А вот и ты, – сказал Люк охрипшим после сна голосом. Он встал у нее за спиной и притянул к себе, обхватив руками.
– Я надеюсь, у тебя это не войдет в привычку, – продолжал он, гладя ее волосы. – Я хочу, чтобы ты была в моей постели, когда я просыпаюсь, женщина. Мне трудно находиться в ней, когда тебя там нет. Я схожу с ума и начинаю обнимать подушки.
– Замечательная идея, – откликнулась Джесси, поворачиваясь к нему лицом. – Давай вернемся в постель, накроемся с головой и будем обниматься целыми днями. Давай вообще никогда не вставать и не выходить из этого дома.
– Эй, что с тобой? Ты напугана.
– Не напугана, – соврала она. – Просто счастлива. Так счастлива, что я не хочу, чтобы что-то разрушало это счастье.
Наверное, ее беспокойство было слишком глупым и безосновательным, чтобы делиться им с Люком. Джесси спрашивала себя, исчезнет ли волшебство, когда они уедут отсюда, или они смогут сохранить эту близость, вернувшись в «Эхо». Ведь они всю жизнь только и делали, что причиняли друг другу боль.
Он прижал ее к себе крепче, словно стараясь защитить.
– Единственное, что может его разрушить, – это если мы до смерти замерзнем. Здесь очень холодно.
– Давай разожжем камин, – предложила она.
– Да, но мне придется выпустить тебя?
– Только на секунду. – Люк отпустил ее и посмотрел на запястье, словно сверяясь с часами.
– Время пошло. – Джесси рассмеялась и, ловко увернувшись от него, подбежала к ящику с дровами.
– Помоги мне, – сказала она, наклоняясь за толстым сучковатым поленом. Потянувшись за трутом, она вдруг обнаружила скомканные кусочки бумаги, которые упали за ящик.
– Что это? – спросила она, поднимая одну из них. Расправив ее, она внимательно прочитала то самое предупреждение, которое получил Люк, – не возвращаться в Хаф Мун Б эй. Джесси развернула вторую бумажку и с удивлением обнаружила бабочку в верхнем углу. Она узнала листок из своего блокнота и прочитала адрес викторианского дома. Люк встал на колени позади нее.
– Я вычислил, что это ты послала мне эту угрозу, Джесси. Это не страшно, – поспешил заверить ее он. – Я знаю, как ты была напугана перспективой моего возвращения.
Джесси сосредоточенно взглянула на записку, содержащую угрозу.
– Ты думал, что это писала я? Люк кивнул.
– Это ты, правда? Я пришел к выводу, что ты написала обе. Почерк, по крайней мере, один.
Джесси внимательно изучила записки и быстро заметила некоторое сходство, в том числе и наклонные палочки над буквами «i».
– Я этого не писала, – сказала она. – Ни одной. Это не мой почерк, но…
– Но что? – спросил он. – Джесси, что происходит? Что это такое?
Джесси нервно смяла бумажки и вскочила так внезапно, что чуть не потеряла равновесие. Ее обычно бесполезная способность – сводить частности к общему знаменателю – вдруг пригодилась. И теперь она вспомнила еще кое-что – другую записку, другую маленькую черточку… О, Господи!
– Мы должны вернуться в «Эхо», Люк. Быстро!
Глава 27
– Джесси, ты скажешь мне наконец, что происходит? Люк не успел выключить мотор, как Джесси уже выскочила из «мерседеса» и почти бегом направилась к усадьбе. Собранные в свободный узел волосы развевались у нее за спиной. Люк тоже выбрался из машины, спрашивая себя, что же заставило ее наплевать на риск получить штраф за превышение скорости. И почему она молчит?
– Куда ты идешь? – крикнул он ей в спину.
– В мою спальню, – ответила она, не оборачиваясь. Оказавшись у себя, Джесси первым делом полезла в ящик с грязным бельем.
– Вот он! – пробормотала она, вытягивая за рукав черный кардиган. Исследовав его карманы, она извлекла оттуда нечто похожее на бумажную салфетку, расправила его и прочла надпись.
– Так я и думала, – сказала она, пытаясь перевести дыхание. – То же самое.
Люк подошел к ней, чтобы посмотреть, что именно вызвало такую реакцию. Салфетка была усеяна красными пятнами, которые можно было принять за кровь; нацарапанные на ней слова разобрать было крайне трудно. Сделав это. Люк смутился и рассмеялся одновременно.
– «Глубокое дерьмино»? Что это означает?
– Дело не в словах, – нетерпеливо ответила Джесси, – а в почерке.
И она указала на маленькие палочки над обеими «i».
Люк немедленно все понял.
– Кто это написал?
– Роджер Мэткалф, управляющий. Как-то раз Мэтт отвез нас всех в итальянский ресторан, и Мэл пыталась выяснить, как ругаться по-итальянски.
– Это был вклад Роджера в просвещение Мэл?
Джесси не ответила. В задумчивости она мяла пальцами края салфетки.
– Роджер послал тебе это письмо с угрозой, да, Люк? Но зачем?
Она взглянула на него в явной растерянности. Люк медленно кивнул, вдруг услышав тиканье часов где-то неподалеку. Он не знал, как ей ответить. У Люка были определенные догадки по поводу того, зачем управляющий затеял все это, но это было столь же неправдоподобно, сколь и ужасно.
– Вполне возможно, что деяния Роджера этим не ограничиваются, – сказал он через некоторое время.
Джесси в смятении посмотрела на него.
– Вторую записку – с адресом – я нашел на ступеньках крыльца на Пасифик Хайте. Она явно пролежала там достаточно долго. Бумага намокла, а потом высохла, некоторые цифры расплылись так, что я разобрал их с трудом. Может быть, это следствие тумана, но я подозреваю, что она намокла во время дождя в тот вечер, когда мы ездили в оперу.
– Я все еще не понимаю.
Люк тоже не был уверен в том, что понимает все до конца, но он был полон решимости как-то разобраться в том странном сценарии, который захватил все его сознание.
– Когда на тебя напали, Джесси, ты ведь тоже ударила его?
– Да, я как следует дала ему, пытаясь освободиться, – сказала она, – а потом я взяла зонтик и нажала на кнопку. Зонт раскрылся около его лица и заставил потерять равновесие.
– Но ведь в этой суматохе он вполне мог потерять бумажку. Разве она не могла выпасть у него из кармана или откуда-нибудь еще? – спросил Люк. – Мы должны признать, что это не было случайное нападение, что негодяй искал именно этот дом, в противном случае он не стал бы писать адрес. Вопрос в том, Джесси, что уронивший записку вырвал листок из блокнота, висящего на кухне «Эха».
Джесси не хотелось верить в разгадку того ребуса, который ее разум собирал по кусочкам.
– Ты считаешь, что в тот вечер на меня напал Роджер? Но зачем ему это делать? Зачем Роджеру причинять мне вред?
– Не знаю. – Люк спрятал салфетку в свой внутренний карман, рядом с остальными двумя бумажками. – Пойдем в сторожку и все выясним.
На пороге Люк обернулся и увидел, что Джесси замешкалась.
– Что с тобой? – Он уже научился читать язык ее жестов. Джесси странно вела себя с той самой минуты, когда обнаружила бумажки у камина, – как будто разрывалась между необходимостью установить личность писавшего их и страхом. Люка нисколько не удивляло, что ей будет не слишком-то легко иметь дело с Люком, особенно если она была уверена в том, что это он на нее напал. Но тут явно было что-то еще. Черт побери, сколько еще загадочного оставалось в этой Джесси.
– Я не бывала в сторожке больше десяти лет, – призналась Джесси. – С той самой ночи, когда я обнаружила там тебя, Люк ощутил удивление и сожаление одновременно. Прошлое управляло ее жизнью не в меньшей степени, чем их сегодняшние заботы. Это объясняло ее нежелание идти туда, но все же Люку казалось, что она чего-то не договаривает.
– Тебе не нужно никуда идти, – сказал он, чувствуя, что должен ее защитить. – Я сам могу разобраться с Роджером.
Джесси внимательно изучала подол своего платья, как будто принимая наиболее важное решение в жизни. Платье было длинным, из полупрозрачной синей ткани, и заставляло ее казаться ранимой – очень ранимой.
– Джесси, позволь мне этим заняться, – сказал он.
– Нет! – Ее реакция была такой неожиданно резкой, что, казалось, она удивила саму себя. – Нет, Люк, я пойду, – продолжала она с тяжелым вздохом. – В конце концов, напали именно на меня. Если это действительно был Роджер, я должна посмотреть ему в глаза. Яхочу знать, что его на это подвигло, и хочу, чтобы он сам мне все рассказал.
Через несколько секунд, когда они были уже у выхода, их догнала Джина, громко выкрикивая имя Джесси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Джесси чувствовала, что им нужно поговорить, но боялась вступать в темный лес их прошлого. В этих зарослях было расставлено слишком много капканов, тайных ловушек и безмолвных, поджидающих своих жертв, призраков. Ей хотелось многое узнать, о многом спросить, но, если она сделает это и если он ответит ей, разве не будет она обязана отвечать на его вопросы?
Теперь они сидели перед потрескивающим камином в парадной гостиной, потягивая «Курвуазье». Занавески скрывали их от прохладной туманной ночи, и Джесси поняла, что настало время посмотреть призракам в лицо. В противном случае пропасть между ними скоро станет слишком широкой, чтобы ее можно было преодолеть.
Особенно ей хотелось расспросить Люка про его отношения с ее сестрой. Насколько она знала, Шелби с ним жила.
– Шелби сказала мне, что она жила здесь, – сказала она как можно более обыденным тоном. – Как ты думаешь, она вернется?
Люк держал свой бокал обеими руками, завороженный отражением огня в золотом бренди.
– Все возможно, – ответил он. – Тут ее вещи.
– А ты хочешь, чтобы она вернулась? Люк без колебаний покачал головой.
– Между мной и Шелби ничего не было, что бы она тебе ни говорила. Ей нужно было где-то пожить, а сделка, которую она мне предложила, заинтересовала меня.
– И все это было ради дела?
Он пожал плечами. – Не знаю… Может быть, мне нужно было доказать самому себе, что я могу справиться с ней, что ее чары больше на меня не действуют.
Джесси вздохнула с облегчением. Она приготовила себя к худшему. Но ей было приятно – нет, радостно! – что Люк больше не считал себя поддающимся влиянию ее сестры. Кроме того, она была уверена, что Шелби не явится в этот дом, пока тут находится Джесси. Ее сестра была слишком горда, чтобы выдержать дополнительное унижение.
Люк потянулся, глядя в огонь. Джесси начала осторожно растирать его спину, помня про паутину шрамов под хлопчатобумажной майкой. Из любопытства она задрала ее и стала изучать эти страшные следы.
– Джед Доусон был, должно быть, настоящим дьяволом, если он сделал это.
Люк резко выпрямился, глядя на свои ноги, которые он скрестил по-индейски.
– Мы оба знаем, кто был настоящий дьявол, Джесси. Это был Саймон. Почему ты сделала это? Почему ты вышла за него замуж?
У Джесси болезненно сжалось горло. Как она могла объяснить ему? Если она вытащит одну карту, выдаст одну тайну, не развалится ли весь дом?
– На то были свои причины. Я бы очень хотела рассказать тебе об этом, но не могу. Это не только моя тайна, Люк. Может быть, однажды я не буду связана определенными обязательствами, и ты обо всем узнаешь.
– Однажды? – Люк тяжело вздохнул. – Смешно, но этот особенный день все никак не наступит.
– Твой отец стал совсем другим, когда я вышла за него, – сказала Джесси повысив голос. – Он был напуган, болен. Считал, что люди хотят причинить ему боль, и доверял только мне. Если бы ты видел его, Люк. Это было даже трогательно. Химиотерапия повредила его рассудок. Он боялся своей собственной тени и был законченным параноиком. А ведь ты должен помнить, как он презирал больных и слабых. Было ужасно смотреть, как его убивает то самое, что он так ненавидел.
– Ужасно? Или поэтично? – Люк не смотрел на нее, но Джесси, по крайней мере, знала, что он слушает.
– Да, пожалуй, поэтично, – призналась она. – И это тоже. Помнишь тот день в овраге, когда ты рассказал мне о том, что должен был сам выбирать свое наказание? Оказывается, отец Саймона поступал с ним примерно так же. Умирая, он открыл мне несколько своих тайн, в том числе и эту.
– Как трогательно с его стороны хранить традиции, – отрезал Люк. – И какая это ирония судьбы, что у него в итоге оказался такой сын, как я. Наверное, он считал меня своего рода Божьим наказанием.
– Или воплощением его собственных слабостей и дефектов. Возможно, он именно поэтому был таким жестоким. В тебе сконцентрировалось все, чего он боялся в себе. Дело было не в тебе как в таковом. Люк, а в нем. Твои недостатки были только физическими, недостатки Саймона – духовными, и это его и погубило.
Люк обернулся и посмотрел на нее горящими глазами.
– Чего ты пытаешься добиться, Джесси? Довести меня до слез? Неужели я должен раскаяться и признать, что мой отец был жертвой? Что с ним самим плохо обращались, и поэтому он издевался надо мной? Даже если с него живьем сдирали кожу – мне плевать. Это не оправдывает его!!!
Джесси поняла, что вела себя, как адвокат Саймона, чего ей на самом деле совершенно не хотелось. Ей ни к чему было находиться по разные стороны баррикад с Люком.
– Саймон умер, – сказала она ему, надеясь, что он будет не только слушать, но и слышать то, что она говорит. – Отпусти его, Люк. Он жив только благодаря твоей ненависти, неужели ты этого не понимаешь? Он больше не способен причинить тебе боль. Это можешь сделать только ты.
Джесси не могла заставить себя сказать остальное. «Ты должен простить его. И простить себя за то, что не был таким сыном, какого он хотел».
Выражение его лица не изменилось, однако вдруг стало печальным, как будто сквозь ненависть пробивалась боль, которую он никогда не выпускал наружу.
– Я изо всех сил пытался как-то доставить ему удовольствие, – в конце концов вымолвил Люк. – Когда ты увидела меня в первый раз– помнишь, когда я упал с импровизированного моста через овраг, – это была не первая моя попытка пересечь его. Когда я был ребенком, то наивно полагал, что смелый поступок может произвести впечатление на моего отца. Дерево упало во время бури накануне, и я попробовал пройти по нему. Разумеется, у меня это не получилось, и Саймон пришел в ярость. Я думал, это потому, что мне не удалось достичь своего, но он усадил меня рядом и прочитал мне лекцию о том, как правильно покончить с собой. «Если уж ты решил убить себя, – сказал он, – делай это так, чтобы не опозорить семью. Возьми из моей студии пистолет и выстрели себе в голову».
Люк на мгновение замолчал и содрогнулся.
– Мне было всего шесть лет.
Джесси не могла найти слова утешения. В защиту такой эмоциональной кровожадности трудно было подобрать какие-либо аргументы.
– Ничего удивительного, что ты его так ненавидишь, – просто сказала она.
Люк встал, подошел к окну и открыл занавески. На улице был туман, стелющийся и влажный; он приглушил все ночные звуки, завесил своей дымкой огни. Джесси мгновенно почувствовала себя замерзшей и очень одинокой. Люку по-прежнему казалось, что она заключила с Саймоном союз против него. Все было совсем не так, но она не знала, как убедить его в этом.
Джесси заставила себя встать и подойти к нему. Но, оказавшись, у него за спиной, она почувствовала, что боится обнаружить свое присутствие любым звуком. Она не решалась даже вздохнуть. Ненавидит ли он ее теперь? Вернула ли эта беседа всю былую враждебность между ними?
В конце концов, хотя это ей дорого стоило, может быть, больше, чем она могла себе позволить, Джесси коснулась его руки и прошептала слова:
– Я люблю тебя, Люк.
Где-то вдалеке тишину нарушил колокольчик трамвая. Люк медленно повернулся к ней. Мальчишеская челка упала ему на глаза.
– Я совсем забыл, кто ты, – сказал он.
– Кто я?
В те секунды, пока Люк формулировал ответ, сердце Джесси сжалось от страха.
– Ты мой единственный друг на все времена, – произнес он. – Ты сердитая рыжая сорвиголова, которая спасла меня, шестнадцатилетняя девочка, которая меня ненавидела, а теперь моя жена… – Он сделал паузу и продолжил своим грубоватым, хриплым голосом. – Женщина, которая любит меня. Джесси, – добавил он с хриплым смехом. – Моя Джесси.
Он коснулся ее лица, и Джесси упала в его объятия, наслаждаясь теплом и мягкостью его тела. А когда он сказал ей, что тоже ее любит, что где-то в глубине своей раненой души он любил ее всегда, Джесси, которая поклялась никогда не плакать о Люке Уорнеке, разрыдалась.
Джесси не хотелось покидать дом в городе. Этим утром она проснулась раньше и оставила Люка в кровати, не желая, чтобы он чувствовал ее страхи. Она страшно скучала по Мэл и несколько раз звонила домой, чтобы убедиться в том, что ее астма не проявила себя. Но даже присутствия в «Эхе» дочери было недостаточно для того, чтобы пересилить ее нежелание возвращаться. Туман за окнами был все еще тяжелым; возможно, он не развеется в ближайшее время. Джесси была даже благодарна природе за эту импровизированную защиту, отгороженность от внешнего мира. Ей хотелось скрыться за пеленой тумана и прожить здесь с Люком всю жизнь.
– А вот и ты, – сказал Люк охрипшим после сна голосом. Он встал у нее за спиной и притянул к себе, обхватив руками.
– Я надеюсь, у тебя это не войдет в привычку, – продолжал он, гладя ее волосы. – Я хочу, чтобы ты была в моей постели, когда я просыпаюсь, женщина. Мне трудно находиться в ней, когда тебя там нет. Я схожу с ума и начинаю обнимать подушки.
– Замечательная идея, – откликнулась Джесси, поворачиваясь к нему лицом. – Давай вернемся в постель, накроемся с головой и будем обниматься целыми днями. Давай вообще никогда не вставать и не выходить из этого дома.
– Эй, что с тобой? Ты напугана.
– Не напугана, – соврала она. – Просто счастлива. Так счастлива, что я не хочу, чтобы что-то разрушало это счастье.
Наверное, ее беспокойство было слишком глупым и безосновательным, чтобы делиться им с Люком. Джесси спрашивала себя, исчезнет ли волшебство, когда они уедут отсюда, или они смогут сохранить эту близость, вернувшись в «Эхо». Ведь они всю жизнь только и делали, что причиняли друг другу боль.
Он прижал ее к себе крепче, словно стараясь защитить.
– Единственное, что может его разрушить, – это если мы до смерти замерзнем. Здесь очень холодно.
– Давай разожжем камин, – предложила она.
– Да, но мне придется выпустить тебя?
– Только на секунду. – Люк отпустил ее и посмотрел на запястье, словно сверяясь с часами.
– Время пошло. – Джесси рассмеялась и, ловко увернувшись от него, подбежала к ящику с дровами.
– Помоги мне, – сказала она, наклоняясь за толстым сучковатым поленом. Потянувшись за трутом, она вдруг обнаружила скомканные кусочки бумаги, которые упали за ящик.
– Что это? – спросила она, поднимая одну из них. Расправив ее, она внимательно прочитала то самое предупреждение, которое получил Люк, – не возвращаться в Хаф Мун Б эй. Джесси развернула вторую бумажку и с удивлением обнаружила бабочку в верхнем углу. Она узнала листок из своего блокнота и прочитала адрес викторианского дома. Люк встал на колени позади нее.
– Я вычислил, что это ты послала мне эту угрозу, Джесси. Это не страшно, – поспешил заверить ее он. – Я знаю, как ты была напугана перспективой моего возвращения.
Джесси сосредоточенно взглянула на записку, содержащую угрозу.
– Ты думал, что это писала я? Люк кивнул.
– Это ты, правда? Я пришел к выводу, что ты написала обе. Почерк, по крайней мере, один.
Джесси внимательно изучила записки и быстро заметила некоторое сходство, в том числе и наклонные палочки над буквами «i».
– Я этого не писала, – сказала она. – Ни одной. Это не мой почерк, но…
– Но что? – спросил он. – Джесси, что происходит? Что это такое?
Джесси нервно смяла бумажки и вскочила так внезапно, что чуть не потеряла равновесие. Ее обычно бесполезная способность – сводить частности к общему знаменателю – вдруг пригодилась. И теперь она вспомнила еще кое-что – другую записку, другую маленькую черточку… О, Господи!
– Мы должны вернуться в «Эхо», Люк. Быстро!
Глава 27
– Джесси, ты скажешь мне наконец, что происходит? Люк не успел выключить мотор, как Джесси уже выскочила из «мерседеса» и почти бегом направилась к усадьбе. Собранные в свободный узел волосы развевались у нее за спиной. Люк тоже выбрался из машины, спрашивая себя, что же заставило ее наплевать на риск получить штраф за превышение скорости. И почему она молчит?
– Куда ты идешь? – крикнул он ей в спину.
– В мою спальню, – ответила она, не оборачиваясь. Оказавшись у себя, Джесси первым делом полезла в ящик с грязным бельем.
– Вот он! – пробормотала она, вытягивая за рукав черный кардиган. Исследовав его карманы, она извлекла оттуда нечто похожее на бумажную салфетку, расправила его и прочла надпись.
– Так я и думала, – сказала она, пытаясь перевести дыхание. – То же самое.
Люк подошел к ней, чтобы посмотреть, что именно вызвало такую реакцию. Салфетка была усеяна красными пятнами, которые можно было принять за кровь; нацарапанные на ней слова разобрать было крайне трудно. Сделав это. Люк смутился и рассмеялся одновременно.
– «Глубокое дерьмино»? Что это означает?
– Дело не в словах, – нетерпеливо ответила Джесси, – а в почерке.
И она указала на маленькие палочки над обеими «i».
Люк немедленно все понял.
– Кто это написал?
– Роджер Мэткалф, управляющий. Как-то раз Мэтт отвез нас всех в итальянский ресторан, и Мэл пыталась выяснить, как ругаться по-итальянски.
– Это был вклад Роджера в просвещение Мэл?
Джесси не ответила. В задумчивости она мяла пальцами края салфетки.
– Роджер послал тебе это письмо с угрозой, да, Люк? Но зачем?
Она взглянула на него в явной растерянности. Люк медленно кивнул, вдруг услышав тиканье часов где-то неподалеку. Он не знал, как ей ответить. У Люка были определенные догадки по поводу того, зачем управляющий затеял все это, но это было столь же неправдоподобно, сколь и ужасно.
– Вполне возможно, что деяния Роджера этим не ограничиваются, – сказал он через некоторое время.
Джесси в смятении посмотрела на него.
– Вторую записку – с адресом – я нашел на ступеньках крыльца на Пасифик Хайте. Она явно пролежала там достаточно долго. Бумага намокла, а потом высохла, некоторые цифры расплылись так, что я разобрал их с трудом. Может быть, это следствие тумана, но я подозреваю, что она намокла во время дождя в тот вечер, когда мы ездили в оперу.
– Я все еще не понимаю.
Люк тоже не был уверен в том, что понимает все до конца, но он был полон решимости как-то разобраться в том странном сценарии, который захватил все его сознание.
– Когда на тебя напали, Джесси, ты ведь тоже ударила его?
– Да, я как следует дала ему, пытаясь освободиться, – сказала она, – а потом я взяла зонтик и нажала на кнопку. Зонт раскрылся около его лица и заставил потерять равновесие.
– Но ведь в этой суматохе он вполне мог потерять бумажку. Разве она не могла выпасть у него из кармана или откуда-нибудь еще? – спросил Люк. – Мы должны признать, что это не было случайное нападение, что негодяй искал именно этот дом, в противном случае он не стал бы писать адрес. Вопрос в том, Джесси, что уронивший записку вырвал листок из блокнота, висящего на кухне «Эха».
Джесси не хотелось верить в разгадку того ребуса, который ее разум собирал по кусочкам.
– Ты считаешь, что в тот вечер на меня напал Роджер? Но зачем ему это делать? Зачем Роджеру причинять мне вред?
– Не знаю. – Люк спрятал салфетку в свой внутренний карман, рядом с остальными двумя бумажками. – Пойдем в сторожку и все выясним.
На пороге Люк обернулся и увидел, что Джесси замешкалась.
– Что с тобой? – Он уже научился читать язык ее жестов. Джесси странно вела себя с той самой минуты, когда обнаружила бумажки у камина, – как будто разрывалась между необходимостью установить личность писавшего их и страхом. Люка нисколько не удивляло, что ей будет не слишком-то легко иметь дело с Люком, особенно если она была уверена в том, что это он на нее напал. Но тут явно было что-то еще. Черт побери, сколько еще загадочного оставалось в этой Джесси.
– Я не бывала в сторожке больше десяти лет, – призналась Джесси. – С той самой ночи, когда я обнаружила там тебя, Люк ощутил удивление и сожаление одновременно. Прошлое управляло ее жизнью не в меньшей степени, чем их сегодняшние заботы. Это объясняло ее нежелание идти туда, но все же Люку казалось, что она чего-то не договаривает.
– Тебе не нужно никуда идти, – сказал он, чувствуя, что должен ее защитить. – Я сам могу разобраться с Роджером.
Джесси внимательно изучала подол своего платья, как будто принимая наиболее важное решение в жизни. Платье было длинным, из полупрозрачной синей ткани, и заставляло ее казаться ранимой – очень ранимой.
– Джесси, позволь мне этим заняться, – сказал он.
– Нет! – Ее реакция была такой неожиданно резкой, что, казалось, она удивила саму себя. – Нет, Люк, я пойду, – продолжала она с тяжелым вздохом. – В конце концов, напали именно на меня. Если это действительно был Роджер, я должна посмотреть ему в глаза. Яхочу знать, что его на это подвигло, и хочу, чтобы он сам мне все рассказал.
Через несколько секунд, когда они были уже у выхода, их догнала Джина, громко выкрикивая имя Джесси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42