– завопила Мэл, подскакивая и ударяясь головой о колено Джесси.
– Сейчас же весна, – сказала Шелби. С некоторым ужасом Джесси подумала о том, что ей действительно придется отказаться от ее защитного цвета. Эта мысль заставила ее вздрогнуть – словно какой-то психологический щит исчез. Если бы можно было получать силу от определенного цвета, она бы это делала.
– «Александр Джулиан» – это именно то, что надо, – настаивала она. – Ведь кроме членов семьи никого не будет.
– У-У-У – разочарованно протянула Мэл, глядя на Шелби. – И зачем мы тогда все украшали?
– Мы наденем розовые платья в горошек с фиолетовыми оборками, – заверила девочку Шелби. – Мы с тобой будем такими яркими, что священнику придется надеть солнечные очки.
Казалось, Мэл сочла это забавным. Она принялась хихикать, и Джесси в который раз позавидовала способности Шелби заставить ее смеяться. Девочка с такой готовностью перенимала бесшабашный, с некоторым налетом невоспитанности, стиль ее сестры, что Джесси становилось ясно: ее дочери не хватает радости в торжественных к угрюмых стенах «Эха». Джесси понимала, что это здоровье Мэл заставляет ее быть чрезмерно беспокойной матерью, но ведь существовали и другие опасности, другие угрозы.
Появившаяся Джина сообщила, что на обед будут каннеллони, любимое итальянское блюдо Мэл. Шелби тоже взяла пахнущую специями тарелку. Джесси слишком устала, чтобы есть самой, и с некоторым облегчением отослала Мэл в детскую.
– Ешь побольше сыра, – прокричала она девочке вслед. – И никакого вина!
– Вот они, матери, – вздохнула Шелби. Подобрав под себя ноги, Джесси медленно пила вино и смотрела на последние лучи янтарного света, исходившие от спускавшегося в Тихий океан солнца. Соленый запах отлива заглушал даже тяжелый аромат роз. Джесси казалось, что она целиком погрузилась в эту завораживающую смесь запахов и розово-золотое лучащееся сияние. Это успокаивало душу, но не могло прогнать странную тишину между ней и Шелби.
– Что ты сказала Люку о Мэл? – спросила Шелби.
Неизбежный вопрос. Джесси давно уже его ждала. Отставив бокал, она ответила:
– Я сказала ему, что Мэл – дочь Саймона. Моя и Саймона.
– Он поверил?
– Нет, но он готов принять эту версию.
– Интересно, – пробормотала Шелби, откидываясь на спинку стула и как будто бы изучая эту идею. – И еще интереснее будет, если он когда-нибудь обнаружит истину, не так ли?
– Что ты имеешь в виду? – немедленно насторожилась Джесси. Шелби была более чем способна на шантаж, что она уже успела доказать.
– Ничего особенного. Я просто спрашиваю, не думала ли ты о том, что надо сказать ему правду. Не стоит начинать семейную жизнь, строя свои взаимоотношения с мужем на лжи.
Джесси встала и отошла от стола. Сделав несколько шагов, она повернулась и заговорила низким и дрожащим голосом:
– С каких это пор ты беспокоишься о том, чтобы в основе отношений не лежала ложь, Шелби?
Не отводя глаз от бокала с вином, который она старательно крутила в руках, ее сестра ответила:
– Я явно потянула за больной нерв. Прости, что вообще завела этот разговор.
Джесси не могла так легко оставить эту тему. Она слишком хорошо знала Шелби. Ее сестра действительно задела нерв, и она не выпустит скальпель из рук до тех пор, пока не добьется нужной реакции.
– Не пытайся управлять мной, Шелби, не допускай такой ошибки. Я не отношусь к тем легионам льстецов, которые окружают тебя. Твое актерство может поразить Люка. Возможно, много лет назад оно воздействовало на Хэнка. Но на меня оно не производит никакого впечатления.
– На Хэнка? – поражение переспросила Шелби и немедленно приняла оскорбленный вид.
– Неужели ты будешь утверждать, что между тобой и нашим приемным отцом ничего не было?
– Черт побери, конечно, что-то было. Но, Господи, Джесси, мне было всего пятнадцать лет. Это было просто надругательство над ребенком.
Шелби резко переменила позу, и вино пролилось на стол. Она села прямо, словно готовая к прыжку хищница.
Джесси вернула сестре ее обвиняющий взгляд.
– Я и не говорю, что это было не так, Шелби. Но это ведь тебя не удержало от того, чтобы пытаться его очаровать? Когда его соблазняла ты, это было мало похоже на надругательство над детьми.
Джесси чувствовала, как во время этой речи ее желудок сжимается. Как всегда, воспоминание об этой ситуации вызывало у нее отвращение – до тошноты. Она никогда не подвергала сомнениям вину Хэнка. Он был взрослым человеком, и ответственность лежала на нем. Как бы Шелби ни искушала его, он не должен был распускать руки. Но в годы их с сестрой отрочества ее раздражало, что Шелби превращалась в нимфетку всякий раз, когда ей было что-то нужно.
Джесси отчаянно пыталась как-то понять это, выяснить, что же движет Шелби. Она всегда была красивой и еще девочкой стала напоминать Линетт, их мать. Но во всем остальном она отличалась от матери. Однажды Шелби торжественно поклялась Джесси, что никогда не станет жертвой, подобно Линетт, никогда не позволит мужчине унижать ее. Она не позволит им пользоваться ею, а будет использовать их сама. Даже тогда, казалось, она уже обладала фантастическим чутьем на моральные недостатки представителей противоположного пола и инстинктивным умением оборачивать их слабости в свою пользу. Может быть, это был ее способ самозащиты. Когда-то Джесси была способна понимать и прощать этот защитный импульс, но потом, когда Шелби направила свои обольстительные чары на Люка, она утратила это сочувствие раз и навсегда.
Шелби расхаживала по беседке взад-вперед в задумчивости.
– Тебе когда-нибудь приходило в голову.. Нет, о чем же я говорю? Конечно, нет. Ты даже и догадаться не могла, что я пыталась защитить мою маленькую сестру. Как ты думаешь, что бы делал Хэнк, если бы меня там не было, Джесси? Он бы приставал к тебе, черт побери. Он бы обязательно тебя совратил.
Кончик носа Шелби покраснел, а ее глаза наполнились слезами. Джесси видела их блеск, слышала ее хриплый голос, и ей очень хотелось поверить в ее искренность. После стольких лет она была по-прежнему полна желания хоть на мгновение усомниться в «достоинствах» своей сестры, но это было невозможно. Слишком часто она ее предавала.
– Если бы Хэнк хоть раз посмотрел на меня так, как смотрел на тебя, я бы убила его.
– О, не надо быть такой праведной, Джесси. Разве ты никогда не делала того, что не должна была делать?
Джесси подняла голову и на мгновение встретила взгляд Шелби, но не ответила.
– Конечно, может быть, я и управляла Хэнком, – продолжала рассерженная Шелби. – И что дальше? Он безо всяких колебаний пользовался этим. Он получил то, что хотел.
– Хэнк мертв, – напомнила Джесси. – Я сомневаюсь, что он этого хотел.
– Может быть, и нет, но он этого заслуживал, – откликнулась Шелби. – Этот человек был мерзавцем! Ему давно следовало размозжить башку. И мы обе знаем, кто это сделал, не так ли?
Луна, поднимавшаяся из-за голубоватых кипарисов, росших по краям ущелья, была похожа на диковинный драгоценный камень. Она не дошла и до половины, заставив Джесси вспомнить о легенде, которую Люк рассказывал ей, когда они были детьми. Это была красивая, но зловещая история о мальчике, чья жизнь навсегда изменилась в результате одного импульсивного, отчаянного поступка. Темнота заливала сад. Где-то далеко завыл койот, и Джесси содрогнулась при этом звуке. Она не ответила на вопрос Шелби. Безопасного ответа у нее не было – только иссушающая душу правда.
Глава 17
Западные ветры принесли с собой шторм. Теплый весенний бриз развевал бумажные гирлянды, украшавшие застекленную беседку; на горизонте собирались темные тучи. Из всех дней этот был наименее подходящим для свадьбы. Но для этой свадьбы день был, пожалуй, самый удачный, подумала Шелби, задержавшись на своем пути к Месту церемонии и глядя сквозь стеклянные стены на жениха. Люк Уорнек стоял у входа в беседку, ожидая появления своей невесты.
Он привлекал к себе внимание – не столько из-за своего светло-серого крепового костюма или зачесанных назад, как у итальянских гангстеров, черных блестящих волос. В его лице была такая решимость, что человек, раз бросивший на него взгляд, уже не мог отвести его. Он напоминал предпринимателя, который только что выбросил на рынок какой-нибудь новый товар и теперь ждет, окупится ли вложение капитала.
Одетая в ярко-розовый кукольный атлас, Шелби вышла наружу и прошлась вдоль розовых клумб, изучая своего будущего зятя, который до ее появления дожидался церемонии в одиночестве. Она бы одела его по-другому – в темно-синий блейзер с гербом Уорнеков на нагрудном кармане, серые брюки и белоснежную рубашку. Этот цивилизованный наряд компенсировал бы его бандитский вид. Да, ради такого случая она бы сделала его менее интересным, предвкушая все удовольствие последующего раздевания – и раскрепощения. Воистину, Люк Уорнек стимулировал ее воображение модельера. Если бы у нее были деньги для того, чтобы открыть свое агентство, – и если бы он был молодой мужской моделью, нуждавшейся в работе, – она бы, не раздумывая, привлекла его к, участию в своей рекламной кампании. И еще кое к чему…
– Тетя Шел! – Мэл сбежала по ступеням беседки, одетая в пышное платье из красной тафты, более уместное для Рождества, или Дня святого Валентина. При виде своего творения Шелби рассмеялась и сделала реверанс, подумав, что ей надо бы прикрепить пурпурную бумажную гирлянду к кайме своего интенсивно-розового облегающего платья.
– Правда, мы выглядим потрясающе? – спросила Мэл.
– Мы ослепительны, – охотно согласилась Шелби, поправляя малиновую ленту, стягивающую в конский хвост темно-рыжие волосы девочки.
– Священник не сможет смотреть на жениха и невесту и будет коситься на нас, – ликующе продолжала Мэл. Она огляделась по сторонам. – Где же священник? Неужели он заблудился?
– Он в библиотеке – разговаривает с твоей матерью.
Появилась Джина с теплым жакетом в руках.
– Надень-ка это, bambina. Похоже, собирается сильный шторм, – она вздрогнула, как будто устраивать свадьбу в непогожий день было плохой приметой.
Шелби думала о том же.
– О, вот она! – Голос Мэл снизился почти до шепота, когда появилась Джесси в сопровождении Мэтта Сэндаски, который тоже, казалось, был обеспокоен погодой, и другого мужчины – священника. Низенький джентльмен с седыми волосами вместо священнического облачения был одет в официальный черный костюм и выглядел очень торжественно.
«Тяжелый случай», – подумала Шелби. Она никогда не стала бы беспокоиться о том, что священник опаздывает, но состояние Джесси немного волновало ее. Если Люк выглядел так, как будто гордился удачной сделкой, то Джесси была явно полна решимости возместить свои убытки любой ценой.
– Правда, она красивая? – прошептала Мэл.
– Bella, – согласилась Джина. Красивая? Шелби никогда не сказала бы этого про свою младшую сестру. Лицо Джесси покрывала смертельная бледность, если не считать розовых, как платье Шелби, пятен под скулами. Ее рыжие волосы выглядели так, как будто их против воли стянули и упрятали под шиньон; непокорные локоны, выбившиеся из-под прически, развевал ветер. Глаза горели голубым огнем. Безусловно, Джесси сейчас представляла собой внушительное зрелище – стройная молодая львица, защищающая свою берлогу. Но красивой ее назвать было нельзя. Красота подразумевала некоторую женскую уязвимость, которой не было даже у Шелби.
Взглянув на Люка, Шелби обнаружила, что он смотрит на свою невесту, не отрываясь. Его восхищение было очевидным, но в глазах Люка было что-то еще – даже помимо вполне понятного сексуального влечения к женщине, которую он вскоре на законных основаниях сможет уложить в постель. Шелби почувствовала на удивление острый приступ ревности. Она считала себя выше этого, однако ревность, это неприятное чувство под ложечкой, не проходила. Ведь Люк не любит Джесси, пыталась она убедить себя.
Еле дыша, Шелби снова взглянула на Джесси, на ее обветренные губы и задранный вверх подбородок, и еще раз спросила себя, что же в ней нашел Люк.
А Люк не отрывал глаз от своей будущей жены. Более чем когда-либо, он был поражен ее чарующе властным видом. В окружении двух нервничающих рыцарей она вполне могла бы сойти за принцессу с железной волей, которую принуждают вступить в брак по расчету ради сохранения короны и государства. Цветов у невесты не было. Ее пышное платье доходило до лодыжек, а сверху было вырезано настолько низко, что ее полные бледные груди, резко контрастировавшие с черньм корсажем, были видны почти целиком. Для этого случая она выбрала интересный цвет. Платье было потрясающе скроено. И оно было черным. Что она оплакивала – смерть Саймона или свой брак?
Люк проследил за каждым ее шагом, отметил каждую вызывающую черточку ее наряда и осанки. Она избегала его взгляда, так что глаза их так пока и не встретились, но Люк спрашивал себя, что будет, если она поднимет на него глаза. Разверзнутся ли небеса? Поразит ли беседку молния?
У Джесси на уме было одно – чтобы этот ритуал как можно скорее закончился. После этого она была намерена делать вид – насколько это было возможно, – что его вообще никогда не было. Она не думала, что их брак продлится больше шести месяцев, особенно после того, как новый «муж» узнает, что она дала Мэтту временные полномочия поверенного, а также свое право голоса в компании, которую ей оставил Саймон. Как только Люк поймет, что ему не удастся заполучить то, к чему он стремился, – то есть завладеть ее местом в фирме, – он постепенно свернет свою игру в отмщение памяти Саймона и оставит ее. Спор за право первенства с умершим человеком не удовлетворит такого любителя острых ощущений, каким ей казался Люк. По крайней мере, Джесси очень рассчитывала на это.
Пройдя за спиной Люка, она проследовала в беседку, так и не взглянув на него. До этого момента Джесси не испытывала никаких чувств помимо желания поскорее со всем этим покончить. К счастью, она была лишена каких бы то ни было эмоций, в том числе и ледяного гнева, который, как правило, возникал у нее при виде Люка. Но, заняв свое место у ограды, она почувствовала слабый приступ ужаса – еле заметный, подобный ультразвуковому сигналу, который не слышит ухо, но улавливает нервная система.
Казалось, стены беседки давят на нее неизбежностью того, что должно произойти. Для того, чтобы понять, что она в ловушке, ей даже не надо было оглядываться. Она могла это почувствовать. Единственное, что слышала Джесси – это жутковатый шелест гофрированной бумаги на ветру и стук собственного сердца, разорвавший тишину после того, как священник отошел от нее и занял свое место. Спустя мгновение она почувствовала приближение Люка. Мэтт Сэндаски и Шелби тоже были рядом, в качестве свидетелей.
Священник попытался сломать лед при помощи душеспасительной беседы, но Люк вежливо прервал его разглагольствования, – предложив немедленно начать церемонию, если никто не возражает. Его голос звучал невыносимо спокойно.
– Да, давайте начнем, – согласилась Джесси. Она заказала самую короткую церемонию, которая только была возможна, нечто типа лас-вегасского варианта, когда священник испрашивает согласия у жениха и невесты, а потом сразу же объявляет их мужем и женой. Но даже короткая церемония может показаться бесконечной, думала Джесси. По сравнению с этим ее свадьбу с Саймоном можно было назвать приятной.
Когда священник начал церемонию, по крыше беседки застучал легкий дождик. Буря началась, но это, как ни странно, успокоило Джесси. Бархатные красные розы, обвивавшие стены, издавали приятный тяжеловатый запах. Джесси всегда любила эту оргию цветения, свидетельницей которой она становилась каждую весну; нежные капли, казалось, только усиливали ароматы, которыми был пропитан воздух. Из детских воспоминаний она особенно любила одно: заросли дикой ежевики, облепившие ущелье рядом с их домом со всех сторон. Это был настоящий рай для шмелей и стремительных бабочек.
– Мы собрались здесь во имя Господа, – торжественным тоном сообщил священник.
Джесси сделала глубокий вдох, сосредоточившись на своих самых дорогих воспоминаниях и на шуме дождя. Она пыталась не обращать внимания на слова священника, но они проникали в ее мысли, как настойчивое тиканье стрелки часов. Хуже того – их величественный смысл и благоговение, с которым он произносил их, только подчеркивали лицемерный характер этого брака – в особенности потому, что в детстве она мечтала именно о такой церемонии, именно в этой беседке и именно с Люком. Душевная боль пронзила все ее существо.
– Желаете ли вы, Джесси Флад-Уорнек, взять этого мужчину… – говорил священник.
– Да.
Это слово было произнесено резко и громко – скорее, для того, чтобы прервать священника. Тот заколебался. Было ясно, что Джесси должна была сказать что-то совсем другое, но он не смел поправить ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– Сейчас же весна, – сказала Шелби. С некоторым ужасом Джесси подумала о том, что ей действительно придется отказаться от ее защитного цвета. Эта мысль заставила ее вздрогнуть – словно какой-то психологический щит исчез. Если бы можно было получать силу от определенного цвета, она бы это делала.
– «Александр Джулиан» – это именно то, что надо, – настаивала она. – Ведь кроме членов семьи никого не будет.
– У-У-У – разочарованно протянула Мэл, глядя на Шелби. – И зачем мы тогда все украшали?
– Мы наденем розовые платья в горошек с фиолетовыми оборками, – заверила девочку Шелби. – Мы с тобой будем такими яркими, что священнику придется надеть солнечные очки.
Казалось, Мэл сочла это забавным. Она принялась хихикать, и Джесси в который раз позавидовала способности Шелби заставить ее смеяться. Девочка с такой готовностью перенимала бесшабашный, с некоторым налетом невоспитанности, стиль ее сестры, что Джесси становилось ясно: ее дочери не хватает радости в торжественных к угрюмых стенах «Эха». Джесси понимала, что это здоровье Мэл заставляет ее быть чрезмерно беспокойной матерью, но ведь существовали и другие опасности, другие угрозы.
Появившаяся Джина сообщила, что на обед будут каннеллони, любимое итальянское блюдо Мэл. Шелби тоже взяла пахнущую специями тарелку. Джесси слишком устала, чтобы есть самой, и с некоторым облегчением отослала Мэл в детскую.
– Ешь побольше сыра, – прокричала она девочке вслед. – И никакого вина!
– Вот они, матери, – вздохнула Шелби. Подобрав под себя ноги, Джесси медленно пила вино и смотрела на последние лучи янтарного света, исходившие от спускавшегося в Тихий океан солнца. Соленый запах отлива заглушал даже тяжелый аромат роз. Джесси казалось, что она целиком погрузилась в эту завораживающую смесь запахов и розово-золотое лучащееся сияние. Это успокаивало душу, но не могло прогнать странную тишину между ней и Шелби.
– Что ты сказала Люку о Мэл? – спросила Шелби.
Неизбежный вопрос. Джесси давно уже его ждала. Отставив бокал, она ответила:
– Я сказала ему, что Мэл – дочь Саймона. Моя и Саймона.
– Он поверил?
– Нет, но он готов принять эту версию.
– Интересно, – пробормотала Шелби, откидываясь на спинку стула и как будто бы изучая эту идею. – И еще интереснее будет, если он когда-нибудь обнаружит истину, не так ли?
– Что ты имеешь в виду? – немедленно насторожилась Джесси. Шелби была более чем способна на шантаж, что она уже успела доказать.
– Ничего особенного. Я просто спрашиваю, не думала ли ты о том, что надо сказать ему правду. Не стоит начинать семейную жизнь, строя свои взаимоотношения с мужем на лжи.
Джесси встала и отошла от стола. Сделав несколько шагов, она повернулась и заговорила низким и дрожащим голосом:
– С каких это пор ты беспокоишься о том, чтобы в основе отношений не лежала ложь, Шелби?
Не отводя глаз от бокала с вином, который она старательно крутила в руках, ее сестра ответила:
– Я явно потянула за больной нерв. Прости, что вообще завела этот разговор.
Джесси не могла так легко оставить эту тему. Она слишком хорошо знала Шелби. Ее сестра действительно задела нерв, и она не выпустит скальпель из рук до тех пор, пока не добьется нужной реакции.
– Не пытайся управлять мной, Шелби, не допускай такой ошибки. Я не отношусь к тем легионам льстецов, которые окружают тебя. Твое актерство может поразить Люка. Возможно, много лет назад оно воздействовало на Хэнка. Но на меня оно не производит никакого впечатления.
– На Хэнка? – поражение переспросила Шелби и немедленно приняла оскорбленный вид.
– Неужели ты будешь утверждать, что между тобой и нашим приемным отцом ничего не было?
– Черт побери, конечно, что-то было. Но, Господи, Джесси, мне было всего пятнадцать лет. Это было просто надругательство над ребенком.
Шелби резко переменила позу, и вино пролилось на стол. Она села прямо, словно готовая к прыжку хищница.
Джесси вернула сестре ее обвиняющий взгляд.
– Я и не говорю, что это было не так, Шелби. Но это ведь тебя не удержало от того, чтобы пытаться его очаровать? Когда его соблазняла ты, это было мало похоже на надругательство над детьми.
Джесси чувствовала, как во время этой речи ее желудок сжимается. Как всегда, воспоминание об этой ситуации вызывало у нее отвращение – до тошноты. Она никогда не подвергала сомнениям вину Хэнка. Он был взрослым человеком, и ответственность лежала на нем. Как бы Шелби ни искушала его, он не должен был распускать руки. Но в годы их с сестрой отрочества ее раздражало, что Шелби превращалась в нимфетку всякий раз, когда ей было что-то нужно.
Джесси отчаянно пыталась как-то понять это, выяснить, что же движет Шелби. Она всегда была красивой и еще девочкой стала напоминать Линетт, их мать. Но во всем остальном она отличалась от матери. Однажды Шелби торжественно поклялась Джесси, что никогда не станет жертвой, подобно Линетт, никогда не позволит мужчине унижать ее. Она не позволит им пользоваться ею, а будет использовать их сама. Даже тогда, казалось, она уже обладала фантастическим чутьем на моральные недостатки представителей противоположного пола и инстинктивным умением оборачивать их слабости в свою пользу. Может быть, это был ее способ самозащиты. Когда-то Джесси была способна понимать и прощать этот защитный импульс, но потом, когда Шелби направила свои обольстительные чары на Люка, она утратила это сочувствие раз и навсегда.
Шелби расхаживала по беседке взад-вперед в задумчивости.
– Тебе когда-нибудь приходило в голову.. Нет, о чем же я говорю? Конечно, нет. Ты даже и догадаться не могла, что я пыталась защитить мою маленькую сестру. Как ты думаешь, что бы делал Хэнк, если бы меня там не было, Джесси? Он бы приставал к тебе, черт побери. Он бы обязательно тебя совратил.
Кончик носа Шелби покраснел, а ее глаза наполнились слезами. Джесси видела их блеск, слышала ее хриплый голос, и ей очень хотелось поверить в ее искренность. После стольких лет она была по-прежнему полна желания хоть на мгновение усомниться в «достоинствах» своей сестры, но это было невозможно. Слишком часто она ее предавала.
– Если бы Хэнк хоть раз посмотрел на меня так, как смотрел на тебя, я бы убила его.
– О, не надо быть такой праведной, Джесси. Разве ты никогда не делала того, что не должна была делать?
Джесси подняла голову и на мгновение встретила взгляд Шелби, но не ответила.
– Конечно, может быть, я и управляла Хэнком, – продолжала рассерженная Шелби. – И что дальше? Он безо всяких колебаний пользовался этим. Он получил то, что хотел.
– Хэнк мертв, – напомнила Джесси. – Я сомневаюсь, что он этого хотел.
– Может быть, и нет, но он этого заслуживал, – откликнулась Шелби. – Этот человек был мерзавцем! Ему давно следовало размозжить башку. И мы обе знаем, кто это сделал, не так ли?
Луна, поднимавшаяся из-за голубоватых кипарисов, росших по краям ущелья, была похожа на диковинный драгоценный камень. Она не дошла и до половины, заставив Джесси вспомнить о легенде, которую Люк рассказывал ей, когда они были детьми. Это была красивая, но зловещая история о мальчике, чья жизнь навсегда изменилась в результате одного импульсивного, отчаянного поступка. Темнота заливала сад. Где-то далеко завыл койот, и Джесси содрогнулась при этом звуке. Она не ответила на вопрос Шелби. Безопасного ответа у нее не было – только иссушающая душу правда.
Глава 17
Западные ветры принесли с собой шторм. Теплый весенний бриз развевал бумажные гирлянды, украшавшие застекленную беседку; на горизонте собирались темные тучи. Из всех дней этот был наименее подходящим для свадьбы. Но для этой свадьбы день был, пожалуй, самый удачный, подумала Шелби, задержавшись на своем пути к Месту церемонии и глядя сквозь стеклянные стены на жениха. Люк Уорнек стоял у входа в беседку, ожидая появления своей невесты.
Он привлекал к себе внимание – не столько из-за своего светло-серого крепового костюма или зачесанных назад, как у итальянских гангстеров, черных блестящих волос. В его лице была такая решимость, что человек, раз бросивший на него взгляд, уже не мог отвести его. Он напоминал предпринимателя, который только что выбросил на рынок какой-нибудь новый товар и теперь ждет, окупится ли вложение капитала.
Одетая в ярко-розовый кукольный атлас, Шелби вышла наружу и прошлась вдоль розовых клумб, изучая своего будущего зятя, который до ее появления дожидался церемонии в одиночестве. Она бы одела его по-другому – в темно-синий блейзер с гербом Уорнеков на нагрудном кармане, серые брюки и белоснежную рубашку. Этот цивилизованный наряд компенсировал бы его бандитский вид. Да, ради такого случая она бы сделала его менее интересным, предвкушая все удовольствие последующего раздевания – и раскрепощения. Воистину, Люк Уорнек стимулировал ее воображение модельера. Если бы у нее были деньги для того, чтобы открыть свое агентство, – и если бы он был молодой мужской моделью, нуждавшейся в работе, – она бы, не раздумывая, привлекла его к, участию в своей рекламной кампании. И еще кое к чему…
– Тетя Шел! – Мэл сбежала по ступеням беседки, одетая в пышное платье из красной тафты, более уместное для Рождества, или Дня святого Валентина. При виде своего творения Шелби рассмеялась и сделала реверанс, подумав, что ей надо бы прикрепить пурпурную бумажную гирлянду к кайме своего интенсивно-розового облегающего платья.
– Правда, мы выглядим потрясающе? – спросила Мэл.
– Мы ослепительны, – охотно согласилась Шелби, поправляя малиновую ленту, стягивающую в конский хвост темно-рыжие волосы девочки.
– Священник не сможет смотреть на жениха и невесту и будет коситься на нас, – ликующе продолжала Мэл. Она огляделась по сторонам. – Где же священник? Неужели он заблудился?
– Он в библиотеке – разговаривает с твоей матерью.
Появилась Джина с теплым жакетом в руках.
– Надень-ка это, bambina. Похоже, собирается сильный шторм, – она вздрогнула, как будто устраивать свадьбу в непогожий день было плохой приметой.
Шелби думала о том же.
– О, вот она! – Голос Мэл снизился почти до шепота, когда появилась Джесси в сопровождении Мэтта Сэндаски, который тоже, казалось, был обеспокоен погодой, и другого мужчины – священника. Низенький джентльмен с седыми волосами вместо священнического облачения был одет в официальный черный костюм и выглядел очень торжественно.
«Тяжелый случай», – подумала Шелби. Она никогда не стала бы беспокоиться о том, что священник опаздывает, но состояние Джесси немного волновало ее. Если Люк выглядел так, как будто гордился удачной сделкой, то Джесси была явно полна решимости возместить свои убытки любой ценой.
– Правда, она красивая? – прошептала Мэл.
– Bella, – согласилась Джина. Красивая? Шелби никогда не сказала бы этого про свою младшую сестру. Лицо Джесси покрывала смертельная бледность, если не считать розовых, как платье Шелби, пятен под скулами. Ее рыжие волосы выглядели так, как будто их против воли стянули и упрятали под шиньон; непокорные локоны, выбившиеся из-под прически, развевал ветер. Глаза горели голубым огнем. Безусловно, Джесси сейчас представляла собой внушительное зрелище – стройная молодая львица, защищающая свою берлогу. Но красивой ее назвать было нельзя. Красота подразумевала некоторую женскую уязвимость, которой не было даже у Шелби.
Взглянув на Люка, Шелби обнаружила, что он смотрит на свою невесту, не отрываясь. Его восхищение было очевидным, но в глазах Люка было что-то еще – даже помимо вполне понятного сексуального влечения к женщине, которую он вскоре на законных основаниях сможет уложить в постель. Шелби почувствовала на удивление острый приступ ревности. Она считала себя выше этого, однако ревность, это неприятное чувство под ложечкой, не проходила. Ведь Люк не любит Джесси, пыталась она убедить себя.
Еле дыша, Шелби снова взглянула на Джесси, на ее обветренные губы и задранный вверх подбородок, и еще раз спросила себя, что же в ней нашел Люк.
А Люк не отрывал глаз от своей будущей жены. Более чем когда-либо, он был поражен ее чарующе властным видом. В окружении двух нервничающих рыцарей она вполне могла бы сойти за принцессу с железной волей, которую принуждают вступить в брак по расчету ради сохранения короны и государства. Цветов у невесты не было. Ее пышное платье доходило до лодыжек, а сверху было вырезано настолько низко, что ее полные бледные груди, резко контрастировавшие с черньм корсажем, были видны почти целиком. Для этого случая она выбрала интересный цвет. Платье было потрясающе скроено. И оно было черным. Что она оплакивала – смерть Саймона или свой брак?
Люк проследил за каждым ее шагом, отметил каждую вызывающую черточку ее наряда и осанки. Она избегала его взгляда, так что глаза их так пока и не встретились, но Люк спрашивал себя, что будет, если она поднимет на него глаза. Разверзнутся ли небеса? Поразит ли беседку молния?
У Джесси на уме было одно – чтобы этот ритуал как можно скорее закончился. После этого она была намерена делать вид – насколько это было возможно, – что его вообще никогда не было. Она не думала, что их брак продлится больше шести месяцев, особенно после того, как новый «муж» узнает, что она дала Мэтту временные полномочия поверенного, а также свое право голоса в компании, которую ей оставил Саймон. Как только Люк поймет, что ему не удастся заполучить то, к чему он стремился, – то есть завладеть ее местом в фирме, – он постепенно свернет свою игру в отмщение памяти Саймона и оставит ее. Спор за право первенства с умершим человеком не удовлетворит такого любителя острых ощущений, каким ей казался Люк. По крайней мере, Джесси очень рассчитывала на это.
Пройдя за спиной Люка, она проследовала в беседку, так и не взглянув на него. До этого момента Джесси не испытывала никаких чувств помимо желания поскорее со всем этим покончить. К счастью, она была лишена каких бы то ни было эмоций, в том числе и ледяного гнева, который, как правило, возникал у нее при виде Люка. Но, заняв свое место у ограды, она почувствовала слабый приступ ужаса – еле заметный, подобный ультразвуковому сигналу, который не слышит ухо, но улавливает нервная система.
Казалось, стены беседки давят на нее неизбежностью того, что должно произойти. Для того, чтобы понять, что она в ловушке, ей даже не надо было оглядываться. Она могла это почувствовать. Единственное, что слышала Джесси – это жутковатый шелест гофрированной бумаги на ветру и стук собственного сердца, разорвавший тишину после того, как священник отошел от нее и занял свое место. Спустя мгновение она почувствовала приближение Люка. Мэтт Сэндаски и Шелби тоже были рядом, в качестве свидетелей.
Священник попытался сломать лед при помощи душеспасительной беседы, но Люк вежливо прервал его разглагольствования, – предложив немедленно начать церемонию, если никто не возражает. Его голос звучал невыносимо спокойно.
– Да, давайте начнем, – согласилась Джесси. Она заказала самую короткую церемонию, которая только была возможна, нечто типа лас-вегасского варианта, когда священник испрашивает согласия у жениха и невесты, а потом сразу же объявляет их мужем и женой. Но даже короткая церемония может показаться бесконечной, думала Джесси. По сравнению с этим ее свадьбу с Саймоном можно было назвать приятной.
Когда священник начал церемонию, по крыше беседки застучал легкий дождик. Буря началась, но это, как ни странно, успокоило Джесси. Бархатные красные розы, обвивавшие стены, издавали приятный тяжеловатый запах. Джесси всегда любила эту оргию цветения, свидетельницей которой она становилась каждую весну; нежные капли, казалось, только усиливали ароматы, которыми был пропитан воздух. Из детских воспоминаний она особенно любила одно: заросли дикой ежевики, облепившие ущелье рядом с их домом со всех сторон. Это был настоящий рай для шмелей и стремительных бабочек.
– Мы собрались здесь во имя Господа, – торжественным тоном сообщил священник.
Джесси сделала глубокий вдох, сосредоточившись на своих самых дорогих воспоминаниях и на шуме дождя. Она пыталась не обращать внимания на слова священника, но они проникали в ее мысли, как настойчивое тиканье стрелки часов. Хуже того – их величественный смысл и благоговение, с которым он произносил их, только подчеркивали лицемерный характер этого брака – в особенности потому, что в детстве она мечтала именно о такой церемонии, именно в этой беседке и именно с Люком. Душевная боль пронзила все ее существо.
– Желаете ли вы, Джесси Флад-Уорнек, взять этого мужчину… – говорил священник.
– Да.
Это слово было произнесено резко и громко – скорее, для того, чтобы прервать священника. Тот заколебался. Было ясно, что Джесси должна была сказать что-то совсем другое, но он не смел поправить ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42