– Я вас слушаю.
– Я думаю, – сказал Мейсон, – что это вы звонили мне в «Золотой гусь» и просили меня выполнить ваше поручение...
Она медленно покачала головой.
– Дайте мне, пожалуйста, закончить, – сказал Мейсон. – Я думаю, что вы послали мне все свои деньги, те, которые хранили на черный день. Я думаю, что черный день для вас пришел. Я думаю, что каким-то образом ваш муж узнал об этом, и на следующее утро вместо того, чтобы занять свое место в автобусе, идущем в Сакраменто, вам пришлось отражать нападки и обвинения вашего мужа. Думаю, что, испугавшись его, вы заперлись в спальне. Но муж в конце концов уговорил вас открыть дверь и попытался вас задушить. А вы, наверное, схватили нож и закололи его, защищаясь. Потом, я думаю, вы, опасаясь, что газетная шумиха бросит тень на вас и на вашего сына, попробовали сфабриковать себе алиби. Так как сперва вы собирались сесть в автобус, уходивший в восемь сорок пять, и знали, что ваша мать ожидает вас именно с этим рейсом, вы решили во что бы то ни стало приехать в Сакраменто именно в нем. Как видите, я думаю, что вы убили мужа, но не считаю вас убийцей. Я считаю, что это была самозащита. Но вы сами поставили себя в трудное положение, выдумав эту историю, в которую никто не верит.
Женщина покачала головой.
– Я угадал?
– Мистер Мейсон, я... мне бы хотелось... О, если бы я только смела вам сказать...
– Чего вы боитесь? – спросил Мейсон. – Все, что вы говорите своему адвокату, сохраняется в тайне. Ну, скажите, миссис Фарго, я угадал?
– Н-н... нет.
– Тогда как же все это происходило?
– Я сказала вам чистую правду. Я приехала на...
– Значит, вы не убили мужа, защищаясь?
– Нет.
– А почему вы не признаетесь, что звонили мне в «Золотой гусь»?
– Я не звонила вам.
– Вы доставляете мне лишние трудности в работе.
– Я рассказала вам все, что могла.
– Ладно, – сказал Мейсон, – я буду вас защищать. Но поймите только одну вещь.
– Какую?
– Если я возьмусь за ваше дело, я постараюсь добиться вашего оправдания.
– Ну конечно.
– Но никакие присяжные никогда не поверят той истории, которую вы рассказываете. Поэтому, – сказал Мейсон, – я намерен предложить присяжным версию, которая покажется им убедительной.
– Но я ничем не могу помочь вам, мистер Мейсон. Я не могу...
– Конечно, – сказал Мейсон, – вы связали себя, изложив свою версию и подписав показания. Вы сделали все для того, чтобы обеспечить себе пожизненное заключение, а то и газовую камеру, но я-то не связал себя ничем.
– Что вы хотите сделать?
– То, что, на мой взгляд, будет в ваших интересах.
– Но, мистер Мейсон, вы не можете... ведь я все рассказала вам... вы не можете строить защиту на лжи.
– Я могу строить защиту на чем мне угодно, – ответил Мейсон, – и кто докажет, что это ложь? Вы запутались, вы сами это видите, и я пытаюсь вас спасти. Запомните – присяжные смогут вас осудить лишь в том случае, если в вашей виновности нет ни малейших сомнений. Вы понимаете это?
– Да.
– Я постараюсь им внушить эти сомнения.
– Но каким образом?
– Я объясню, что вы убили мужа, защищаясь.
– Но я его не убивала.
– Нет, убили, но боитесь признаться в этом, опасаясь огласки, которая, как вы считаете, может запятнать репутацию вашего сына.
– Нет, мистер Мейсон, я вам честно говорю...
– Вам не придется ничего рассказывать присяжным, пусть обвинитель сам изложит перед ними факты. Я же постараюсь пробудить сомнения в умах присяжных. Это все, что я могу для вас сделать, и сделать это можно, лишь использовав показания свидетелей обвинения. От вас требуется теперь только молчание. Вы поняли? – сказал Мейсон и кивком головы дал понять надзирательнице, что беседа закончена.
Мейсон спустился на нижний этаж и позвонил из автомата Полу Дрейку.
– Пол, – сказал он, – в этом дьявольском деле нужно быть во всеоружии. Из свидетелей опасней всех миссис Мейнард. Я хочу, чтобы ты разузнал мне кое-что о ее зрении.
– А что у нее со зрением?
– Ей тридцать один год. На фотографии в газете она без очков. Но ведь случайно может оказаться, что она плохо видит, дома носит очки, а на людях снимает их.
– Ну и что же, так делают многие женщины, – сказал Дрейк.
– Но если эта женщина выступает со свидетельскими показаниями против моей клиентки, ее очки должны быть на носу, а не в сумочке, – отрезал Мейсон.
– Ясно.
– Вообще-то это заблуждение, будто очки портят внешность женщины, заметил Мейсон. – Но, поскольку это заблуждение свойственно многим женщинам, я хочу проверить, не из их ли числа миссис Мейнард. Выясни о ней побольше, все, что сможешь, о ее прошлом, настоящем, вкусах, склонностях и антипатиях, где она бывает, что делает...
– Не увлекайся, Перри, – сказал Дрейк. – А то тебя обвинят в том, что ты оказываешь давление на свидетеля.
– Да плевать мне на это, – ответил Мейсон. – Я ей не угрожаю. Я просто хочу выяснить факты. Займись этим немедленно. Она, наверное, уже вернулась в Лос-Анджелес.

17

Вскоре после полудня у Пола Дрейка был готов отчет о главной свидетельнице обвинения.
– Эта миссис Мейнард, – говорил Дрейк, перелистывая отчет, – очень скрытная особа. О ней почти ничего не известно. Она вдова, имеет, очевидно, небольшие средства, которые позволяют ей жить тихо и скромно, но независимо. У нее есть небольшой автомобильчик, одевается она недурно, дома бывает редко.
– Она работает? – спросил Мейсон.
– Наверное, нет, поскольку уходит из дому в самое разное время, а иногда исчезает сразу на несколько дней. У нее есть телефон, но он не подключен к общему кабелю.
– Ладно, – сказал Мейсон. – Надо будет выяснить, куда она ходит. Пусть твои люди последят за ней.
– Мы это уже делаем, – ответил Дрейк, – но сейчас она почти никуда не ходит. И все же кое-что полезное мы для тебя узнали, Перри.
– Что?
– Вчера ей принесли от оптика очки.
– Откуда ты знаешь? Ты же вчера еще не занимался этим делом?
– Нет, но этим утром один из моих людей разговаривал с ее соседкой, и та сказала, что вчера посыльный долго звонил к миссис Мейнард в дверь, и в конце концов эта соседка предложила оставить пакет у нее. Он так и сделал. Она обратила внимание на ярлычок, поскольку магазин этого оптика всего в нескольких кварталах оттуда.
– Это удача, Пол! – воскликнул Мейсон. – Ну что ж, изучим этот след. Кто этот оптик?
– Доктор Карлтон Б.Рэдклифф. У него есть небольшой магазинчик, где он продает бинокли, оптические товары, подбирает и чинит очки и часы...
– Что он собой представляет?
– Пожилой человек лет семидесяти. Живет в том же доме над магазином. Видно, неглупый человек, спокойный, сдержанный. Если хочешь, я разузнаю о нем побольше.
– Я займусь им сам, – сказал Мейсон. – Это может оказаться важным.
– У меня есть еще кое-что для тебя, – сказал Дрейк.
– Что?
– Ты просил собрать сведения о Селинде Джилсон.
– Что же ты выяснил?
– На карточке возле ее звонка написано «Селинда Джилсон-Лейри», причем Лейри зачеркнуто...
– Я это видел, – сказал Мейсон.
– Так вот, – продолжал Дрейк, – фамилия метрдотеля из «Золотого гуся», оказывается, тоже Лейри.
– Господи Боже, Пол, неужели Питер ее муж?
– Похоже, да. Я не смог выяснить, разведены ли они официально. Но они живут раздельно и... словом, видишь, какая выходит история. Питер, наверное, пристроил ее в «Золотом гусе», чтобы дать ей заработок. Интересный факт?
– Он не укладывается в схему.
– Так ты лучше смени схему, – посоветовал Дрейк. – Факты – вещь упрямая.
– Да, черт бы их побрал, – признал Мейсон. – Ты выяснил, где живет Питер?
– Этого никто не знает, – сказал Дрейк.
– Отлично, – сказал Мейсон, – раз уж он так сильно связан с этим делом, пусть твои люди за ним последят. Нужно выяснить, куда он отправляется после работы. Но прежде всего повидаемся с оптиком.
Предупредив Деллу, Мейсон вместе с Дрейком отправился к доктору Карлтону Б.Рэдклиффу.
При всем многообразии своих занятий доктор Рэдклифф явно не стремился переутомлять себя. Надпись над прилавком гласила:
«Я не позволю мне грубить и не позволю меня торопить».
Против двери находился прилавок, где принимались в починку очки. Когда Мейсон и Дрейк вошли, доктор Рэдклифф сидел за этим прилавком с лупой в глазу и собирал какие-то часы.
– Одну минутку, – бросил он через плечо и, продолжая работать, осторожно поднял пинцетом крошечную рубиновую крупинку и стал пристраивать ее.
Спустя несколько мгновений он отодвинул кресло и, шагнув к вошедшим, смешливо взглянул на них.
– Чем могу служить, господа? – спросил он.
– Нам нужна кое-какая информация, – улыбнулся в ответ Мейсон.
– Я старый человек и не так-то много знаю. Мир ведь все время меняется.
– Нам нужна информация об очках, – сказал Мейсон.
– Об очках – это другое дело, – согласился Рэдклифф. – Часы и очки я знаю. Так чем я могу вам помочь?
– Мы хотим узнать кое-что об очках миссис Мейнард, – сказал Мейсон.
– Мейнард... Мейнард. Ах да, сломанные очки. Но я их ей уже отправил. Она очень меня торопила.
– Они были разбиты?
– Одно стекло треснуло. Кроме того, оба стекла были сильно поцарапаны от... а что вам, собственно, нужно?
– Мы хотим знать, могла ли она видеть без этих очков.
– Могла ли она видеть? А почему это вас интересует? Вы друзья миссис Мейнард?
Мейсон замялся, Дрейк ответил:
– Да.
Доктор тонко улыбнулся.
– Тогда все очень просто. Спросите у самой миссис Мейнард.
– Доктор Рэдклифф, я адвокат, – сказал Мейсон. – И мне нужно выяснить некоторые факты. Я хочу...
Часовщик покачал головой.
– Информацию о пациентах и покупателях не даю.
– Но эта информация может оказаться очень важной, – сказал Мейсон. Если выяснится, что вы как свидетель...
– Как свидетель – да. Вы юрист, вы знаете все законы. Я просто оптик, ювелир и часовщик. Законов я не знаю. Но кое-что мне известно. Если меня в качестве свидетеля вызовут в суд, я принесу присягу говорить правду и скажу правду. Потом отвечу на вопросы. А сейчас я не буду отвечать вам на вопросы. Я не обязан это делать. Вы поняли меня?
Он учтиво улыбался, но видно было, что он непреклонен.
– Я вас понял, – сказал Мейсон. – Тем не менее, спасибо. Пойдем, Пол.
В машине Дрейк сказал:
– Тебе не кажется, что мы могли бы выяснить немного больше, если бы...
– Нет, – сказал Мейсон. – Мы только настроили бы его против нас. А главное – мы все же узнали, что миссис Мейнард принесла ему разбитые очки. И когда она займет свидетельское место, я спрошу ее, как она видит без очков, и попытаюсь доказать, что во время путешествия она не вынимала их из сумочки, где они разбились.
– Ты думаешь, в суд она придет в очках?
– Я думаю, теперь она всегда будет в очках, – сказал Мейсон, – но не думаю, что она надевала их, когда ехала в автобусе.
– Это будет трудно доказать, – сказал Дрейк.
– Вот поэтому-то я и не стал приставать к доктору Рэдклиффу с расспросами.
– Я не понял, Перри.
– Если бы я стал настаивать, он мог предупредить миссис Мейнард. Теперь же примерно шансов пятьдесят, что он не обратил на наш приход внимания. Он, очевидно, не сплетник. Самое важное для него, чтобы к нему не приставали и не мешали работать.
– Возможно, ты прав, Перри, – кивнул Дрейк.
– Но в суд мы его вызовем, – сказал Мейсон.
– А когда это будет?
– Думаю, что очень скоро.
Дрейк нахмурился.
– Бросил бы ты это дело, Перри. В нем не за что зацепиться.
– Не в моих это привычках – бросать дела, – ответил Мейсон. И добавил: – Я и сам не в восторге, что в него ввязался, но на попятный не пойду.

18

Предварительное слушание дела Миртл Фарго по обвинению в убийстве мужа не вызвало большого интереса у публики.
Секретари судебной канцелярии, которые давно уже внимательно следили за захватывающей и блистательной карьерой Перри Мейсона, подозревали, что кульминационной точкой этого процесса окажется перекрестный допрос миссис Ньютон Мейнард. Она производила впечатление уверенной, бойкой и острой на язык дамы, способной дать отпор любому адвокату.
Из людей непосвященных почти никто не сомневался в виновности миссис Фарго. Дело казалось совершенно ясным, и поэтому Мейсону впервые за все время его карьеры пришлось выступать перед полупустым залом. Все это очень раздражало Гамильтона Бергера, окружного прокурора, который отобрал это дело у своих помощников. Бергер поступил так не потому, что считал дело Фарго особенно важным, а потому, что надеялся наконец осуществить честолюбивую мечту всей своей жизни – разгромить Перри Мейсона.
Предвкушение триумфа было так сладостно для окружного прокурора, что он старался растянуть опрос свидетелей как только можно. Он добросовестно вызывал свидетелей, одного за другим, однако старался, чтобы они не выболтали лишнего.
Бергер предъявил план помещения, где было совершено убийство, и фотографии всех комнат. Полицейский хирург, производивший вскрытие, дал заключение о смерти. Среди вещественных доказательств фигурировало орудие убийства – кухонный нож, заостренный и хорошо заточенный, покрытый зловещими пятнами, но без отпечатков пальцев.
Бергер даже нашел свидетеля, который сообщил, что вечером накануне убийства он уплатил Артману Фарго пятьсот долларов наличными и Фарго в его присутствии положил эти деньги в сейф, выдав свидетелю расписку. Свидетелю был задан вопрос о достоинствах купюр. Он ответил, что это были пятидесятидолларовые билеты, десять штук на сумму пятьсот долларов. Он сказал, что взял деньги из банка в тот же день.
Потом Бергер предъявил присяжным фотографию открытого сейфа, его содержимого, грудой сваленного на полу, и в довершение всего полицейский офицер сообщил, что в момент ареста в кошельке миссис Фарго было десять пятидесятидолларовых билетов.
Затем началась самая драматичная часть процедуры – опрос свидетелей, наблюдавших разные этапы бегства миссис Фарго. Бергер вызвал Перси Дэнверса, служителя со стоянки машин у Юнион-Терминал.
Дэнверс сообщил, что около одиннадцати часов утра в день убийства какая-то женщина поставила свою машину на стоянку в его секции. Она оплатила стоянку и получила квитанцию. Корешок квитанции он положил под дворник на лобовом стекле. Свидетель ушел с работы за два часа до того, как полиция нашла автомобиль.
Свидетель назвал номер машины, номер мотора и имя на регистрационном удостоверении – Миртл Ингрем Фарго.
Потом последовал волнующий вопрос:
– Вы сможете опознать эту женщину?
– Да, сэр, смогу.
– Вы ее видели после того?
– Видел.
– Где?
– В Управлении полиции.
– Сколько женщин там находилось?
– Пять.
– Все они были примерно одинакового роста, телосложения и возраста?
– Да.
– И вы нашли среди них ту, которая ставила машину на стоянку?
– Да, сэр.
– Кто она?
– Обвиняемая, миссис Фарго, – сказал свидетель, указав на нее театральным жестом.
– У меня вопросов нет, – торжествующе объявил Бергер.
Мейсон подбадривающе улыбнулся свидетелю.
– Мистер Дэнверс, это вышло у вас очень мило, – сказал он. – А почему вы указали на обвиняемую пальцем? Ведь вы могли просто сказать, что женщина, которую вы видели на стоянке, обвиняемая.
– Ну... Я это сделал, чтобы не вышло какой ошибки.
– А кто вам посоветовал так сделать? – спросил Мейсон.
Свидетель, казалось, смутился.
– Ну же, ну же, мистер Дэнверс, – подбодрил его Мейсон. – Ваш жест не показался мне непроизвольным. В нем было что-то заученное, как будто вы его уже репетировали. Помните, ведь вы под присягой. Говорил вам кто-нибудь, чтобы вы указали пальцем, когда вас попросят опознать свидетеля?
– Да.
– Кто?
– Ваша Честь, – обратился к судье Кейсу Гамильтон Бергер с наигранной дрожью в голосе, дабы дать понять, что его терпение уже на пределе, – к чему все эти мелкие, не относящиеся к делу детали? Свидетель опознал эту женщину. Так ли важно, кто велел ему указать на нее пальцем? Я готов признать, что именно я, когда мы обсуждали со свидетелем дело, посоветовал указать на обвиняемую пальцем, если она окажется той женщиной, которую он видел. Я беру на себя ответственность за это.
Гамильтон Бергер одарил зрителей сияющей улыбкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19