– Не знаю, милорд… Но ваш дядя приходил сюда каких-нибудь пятнадцать минут назад. По его мнению, убить Стигийца – самое верное решение.
Итак, Дарах решил схитрить. Поговорил с Пенродом, надеясь, что тот убедит меня уничтожить жеребца. Естественно, большинство конюхов с радостью отделались бы от подобного Стигийцу чудовища, но только не Пенрод. Этот человек обожал своих подопечных и прекрасно в них разбирался. Ему хватало ума понять, что агрессивность Стигийца вызвана по большей части человеческой жестокостью. Мысль об убийстве жеребца терзала ему сердце.
Я решительно покачал головой, давая понять Пенроду, что не согласен с Дарахом.
– Не надо его убивать.
Моему отцу в умении обуздывать скакунов не было равных. Он садился на наиболее буйных из них и умудрялся заставлять животных выполнять все его приказания. И не оставлял их до тех пор, пока они не становились покорными и могли терпеть других всадников. По крайней мере так было до недавнего времени.
Со Стигийцем отец боролся на протяжении целых четырех лет. Сегодня жеребец доказал, что вышел из опасной игры победителем.
Стигиец рвался и метался, продолжая борьбу. С уст удерживавших его трех конюхов то и дело слетали смачные ругательства, но они все же справлялись со своей задачей, давая мне возможность лучше рассмотреть жеребца.
На корпус Стигийца был надет специальный жилет с металлическими блямбами, которые при каждом резком движении врезались ему в кожу, а на морду – толстая цепь. В случае крайней необходимости люди могли затянуть ее и лишить коня возможности дышать.
Весьма массивный и жилистый, на первый взгляд Стигиец мог показаться медлительным, но это было совсем не так. На поворотах и когда становился на дыбы он поражал быстротой и проворностью. Другие жеребцы подобного сложения обычно не отличались особой выносливостью. На Стигийце отец всегда ехал до конца, даже в тех случаях, когда другим ездокам приходилось в пути менять лошадей.
Этот конь был темно-бурым, а по бокам, на животе и на носу – более светлым, каким-то желто-коричневым. На его теле светлели и другие пятна – на ребрах красовались следы от шпор и ударов кнутом.
– Вот его уздечка и седло, милорд, – услужливым тоном произнес Пенрод. Теперь, когда я сказал, что Стигийца не следует убивать, конюх успокоился и вернулся к своей обычной уважительной манере. – Если хотите, можете прокатиться. Хотя для него сейчас лучше просто выйти на свежий воздух. – Он кашлянул. – Я предложил включить его в план случки, но ваш дядя категорически против. Говорит, что этого нельзя допускать, по крайней мере пока Хурогом будет править он.
Крайняя учтивость Пенрода часто вводила в заблуждение и более умных людей, чем Дарах, например, моего отца. Во время разговора с главным конюхом у них складывалось ложное впечатление, будто он согласен со всем, о чем они толкуют.
Наверняка Дарах был убежден, что Пенрод уговорит меня убить Стигийца. Это его заблуждение могло сыграть в мою пользу. Не исключено, что милейший дядюшка намеревался за два года своего правления расположить к себе прислугу, а потом при всеобщей поддержке так и остаться на моем месте.
Однако некоторые из людей были уже преданны мне.
Что касалось Пенрода, ему я явно нравился. И больше потому, наверное, что я с должным уважением относился к его работе.
Пенрод был человеком умным. В противном случае он не продержался бы и года на столь ответственном посту, ведь их с отцом взгляды на жизнь существенно различались.
– Думаю, Стигийца не следует держать в этом стойле, – проговорил я после непродолжительного молчания. – Здесь слишком тесно, слишком темно. Мне, к примеру, тут не нравится. Возможно, и ему тоже.
Я передернулся, вспоминая мрак узкого туннеля, в котором побывал сегодня.
Конюхи, удерживавшие жеребца, уже выбивались из сил. Сам конь тоже начинал устало фыркать. Я смотрел на эту божью тварь и сознавал, что теперь многим обязан ей. И не понимал, почему не прыгаю от радости.
– Но все стойла одинаковы, милорд, – растерянно пробормотал Пенрод.
– Загон у старой конюшни был построен специально для жеребцов, – спокойно пояснил я. – Только проверьте, исправны ли задвижки на воротах.
Несколько мгновений Пенрод смотрел на жеребца. Потом перевел взгляд на меня.
Загон для жеребцов использовался для случки их с кобылами. А поле, где гуляли кобылы, отделял от загона деревянный забор. Если бы кто-нибудь по случайности (или намеренно) оставил ворота не запертыми на задвижку, то Стигиец спокойно мог случиться с любой кобылой, которая подпустила бы его к себе.
Пенрод все прекрасно понял.
За два года правления Хурогом мой дядя мог завоевать доверие хурогского народа. Я же должен был позаботиться о том, чтобы по прошествии этого времени люди пошли бы за мной, а не за братом моего отца.
Мне стоило уже сейчас дать понять Пенроду, что я представляю собой нечто большее, чем все привыкли думать.
Я многозначительно подмигнул ему.
Это произвело на него сильнейшее впечатление. Он смотрел на меня, не моргая, совершенно ошеломленный. Я понимал его чувства: непросто за столь короткое время признать, что знакомый тебе вот уже девятнадцать лет человек совсем не такой, каким ты его воспринимал.
– Я велю перевести его в загон, – придя в себя, пробормотал Пенрод. – Он ведь и в самом деле, как вы и сказали, ненавидит тесноту и темень.
Его голос прозвучал несколько неестественно и натянуто, но я чувствовал, что в нем все ликует.
– Темень, – задумчиво повторил я. – Говоришь, он ненавидит темень…
– Совершенно верно!
Губы Пенрода расплылись в едва сдерживаемой улыбке.
Итак, Пенрод готов выполнить мое указание, торжествующе подумал я. То есть он пойдет наперекор воли дяди. Отлично. Можно не сомневаться, что его примеру в отношении меня последуют и другие конюхи.
А это в итоге могло привести ко всеобщему изменению мнения обо мне – старшем сыне умершего сегодня Хурогметена.
Я задумался. Было трудно определить, нужна ли мне все еще маска тупицы. Или уже настала пора изменить правила игры?..
Еще раз внимательно оглядев отцовского коня, остановившись взглядом на его желтом носу, я вспомнил почему-то про цветы, что росли в одном из маминых садов.
Выдержав паузу, во время которой я упорно боролся с улыбкой, едва не заигравшей у меня губах при мысли о том, как бы отреагировал на мою выходку отец, я сказал:
– «Стигиец» слишком сложно выговаривать. Я назову его Нарциссом.
Сиарра встрепенулась, повернула голову и уставилась на меня, как на сумасшедшего.
– Нарцисс… – повторил Пенрод, растерянно почесывая затылок.
Наверняка, будучи опытным конюхом, он побаивался, что подобная кличка может пагубно повлиять на нрав скакуна. Его подчиненные смотрели на нас во все глаза.
Поразмыслив, Пенрод неожиданно для всех улыбнулся и кивнул:
– Неплохая мысль. Бояться жеребца по имени Нарцисс никому и в голову не придет!
Я повернулся к остолбеневшим от удивления конюхам.
– Отведите Нарцисса на тренировочную площадку и снимите с него это железо. Мне понадобится кнут – такой, при помощи которых мы тренируем молодых жеребцов, – еще пять или шесть медных котлов и пустой мешок из-под крупы. Пенрод, пошли кого-нибудь на кухню, пожалуйста.
Мне нестерпимо захотелось заняться Стигийцем… вернее, Нарциссом. Я подумал, что для более близкого знакомства со своим новым конем не обязан дожидаться момента, когда тело отца остынет. У меня не было и малейшего желания тратить время на притворную скорбь. Я мечтал как можно быстрее сделать Нарцисса своим.

На тренировочной площадке я встал подальше от круговой дорожки для бега. Для начала эта мера предосторожности была крайне важна. Избавить животное от привычек, приобретенных на протяжении целых четырех лет, – задача не из легких. На это необходимо потратить не один и не несколько дней, а гораздо большее время. Но я надеялся, что удача мне улыбнется и мы со Стигийцем добьемся успехов в максимально короткие сроки.
Дав жеребцу возможность осмотреться, я перешел в центр круга. В одной руке у меня был мешок с котелками (я пытался не греметь ими), во второй – кнут длиной в два моих роста.
– Пошел! – скомандовал я, не особенно напрягая голос, и ударил по земле кнутом.
Жеребец взбрыкнул и рванул вперед.
Я заставил его пробежать два небольших круга. Ему казалось, он знает, чего от него хотят. Именно на этой дорожке мой отец обучал всех своих коней основным командам, таким как «пошел!», «тпру!». Но я собирался преподать Стигийцу совсем другой урок и надеялся, что у меня это получится.
Жеребец перешел на легкий галоп. И не потому, что устал, а потому, что для коня его комплекции с подобной шириной шага трудно нестись во весь опор по столь маленькому кругу.
– Пошел!.. – крикнул я.
Любой менее своенравный конь вновь пустился бы бежать. Но этот повернулся ко мне и шагнул вперед. А через пару мгновений рванул на меня, показывая, что не желает слушаться.
Я мог хлестнуть его кнутом и таким образом заставить покориться. Но этот жеребец прекрасно знал, что удары кнутом причиняют боль. И ничему новому не научился бы.
Вместо этого я громко заорал, приподнял с земли мешок с котелками, потряс его в воздухе и стеганул по нему кнутом.
Стигиец в недоумении подался назад и помчался по кругу.
Я бил по мешку еще и еще, и конь послушно продолжал бег. А когда вовсе выбился из сил, прижал уши, опустил голову и посмотрел на меня. В его взгляде не было ни агрессии, ни угрозы, лишь немой вопрос: можно мне остановиться?
– Тпру! – громко приказал я.
Жеребец резко затормозил – команду «тпру» он отлично знал – и опять сделал движение ко мне.
Я вновь хлестнул кнутом по мешку с котлами, веля своему подопечному продолжать бежать по кругу. И принялся ждать того момента, когда он опять склонит голову.
Остановившись по моей команде, Стигиец повернулся и посмотрел мне в глаза.
Я опустил на землю кнут и мешок, подошел к нему и ласково потрепал по вспотевшей шее.
– Молодчина! Скоро ты станешь настоящим Нарциссом.
Жеребец тяжело дышал после утомительного бега, его тело было напряжено. Он настороженно рассматривал меня, устало прикрыв глаза, и, по-видимому, не ожидал ничего хорошего.
Теперь я уже не сомневался в том, что его агрессия и буйство вызваны не злобой, а страхом. Страхом, который он испытывал по отношению к человеку, к хозяину.
Наверное, этот страх был настолько укоренен в Стигийце, что вряд ли какой-то другой всадник мог теперь без опаски ездить на нем. Но я твердо решил, что должен завоевать доверие этого животного.
Итак, во время сегодняшнего занятия он не получил от меня ни одного удара кнутом. Я точно знал, что в сознании коня это отложится надолго. Завтра нам предстояло продолжить наше знакомство. Вера в успех разрасталась во мне с каждой минутой.
Я еще раз погладил коня по шее и надел на него обычную уздечку, а не строгую, для усмирения, к которой он привык.
Заметив, что жеребец зашевелил ушами, я обернулся. Прямо у меня за спиной стояла Сиарра. Она прекрасно знала, что приближаться к лошади на тренировочной площадке крайне опасно. Поэтому я сразу понял, что ее что-то тревожит. И не удивился, когда заметил у изгороди Дараха.
Сиарра боялась дядю. Во-первых, потому что он доводился братом нашему отцу. Во-вторых, потому что был родителем близнецов.
Я потянул за повод. Чтобы заставить Стигийца двигаться вперед, пришлось запастись терпением.
Ничего, думал я. Мой жеребец не в состоянии сразу привыкнуть ко всем изменениям в поведении хозяина. Быть может, завтра он станет более сговорчивым. Не следует сразу ожидать от него слишком многого.
Появившийся на тренировочной площадке мальчик-конюх подобрал кнут, мешок и рассыпавшиеся из него котелки и потащил их прочь.
– Мы решили, что похороним твоего отца завтра после полудня. В такую жару нельзя откладывать церемонию на более поздний срок, – сообщил Дарах, приближаясь ко мне. – Но в таком случае твоя тетя не успеет приехать вовремя.
Я повернул голову и решил, что могу позволить себе не маскироваться. Поэтому понимающе кивнул. Наверняка он думал, что идиот уже позабыл о кончине отца.
Дарах выжидающе смотрел на меня. Потом вновь заговорил:
– Насколько я понимаю, ты решил пренебречь советом Пенрода. Я заходил к нему часа полтора назад, после того как скончался Хурогметен. Это животное следует умертвить.
Не дождешься , – злобно подумал я. Но вслух произнес другое:
– Этот жеребец – настоящий красавец. И очень крупный. Ему просто нужен простор. Как и мне.
У меня перед глазами всплыли мрачные картинки из недавнего прошлого: я ползу по мрачному узкому туннелю, приближаясь к пещере с костями дракона… Рана на моем плече противно заныла.
– Но он убил твоего отца, Вард. Этот конь опасен.
Я прищурил глаза.
– Если Хурогметен не умел управлять Стигийцем, то ему просто не стоило садиться на него.
Мой отец обожал эту аксиому и применял ее по любому случаю. «Не умеет драться, значит, не должен был вступать в драку», «Не знаешь, как обращаться с мечом, не трогай меч», – говаривал он.
Дарах резко развернулся, намереваясь уйти, но остановился и опять подошел ко мне. Почти вплотную.
– Вард! – с чувством воскликнул он. – Твоя мать из Толвена. Но ты родился и вырос в Шавиге. И прекрасно знаешь, что в наших местах правит магия. Мне доводилось бороться со скелетом высоко в горах…
Сиарра, услышав упоминание о живом мертвеце, передернулась.
– Я видел ту деревню, которую разрушили ночные пришельцы. – Дарах махнул рукой в сторону юга. – Толвенцы смеются над живущим в нас страхом проклятия, но ведь ты не из их мест, верно?
Я не совсем понимал, к чему он клонит, но решил подыграть ему: несколько неуклюже наклонил голову, чтобы иметь возможность смотреть ему прямо в глаза, и прошептал:
– Я знаю, что мы прокляты.
И проклятие это действительно внушало жуткий страх. То были не какие-нибудь слова и не ссылка на старинные магические книги. Проклятие напоминало выцарапанную подростками надпись на стене. Все было бы не столь устрашающим, если бы стена эта не находилась в тронном зале замка.
Когда ее видели посетители, им даже в голову не приходило смеяться: надпись представляла собой старинные руны, расшифровать которые могли лишь немногие.
– Ты понимаешь, что означает это проклятие? – серьезным тоном спросил у меня Дарах.
Я моргнул, быстро соображая, как лучше ответить. Вообще-то то, о чем он вел речь, было известно всем, даже дуракам.
– Проклятие означает, что замок Хурог уйдет однажды под землю, провалится в царство подземного чудовища.
– В стигийское царство, Вард, в адское, черное, мрачное. Подземное чудовище называют Стигийцем. Фэн не случайно дал этому коню такую кличку, ведь он – порождение тьмы. Его давно следовало уничтожить. Разве ты не понимаешь?
Я прекрасно знал, что отец назвал своего коня именем чудовища, которое якобы являлось на землю, чтобы унести души умерших грешников в подземный мир. Но не подозревал, что Дарах придает этому такое значение.
Я осознал вдруг, что опасаться заклинания не имеет смысла. Кости чудовища покоились в пещере под замком, закованные в металлические путы. Драгоценностей Хурога там давно не было, а драконов больше не существовало.
И для чего подземному чудовищу забирать в свое царство Хурог? – с иронией подумал я.
Мой отец сумасшедший… вернее, был сумасшедшим, мама беспрестанно пьет одурманивающие настои из своих трав и давно перестала беспокоиться о том, что происходит вокруг. Сестра нема, хотя ни один колдун, ни один целитель до сих пор не может определить почему. А брат решил устраивать свою жизнь вдали от дома.
– Ты понимаешь, насколько он опасен? – повторил Дарах, глядя на меня так серьезно, будто позабыл, что перед ним идиот.
Мой дядя был весьма привлекательным мужчиной, лучше, чем брат, хотя не настолько красивым, как сыновья-близнецы. Сейчас же его лицо искажал гнев, и он выглядел отвратительно. Меня это забавляло, потому-то я и не торопился с ответом.
Сиарра спряталась за меня и уткнулась лицом мне в спину.
Дарах тяжело вздохнул, пытаясь умерить свою злобу.
– Стигиец – страшное зло. Эта тварь убила твоего отца. Если ты вовремя не опомнишься, она прикончит и тебя.
– Он всего лишь конь, – упрямо ответил я. – И у него теперь другое имя. «Стигиец» слишком неудобно выговаривать. Теперь это Нарцисс.
Удивительно, но чем чаще я произносил новую кличку своего жеребца вслух, тем больше она мне нравилась.

Орег, тот юноша, с которым я познакомился в пещере с костями дракона, появился у меня в комнате вечером в тот же день.
Я не видел, как Орег вошел. А когда умылся, вытер лицо полотенцем и повернул голову, он уже сидел на краю кровати.
Я кивнул ему в знак приветствия, достал с полки пустую лохань и, сев на стул, принялся при помощи ножа обрезать над ней ногти на ногах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30