Трейси вышел на плохо освещенную лестницу и огляделся. Он вряд ли мог четко сформулировать, что именно ожидал здесь увидеть, но одно он знал наверняка: тот, кто убил отца, не настолько глуп, чтобы подниматься лифтом. Следовательно, он должен был стоять примерно здесь...
Да, этот человек был здесь, и Трейси пытался почувствовать его присутствие, слиться с его сознанием. Он хотел понять его, понять настолько глубоко, чтобы уничтожить. Речь могла идти только об уничтожении и ни о чем другом. Исключительно по личным мотивам. Он только сейчас понял, что мотивы с самого начала были личными. С того самого момента, когда глубокой ночью он услышал в трубке крик Мойры: «О Господи! Он мертв! Он в самом деле мертв!»
Боже мой! Как случилось, что ситуация вышла из-под контроля? Как мог он это допустить? Он прислонился к стене, тусклые лампы в коридоре светили словно сквозь туман. Трейси снова был в джунглях, в миллионах миль от цивилизации. Что такое цивилизация? Всего лишь слово. Слово, которое часто повторяешь, и в один прекрасный день вдруг обнаруживаешь, что оно потеряло всякий смысл. «Ци-ви-ли-за-ция», – произнес он по слогам, словно это могло помочь вернуть слову свой исходный смысл.
Но чудовища, обитающие в пределах, очерченных границами цивилизованного мира, достаточно хитры, чтобы менять окраску, дурачить и вводить в заблуждение.
Это именно то, с чем придется иметь дело, думал Трейси. С обыкновенным чудовищем.
Он снова вышел в коридор, миновал ряд закрытых дверей, злобно сверкнувшие никелированными ручками – словно глаза присяжных, вынесших смертельный приговор. Как ты мог такое допустить? – вопрошали они его. А как я мог предотвратить? – отвечал Трейси.
Он повернул ключ, открыл дверь, заставил себя переступить порог. Без хозяина квартира казалась вымершей, это сравнение больно кольнуло Трейси, и он едва не поддался порыву повернуться и уйти.
Но минутная слабость прошла. Он не имеет права просто так уйти. Это больше не дом его отца, а значит, Трейси обязан постараться впитать в себя дух этого жилища, подобно тому, как он впитал леденящий мрак лестницы.
Он медленно прошел через гостиную, отметив, что все на своих местах, ничего не пропало, следов борьбы нет. Явно не убийство с целью ограбления. Заглянул на кухню и увидел трех-четырех крупных тараканов. На столике рядом со старомодной раковиной – тарелка. На краю тарелки лежали два куска ржаного хлеба, давно уже превратившиеся в сухари.
Трейси выбросил их в мусорное ведро и осторожно положил тарелку в раковину. Из шкафчика над раковиной достал флакон средства от насекомых «Блэк флэг» и опрыскал все щели.
Пройдя через гостиную, вышел в длинный коридор. На низком секретере, у самой стены, стояла настольная лампа. Шнур ее был выдернут из розетки. Трейси наклонился и воткнул вилку в сеть. Лампа вспыхнула, осветив коридор зеленоватым светом.
Сделав еще три шага, он оказался у двери в ванную. Трейси замер на пороге, положив ладонь на дверной косяк. В ушах у него звенели слова Айвори Уайта: «Это случилось в ванной... там...»
Да, за свою жизнь он насмотрелся крови. Но это была кровь его родного отца. Он сделал глубокий вдох и вошел. От тяжелого запаха ноздри его вздрогнули. Уайт прав: небольшая ванная комната вся была залита кровью.
Воду из ванны спустили, а фарфоровая поверхность казалась мозаикой из буро-красных пятен. Кафель, стены, пол и даже потолок – все забрызгано. Занавеска настолько пропиталась кровью, что, высохнув, напоминала на ощупь фанеру.
Трейси точно знал, сколько крови циркулирует в теле человека, знал это по опыту, и сейчас понимал, что в борьбе за жизнь отец терял ее капля за каплей. О Боже, думал Трейси, как же он не хотел умирать! У него же были эти шесть месяцев, но кто-то их отобрал. Трейси прошел через ад зловонных джунглей Кампучии, он видел много такого, что хотел бы забыть навсегда, потому что, как ему тогда казалось, с такими воспоминаниями человек жить не может. И не должен. То зло, которое он видел, в джунглях Кампучии, было порождением равного ему зла. Но зло, которое он видел сейчас перед собой, зло, которое свершилось здесь, превосходило все кошмары, весь ад прошлого.
Он смотрел перед собой невидящими глазами. Отец, ну почему?! Почему?! Почему смерть настигла тебя именно здесь?!
Это был не праздный вопрос. Трейси чувствовал, что должен найти ответ на него. И знал, что найдет. Он отыщет того, кто это сделал, и заставит ответить на все вопросы.
Но сейчас с него было довольно. Трейси попятился и выбежал в коридор. Там кто-то был.
Кто-то стоял в коридоре, на стену падала тень. Стоявшая сзади лампа высвечивала его силуэт, и Трейси отметил, что этот силуэт слишком уж изящен для специалиста в искусстве смерти. В том, что сюда может придти только он, Трейси почему-то не сомневался.
– Трейси! – раздался вскрик. – О мой Бог! Трейси! Голос Лорин, дрожащий и взволнованный. Трейси начал было что-то говорить, но вместо слов с онемевших губ срывалось какое-то бормотанье.
Она сделала шаг навстречу и остановилась перед ним, покачиваясь на мысках туфель:
– Что?.. – она покачала головой. – Так и не расслышала...
И вдруг посмотрела ему прямо в глаза:
– Где Луис? Что с твоим отцом?
– Он умер, – осевшим голосом произнес Трейси и, услышав в ответ ее всхлип, всем телом подался вперед. – Не входи туда.
Они стояли, прижавшись друг к другу, Трейси сквозь рубашку ощущал ее грудь.
– Почему? – Голос ее сорвался, и Трейси почувствовал, что она дрожит. – Ради Бога, скажи мне наконец, что произошло!
– Его убили, – он слышал себя словно со стороны. – И я не хочу, чтобы ты входила туда.
– Ты не хочешь, чтобы я?.. – Она заглядывала ему в глаза, но он не видел ее лица, только чувствовал запах духов и слышал прерывистое дыхание. – Черт возьми! – Она оттолкнула его. – Он был моим другом, он был для меня... – она вихрем пронеслась через гостиную, скрылась в коридоре. Трейси слышал, как стих у дверей ванны стук ее каблуков. Наверное, остановилась, инстинктивно, мелькнула мысль, или почувствовала запах запекшейся крови?
Только в этот момент Трейси сообразил, что происходит, и бросился за ней. В ту же секунду услыхал ее душераздирающий крик:
– Ааааааааа!
Он пулей ворвался в ванную: Лорин была в глубоком обмороке. Ее остекленевшие глаза смотрели в одну точку, словно она видела мертвое тело, плавающее в красном кровавом море.
Он поднял ее на руках отнес к унитазу. Лорин вырвало. Тело ее вперемежку со спазмами сотрясали рыдания.
Потом Трейси умыл ее холодной водой, плеща полными пригоршнями ей в лицо, вытер полотенцем и за руку вывел из квартиры.
Не оборачиваясь, ногой толкнул дверь и дважды повернул ключ. Так же молча они ехали в вонючем лифте. И когда кабина остановилась на одном из этажей, Лорин отвернулась и уткнулась в плечо Трейси. Костяшки пальцев, вцепившихся в его запястье, побелели; Трейси отчетливо слышал ее срывающееся дыхание.
Вошедшая в лифт пожилая дама с синеватыми, как у панков, волосами, которые на самом деле приобрели такой цвет в результате многолетних мероприятий по сокрытию седины, подозрительно посмотрела на них и на всякий случай обеими руками прижала к животу сумку: незнакомцы, чужаки могли представлять собой опасность.
Они вышли на улицу. Снова начал накрапывать дождь. Зонта у них не было.
– Трейси... – голос Лорин вибрировал от ярости. Почувствовав, что не в состоянии говорить, она покачала головой и отвернулась. Сделав глубокий вздох, начала снова. – Это несправедливо, Трейси.
Он пожал плечами.
– Это несправедливо, – повторила она шепотом. – Я пришла сюда в надежде застать тебя. Дома никто не отвечал, в твоем офисе никто не знает, когда ты вернешься.
Она повернулась к нему, на ресницах дрожали крупные слезинки. Трейси так любил эти губы, с которых сейчас сорвутся слова, она будет говорить их для него. Неважно какие это будут слова, главное – они предназначены для него.
– Знаешь, в какой-то момент я запаниковала. Я была уверена, что с тобой случилось что-то ужасное. Что-то страшное, как будто ты камнем идешь на дно, – она поглядела ему в глаза и поправилась. – Как будто мы камнем идем на дно.
– Лорин...
Она покачала головой, давая ему понять, чтобы он не перебивал ее:
– Нет, дай мне закончить. В тот день на пляже я вела себя как избалованный ребенок. Я не желала ничего слушать и слышать. Я только услышала имя Бобби и поняла, что речь пойдет о его смерти и... Я бы... очень хотела, чтобы мы оба забыли о том, что произошло, как будто этого никогда не было.
Они снова были вместе, она знала, что он рядом, и больше не могла сдерживать свои чувства. Известие о смерти Луиса ввергло ее в состояние шока, но сейчас, вне стен той квартиры, силы ее любви к Трейси, которую она изо всех сил старалась в себе вытравить, вырвалась наружу.
С мокрыми от слез глазами она прижалась к нему и почувствовала, что исходящая от него сила передалась и ей.
– Трейси, о, Трейси... Я так без тебя тосковала, я так люблю тебя.
Она не желала больше сдерживаться, не хотела больше скрывать свои чувства. Знакомство с Монахом и Тисой наглядно продемонстрировали ей что это такое жизнь – когда твоя жизнь не принадлежит тебе. И такой жизни она не желала. Теперь она понимала, что личная свобода напрямую связана с правдой. Кошмарная, наполненная горечью и недобрыми мыслями юность кончилась. Она непозволительно затянулась, главным образом благодаря тому образу жизни, который она вела и который до недавнего времени считала единственно возможным. Она законсервировала в себе свое детство, тот крошечный период ее жизни, который был олицетворением придуманных страхов и искусственных удовольствий, на самом деле не имеющих ничего общего с реальным миром и реальной жизнью.
– Я думала, что никогда больше не увижу тебя, – прошептал ей на ухо Трейси. – Никогда не смогу поговорить с тобой. Я думал...
– Тихо, – улыбнулась Лорин и прижалась к его губам. Поцелуй получился долгим и страстным – их языки вели дуэль, оживленно переговаривались сердца, из потаенных уголков выползали изголодавшиеся желания. Они утонули друг в друге.
Усилием воли Трейси заставил себя оторваться от нее:
– Я должен тебе это сказать... обязан.
Лорин молча смотрела на него.
– Я был очень требователен к твоему брату, потому что любил его. А первое правило для тех, кто в любую секунду может отправиться в бой: не заводи друзей. Вероятно, это клише, но в некоторых случаях оно более чем обоснованное. После гибели друга Бобби было не узнать. Я должен был что-то сделать, чтобы вывести его из этого состояния. У него был долг как по отношению к самому себе, так и к отряду.
Он сжал Лорин руку:
– Я хочу, чтобы ты знала: я верил, что действую ради его же блага. Оглядываясь назад, я понимаю, что ошибся. Бобби был странным парнем. Вероятно, если бы я уделял ему чуть больше времени...
Она прижала указательный палец к его губам:
– Не надо.
– Я должен! – в голосе Трейси звучало отчаяние. – Неужели ты не понимаешь? Чувство вины не покидает меня. Я мог бы предотвратить его гибель.
Она, не отрываясь, смотрела на него, глаза ее были чистые и прозрачные:
– Тебе не дано это знать. Никто не знает того, что знаю я. Какая бы судьба ни была уготована Бобби... он сам выбрал ее. Ты был всего лишь частью того, что от тебя не зависело, вот и все. Я тоже. И все, кто знали его. Нельзя же возлагать вину и на них. – Она на миг опустила глаза. – Потребовалось очень много времени, чтобы прийти к этому выводу, и теперь я точно знаю, в чем причина. Ты тоже должен это понять.
Сжимавший грудь стальной обруч лопнул, и Трейси осознал, насколько справедливо то, что только что сказала Лорин. Казалось, время замерло, старые раны затягивались на глазах.
Потом за их спиной гулко хлопнула входная дверь, они сделали шаг в сторону, пропуская пожилого господина с собакой. Момент прошел, время возобновило свой бег.
Почувствовав чей-то взгляд, Трейси обернулся и увидел Уайта, который с невозмутимым видом сидел за рулем «крайслера». Только сейчас Трейси вспомнил, зачем он вообще очутился в этом городе.
– Я не хочу с тобой расставаться, но мне необходимо срочно встретиться с Туэйтом.
Он почувствовал, что не может сейчас найти нужные слова, объяснить ей, и в то же время знал, что все только начинается. И точкой отсчета было то, что оба они видели в квартире на последнем этаже этого старинного здания.
– Ты по делу, да?
Он кивнул.
– Тогда мне, придется поехать с тобой.
– Что? Я не думаю...
– Я кое-кого встретила в Шанхае, – она пристально смотрела ему в глаза. – Человека, который знает тебя и которого знаешь ты.
– О чем ты?..
– И, кроме того, я познакомилась с Тисой.
Трейси остолбенел. Тиса. Лорин познакомилась с Тисой. Произошло невообразимое. Каким образом?
– Ну, и как она? – только и спросил Трейси.
– Прекрасно.
Что промелькнуло в его глазах? Неужели он по-прежнему любит Тису? Она приходила к нему во снах, это Лорин знала наверняка, потому что сама слышала, как он называл это имя, была тому свидетелем.
– Она под арестом, за то, что сделала. Последняя пленница той войны. По-моему, ей крупно повезло, что она вообще осталась в живых, – Лорин взяла его за руку. – Но я хочу поговорить с тобой вовсе не о Тисе.
Трейси все понял и вздрогнул, словно коснувшись оголенного провода:
– Монах? Ты встречалась с Монахом? Но как?
– Все устроил он. И отвез меня к Тисе: она любит балет, но ей не позволено бывать в общественных местах, в том числе и в театре. Максимум, что он мог сделать для нее, – привезти меня.
– Но, Лорин...
– Слушай меня внимательно, Трейси, – в голосе ее появились повелительные нотки. – Тиса – его дочь. Она рассказала ему, что ты для нее сделал, как ты спас ей жизнь. Он перед тобой в долгу. Он...
– Тиса – дочь Монаха? – Трейси ошалело смотрел на нее и вдруг расхохотался.
Лорин нахмурилась:
– Не вижу в этом ничего смешного.
Трейси смахнул с глаз слезы и вздохнул:
– Нет, конечно нет. Я просто подумал о Макоумере, – и снова захохотал.
– Я не понимаю... Трейси взял ее руку в свою:
– Там, в Бан Me Туоте, у Макоумера был роман с Тисой, он влюбился в нее по уши.
– Я знаю, – спокойно сказала Лорин. – Так же, как и то, что она любила тебя. – Взгляд Лорин стал жестким. – По-моему, она все еще тебя любит, – и замолчала, с замиранием сердца ожидая ответа на тот безмолвный вопрос, который ей сейчас предстояло задать вслух: для тебя это имеет значение?
– Лорин, – тихо проговорил Трейси, – это было в другой жизни. У меня нет ни малейшего желания возвращаться к той жизни, которую я вел в Бан Me Туоте. Даже к отдельным ее фрагментам. Включая Тису, – он почувствовал как напряжение последних минут отпускает его, словно после глубокого погружения под воду в легкие снова попал свежий, чистый воздух. – Но я по-прежнему поминаю ее, я надеялся, что у нее все в порядке. Когда-то она имела для меня большое значение. Она была единственным живым существом в той мясорубке, через которую мне пришлось пройти. Это ты можешь понять?
– Она понравилась мне, – ушла от прямого ответа Лорин.
– Ты знаешь, как я к тебе отношусь, отлично знаешь... С того самого момента, когда мы целовались под фонарем. И, между прочим, это ты всегда бросала меня, а не наоборот.
– Знаю, – прошептала она, – но после того, что с нами обоими произошло, я хочу, чтобы ты сказал это еще раз. Я должна быть уверена, что хотя бы одно в моей жизни осталось неизменным.
– А теперь выкладывай, почему ты решила поехать со мной на встречу?
Она посмотрела на него, глаза ее сверкнули. Лорин снова начала бить дрожь.
– Это связано с Макоумером, так ведь? – еле слышно прошептала она. – Макоумер твой враг.
– Это Монах тебе сообщил?
– Сама додумалась. Но информация, которую он мне дал, касается Макоумера, и...
Трейси с силой притянул ее к себе, лицо его застыло:
– Что ты знаешь о Макоумере?
– Все, – ответила она. – Я вообще теперь все знаю.

* * *

Разыскивая Киеу, Эллиот Макоумер обнаружил кровь Джой.
На втором этаже огромного дома было темно и очень тихо. Эллиот уже собрался позвать кого-нибудь, но что-то удержало его от громкого возгласа. Он обошел все комнаты первого этажа: лишь следы пребывания в них Киеу и Джой. Эллиот расстроился, создавалось впечатление, что отец здесь больше не появляется.
Поднявшись наверх, он первым делом направился в комнату Киеу. Дверь оказалась чуть приоткрытой, и он с порога видел, что там темно. Эллиот протянул руку и легонько толкнул дверь. Она беззвучно отворилась.
Убогое ложе Киеу на полу, его письменный стол, знакомая мебель. Все на своих местах. Однако постельное белье отсутствовало, а соломенный тюфяк был весь в каких-то темных пятнах.
Эллиот вдруг почувствовал, что его охватывает необъяснимый страх. Никаких причин для этого не было, но горло его болезненно сжалось. Сердце колотилось, как бешеное, казалось, от его ударов сотрясается все тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88