Но оттуда доносились только слабые стоны, и Виктор осмелел. Раздвинув стволом голые ветки, он нырнул в заросли дикой малины и через несколько шагов остановился, как вкопанный.
На земле лежал Сергей. Лежал, одной рукой прижимая к груди другую. Бледное лицо было искажено гримасой боли, испуганные глаза смотрели прямо на Виктора. Заметив двустволку, Сергей тонко заскулил и попытался отползти назад. При этом он отпустил руку, которую придерживал. Та тяжело скатилась с груди и упала в грязь, изогнувшись под каким-то немыслимым углом.
– Серега! – крикнул Виктор, придя в себя. – Серега, потерпи, я сейчас!
Он бросился к другу, но тот, не сводя полных ужаса глаз с ружья, перевернулся набок и пополз с удивительной скоростью прочь. Раненая рука сползла куда-то за спину и волочилась за ним, как будто была привязана на веревочке. Присмотревшись, Виктор понял, что примерно так оно и есть. Заряд крупной дроби угодил в плечо и почти оторвал левую руку.
– Господи, Сервиса… – похолодев прошептал Виктор. – Как же так-то, а?
Только сейчас он заметил, что Сергей залит кровью так, словно неделю провел на мясокомбинате.
– Сережа, потерпи… Да куда же ты? – Виктор схватил друга за ногу.
Тот попытался вырваться, но сил не хватило, и он, закрыв здоровой рукой лицо, захныкал:
– Нет, нет, нет, пожалуйста, не надо. Не надо, умоляю!
– Серега, это я, Витя, перестань! Сейчас все будет хорошо… Катя! – крикнул он. – Катюша, помоги мне! Сейчас, Сережа, сейчас, только не дергайся…
Но Сергей то ли не слышал его, то ли не желал понять. Он продолжал вырываться, хотя с каждым движением кровь маленьким фонтаном вырывалась из открытой раны, унося с собой последние силы. Несколько мгновений он еще сопротивлялся, если можно назвать вялое шевеление и мольбы о пощаде сопротивлением, а потом потерял сознание.
Зашуршали кусты, и рядом появилась Катя. Увидев Сергея, она зажала ладонью рот и испуганно посмотрела на перепачканного кровью Виктора.
– Катя, нужно его перетащить в машину. Там есть аптечка, попробуем остановить кровь.
– Это он, – она кивнула туда, где остался учитель, – это он его так, да? Из этого ружья?
– Да. Он. Из ружья.
– Ты весь в крови.
– Знаю. Это Серегина. Давай, Катюша, потом будем разговаривать. Нужно как можно быстрее жгут наложить, иначе он умрет.
– Я помогу, я помогу… Только я крови очень боюсь. Мне может стать плохо. Если меня вырвет – извини. Но я постараюсь… Что мне делать? – девушка старалась не смотреть на Сергея, особенно на его руку, лежащую почти отдельно от тела, но все равно лицо ее было смертельно бледным. Виктор видел, что еще немного, и у него будет три бесчувственных тела.
– Хватай его за ноги, я возьму за туловище. Не смотри на рану. Просто возьми его ноги и тащи. Когда почувствуешь, что кружится голова или еще там что – бросай и садись на землю. Если тебя хватит на десяток шагов, можешь считать, что уже здорово мне помогла. Ну, взяли?
Катя кивнула, закусив губу.
Сопя и тяжело отдуваясь, они вытащили Сергея на тропинку. Там их поджидал учитель, который успел частично прийти в себя, и теперь сидел, боязливо озираясь по сторонам. Глазки близоруко щурились. Одной рукой он поддерживал челюсть, другой – пытался нашарить в грязи очки.
Увидев бывших пленников, он вскочил на ноги и уставился на них со смешанным выражением страха и облегчения.
– Шлава хошпоти, эшо вы, – произнес он. – Я шумал эшо он.
Виктор с Катей, не удостоив старика взглядом, прошли мимо, волоча ставшего вдруг неимоверно тяжелым Сергея. Он по-прежнему был без сознания. Кровь уже не била фонтанчиком из раны, но и останавливаться не думала. Виктор чувствовал, что рукав его куртки вымок насквозь.
– Эй, – старик нашел, наконец, очки и, кое-как протерев их полой ватника, водрузил на нос. – Пошоштите меня! Шлышите?
Видя, что останавливаться никто не собирается, он двинулся за ними, держась на всякий случай шагах в пяти позади. Взгляд его был прикован к закинутой за спину Виктора двустволке.
* * *
Он стоял у самой кромки леса, не сводя единственного уцелевшего глаза с крошечных фигурок, суетящихся на фоне пожара. Несколько минут назад он услышал выстрелы и подумал, что ее план удался на славу. Он не мог с уверенностью сказать, была это его мысль или принадлежала ей, так же как и сам план, но это было и неважно. Больше всего его сейчас заботила крыса, уже начавшая пожирать кишки. Крепкие клыки голода терзали потроха с неистовой злобой. Особенно плохо стало теперь, когда ноздри уловили запах свежей, еще теплой, еще живой крови. Этот запах пьянил, сводил с ума. Запустить зубы в мягкую податливую плоть, рвать ее, терзать, пропихивая в горло горячие сочные куски, чтобы эта проклятая крыса хоть ненадолго заснула.
Но был еще дым. Черный густой дым, с жирными хлопьями пепла. И багровые, обжигающие языки пламени. Огонь… Вечно голодный, готовый пожирать все, что попадет к нему в красную бездонную пасть. Причиняющий невыносимые муки. Даже сейчас, когда он просто смотрел на золотистые всполохи, все тело пронизывала чудовищная боль. Он знал, что это лишь воспоминание о той боли, которую он испытал много лет назад. Но воспоминание такое явственное, что казалось, давным-давно обгоревшие до черноты кости снова тихо потрескивают от невыносимого жара, а кожа покрывается ужасными волдырями и жир, плавясь, вытекает через поры, издавая отвратительный запах…
Он будто снова был там, в двух шагах от спасительного, как ему казалось, дома. Захлебывающийся лай псов, пляшущие огоньки факелов в сумерках, торжествующие крики людей, почуявших близкую расправу… И он был один, совсем один против этой обезумевшей кровожадной толпы. Они выследили его, как дикого опасного зверя. Выследили и загнали в ловушку, из которой не было выхода. Да, как зверя… Даже хуже. Опасного хищника просто убивают выстрелом в сердце. Его не загоняют острыми кольями в собственную берлогу, чтобы потом сжечь живьем. А с ним поступили именно так. Они прекрасно знали, что он жив, когда поджигали дом. Каким же кошмарным был звук, когда они подперли бревном снаружи дверь! Как будто заколотили гвоздь в крышку гроба. А потом сквозь щели начал просачиваться горький дым, из-за которого грудь раздирал кашель. И стало очень горячо, очень горячо, ОЧЕНЬ ГОРЯЧО!
Он глухо зарычал, заново переживая ту адскую боль. В ушах стоял чей-то истерический крик: «Занялось, занялось!» В нос ударил запах горелого мяса и жира. Его мяса. Его плоти, чернеющей и разваливающейся прямо на глазах… Показалось, что он рассыпается в прах. Волосы превращаются в пепел, лоскутами сползает обуглившаяся кожа и жир темной зловонной массой, шкворча, стекает по обнажившимся мышцам…
«Нет! – прозвучал в голове повелительный, но немного испуганный голос. Ее голос. – Остановись. Остановись, пока не поздно. Это прошлое. Оно не имеет над тобой власти! Не думай о нем!»
Боль схлынула. Стены горящего дома растаяли. Его снова окружал ночной лес, такой сырой, такой холодный. Да, прошлое не должно иметь над ним власти. Она права – нельзя давать воли воспоминаниям. Иногда они оказываются слишком болезненными. Нужно думать о мухах. О том, что совсем скоро он доберется до них. Теперь им негде укрыться. Как только пожар стихнет, он пойдет туда. И сможет, наконец, утолить голод. Но только тогда, когда угаснет огонь. Пусть прошлое не имеет власти, но страх… Страх не так-то просто вытравить из себя. Пережитый однажды предсмертный ужас не сбросишь с души, как старое пальто. В тот вечер страх намертво прикипел к нему, как жир прикипел к доскам пола. И не нужно будить этого зверя. Лучше немного подождать. Совсем немного…
Он стоял неподвижно, засунув руки в карманы и низко надвинув на лицо капюшон. Стоял, не сводя глаза с горящей деревни. И если бы кто-нибудь внимательно посмотрел в этот мутноватый, с изрезанным красными прожилками белком, глаз, он увидел бы в нем дьявольский голод. Но на самом дне этого голодного взгляда трепыхалось, как мотылек в паутине, еще что-то… Что-то, очень похожее на страх.
* * *
– Слава богу, он, кажется, приходит в себя, – сказала Катя.
– Да, вижу.
Они только что наложили жгут. Не очень умело, но достаточно плотно, чтобы кровотечение уменьшилось. Полностью остановить его не удалось, и Виктор полагал, что в таких условиях это вообще невозможно. Даже будь на их месте первоклассный хирург. Автомобильная аптечка не рассчитана на огнестрельные раны, разворотившие человека к чертям собачьим.
– Больно, – прошептал Сергей.
Он лежал на заднем сиденье «девятки». В ногах примостилась Катя с открытой аптечкой на коленях. С другой стороны Виктор поддерживал его голову, лихорадочно соображая, что теперь делать.
– Потерпи, Серега, потерпи немного… Катя, в бардачке анальгин. Дай сюда.
– Сколько?
– Понятия не имею… Давай всю упаковку. Надеюсь, этого хватит.
– Господи, как же мне больно!
– Сейчас, Серега, сейчас. Потерпи немного. Скоро станет полегче…
Кто-то тронул его за плечо. Виктор обернулся. Позади стоял старый учитель. Лицо изменилось до неузнаваемости, треснувшее стекло очков вывалилось из оправы и теперь в полумраке казалось, что старик носит диковинный монокль.
– Что вам надо? – устало спросил Виктор.
– Мы должны уезжать отсюда. Как можно быстрее. Нельзя тут оставаться, поймите вы, – старик говорил так, будто рот у него был набит горячей картошкой.
Слов было почти не разобрать, приходилось догадываться. И Виктор со смешанным чувством сострадания и злорадства подумал, что челюсть у старика болит здорово.
– Заткнитесь, а? – сказал он. – Просто заткнитесь и ждите. А еще лучше посмотрите сюда. Это ведь ваших рук дело.
– Я думал, что это Прохор… Правда, я не хотел попасть в вашего друга.
– Да пошел ты…
– Витя, вот таблетки, – Катя протянула упаковку анальгина.
Виктор выдавил пять белых кругляшков на ладонь.
– Воды бы нужно… Там в багажнике есть пиво. Катюша достань, а? – он немного подумал и добавил: – И виски тоже давай.
– Ему нельзя пить, – прогундосил старик.
– Виски для меня. А таблетки все равно нужно чем-то запивать. Пусть будет пиво.
Сергей застонал и попытался поднять голову.
– Витя… Витька… Это ты?
– Да, Серега, я. Сейчас дам тебе обезболивающее, подожди чуть-чуть.
– Что со мной, Витек?
– Тебя ранили.
– Боже мой! Как? Когда? Кто? Что же это такое?
Виктор взял протянутую Катей бутылку «Туборга» и сорвал крышку. Крышка весело свистнула, и теплое пиво, пенясь, вырвалось из бутылки, заливая руки. Смешавшись с кровью, оно закапало на резиновый коврик, и Виктору показалось, что он сейчас расплачется. Этот бодрый свист крышки, когда он дернул за пластиковое колечко, этот густой хлебный запах пива, теплая пена, стекающая с пальцев… Все настолько не вязалось с ситуацией, что либо одно, либо другое должно было оказаться сном. Ночным кошмаром, в котором, однако, никто по-настоящему не умирает. Но боль в затылке и ладонях, свинцовая усталость, тяжесть ружья за спиной – все было пугающе реальным. И умирающий на заднем сиденье автомобиля друг – тоже реальность, несмотря на жизнерадостный свист пивной крышки.
Виктор одну за другой положил таблетки Сергею в рот и поднес к губам бутылку. Хрипя и захлебываясь, тот проглотил обезболивающее и бессильно уронил голову Виктору на руки.
– Как ты думаешь, он… Он выживет? – спросила Катя, не сводя глаз с бледного лица Сергея.
– Не знаю. Ему нужно в больницу.
– Так чего же мы ждем?
– В самом деле? – подал голос старик. – Надо ехать!
– Надо, – сказал Виктор.
Да, конечно, срочно в больницу… Там добрые умелые врачи в голубых халатах, аппараты искусственного дыхания, хирургические нити и прочие блага современной медицины. Только вот загвоздка – даже если он сейчас вдавит педаль газа в пол, и будет гнать, как сумасшедший всю дорогу, в городе они окажутся часа через полтора. С таким кровотечением Сергей вряд ли столько протянет. А если уж быть совсем честным, то по размытой в кашу дороге трястись два часа только до шоссе. И то, если чертовски повезет, и они не застрянут. Или не повстречают на пути психа в дождевике… Два часа по ухабам, со скоростью беременной улитки. Они привезут в больницу труп.
«Но в любом случае надо отсюда уезжать, разве не так? – подумал Виктор. – Да, нужно уезжать и увозить Катю. Андрей погиб, Вика тоже, в этом нет сомнений. Следующий Серега. За одну ночь… Пусть хоть Катя спасется…»
– Витя, так мы едем?
Виктор кивнул. Он принял решение. Все будут довольны. Только бы не застрять по дороге. Если этого не случится, то все будут просто очуметь как счастливы. Он довезет Катю с Сергеем до шоссе и выйдет из машины. Катя справится. Вдвоем со старым сморчком они доставят Сергея в больницу. Живого или мертвого – это уж как повезет. Да, это просто отличное решение. Они уедут, а он вернется сюда. Придется основательно прогуляться, но это только пойдет ему на пользу. В последнее время было слишком много сидячей работы.
– Да, Катенька, едем… Тебе придется сесть назад, поддерживать Сереге голову. Тряска будет нехилая… Сережа, Сережа, ты меня слышишь? Продержись еще немного, мы едем в больницу.
Сергей облизал сухие губы и едва покачал головой:
– …на нет… – из горла вырывался свистящий шепот, и слов было не разобрать.
– Не валяй дурака, тебе срочно нужно в больницу… Катя, придержи его.
Сергей что-то прошептал, но Виктор уже вылез из машины и ничего не слышал. К нему тут же метнулся старик, простоявший все это время, положив обе руки на крышку капота, будто собирался остановить машину, если попытаются уехать без него.
– Вы возьмете меня? – захныкал он, хватая Виктора за рукав. – Не бросайте меня, пожалуйста. Я не переживу, если вы меня здесь оставите…
Виктор вырвал руку из цепких пальцев учителя.
– Вот кто не переживет эту ночь, так это мой друг, – резко сказал он. – Благодаря тебе… Черт с тобой, садись вперед. Но упаси тебя господь вякнуть хоть слово, пока мы едем.
Старик буквально влетел на переднее сиденье. Виктор сел за руль, пристроив двустволку между ног. Ружье немного мешало, но доверять его старику было бы глупо. Повернув ключ, Виктор с облегчением услышал ровное урчание двигателя. За последние несколько часов это был самый замечательный звук, который доносился до его слуха.
– Ну что, – сказал он. – Все готовы? Тогда поехали.
«Девятка» послушно покатилась вперед. И этой послушности хватило метров на пятьдесят. Потом мотор вдруг несколько раз чихнул, машина сделала пару судорожных рывков и встала. В салоне стало очень тихо. Смертельно тихо.
– Что же это с тобой, родная? – пробормотал Виктор, без всякого толку вертя ключ в замке зажигания. – Ничего не понимаю…
Но все было более чем понятно. Он убедился в этом, когда взгляд упал на датчик топлива.
– Витя, что случилось? Мы сломались?
– Бензин кончился… Ничего не понимаю, было ведь полбака, – растерянно сказал Виктор.
И тут его осенило.
«…на нет», – бензина нет, вот что пытался сказать Сергей. Бензина, черт его дери, нет! Само собой, чем-то ведь нужно было облить стены домов.
– А в канистре? В канистре есть?
– Я, конечно, посмотрю, но думаю, что там тоже пусто. Весь бензин, похоже, ушел на растопку.
Катя на секунду замолчала, а потом неожиданно расхохоталась.
– Господи, ну конечно! Чтобы нас так запросто отпустили отсюда! Как бы не так! Какая же я дура! Поверила, что все кончилось. Господи, ну умора-Бензин пошел на растопку! Бензин на растопку!
Постепенно хохот перешел в рыдания.
Виктор толкнул дверцу машины и вышел. Нужно проверить канистру в багажнике. По дороге он заглянул под днище – так и есть, бензопровод оказался перебит, и весь бензин просто вытек на землю.
Канистры в багажнике не было. Виктор не сомневался ни секунды, что она, пустая, валяется где-нибудь в кустах, рядом с одним из пылающих домов. Он открыл Катину дверь и сказал:
– Мы никуда не едем, Катя. Пересядь пока на водительское место. Мне нужно поговорить с Серегой. Ты бутылку виски достала? Где она?
– Как это не едем?! – взвизгнул старик. – Мы не можем…
– Я вас предупредил насчет болтовни, – отрезал Виктор. – Еще одно слово, и отправитесь гулять в лес.
Старик осекся. Он с ненавистью посмотрел на Виктора, потом, видя, что это не действует, отвернулся к окну и нахохлился. Виктора это больше чем устраивало. То, что предстояло ему сейчас сделать, требовало сосредоточенности, а соответственно – тишины и относительного покоя.
Виктор сел рядом с Сергеем, осторожно положил его голову себе на колени и открыл бутылку «Джонни Уокера». Виски обжигающей струйкой пробежало по пищеводу и плюхнулось в желудок.
– Ты успокоилась, Катюша? – спросил Виктор. – Хочешь глотнуть?
– Да, хочу, – ответила девушка. – Напиться сейчас не помешает… Только вряд ли получится.
– Дай потом учителю бутылку. Слышите, Макаренко?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
На земле лежал Сергей. Лежал, одной рукой прижимая к груди другую. Бледное лицо было искажено гримасой боли, испуганные глаза смотрели прямо на Виктора. Заметив двустволку, Сергей тонко заскулил и попытался отползти назад. При этом он отпустил руку, которую придерживал. Та тяжело скатилась с груди и упала в грязь, изогнувшись под каким-то немыслимым углом.
– Серега! – крикнул Виктор, придя в себя. – Серега, потерпи, я сейчас!
Он бросился к другу, но тот, не сводя полных ужаса глаз с ружья, перевернулся набок и пополз с удивительной скоростью прочь. Раненая рука сползла куда-то за спину и волочилась за ним, как будто была привязана на веревочке. Присмотревшись, Виктор понял, что примерно так оно и есть. Заряд крупной дроби угодил в плечо и почти оторвал левую руку.
– Господи, Сервиса… – похолодев прошептал Виктор. – Как же так-то, а?
Только сейчас он заметил, что Сергей залит кровью так, словно неделю провел на мясокомбинате.
– Сережа, потерпи… Да куда же ты? – Виктор схватил друга за ногу.
Тот попытался вырваться, но сил не хватило, и он, закрыв здоровой рукой лицо, захныкал:
– Нет, нет, нет, пожалуйста, не надо. Не надо, умоляю!
– Серега, это я, Витя, перестань! Сейчас все будет хорошо… Катя! – крикнул он. – Катюша, помоги мне! Сейчас, Сережа, сейчас, только не дергайся…
Но Сергей то ли не слышал его, то ли не желал понять. Он продолжал вырываться, хотя с каждым движением кровь маленьким фонтаном вырывалась из открытой раны, унося с собой последние силы. Несколько мгновений он еще сопротивлялся, если можно назвать вялое шевеление и мольбы о пощаде сопротивлением, а потом потерял сознание.
Зашуршали кусты, и рядом появилась Катя. Увидев Сергея, она зажала ладонью рот и испуганно посмотрела на перепачканного кровью Виктора.
– Катя, нужно его перетащить в машину. Там есть аптечка, попробуем остановить кровь.
– Это он, – она кивнула туда, где остался учитель, – это он его так, да? Из этого ружья?
– Да. Он. Из ружья.
– Ты весь в крови.
– Знаю. Это Серегина. Давай, Катюша, потом будем разговаривать. Нужно как можно быстрее жгут наложить, иначе он умрет.
– Я помогу, я помогу… Только я крови очень боюсь. Мне может стать плохо. Если меня вырвет – извини. Но я постараюсь… Что мне делать? – девушка старалась не смотреть на Сергея, особенно на его руку, лежащую почти отдельно от тела, но все равно лицо ее было смертельно бледным. Виктор видел, что еще немного, и у него будет три бесчувственных тела.
– Хватай его за ноги, я возьму за туловище. Не смотри на рану. Просто возьми его ноги и тащи. Когда почувствуешь, что кружится голова или еще там что – бросай и садись на землю. Если тебя хватит на десяток шагов, можешь считать, что уже здорово мне помогла. Ну, взяли?
Катя кивнула, закусив губу.
Сопя и тяжело отдуваясь, они вытащили Сергея на тропинку. Там их поджидал учитель, который успел частично прийти в себя, и теперь сидел, боязливо озираясь по сторонам. Глазки близоруко щурились. Одной рукой он поддерживал челюсть, другой – пытался нашарить в грязи очки.
Увидев бывших пленников, он вскочил на ноги и уставился на них со смешанным выражением страха и облегчения.
– Шлава хошпоти, эшо вы, – произнес он. – Я шумал эшо он.
Виктор с Катей, не удостоив старика взглядом, прошли мимо, волоча ставшего вдруг неимоверно тяжелым Сергея. Он по-прежнему был без сознания. Кровь уже не била фонтанчиком из раны, но и останавливаться не думала. Виктор чувствовал, что рукав его куртки вымок насквозь.
– Эй, – старик нашел, наконец, очки и, кое-как протерев их полой ватника, водрузил на нос. – Пошоштите меня! Шлышите?
Видя, что останавливаться никто не собирается, он двинулся за ними, держась на всякий случай шагах в пяти позади. Взгляд его был прикован к закинутой за спину Виктора двустволке.
* * *
Он стоял у самой кромки леса, не сводя единственного уцелевшего глаза с крошечных фигурок, суетящихся на фоне пожара. Несколько минут назад он услышал выстрелы и подумал, что ее план удался на славу. Он не мог с уверенностью сказать, была это его мысль или принадлежала ей, так же как и сам план, но это было и неважно. Больше всего его сейчас заботила крыса, уже начавшая пожирать кишки. Крепкие клыки голода терзали потроха с неистовой злобой. Особенно плохо стало теперь, когда ноздри уловили запах свежей, еще теплой, еще живой крови. Этот запах пьянил, сводил с ума. Запустить зубы в мягкую податливую плоть, рвать ее, терзать, пропихивая в горло горячие сочные куски, чтобы эта проклятая крыса хоть ненадолго заснула.
Но был еще дым. Черный густой дым, с жирными хлопьями пепла. И багровые, обжигающие языки пламени. Огонь… Вечно голодный, готовый пожирать все, что попадет к нему в красную бездонную пасть. Причиняющий невыносимые муки. Даже сейчас, когда он просто смотрел на золотистые всполохи, все тело пронизывала чудовищная боль. Он знал, что это лишь воспоминание о той боли, которую он испытал много лет назад. Но воспоминание такое явственное, что казалось, давным-давно обгоревшие до черноты кости снова тихо потрескивают от невыносимого жара, а кожа покрывается ужасными волдырями и жир, плавясь, вытекает через поры, издавая отвратительный запах…
Он будто снова был там, в двух шагах от спасительного, как ему казалось, дома. Захлебывающийся лай псов, пляшущие огоньки факелов в сумерках, торжествующие крики людей, почуявших близкую расправу… И он был один, совсем один против этой обезумевшей кровожадной толпы. Они выследили его, как дикого опасного зверя. Выследили и загнали в ловушку, из которой не было выхода. Да, как зверя… Даже хуже. Опасного хищника просто убивают выстрелом в сердце. Его не загоняют острыми кольями в собственную берлогу, чтобы потом сжечь живьем. А с ним поступили именно так. Они прекрасно знали, что он жив, когда поджигали дом. Каким же кошмарным был звук, когда они подперли бревном снаружи дверь! Как будто заколотили гвоздь в крышку гроба. А потом сквозь щели начал просачиваться горький дым, из-за которого грудь раздирал кашель. И стало очень горячо, очень горячо, ОЧЕНЬ ГОРЯЧО!
Он глухо зарычал, заново переживая ту адскую боль. В ушах стоял чей-то истерический крик: «Занялось, занялось!» В нос ударил запах горелого мяса и жира. Его мяса. Его плоти, чернеющей и разваливающейся прямо на глазах… Показалось, что он рассыпается в прах. Волосы превращаются в пепел, лоскутами сползает обуглившаяся кожа и жир темной зловонной массой, шкворча, стекает по обнажившимся мышцам…
«Нет! – прозвучал в голове повелительный, но немного испуганный голос. Ее голос. – Остановись. Остановись, пока не поздно. Это прошлое. Оно не имеет над тобой власти! Не думай о нем!»
Боль схлынула. Стены горящего дома растаяли. Его снова окружал ночной лес, такой сырой, такой холодный. Да, прошлое не должно иметь над ним власти. Она права – нельзя давать воли воспоминаниям. Иногда они оказываются слишком болезненными. Нужно думать о мухах. О том, что совсем скоро он доберется до них. Теперь им негде укрыться. Как только пожар стихнет, он пойдет туда. И сможет, наконец, утолить голод. Но только тогда, когда угаснет огонь. Пусть прошлое не имеет власти, но страх… Страх не так-то просто вытравить из себя. Пережитый однажды предсмертный ужас не сбросишь с души, как старое пальто. В тот вечер страх намертво прикипел к нему, как жир прикипел к доскам пола. И не нужно будить этого зверя. Лучше немного подождать. Совсем немного…
Он стоял неподвижно, засунув руки в карманы и низко надвинув на лицо капюшон. Стоял, не сводя глаза с горящей деревни. И если бы кто-нибудь внимательно посмотрел в этот мутноватый, с изрезанным красными прожилками белком, глаз, он увидел бы в нем дьявольский голод. Но на самом дне этого голодного взгляда трепыхалось, как мотылек в паутине, еще что-то… Что-то, очень похожее на страх.
* * *
– Слава богу, он, кажется, приходит в себя, – сказала Катя.
– Да, вижу.
Они только что наложили жгут. Не очень умело, но достаточно плотно, чтобы кровотечение уменьшилось. Полностью остановить его не удалось, и Виктор полагал, что в таких условиях это вообще невозможно. Даже будь на их месте первоклассный хирург. Автомобильная аптечка не рассчитана на огнестрельные раны, разворотившие человека к чертям собачьим.
– Больно, – прошептал Сергей.
Он лежал на заднем сиденье «девятки». В ногах примостилась Катя с открытой аптечкой на коленях. С другой стороны Виктор поддерживал его голову, лихорадочно соображая, что теперь делать.
– Потерпи, Серега, потерпи немного… Катя, в бардачке анальгин. Дай сюда.
– Сколько?
– Понятия не имею… Давай всю упаковку. Надеюсь, этого хватит.
– Господи, как же мне больно!
– Сейчас, Серега, сейчас. Потерпи немного. Скоро станет полегче…
Кто-то тронул его за плечо. Виктор обернулся. Позади стоял старый учитель. Лицо изменилось до неузнаваемости, треснувшее стекло очков вывалилось из оправы и теперь в полумраке казалось, что старик носит диковинный монокль.
– Что вам надо? – устало спросил Виктор.
– Мы должны уезжать отсюда. Как можно быстрее. Нельзя тут оставаться, поймите вы, – старик говорил так, будто рот у него был набит горячей картошкой.
Слов было почти не разобрать, приходилось догадываться. И Виктор со смешанным чувством сострадания и злорадства подумал, что челюсть у старика болит здорово.
– Заткнитесь, а? – сказал он. – Просто заткнитесь и ждите. А еще лучше посмотрите сюда. Это ведь ваших рук дело.
– Я думал, что это Прохор… Правда, я не хотел попасть в вашего друга.
– Да пошел ты…
– Витя, вот таблетки, – Катя протянула упаковку анальгина.
Виктор выдавил пять белых кругляшков на ладонь.
– Воды бы нужно… Там в багажнике есть пиво. Катюша достань, а? – он немного подумал и добавил: – И виски тоже давай.
– Ему нельзя пить, – прогундосил старик.
– Виски для меня. А таблетки все равно нужно чем-то запивать. Пусть будет пиво.
Сергей застонал и попытался поднять голову.
– Витя… Витька… Это ты?
– Да, Серега, я. Сейчас дам тебе обезболивающее, подожди чуть-чуть.
– Что со мной, Витек?
– Тебя ранили.
– Боже мой! Как? Когда? Кто? Что же это такое?
Виктор взял протянутую Катей бутылку «Туборга» и сорвал крышку. Крышка весело свистнула, и теплое пиво, пенясь, вырвалось из бутылки, заливая руки. Смешавшись с кровью, оно закапало на резиновый коврик, и Виктору показалось, что он сейчас расплачется. Этот бодрый свист крышки, когда он дернул за пластиковое колечко, этот густой хлебный запах пива, теплая пена, стекающая с пальцев… Все настолько не вязалось с ситуацией, что либо одно, либо другое должно было оказаться сном. Ночным кошмаром, в котором, однако, никто по-настоящему не умирает. Но боль в затылке и ладонях, свинцовая усталость, тяжесть ружья за спиной – все было пугающе реальным. И умирающий на заднем сиденье автомобиля друг – тоже реальность, несмотря на жизнерадостный свист пивной крышки.
Виктор одну за другой положил таблетки Сергею в рот и поднес к губам бутылку. Хрипя и захлебываясь, тот проглотил обезболивающее и бессильно уронил голову Виктору на руки.
– Как ты думаешь, он… Он выживет? – спросила Катя, не сводя глаз с бледного лица Сергея.
– Не знаю. Ему нужно в больницу.
– Так чего же мы ждем?
– В самом деле? – подал голос старик. – Надо ехать!
– Надо, – сказал Виктор.
Да, конечно, срочно в больницу… Там добрые умелые врачи в голубых халатах, аппараты искусственного дыхания, хирургические нити и прочие блага современной медицины. Только вот загвоздка – даже если он сейчас вдавит педаль газа в пол, и будет гнать, как сумасшедший всю дорогу, в городе они окажутся часа через полтора. С таким кровотечением Сергей вряд ли столько протянет. А если уж быть совсем честным, то по размытой в кашу дороге трястись два часа только до шоссе. И то, если чертовски повезет, и они не застрянут. Или не повстречают на пути психа в дождевике… Два часа по ухабам, со скоростью беременной улитки. Они привезут в больницу труп.
«Но в любом случае надо отсюда уезжать, разве не так? – подумал Виктор. – Да, нужно уезжать и увозить Катю. Андрей погиб, Вика тоже, в этом нет сомнений. Следующий Серега. За одну ночь… Пусть хоть Катя спасется…»
– Витя, так мы едем?
Виктор кивнул. Он принял решение. Все будут довольны. Только бы не застрять по дороге. Если этого не случится, то все будут просто очуметь как счастливы. Он довезет Катю с Сергеем до шоссе и выйдет из машины. Катя справится. Вдвоем со старым сморчком они доставят Сергея в больницу. Живого или мертвого – это уж как повезет. Да, это просто отличное решение. Они уедут, а он вернется сюда. Придется основательно прогуляться, но это только пойдет ему на пользу. В последнее время было слишком много сидячей работы.
– Да, Катенька, едем… Тебе придется сесть назад, поддерживать Сереге голову. Тряска будет нехилая… Сережа, Сережа, ты меня слышишь? Продержись еще немного, мы едем в больницу.
Сергей облизал сухие губы и едва покачал головой:
– …на нет… – из горла вырывался свистящий шепот, и слов было не разобрать.
– Не валяй дурака, тебе срочно нужно в больницу… Катя, придержи его.
Сергей что-то прошептал, но Виктор уже вылез из машины и ничего не слышал. К нему тут же метнулся старик, простоявший все это время, положив обе руки на крышку капота, будто собирался остановить машину, если попытаются уехать без него.
– Вы возьмете меня? – захныкал он, хватая Виктора за рукав. – Не бросайте меня, пожалуйста. Я не переживу, если вы меня здесь оставите…
Виктор вырвал руку из цепких пальцев учителя.
– Вот кто не переживет эту ночь, так это мой друг, – резко сказал он. – Благодаря тебе… Черт с тобой, садись вперед. Но упаси тебя господь вякнуть хоть слово, пока мы едем.
Старик буквально влетел на переднее сиденье. Виктор сел за руль, пристроив двустволку между ног. Ружье немного мешало, но доверять его старику было бы глупо. Повернув ключ, Виктор с облегчением услышал ровное урчание двигателя. За последние несколько часов это был самый замечательный звук, который доносился до его слуха.
– Ну что, – сказал он. – Все готовы? Тогда поехали.
«Девятка» послушно покатилась вперед. И этой послушности хватило метров на пятьдесят. Потом мотор вдруг несколько раз чихнул, машина сделала пару судорожных рывков и встала. В салоне стало очень тихо. Смертельно тихо.
– Что же это с тобой, родная? – пробормотал Виктор, без всякого толку вертя ключ в замке зажигания. – Ничего не понимаю…
Но все было более чем понятно. Он убедился в этом, когда взгляд упал на датчик топлива.
– Витя, что случилось? Мы сломались?
– Бензин кончился… Ничего не понимаю, было ведь полбака, – растерянно сказал Виктор.
И тут его осенило.
«…на нет», – бензина нет, вот что пытался сказать Сергей. Бензина, черт его дери, нет! Само собой, чем-то ведь нужно было облить стены домов.
– А в канистре? В канистре есть?
– Я, конечно, посмотрю, но думаю, что там тоже пусто. Весь бензин, похоже, ушел на растопку.
Катя на секунду замолчала, а потом неожиданно расхохоталась.
– Господи, ну конечно! Чтобы нас так запросто отпустили отсюда! Как бы не так! Какая же я дура! Поверила, что все кончилось. Господи, ну умора-Бензин пошел на растопку! Бензин на растопку!
Постепенно хохот перешел в рыдания.
Виктор толкнул дверцу машины и вышел. Нужно проверить канистру в багажнике. По дороге он заглянул под днище – так и есть, бензопровод оказался перебит, и весь бензин просто вытек на землю.
Канистры в багажнике не было. Виктор не сомневался ни секунды, что она, пустая, валяется где-нибудь в кустах, рядом с одним из пылающих домов. Он открыл Катину дверь и сказал:
– Мы никуда не едем, Катя. Пересядь пока на водительское место. Мне нужно поговорить с Серегой. Ты бутылку виски достала? Где она?
– Как это не едем?! – взвизгнул старик. – Мы не можем…
– Я вас предупредил насчет болтовни, – отрезал Виктор. – Еще одно слово, и отправитесь гулять в лес.
Старик осекся. Он с ненавистью посмотрел на Виктора, потом, видя, что это не действует, отвернулся к окну и нахохлился. Виктора это больше чем устраивало. То, что предстояло ему сейчас сделать, требовало сосредоточенности, а соответственно – тишины и относительного покоя.
Виктор сел рядом с Сергеем, осторожно положил его голову себе на колени и открыл бутылку «Джонни Уокера». Виски обжигающей струйкой пробежало по пищеводу и плюхнулось в желудок.
– Ты успокоилась, Катюша? – спросил Виктор. – Хочешь глотнуть?
– Да, хочу, – ответила девушка. – Напиться сейчас не помешает… Только вряд ли получится.
– Дай потом учителю бутылку. Слышите, Макаренко?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34