Сергей слушал голос, чуть склонив голову на бок, боясь пропустить хотя бы слово. Иногда он кивал, время от времени прикладывался к бутылке. На лице его блуждала счастливая улыбка, которая никак не вязалась с абсолютно бессмысленным взглядом, устремленным в заоконную тьму.
Наконец, он встал, засунул недопитую бутылку в широкий карман куртки и подошел к канистрам. Глаза по-прежнему были пустыми, с подбородка свисала ниточка слюны, но он этого не замечал. Теперь все встало на свои места. Он знал, что делать, и был по-настоящему счастлив. О, это будет просто замечательная шутка. Шутка, которая откроет глаза его друзьям. Огненное очищение. Если бы он писал книгу, то выбрал бы именно эти слова, чтобы обозначить то, что ожидает эту деревеньку. Огненное очищение – разве это не потрясающе?
Сергей открыл канистру и обошел комнату, расплескивая повсюду бензин. Запах горючего, пронзительный, заставляющий кружиться голову запах, словно прибавил ему уверенности в том, что решение правильно. Да, это будет весело, красиво и очень, очень величественно.
Он выволок канистры на улицу, потом вернулся в комнату и, встав на пороге, обвел ее прощальным взглядом. Он с удовольствием отметил про себя, что не чувствует ни сожаления, ни сомнений, ни раскаяния. Ничего, кроме безбрежного покоя. Он мог бы стоять так вечно, ощущая волны мягкого жара, поднимающиеся в груди, ласковые, нежные волны, которые вот-вот подхватят и унесут его в саму Безмятежность. Но это потом, чуть позже. Сначала необходимо закончить все дела здесь, на грешной суетливой земле. А дел еще много. Он достал сигарету, прикурил, сделал несколько затяжек, а потом бросил горящий окурок на пол. Пламя взметнулось до потолка, вызвав у Сергея приступ какого-то ребяческого восторга. Действительно, весело и красиво! Потрясающе красиво.
Он выбежал на улицу, подхватил канистры и направился к следующему дому. Все внутри дрожало от радостного возбуждения.

* * *

– Что он задумал, что же он задумал? – бормотал старик, перебегая от окна к окну.
Он нагибался к амбразуре, отклячив тощий зад, секунду-другую таращился на объятые огнем дома, затем выпрямлялся, быстро и неловко крестился рукой с зажатым в ней ружьем, и спешил к другому окну, где действия воспроизводились с маниакальной точностью.
В другой ситуации Виктор от души повеселился бы, наблюдая за этой суетливой беготней. Но сейчас его не меньше чем хозяина занимал вопрос – что задумал псих в плаще? И ответ, который напрашивался сам собой, оптимизма не внушал. Железная логика, вполне в духе больного ублюдка – сжечь все дома, выгнав таким образом на свежий воздух сытный мясной обед. Лишить жертв всякого убежища, чтобы разделаться с ними на улице, где, учитывая его физическую силу, это будет легче легкого. Отличный план. А старый пердун только облегчил психу задачу. Из трех человек двое будут плотненько завернуты в подарочные ленточки – бери и кушай на здоровье.
– Витя, что это? – прошептала Катя. – Почему горят дома?
– Не волнуйся, ничего страшного. Может, короткое замыкание где-нибудь…
– Зачем ты врешь? Какое замыкание, если здесь электричества нету? Я ведь слышала, что там кто-то ходил… Ты так говоришь, чтобы я не запсиховала?
– Честно говоря, да.
– Я не буду психовать, обещаю. Только скажи – это то, что я думаю?
– А что ты думаешь?
– Он хочет нас выкурить?
– Кто «он»? – сделал последнюю попытку спустить все на тормозах Виктор.
– Не прикидывайся идиотом! Прохор, или кто он там на самом деле… Это он, да? Поджигает дома, чтобы мы вышли. Так?
– Так, – неохотно ответил Виктор. – Но ты не бойся. Этот дом еще не горит. Он почему-то начал с другого конца деревни. До нас очередь дойдет не скоро. Что-нибудь придумаем…
– О чем вы там шепчетесь? – хозяин отвернулся от бойницы, и подозрительно посмотрел на пленников.
– О том, что ты старый козел, – без запинки выдала Катя.
Старик обиженно моргнул, но решил, что есть дела поважнее, чем пререкаться со вздорной девицей, и снова прильнул к окну.
– Быстро, пока он не смотрит, поворачивайся ко мне спиной, я попробую развязать тебе руки, – шепнул Виктор.
Катя непонимающе посмотрела на него, потом, сообразив, одним движением перекатилась на другой бок. Виктор сделал то же самое. Теперь они лежали спина к спине. Виктор как мог отвел руки назад, пытаясь нащупать Катины кисти, но та была слишком далеко. Он начал потихоньку, стараясь не шуметь, подвигаться к ней. Со связанными руками и ногами это оказалось непросто.
– Ну? – нетерпеливо прошептала Катя.
– Молчи. Сейчас.
Наконец, он коснулся кончиками пальцев ее спины. Слишком высоко. Он сдвинулся ниже, стараясь не выпускать из поля зрения старика.
«Только не оборачивайся, – как заклинание, повторял он про себя. – Пожалуйста, не оборачивайся. Смотри в окно, просто смотри в окно».
После нескольких секунд елозанья по грязному полу, он почувствовал под почти онемевшими пальцами толстую веревку и нащупал тугой узел. Часть дела была сделана. Самая простая часть. На этом везение, если такой пустяк можно было вообще назвать везением, закончилось. Узел был, как каменный. Чтобы развязать такой, нужна свайка, а не обожженные пальцы с нарушенным кровообращением. Но Виктор не сдавался, он теребил, мял, дергал этот проклятый узел, стараясь не думать о том, что каждое движение сдирает с рук кусочек обожженной кожи.
Будь у него в запасе вечность, он, возможно, смог бы справиться с веревкой. Но те жалкие минуты, которые дала ему удача, истекли слишком быстро.
Хозяин снова обернулся. Зачем-то понизив голос почти до шепота, он спросил:
– Как вы думаете, он подожжет и мой дом?
– Обязательно, – ответила мстительная Катя. – И вас вместе с ним.
– Эй, что это вы там делаете? – старик, наконец, заметил, что пленники что-то задумали.
Мгновенно забыв о Прохоре и о пожаре, он зажег керосиновую лампу и подошел к связанным молодым людям.
– Так-так-так… Не хотите угомониться, значит… Хорошо.
Он резко и сильно ударил прикладом Виктора в плечо, чуть повыше локтя. Потом еще раз, по спине. Виктор задохнулся от боли.
– Я же вас предупреждал, – сказал старик. – Сейчас не время шутки шутить.
Он хотел оттащить Катю подальше от Виктора, но та, извернувшись, укусила его за руку. Вопль укушенного хозяина показался Виктору сладкой музыкой.
– Витя, я его укусила! – торжествующе крикнула Катя.
– Я догадался. Так ему и надо, – Виктор перевернулся на другой бок, чтобы видеть девушку и старика. Ушибленное плечо запротестовало, когда на него навалилась тяжесть тела.
– Что вы все вертитесь, как уж на сковородке? – злобно спросил учитель, дуя на руку. – Лучше скажите, что нам делать, если он дом подпалит? В подвале мы долго не просидим, задохнемся от дыма.
Виктор вспомнил подвал в доме Коли и содрогнулся. Второй раз переживать подобное не хотелось.
– В подвале? Мы? – переспросил он. – Значит, вы все-таки не собираетесь бросать нас здесь? Что ж, это хорошо.
– Нет, не собираюсь. Насколько я знаю, жареное мясо Прохор не любит, так что вы мне нужны живыми. Пока. И в ваших же интересах придумать, как нам отсюда выбраться.
– И какой же наш интерес?
– Протянете подольше, – с подкупающей откровенностью ответил хозяин.
Виктор посмотрел на старика, думая о том, с каким удовольствием он размазал бы этого сморчка по стенке.
– Если бы не Катя, – медленно проговорил он, – послал бы я вас с вашей прямотой. И выкручивались бы сами. Много я негодяев видел, но такого – первый раз. Ладно, потом поговорим… У меня есть предложение. Если повезет, сможем выбраться все вместе.
– Что за предложение?
Разговор внезапно прервал уже знакомый Виктору звук – громыхание консервных банок на веревках. Кто-то задел сигнальную систему. Кто-то подобрался совсем близко к дому, вошел в штрафную зону.
Хозяин метнулся к окну, на ходу вскидывая ружье. На секунду он прильнул к бойнице, потом просунул в нее стволы и нажал оба курка. От звонкого «банг-банг!» у Виктора заложило уши. Комната наполнилась запахом пороха. Старик молниеносно перезарядил ружье и снова выстрелил.
– Это он, да? – истерически прокричала Катя. – Он?
– Не знаю! – хозяин тоже орал, то ли от страха, то ли оглох от грохота. – Не видно ни черта!
Тем не менее, он сделал еще два выстрела из другой бойницы и только потом замер, прислушиваясь к шуму с улицы.
– Он сможет пробраться в дом? – Виктор изо всех сил пытался сохранить самообладание и мыслить рационально.
– Один раз пролез, – хозяин снова переломил двустволку. – Но я укрылся в подполе. Там крышка крепкая, только если гранатой ее…
– Черт! – Виктор прекрасно понимал, что если маньяк (он упорно не хотел называть его Прохором, и уж тем более верить, что покойники могут ожить) заберется в дом, старик полезет в подвал один. Приглашать туда гостей в его планы явно не входит. И вот тогда начнется самое интересное. Смертельный номер: связанный психолог одолевает разбушевавшегося психопата одним усилием воли…
– Н-на! Получи, выблядок!
Банг-банг!
Шаги вокруг дома не стихали. Кто-то обходил его по кругу, погромыхивая чем-то металлическим. Снова Виктор услышал тихие всплески, но только теперь, когда к густому запаху пороха добавился еще один, послабее, понял, что они означают. Кожа моментально покрылась мурашками, внизу живота противно заныло. Запах, который проникал сквозь щели в дом, нельзя было спутать ни с чем. Бензин. Кто-то щедро поливал стены бензином. Очень предусмотрительно, учитывая, что прошедшая неделя была дождливой.
Катя тоже почувствовала бензиновую вонь и посмотрела на Виктора округлившимися глазами:
– Он ведь сейчас подожжет нас! Витя, мы же сгорим тут!
Губы ее задрожали, кровь отхлынула от лица. Теперь синяк под глазом казался почти черным.
– Эй, хватит стрелять! Тут сейчас ад кромешный будет, придурок ты старый! Убери ружье и слушай меня.
Старик повернул к Виктору раскрасневшееся лицо с косо сидящими очками. Глаза за ними полыхали боевым огнем.
– Моя машина стоит рядом с домом Лосевых. Если ты нас развяжешь, мы можем добежать до нее. Тут всего ничего… К тому же у тебя есть оружие. В случае чего – просто пристрелим маньяка.
– Дурак ты, просто дурак! – взвизгнул хозяин. – Нельзя его убить, можешь ты это понять? Нельзя убить того, кто и так сдох давным-давно!
– Так какого черта ты палишь, как сумасшедший?
– Может, это его отпугнет. Я не знаю… А что еще делать? Просто сидеть и слушать, как он ходит вокруг?
Хозяин зарядил ружье и выстрелил в темноту, что-то прокричав. За бабаханием двустволки слов было не разобрать.
– Да перестань ты грохотать, мудак! – заорал Виктор, уже не в силах сдерживаться. Ненависть к полоумному старику, который вот-вот угробит их всех, лишила его остатков самообладания. – Развяжи нас!
Снаружи послышался новый звук. Негромкое вкрадчивое потрескивание. Щели в стене, смотревшей на лес, окрасились ярко-оранжевым цветом.
– Витя, он поджег дом. Мы уже горим, Витя, – будничным тоном сообщила Катя. А потом с глухим стуком уронила голову на пол и потеряла сознание.
– Ты слышишь? Дом уже горит, нужно что-то делать!
– Да что делать?! – хозяин швырнул ружье на пол, рухнул на стул и закрыл лицо руками.
– Бежать к машине, кретин! Это единственный шанс!
– Как вы не понимаете, – глухо, не отнимая ладоней от лица, проговорил старик. – Он только этого и ждет. Ему нужно, чтобы мы вышли из дома.
– И что? Лучше сгореть заживо?
– А вы предпочитаете быть заживо съеденным?
– Господи, вы же специально взяли нас в заложники! Черт с ним, прикроетесь мной, как щитом… Только спасите девушку. Мы выйдем, я постараюсь его задержать, а вы бегите к машине и уезжайте отсюда. Водить умеете?
Старик кивнул.
– Вот и хорошо. Это отличный шанс. Он ведь не сможет одновременно жрать троих… Вы с Катей бегите, а я останусь. Только думайте быстрее. Через пять минут мы начнем поджариваться.
– А вы не обманываете? Где гарантия, что если я развяжу вас, вы не драпанете быстрее меня?
– Я дам вам ключи от машины.
– Ну да, а потом отнимите. Вы ведь моложе и сильнее. Почему я должен вам доверять?
Виктор помолчал, подбирая подходящий аргумент, но ничего путного придумать не мог. Доказать мерзавцу, что не все обожают делать гнусности, невозможно. Его жизненный опыт утверждает обратное. Поэтому Виктор сказал то, о чем размышлял последние полчаса. Раньше, в прошлой жизни, он считал себя слишком циничным для подобных мыслей. Но сейчас, когда смерть бродила в двух шагах и уже протягивала к нему жадные костлявые ручонки, все изменилось. В этой пограничной ситуации шелуха норм, правил, ценностей, принятых в цивилизованном обществе, слетела, как мертвые осенние листья слетают с дерева под порывом ветра. То, что раньше воспринималось как значимая, неотъемлемая часть собственного «я», на поверку оказалось всего лишь килограммами налипшей грязи. Балластом, тянущим на дно вымышленной, какой-то игрушечной жизни. Близость смерти тугой ледяной струей смыла эту грязь, обнажив то, что было по-настоящему важно. И пусть это звучало глупо и наивно, Виктор был убежден, что никогда еще не был так честен с самим собой.
– Потому что я хочу умереть хорошим парнем, – сказал он.
Хозяин покачал головой.
– Не убедили.
– А мне чихать. Чувствуете, как потеплело? Скоро здесь будет не продохнуть. Потом мы отравимся угарным газом и потеряем сознание. К утру от нас останутся обугленные косточки. Решайте. Мне все это надоело.
Виктор отвернулся и устало прикрыл глаза. Он решил, что может хотя бы на минуту забыть обо всем этом дерьме. Всего лишь на минуту сбросить груз ответственности, минуту не принимать никаких решений, минуту не бояться за себя и других. Одна минута покоя за целую ночь. Не так и много.
Хозяин метался по комнате, бурча что-то себе под нос, а Виктор лежал с закрытыми глазами и думал о том, как стремительно изменились его представления о счастье. Двенадцать часов назад ему нужно было так много, чтобы почувствовать себя счастливым. Настолько много, что счастье казалось недостижимой мечтой, о которой смешно даже рассуждать всерьез. Сейчас же для счастья требовалось одно – чтобы Катя смогла выбраться из деревни. И все. Если это произойдет, он будет самым счастливым человеком в мире. Он прислушался к себе, чтобы убедиться в правдивости этой мысли. И с удовлетворением отметил, что на самом деле думает так, без дураков. Хотелось хотя бы последние минуты пожить без вранья самому себе. Роскошь, которую не часто можешь себе позволить.
От этих мыслей его отвлек густой аромат апельсинов, разлившийся по комнате, и мгновенно задавивший собой запах пороховой гари и бензина. Тут же, не дав Виктору опомниться, гном в голове завел бензопилу и начал вгрызаться в податливые извилины. Виктор едва сдержал стон. Перед глазами поплыли кроваво-красные круги, и на секунду показалось, что он воспарил над загаженным полом на крыльях боли. Он очень четко представил себе их: хищно изогнутые, аспидно-черные с широкой багровой каймой… И в следующую секунду, как это бывает в снах, багровая кайма непостижимым образом превратилась в громадные языки пламени с черной сердцевиной горящего дома внутри. Нет, не дома… Нескольких домов.
Сначала картинка была смазанной, подернутой легкой дымкой. Но постепенно изображение прояснилось, стало четким, словно кто-то навел резкость. Перед глазами Виктора была горящая деревня. Он сразу узнал Пески, потому что много раз видел деревушку именно в этом ракурсе. Такой вид открывался с подъездной дороги, как раз с того места, где она вырывалась из леса. Небольшой холм, окруженный полями, и россыпь домишек, со стрелой «журавля» по центру. Только теперь дома были объяты пламенем, и «журавль» скрылся за пеленой черного дыма, сливающегося с ночной темнотой.
Виктор словно оказался одновременно в двух местах. Тело лежало на полу, в одном из горящих домов, а сознание болталось почти в пяти сотнях метров от деревни, наблюдая за пожаром с безопасного расстояния. При этом он умудрялся получать информацию от двух комплектов органов чувств. Запахи вонючей, пропахшей пороховой гарью комнаты, смешивались с запахами сырого осеннего леса, а шаги хозяина и гудение огня за стеной время от времени, как помехами, забивались шорохом падающих с крон капель да хохотом филина, далеким, едва различимым. В голове прозвучали слова какой-то детской песенки, произнесенные грубым мужским голосом:

А сова из дупла глазками луп, луп;
А совица на полице лапками туп, туп!

Этой песни раньше Виктор не слышал и понятия не имел, откуда взялись эти строчки, но не столько они привлекли его внимание, сколько голос, от которого бросало в дрожь. Он нисколько не сомневался, что голос принадлежит психу в дождевике. Только на этот раз он не заикался.
Была и еще одна странность. Что-то не то творилось со зрительным восприятием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34