Картинка горящей деревни была двухмерной, будто он смотрел на нее одним глазом или видел на экране, куда она проецировалась с помощью видеопроектора. Но все же, в этом он давал себе отчет, изображение было абсолютно ясным и очень устойчивым. Образы, которые возникают в воображении, никогда не бывают такими устойчивыми. Они постоянно изменяются, каждую секунду. Какие-то детали добавляются, какие-то исчезают, что-то конкретизируется, а что-то, напротив, размывается и отходит на второй план. Но сейчас ничего подобного не наблюдалось. Он отлично видел каждую деталь, и те изменения, которые происходили с домами, были обусловлены не особенностями воображения, а воздействием огня на дерево. У одной избы провалилась крыша, в другой – со звоном вылетели стекла. Причем звук лопающегося стекла он тоже услышал с двух позиций. Издалека и с совсем близкого расстояния, словно это произошло в соседнем доме.
А сова из дупла глазками луп, луп…
Голос психа (никаких сомнений, это был именно он) заглушил все остальные звуки. Он снова и снова повторял строчку из детской песенки, как заезженная пластинка. Без всяких интонаций, без пауз, но постепенно набирая громкость, пока не перешел на хриплый натужный крик.
А сова из дупла глазками луп, луп! Асоваиздуплаглазкамилуплуп!
На последнем громогласном «луп!» картинка горящей деревни замерцала, потеряла яркость и резкость, а потом вдруг взорвалась ослепительной вспышкой… и Виктор со стоном открыл глаза.
Он лежал на полу. Руки были все так же связаны, за спиной слышались суетливые шажки хозяина дома, и пульсирующая головная боль тяжело отдавалась в ране на затылке.
Что это было? Очередная галлюцинация? Результат сотрясения мозга? Но откуда такое постоянство? Почему уже который раз подряд он слышит в голове голос человека в дождевике? И откуда столь четкое представление горящей деревни? Воображение? Исключено. Нет, это не фантазия, не мираж, и уж тем более не порождение разыгравшегося воображения. Он видел деревню, как сейчас видит замусоленный окурок «примы» на полу. Невозможно? Да. Но проделки мозга тоже исключаются. Что получается? Да ничего. Выходит, ничего этого не было, потому что не могло быть в принципе. Но ведь было? Было. И что?
«Не знаю, – подумал Виктор. – Похоже, я вообще перестал что-либо понимать».
Он полностью ушел в мысли и поэтому не сразу заметил, как хозяин перерезал веревку, стягивающую ноги. Только когда старик потряс его за плечо, Виктор понял, что ноги свободны.
– Вставайте! Я согласен, попробуем добраться до вашей машины. Идите к двери, я приведу в чувство девушку.
Старик помог Виктору подняться. Тот едва устоял на ногах – ниже колен он их почти не чувствовал.
– Эй, а вы не хотите развязать мне и руки?
– Зачем это? Вы же сами вызвались послужить щитом.
– Вы не думаете, что со свободными руками мне удасться быть им подольше?
– Нет, не думаю, – сказал старик, наклоняясь к Кате. – Если у вас будут свободны руки, вы можете меня обмануть. Считайте, что ремень – гарантия моей безопасности.
Виктор захотел дать ему хорошего пинка. Так, чтобы он проломил тупой башкой стену и вылетел прямо в лапы маньяку. Когда Виктор предлагал прикрыть их отход, он рассчитывал, что учитель развяжет его и даст ружье. Тогда у них действительно был бы шанс. Но так… Чистое самоубийство. Господи, да этот псих разделается с ним за минуту, и побежит дальше, попробовать на вкус Катю. Неужели старик этого не понимает? Скорее всего, понимает. Но еще больше он боится, что его обманут и он останется один на один с людоедом.
У Виктора была одна смутная догадка. Конечно, очень желательно проверить ее раз сто в лабораторных условиях. Но такой возможности уже не представится, поэтому придется идти на смертельный риск. Идти, надеясь на то, что его предположение, противоречащее всему тому, что он раньше знал и во что безоговорочно верил, окажется правильным.
Катя пришла в себя быстро. Потребовалась всего лишь пара звонких пощечин, чтобы она открыла глаза и еле слышно произнесла:
– Убери от меня руки, старый козел.
Старик одним движением перерезал веревку на ее ногах.
– Вставайте, быстрее, нам нужно уходить отсюда.
С этим Виктор спорить не стал. В комнате уже было полно дыма.
Они сгрудились перед входной дверью. Хозяин – в руках двустволка, на поясе патронташ – выглядел карикатурой на героев кинобоевиков.
– Значит, так. Вы оба выходите первыми и идете впереди. Смотрите под ноги, чтобы не угодить в капкан. Если попытаетесь бежать, я стреляю. Понятно? Где ключи от машины?
– Витя, не говори ему!
– Я хочу, чтобы он вывез тебя, Катюша…
– Да он все равно меня бросит!
– Нет, в дороге ему понадобится прикрытие на всякий случай. Поэтому он как миленький довезет тебя до города, спасая шкуру. Ключи в правом кармане куртки. Машина открыта. Езжайте осторожнее – дорогу размыло к чертям.
– Спасибо, учту, – буркнул хозяин, подталкивая их к двери.
– Витя, а как же ты?
– Да шут его знает, как… Может, все и обойдется.
– А если нет? Если не обойдется? Я не хочу, чтобы ты… как Андрей.
– Не переживай. Давай, Катенька, нужно идти, пока крыльцо не загорелось. Вперед, милая, вперед. Только держись рядом.
– Можешь не волноваться, – тихо сказала она. – Я от тебя ни на шаг не отойду.
И Виктору показалось, что она всхлипнула.
* * *
Сергей окинул взглядом результаты своего труда и остался доволен. Поначалу он думал, что горючего не хватит. Слишком долго шли дожди, дерево было мокрым и занималось неохотно. Но потом что-то шепнуло ему, что если поджигать избы изнутри, как он это сделал с собственным домом, все будет гораздо проще. Тот же голос напомнил, что бензин есть и в «девятке» Виктора. А кроме того, можно поискать в домах солярку и керосин – этого добра должно хватить. И голос не подвел. Лучшее доказательство тому – объятая огнем деревня. У него даже осталась целая канистра солярки. Жаль, больше нечего поджечь.
Сергей приложился к бутылке. Хорошо. Очень хорошо. Так хорошо, словно он поставил последнюю точку в прекрасно написанной книге. Он достал сигарету и крикнул полыхающим домам:
– Эй, огоньку не найдется?
Словно в ответ, в одном из домов с грохотом рухнуло сгоревшее перекрытие, и над избой взвился фонтан искр. Сергей расхохотался. Все-таки дед здорово придумал. Он всегда любил хорошую шутку. Но эта – затмила все.
Некоторое время он стоял рядом с последним вспыхнувшим домом, слушая тревожные голоса внутри. Некоторые показались ему знакомыми, но толстые бревенчатые стены сильно искажали их, поэтому полной уверенности у Сергея не было. Та сила, которая несколько часов назад вторглась в его сознание, подчинив себе волю и лишив возможности мыслить рационально, вдобавок стерла память. Она действовала грубо, предпочитая орудовать топором, а не скальпелем. Сергей уже не вспоминал про друзей и жену. Он с трудом представлял, где находится, и даже собственное имя постепенно превращалось в набор бессмысленных звуков, как слово, произнесенное сотню раз подряд.
Но все же до конца стереть личность сила оказалась не в состоянии. Где-то, в самых темных закоулках памяти, еще был жив маленький Сережа Парамонов, видевший и помнивший то, что для взрослого Сергея давно превратилось в изредка повторяющийся ночной кошмар, лишенный какой-либо связи с реальностью. И по мере того, как слои памяти исчезали один за другим, снимались, как луковая шелуха, маленький Сервиса все больше приближался к поверхности, выступая из тумана забвения. А вместе с ним росло и понимание того, кто или, вернее, что скрывалось за образом дедушки в длинном, до пят, дождевике.
* * *
После тяжелого духа комнаты, пропитанного вонью объедков, грязных вещей, запахом пороха и гари, свежий воздух улицы, пусть и наполненный дымом, показался Виктору чище родниковой воды. Он остановился на крыльце и вздохнул полной грудью, чувствуя, как отступает усталость и проясняется в голове.
Катя остановилась рядом, потрясенно глядя на то, во что превратилась деревня. Было светло, как днем. Полыхало все вокруг. Казалось, даже пропитанная водой земля не устояла перед огнем.
– Вот это да! – выдохнула девушка.
– Чего остановились? – хозяин нервно огляделся. – Пожара не видели? Быстрее идите вперед. Он где-то поблизости, я чувствую.
Он так толкнул прикладом Виктора, что тот едва не скатился кубарем по ступенькам крыльца. Через мгновение к нему присоединилась Катя.
– Потише вы! Будете такое вытворять, пойдете к машине один.
Тяжело бухая сапогами, хозяин спустился к ним.
– Я нечаянно, – быстро сказал он. – Только ради бога, не стойте вы, как паралитики. Нам нужно как можно быстрее добраться до машины. Идите, идите, идите!
Гуськом – Виктор впереди, Катя за ним и хозяин с ружьем наизготовку замыкающим, – они двинулись по тропинке, ведущей вдоль забора к главной улице. Шли быстро – темнота больше не была помехой. На тропе был ясно виден каждый камушек, каждая жухлая травинка. Никто не разговаривал. Нервы были напряжены так, что казалось, вот-вот лопнут со звоном гитарной струны. Каждую секунду из-за очередного куста могла появиться долговязая фигура в дождевике.
Виктор, не в силах побороть привычку к самоанализу даже сейчас, с удивлением и некоторым восхищением отметил, как бешено работают его органы чувств. Восприятие обострилось до такой степени, что он улавливал запах Катиных духов, хотя она шла шагах в трех позади, а в воздухе стояла настоящая дымовая завеса. Мир навалился на него бесконечным многообразием звуков и запахов, о существовании которых Виктор раньше и не подозревал. Он подумал, что воспринимает сейчас окружающее, как, должно быть, воспринимает мир дикий зверь, когда чувствует приближение хищника. Или, наоборот, как хищник, выходящий на ночную охоту. Хотя, в данной ситуации, первое утверждение было более точным. Охота шла на него. И сейчас его жизнь зависела не от умения выстраивать причинно-следственные связи и сложные логические цепочки суждений, а от того, насколько быстро его уши уловят подозрительный звук, и насколько точно мозг сможет обработать эту информацию, чтобы дать нужную команду ногам. Человеческое начало сейчас было камнем на шее. Только звериные инстинкты, звериное чутье могли уберечь его задницу от крупных неприятностей. Поэтому он шел и молился несуществующим высшим силам, как молились когда-то первые люди, выходя в полную опасностей саванну на поиск съедобных кореньев, чтобы глаза оказались достаточно зоркими, слух достаточно тонким, а ноги достаточно быстрыми, когда хищник окажется поблизости.
Но несмотря на все мольбы Виктора, первым заметил мелькнувшую в стороне от тропы тень старый учитель. Виктор успел лишь замедлить шаг и повернуть голову на подозрительный звук, вглядываясь в освещенные отблесками пожара кусты. Старик оказался гораздо быстрее. Пока Виктор соображал, что заставило его насторожиться, хозяин вскинул ружье и, по своему обыкновению матерясь на чем свет стоит, выстрелил из обоих стволов туда, где было видно какое-то движение.
Гудение пламени и ругань старика заглушил вопль, полный боли.
– Ага! Вот оно! – вторя ему, взвыл учитель. – Попал! Я попал!
– Стойте! – крикнул Виктор. – Не стреляйте!
Но хозяин не слышал. Мгновенно перезарядил ружье и не целясь, от бедра, дал новый залп в придорожные кусты.
– Да перестаньте! – Виктор бросился к нему.
Он налетел на старика как раз в тот момент, когда тот дрожащими руками пытался вставить новый магазин. Учитель не устоял, и они оба рухнули в жидкую грязь под аккомпанемент пронзительного Катиного визга.
Каким-то чудом Виктору удалось подмять старика под себя. Тот, совершенно обезумев, вцепился ногтями в лицо Виктора, норовя добраться до глаз. Он рычал, извиваясь всем телом, как проколотый булавкой червяк, лягался, кусался, брыкался, и было неясно, откуда в этом сухом костлявом теле столько сил. Поняв, что со связанными руками он долго не продержится, Виктор, отчаянно мотая головой, крикнул:
– Катя, помоги!
Несколько бесконечно долгих секунд ничего не происходило. Виктор чувствовал, что его силы тают с удивительной быстротой, и что скоро старик сбросит его, а потом либо придушит, либо просто перегрызет глотку. И в тот момент, когда Виктор с отчаянием вспомнил, что у Кати руки тоже связаны и ничем она помочь не может, рядом с его лицом мелькнул кроссовок девушки и врезался в челюсть учителя. Старик обмяк.
Виктор тяжело скатился с неподвижного тела. Взгляд упал на Катю, которая заносила ногу для следующего удара.
– Все, все, Катюша, остановись. Он в отключке.
Девушка посмотрела на него и, не отводя глаз, как избалованный ребенок, делающий то, что ему запретили, пнула бесчувственное тело еще раз. На лице у нее было написано блаженство.
– Катюша, хватит… – Виктор с трудом встал на колени.
– Зачем ты его остановил? – Катя с тревогой посмотрела на кусты, из которых доносились громкие стоны. – Там ведь кто-то есть… Разве… разве это не он?
– Мне кажется, что нет. Вернее, я почти уверен, – Виктору наконец удалось подняться на ноги. – Но прежде чем лезть туда, нам нужно как-то освободиться.
Припомнив виденные детективы, в которых гуттаперчевые герои на раз переводили связанные руки вперед, Виктор скользнул связанными руками вниз по ягодицам, чтобы потом перевести их ниже, согнуться и тогда, по идее, руки окажутся на уровне колен. Останется только сделать шаг назад поочередно обеими ногами.
В фильмах выглядело очень просто. Но в жизни оказалось куда сложнее. Руки застряли где-то на середине ягодиц, и наотрез отказались двигаться ниже. Вообще-то, собственный зад никогда не казался Виктору большим, но сейчас вдруг разросся до размеров воздушного шара.
– Что ты делаешь? – спросила Катя.
– Ох, как бы тебе сказать-то, Катенька… – пропыхтел Виктор, возвращаясь в исходное положение. – Ладно, давай ты.
– Что?
– Попробуй опустить руки к коленям. Просто приседай и опускай руки. Попа у тебя небольшая, должно получиться.
Наблюдая одним глазом за Катей, которая справлялась с упражнением куда лучше, чем он сам, Виктор не забывал посматривать на придорожные кусты. Он не соврал Кате, когда говорил, что почти уверен – незнакомца в дождевике там нет. Голос показался ему знакомым, и первым побуждением было броситься туда, чтобы как-то помочь раненому. Но эта ночь научила его осторожности и холодной рассудительности. Что, если он все-таки ошибся? Он терпеливо стоял и смотрел, как Катя, проявив чудеса ловкости, опустила руки до подколенных сгибов и теперь пытается переступить через них.
– Сними кроссовки, мешают, – сказал Виктор. – Только быстрее. Старик приходит в себя.
Учитель действительно пошевелился и издал слабый стон.
– Если он оклемается, дай ему как следует, – сказала Катя, торопливо скидывая обувь.
– Не волнуйся, – кивнул Виктор. – Ты и так врезала ему неслабо. Отличный был удар.
– Я же легкой атлетикой занималась. У меня ноги сильные.
– Ты вообще умница.
– Знаю.
Ей, наконец, удалось переступить через руки. Она выпрямилась, издав победный крик и подняв руки над головой.
– Отлично! – если бы мог, Виктор зааплодировал бы ей.
– Что теперь?
– Теперь попытайся развязать меня. Хотя, нет! У меня где-то в кармане перочинный нож. Найди его и разрежь ремень. Если только старик не вытащил его, пока я был в отключке…
К счастью, Колин нож оказался в кармане джинсов, и когда Катя его вынимала, их взгляды на секунду встретились, и Виктор подумал, что даже сейчас, с синяком под глазом и перепачканным лицом, она остается чертовски привлекательной девушкой. Ему пришлось вспомнить об Андрее, чтобы избавиться от ненужных мыслей.
Через минуту оба были свободны.
– Спасибо тебе, Коля, – сказал Виктор, убирая нож. – Огромное тебе спасибо.
– Какой Коля?
– Не важно, Катенька. Надевай кроссовки. Еще не все закончилось. Мы с тобой по-прежнему в дерьме.
Виктор посмотрел на старика и понял, что тот судя по всему, еще какое-то время проваляется в глубоком нокдауне. Потом поискал глазами двустволку. Ружье лежало в нескольких шагах от учителя.
«Ну вот, ублюдок, я готов с тобой пообщаться, – мрачно подумал Виктор, очищая от налипшей грязи ружье. – У нас с тобой получится хороший правильный разговор».
– Что теперь? – Катя уже надела обувь и стояла рядом.
– Теперь мы посмотрим, кого подстрелил наш Соколиный глаз. На всякий случай, стой здесь и приготовься бежать со всех ног к машине. Поняла?
Катя послушно кивнула. Виктору все больше нравилась ее выдержка. Любая другая женщина на ее месте уже давно пребывала бы в коме от всего пережитого. А эта держится так, будто каждый день отделывает мужиков фонариками и ногами.
«Если бы это была игра на выживание, я все деньги поставил бы на нее», – подумал он.
Взяв ружье наизготовку, он осторожно двинулся вперед, приготовившись стрелять, если почувствует хоть какое-то движение в кустах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
А сова из дупла глазками луп, луп…
Голос психа (никаких сомнений, это был именно он) заглушил все остальные звуки. Он снова и снова повторял строчку из детской песенки, как заезженная пластинка. Без всяких интонаций, без пауз, но постепенно набирая громкость, пока не перешел на хриплый натужный крик.
А сова из дупла глазками луп, луп! Асоваиздуплаглазкамилуплуп!
На последнем громогласном «луп!» картинка горящей деревни замерцала, потеряла яркость и резкость, а потом вдруг взорвалась ослепительной вспышкой… и Виктор со стоном открыл глаза.
Он лежал на полу. Руки были все так же связаны, за спиной слышались суетливые шажки хозяина дома, и пульсирующая головная боль тяжело отдавалась в ране на затылке.
Что это было? Очередная галлюцинация? Результат сотрясения мозга? Но откуда такое постоянство? Почему уже который раз подряд он слышит в голове голос человека в дождевике? И откуда столь четкое представление горящей деревни? Воображение? Исключено. Нет, это не фантазия, не мираж, и уж тем более не порождение разыгравшегося воображения. Он видел деревню, как сейчас видит замусоленный окурок «примы» на полу. Невозможно? Да. Но проделки мозга тоже исключаются. Что получается? Да ничего. Выходит, ничего этого не было, потому что не могло быть в принципе. Но ведь было? Было. И что?
«Не знаю, – подумал Виктор. – Похоже, я вообще перестал что-либо понимать».
Он полностью ушел в мысли и поэтому не сразу заметил, как хозяин перерезал веревку, стягивающую ноги. Только когда старик потряс его за плечо, Виктор понял, что ноги свободны.
– Вставайте! Я согласен, попробуем добраться до вашей машины. Идите к двери, я приведу в чувство девушку.
Старик помог Виктору подняться. Тот едва устоял на ногах – ниже колен он их почти не чувствовал.
– Эй, а вы не хотите развязать мне и руки?
– Зачем это? Вы же сами вызвались послужить щитом.
– Вы не думаете, что со свободными руками мне удасться быть им подольше?
– Нет, не думаю, – сказал старик, наклоняясь к Кате. – Если у вас будут свободны руки, вы можете меня обмануть. Считайте, что ремень – гарантия моей безопасности.
Виктор захотел дать ему хорошего пинка. Так, чтобы он проломил тупой башкой стену и вылетел прямо в лапы маньяку. Когда Виктор предлагал прикрыть их отход, он рассчитывал, что учитель развяжет его и даст ружье. Тогда у них действительно был бы шанс. Но так… Чистое самоубийство. Господи, да этот псих разделается с ним за минуту, и побежит дальше, попробовать на вкус Катю. Неужели старик этого не понимает? Скорее всего, понимает. Но еще больше он боится, что его обманут и он останется один на один с людоедом.
У Виктора была одна смутная догадка. Конечно, очень желательно проверить ее раз сто в лабораторных условиях. Но такой возможности уже не представится, поэтому придется идти на смертельный риск. Идти, надеясь на то, что его предположение, противоречащее всему тому, что он раньше знал и во что безоговорочно верил, окажется правильным.
Катя пришла в себя быстро. Потребовалась всего лишь пара звонких пощечин, чтобы она открыла глаза и еле слышно произнесла:
– Убери от меня руки, старый козел.
Старик одним движением перерезал веревку на ее ногах.
– Вставайте, быстрее, нам нужно уходить отсюда.
С этим Виктор спорить не стал. В комнате уже было полно дыма.
Они сгрудились перед входной дверью. Хозяин – в руках двустволка, на поясе патронташ – выглядел карикатурой на героев кинобоевиков.
– Значит, так. Вы оба выходите первыми и идете впереди. Смотрите под ноги, чтобы не угодить в капкан. Если попытаетесь бежать, я стреляю. Понятно? Где ключи от машины?
– Витя, не говори ему!
– Я хочу, чтобы он вывез тебя, Катюша…
– Да он все равно меня бросит!
– Нет, в дороге ему понадобится прикрытие на всякий случай. Поэтому он как миленький довезет тебя до города, спасая шкуру. Ключи в правом кармане куртки. Машина открыта. Езжайте осторожнее – дорогу размыло к чертям.
– Спасибо, учту, – буркнул хозяин, подталкивая их к двери.
– Витя, а как же ты?
– Да шут его знает, как… Может, все и обойдется.
– А если нет? Если не обойдется? Я не хочу, чтобы ты… как Андрей.
– Не переживай. Давай, Катенька, нужно идти, пока крыльцо не загорелось. Вперед, милая, вперед. Только держись рядом.
– Можешь не волноваться, – тихо сказала она. – Я от тебя ни на шаг не отойду.
И Виктору показалось, что она всхлипнула.
* * *
Сергей окинул взглядом результаты своего труда и остался доволен. Поначалу он думал, что горючего не хватит. Слишком долго шли дожди, дерево было мокрым и занималось неохотно. Но потом что-то шепнуло ему, что если поджигать избы изнутри, как он это сделал с собственным домом, все будет гораздо проще. Тот же голос напомнил, что бензин есть и в «девятке» Виктора. А кроме того, можно поискать в домах солярку и керосин – этого добра должно хватить. И голос не подвел. Лучшее доказательство тому – объятая огнем деревня. У него даже осталась целая канистра солярки. Жаль, больше нечего поджечь.
Сергей приложился к бутылке. Хорошо. Очень хорошо. Так хорошо, словно он поставил последнюю точку в прекрасно написанной книге. Он достал сигарету и крикнул полыхающим домам:
– Эй, огоньку не найдется?
Словно в ответ, в одном из домов с грохотом рухнуло сгоревшее перекрытие, и над избой взвился фонтан искр. Сергей расхохотался. Все-таки дед здорово придумал. Он всегда любил хорошую шутку. Но эта – затмила все.
Некоторое время он стоял рядом с последним вспыхнувшим домом, слушая тревожные голоса внутри. Некоторые показались ему знакомыми, но толстые бревенчатые стены сильно искажали их, поэтому полной уверенности у Сергея не было. Та сила, которая несколько часов назад вторглась в его сознание, подчинив себе волю и лишив возможности мыслить рационально, вдобавок стерла память. Она действовала грубо, предпочитая орудовать топором, а не скальпелем. Сергей уже не вспоминал про друзей и жену. Он с трудом представлял, где находится, и даже собственное имя постепенно превращалось в набор бессмысленных звуков, как слово, произнесенное сотню раз подряд.
Но все же до конца стереть личность сила оказалась не в состоянии. Где-то, в самых темных закоулках памяти, еще был жив маленький Сережа Парамонов, видевший и помнивший то, что для взрослого Сергея давно превратилось в изредка повторяющийся ночной кошмар, лишенный какой-либо связи с реальностью. И по мере того, как слои памяти исчезали один за другим, снимались, как луковая шелуха, маленький Сервиса все больше приближался к поверхности, выступая из тумана забвения. А вместе с ним росло и понимание того, кто или, вернее, что скрывалось за образом дедушки в длинном, до пят, дождевике.
* * *
После тяжелого духа комнаты, пропитанного вонью объедков, грязных вещей, запахом пороха и гари, свежий воздух улицы, пусть и наполненный дымом, показался Виктору чище родниковой воды. Он остановился на крыльце и вздохнул полной грудью, чувствуя, как отступает усталость и проясняется в голове.
Катя остановилась рядом, потрясенно глядя на то, во что превратилась деревня. Было светло, как днем. Полыхало все вокруг. Казалось, даже пропитанная водой земля не устояла перед огнем.
– Вот это да! – выдохнула девушка.
– Чего остановились? – хозяин нервно огляделся. – Пожара не видели? Быстрее идите вперед. Он где-то поблизости, я чувствую.
Он так толкнул прикладом Виктора, что тот едва не скатился кубарем по ступенькам крыльца. Через мгновение к нему присоединилась Катя.
– Потише вы! Будете такое вытворять, пойдете к машине один.
Тяжело бухая сапогами, хозяин спустился к ним.
– Я нечаянно, – быстро сказал он. – Только ради бога, не стойте вы, как паралитики. Нам нужно как можно быстрее добраться до машины. Идите, идите, идите!
Гуськом – Виктор впереди, Катя за ним и хозяин с ружьем наизготовку замыкающим, – они двинулись по тропинке, ведущей вдоль забора к главной улице. Шли быстро – темнота больше не была помехой. На тропе был ясно виден каждый камушек, каждая жухлая травинка. Никто не разговаривал. Нервы были напряжены так, что казалось, вот-вот лопнут со звоном гитарной струны. Каждую секунду из-за очередного куста могла появиться долговязая фигура в дождевике.
Виктор, не в силах побороть привычку к самоанализу даже сейчас, с удивлением и некоторым восхищением отметил, как бешено работают его органы чувств. Восприятие обострилось до такой степени, что он улавливал запах Катиных духов, хотя она шла шагах в трех позади, а в воздухе стояла настоящая дымовая завеса. Мир навалился на него бесконечным многообразием звуков и запахов, о существовании которых Виктор раньше и не подозревал. Он подумал, что воспринимает сейчас окружающее, как, должно быть, воспринимает мир дикий зверь, когда чувствует приближение хищника. Или, наоборот, как хищник, выходящий на ночную охоту. Хотя, в данной ситуации, первое утверждение было более точным. Охота шла на него. И сейчас его жизнь зависела не от умения выстраивать причинно-следственные связи и сложные логические цепочки суждений, а от того, насколько быстро его уши уловят подозрительный звук, и насколько точно мозг сможет обработать эту информацию, чтобы дать нужную команду ногам. Человеческое начало сейчас было камнем на шее. Только звериные инстинкты, звериное чутье могли уберечь его задницу от крупных неприятностей. Поэтому он шел и молился несуществующим высшим силам, как молились когда-то первые люди, выходя в полную опасностей саванну на поиск съедобных кореньев, чтобы глаза оказались достаточно зоркими, слух достаточно тонким, а ноги достаточно быстрыми, когда хищник окажется поблизости.
Но несмотря на все мольбы Виктора, первым заметил мелькнувшую в стороне от тропы тень старый учитель. Виктор успел лишь замедлить шаг и повернуть голову на подозрительный звук, вглядываясь в освещенные отблесками пожара кусты. Старик оказался гораздо быстрее. Пока Виктор соображал, что заставило его насторожиться, хозяин вскинул ружье и, по своему обыкновению матерясь на чем свет стоит, выстрелил из обоих стволов туда, где было видно какое-то движение.
Гудение пламени и ругань старика заглушил вопль, полный боли.
– Ага! Вот оно! – вторя ему, взвыл учитель. – Попал! Я попал!
– Стойте! – крикнул Виктор. – Не стреляйте!
Но хозяин не слышал. Мгновенно перезарядил ружье и не целясь, от бедра, дал новый залп в придорожные кусты.
– Да перестаньте! – Виктор бросился к нему.
Он налетел на старика как раз в тот момент, когда тот дрожащими руками пытался вставить новый магазин. Учитель не устоял, и они оба рухнули в жидкую грязь под аккомпанемент пронзительного Катиного визга.
Каким-то чудом Виктору удалось подмять старика под себя. Тот, совершенно обезумев, вцепился ногтями в лицо Виктора, норовя добраться до глаз. Он рычал, извиваясь всем телом, как проколотый булавкой червяк, лягался, кусался, брыкался, и было неясно, откуда в этом сухом костлявом теле столько сил. Поняв, что со связанными руками он долго не продержится, Виктор, отчаянно мотая головой, крикнул:
– Катя, помоги!
Несколько бесконечно долгих секунд ничего не происходило. Виктор чувствовал, что его силы тают с удивительной быстротой, и что скоро старик сбросит его, а потом либо придушит, либо просто перегрызет глотку. И в тот момент, когда Виктор с отчаянием вспомнил, что у Кати руки тоже связаны и ничем она помочь не может, рядом с его лицом мелькнул кроссовок девушки и врезался в челюсть учителя. Старик обмяк.
Виктор тяжело скатился с неподвижного тела. Взгляд упал на Катю, которая заносила ногу для следующего удара.
– Все, все, Катюша, остановись. Он в отключке.
Девушка посмотрела на него и, не отводя глаз, как избалованный ребенок, делающий то, что ему запретили, пнула бесчувственное тело еще раз. На лице у нее было написано блаженство.
– Катюша, хватит… – Виктор с трудом встал на колени.
– Зачем ты его остановил? – Катя с тревогой посмотрела на кусты, из которых доносились громкие стоны. – Там ведь кто-то есть… Разве… разве это не он?
– Мне кажется, что нет. Вернее, я почти уверен, – Виктору наконец удалось подняться на ноги. – Но прежде чем лезть туда, нам нужно как-то освободиться.
Припомнив виденные детективы, в которых гуттаперчевые герои на раз переводили связанные руки вперед, Виктор скользнул связанными руками вниз по ягодицам, чтобы потом перевести их ниже, согнуться и тогда, по идее, руки окажутся на уровне колен. Останется только сделать шаг назад поочередно обеими ногами.
В фильмах выглядело очень просто. Но в жизни оказалось куда сложнее. Руки застряли где-то на середине ягодиц, и наотрез отказались двигаться ниже. Вообще-то, собственный зад никогда не казался Виктору большим, но сейчас вдруг разросся до размеров воздушного шара.
– Что ты делаешь? – спросила Катя.
– Ох, как бы тебе сказать-то, Катенька… – пропыхтел Виктор, возвращаясь в исходное положение. – Ладно, давай ты.
– Что?
– Попробуй опустить руки к коленям. Просто приседай и опускай руки. Попа у тебя небольшая, должно получиться.
Наблюдая одним глазом за Катей, которая справлялась с упражнением куда лучше, чем он сам, Виктор не забывал посматривать на придорожные кусты. Он не соврал Кате, когда говорил, что почти уверен – незнакомца в дождевике там нет. Голос показался ему знакомым, и первым побуждением было броситься туда, чтобы как-то помочь раненому. Но эта ночь научила его осторожности и холодной рассудительности. Что, если он все-таки ошибся? Он терпеливо стоял и смотрел, как Катя, проявив чудеса ловкости, опустила руки до подколенных сгибов и теперь пытается переступить через них.
– Сними кроссовки, мешают, – сказал Виктор. – Только быстрее. Старик приходит в себя.
Учитель действительно пошевелился и издал слабый стон.
– Если он оклемается, дай ему как следует, – сказала Катя, торопливо скидывая обувь.
– Не волнуйся, – кивнул Виктор. – Ты и так врезала ему неслабо. Отличный был удар.
– Я же легкой атлетикой занималась. У меня ноги сильные.
– Ты вообще умница.
– Знаю.
Ей, наконец, удалось переступить через руки. Она выпрямилась, издав победный крик и подняв руки над головой.
– Отлично! – если бы мог, Виктор зааплодировал бы ей.
– Что теперь?
– Теперь попытайся развязать меня. Хотя, нет! У меня где-то в кармане перочинный нож. Найди его и разрежь ремень. Если только старик не вытащил его, пока я был в отключке…
К счастью, Колин нож оказался в кармане джинсов, и когда Катя его вынимала, их взгляды на секунду встретились, и Виктор подумал, что даже сейчас, с синяком под глазом и перепачканным лицом, она остается чертовски привлекательной девушкой. Ему пришлось вспомнить об Андрее, чтобы избавиться от ненужных мыслей.
Через минуту оба были свободны.
– Спасибо тебе, Коля, – сказал Виктор, убирая нож. – Огромное тебе спасибо.
– Какой Коля?
– Не важно, Катенька. Надевай кроссовки. Еще не все закончилось. Мы с тобой по-прежнему в дерьме.
Виктор посмотрел на старика и понял, что тот судя по всему, еще какое-то время проваляется в глубоком нокдауне. Потом поискал глазами двустволку. Ружье лежало в нескольких шагах от учителя.
«Ну вот, ублюдок, я готов с тобой пообщаться, – мрачно подумал Виктор, очищая от налипшей грязи ружье. – У нас с тобой получится хороший правильный разговор».
– Что теперь? – Катя уже надела обувь и стояла рядом.
– Теперь мы посмотрим, кого подстрелил наш Соколиный глаз. На всякий случай, стой здесь и приготовься бежать со всех ног к машине. Поняла?
Катя послушно кивнула. Виктору все больше нравилась ее выдержка. Любая другая женщина на ее месте уже давно пребывала бы в коме от всего пережитого. А эта держится так, будто каждый день отделывает мужиков фонариками и ногами.
«Если бы это была игра на выживание, я все деньги поставил бы на нее», – подумал он.
Взяв ружье наизготовку, он осторожно двинулся вперед, приготовившись стрелять, если почувствует хоть какое-то движение в кустах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34