– Что ты предлагаешь? Сидеть здесь до утра? – Виктор начал раздражаться. Стоило ему заглушить двигатель, густая непроницаемая тишина навалилась на них. Она действовала на нервы почище психа, болтающегося на дверце машины.
– Не кричи на меня! – взвизгнула Катя.
– Прости, – Виктор медленно сосчитал про себя до десяти. И только почувствовав, что удушливая волна злости откатилась назад, оставив после себя лишь пенный след легкой досады, продолжил: – Я понимаю, тебе страшно, Катюша. Мне тоже не по себе, если честно. Но другого выхода у нас нет, пойми. Если мы сейчас увязнем где-нибудь, если лишимся машины, то выбраться отсюда сможем не скоро…
– У Сергея же есть машина.
– Ох, Катюша, хорошо бы, если так… – Виктор покачал головой. – Будем, конечно, надеяться на лучшее, но рисковать все равно не стоит. Так что пошли пешком. Здесь пройти-то всего десять метров. Обойти вот этот дом, и все. Вещи оставь в машине, мы потом с Серегой перенесем…
«Если он будет дома, – подумал Виктор. – И если он еще жив, господи, если только он еще жив»…
– Хочешь, – сказал он, – можешь посидеть здесь. Я пойду проверю, что там и как, а потом вернусь за тобой.
Катя так замотала головой, что хрустнули шейные позвонки.
– Ладно, пойдем вместе. Держись рядом, хорошо?
– Уж на этот счет не волнуйся, – буркнула Катя. – Приклеюсь, как пластырь… Вить, я понимаю, что звучит глупо, но все же… Позаботься обо мне, хорошо? Ты не обязан, конечно, но… Андрюша мертв. Он уже не сможет меня защитить, а мне одной со всем этим не справиться. Ты ведь не бросишь меня?
– Ну что ты глупости говоришь? Конечно, нет.
– Я постараюсь не быть обузой. Честно. Я сделаю все, что смогу, чтобы не быть обузой. Тебе не придется особенно со мной возиться. Просто будь рядом, хорошо?
– Хорошо, – сказал Виктор.
После того, как она отделала этого психа маг-лайтом, у него не было причин сомневаться в ее способности не быть обузой. И хотя сейчас она выглядела вовсе не воинственно, Виктор знал, что человек не может быть героем по пять минут в день. Есть, конечно, такая штука, как запас прочности, но иногда ломаются и крутые ребята. Но, как правило, если ты один раз дал пинка плохому парню, то в следующий раз скорее повторишь этот трюк, чем сам подставишь задницу. По его убеждению, люди сильно преувеличивают роль обстоятельств. По-настоящему важны личностные характеристики, то есть те тактико-технические параметры, которые заложены природой. Под влиянием обстоятельств они просто ярче проявляются, вот и все. Полноценный трус не может в один миг стать храбрецом, даже если от этого будет зависеть его жизнь. Он так и умрет трусом. Но если внутри человека живет отчаянный сукин сын (пусть никто даже не догадывается о его существовании), то он обязательно вылезет наружу, когда придет срок. Хлипкий интеллигент-очкарик вдруг проламывает башку грабителю не потому, что его заставили это сделать обстоятельства. А лишь потому, что в нем всегда был стержень. В противном случае, грабители давно вымерли бы, как динозавры.
– Ну что, идем? – Катя взялась за ручку двери.
– Да.
«И помоги нам, Господи», – подумал он.
Но перед тем как выйти из машины, Виктор нашарил брошенный Катей фонарь. Рукоятка была скользкой, и почувствовав налипшие на нее волоски, он с трудом подавил приступ тошноты. Катя превратила лицо незнакомца в кровавое месиво, и глупо было бы думать, что на фонаре не осталось никаких следов.
– У тебя есть носовой платок или салфетки? – спросил он.
Катя молча протянула ему упаковку одноразовых бумажных платочков, и он тщательно вытер рукоятку. Только после этого он включил фонарь и осмотрел салон. То, что он увидел, заставило желудок болезненно сжаться. Заднее сиденье и коврик под ним были забрызганы какой-то мутной зеленоватой слизью. Она уже начала подсыхать, но все равно спутать ее с кровью было невозможно. Среди сталинитовых крошек от разбитого окна он заметил выбитый зуб. И еще какую-то дрянь, напоминавшую лоскут кожи с редкими волосками. Собственно, это и был лоскут кожи, как услужливо подсказал не склонный к приукрашению действительности внутренний голос.
– Мамочка! – пискнула Катя, увидев результаты недавнего побоища. Секунду она боролась с тошнотой, но потом, не выдержав, распахнула дверь, и ее вырвало.
Виктор пожалел, что включил фонарь. «Странно, что люди так тянутся к свету, – мелькнуло в голове. – Свет позволяет видеть все дерьмо этого мира. Темнота щадит чувства. Во всяком случае, эстетические. Ни уродства, ни испачканной зеленой дрянью обивки, ни обглоданных трупов она не показывает. Заботливо скрывает подобную мерзость. Показывает свет – великий правдолюбец. Стоит ли так уж радоваться этому факту? Не знаю, не знаю»…
Он посмотрел на властную глубокую темноту за окном. Катя уже стояла рядом с машиной и нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. В руке у нее была сумочка. Виктор усмехнулся про себя – даже после третьей мировой войны какая-нибудь чудом уцелевшая женщина перед тем, как вылезти в ядерную зиму из бункера, подкрасит ресницы. И в руках у нее обязательно будет сумочка, подобранная в тон противогазу. Но как все это ни забавно, нужно было последовать примеру девушки и вылезти из машины. Виктор тяжело вздохнул.
«Вся проблема в том, что тьма может скрывать и чудовищ», – подумал он и толкнул дверь «девятки».
Отсутствие «Нивы» и разбитое окно бросились в глаза сразу же. И не нужно было быть Шерлоком Холмсом, чтобы сделать верные выводы.
– Они… Уехали, да? – спросила Катя. Всю дорогу она держала Виктора за руку, и теперь стиснула ее так, что он всерьез подумал о синяках.
– Не уверен, – ответил Виктор, направляя луч фонаря на темный провал разбитого окна. – Вряд ли перед тем, как уехать, Серега высадил бы стекло и оставил дверь нараспашку. Нужно зайти в дом. Может, что-нибудь прояснится…
«Особенно, если найдем там парочку объеденных трупов. Вот тогда все станет предельно ясно», – мрачно закончил он про себя.
В доме они пробыли недолго. Десяти минут хватило, чтобы понять – случилось худшее.
– Ты думаешь… – робко начала Катя, но тут же замолчала.
Они стояли на крыльце, глядя на погруженную во тьму деревню. Лишь в одном окне горел свет. Неверный, тусклый, живой. Похоже, хозяин пользовался свечами.
Ветер почти стих, а вместе с ним смолк и шепот деревьев – единственный звук, нарушавший гробовую тишину. Небо очистилось от облаков, и маленькие холодные звезды дружно повылезали из укрытий, чтобы посмотреть на разыгрывающийся внизу спектакль.
– Не знаю, – сказал Виктор. – Крови порядочно, и все вверх дном перевернуто, но машины Сергея тоже нет. Может быть, он успел вовремя… А потом они уехали. Во всяком случае, я так думаю.
«Или, вернее, хочу думать», – подумал Виктор.
– И что нам теперь делать?
Виктор хотел было сказать правду, то есть просто пожать плечами и заявить, что он не имеет на хрен ни малейшего понятия, что им делать. Но вспомнил, о чем она просила его в машине – «позаботься обо мне». И он согласился. Он сказал «хорошо». А если несешь за кого-то ответственность, слова типа «я не знаю» исключаются. Правило героев-спасающих-мир номер один.
– Есть два варианта. Первый – зайти в дом, закрыть все двери и дождаться утра. Если они уехали – к утру здесь будет милиция. Может, они появятся и через час, кто знает…
– А если нет? Если… Если они оба мертвы? – последние слова дались Кате с трудом. Она выдавила их, как засохшую зубную пасту из тюбика.
– Тогда мы уберемся отсюда, как только станет светлее.
– Почему не сейчас?
– Дорога, – терпеливо сказал Виктор. Правило героев номер два: ты не можешь орать, когда тебе хочется орать. – Очень плохая дорога, Катя. Я это уже говорил. То, что мы добрались до деревни – огромная удача. Нам с тобой просто зверски повезло.
– Хорошо. Какой второй вариант?
– Видишь свет? Можно пойти туда. Хозяева могут знать этого парня. Они наверняка знают, где можно найти городской телефон или скажут, где лучше берет сотовый. Они могли видеть или слышать, что случилось тут… Да мало ли что.
– А если они все это время спали?
– Мне почему-то кажется, что в этой деревне сегодня никто не спит, – сказал Виктор. И только сейчас подметил еще одну странность. Он ни разу не услышал собачьего лая. Шум мотора, их с Катей разговоры, шаги… И ни одна собака не тявкнула. А ведь деревенские псы лай поднимают по любому поводу.
– А ты сам какой вариант предпочитаешь? Второй, да? Ну, конечно, второй… Ты хоть знаешь этих людей?
Виктор покачал головой.
– Раньше знал. Дедок там один жил. Рыбак, каких поискать. В унитазе – и то ухитрился бы леща поймать. Под восемьдесят уже было, а он с утра в лодку и на озеро. И так каждый день. Причем, один. Напоминал Сантьяго из «Старик и море». Серега его очень любил, помогал, чем мог. Умер два года назад. Кто теперь там – не знаю, Серега не говорил.
– А что если там дружки этого… Ну…
– Вряд ли. Как бы тебе сказать… Люди с отклонениями – я имею в виду с такими отклонениями в психике – предпочитают не создавать колоний. Он одиночка. Это точно. Другой вопрос, что многие маньяки в обычной жизни как раз вполне нормальные люди – дом, семья, работа. Днем на работу, вечером к жене, а в свободное время – в лесополосу подкарауливать подростков. Так что самое страшное, с чем мы можем там столкнуться – его женушка или старушка-мать, считающая сыночка ангелом во плоти… Но ты можешь остаться здесь, – сказал он. – Мы закроем чем-нибудь окно, забаррикадируем дверь, и…
– Ну уж нет! – сказала Катя. – Дудки. Сергей, наверное, то же самое говорил Вике: «Подожди меня, дорогая, я скоро буду. Только не открывай никому дверь»… Я пойду с тобой. Только…
– Что?
– Мне бы нужно, сделать кое-что. Постой здесь, ладно? Я на секундочку в дом. Только ты за мной не ходи.
– Что ты собираешься делать?
– Не волнуйся, ничего такого, о чем тебе следовало бы знать. Дай мне фонарь и обещай не подглядывать.
Катя нырнула в дом и закрыла за собой дверь. Виктор озадаченно посмотрел ей вслед. Через пару минут до него донесся звук льющейся из рукомойника воды.
Когда девушка снова появилась на крыльце, вид у нее был донельзя довольный. Словно после недельного путешествия она приняла ванну с лепестками роз. Куртка была повязана вокруг талии, и Виктор, сухо спросил:
– Не замерзнешь?
– Нет. Только давай перед тем, как пойдем к аборигенам, заглянем в машину. Мне нужно взять кое-что. Переодеться хочу.
Правило героев номер три: иногда спасаемые ведут себя по-идиотски, но с этим приходится мириться. Особенно если спасаемый – женщина.
По дороге к машине Виктор решил заглянуть в дом Лосевых-Лосиных. Молодежь наезжала сюда только летом, но старики, муж с женой, жили здесь круглый год. И то, что в доме было тихо и темно, настораживало.
Он подошел к ближайшему окну, дотянулся и осторожно постучал по стеклу костяшками пальцев. Дребезжащий звук неприятно резанул слух. Катя придвинулась ближе к Виктору. Он уловил запах духов, смешанный со слабым запахом пота, и почувствовал кожей ее дыхание. Внизу живота вдруг приятно заныло.
«Ого, – подумал он, со смешанным чувством удивления и стыда, – нашел время, честное слово! Даже думать не смей! Андрея только что убили, а ты»…
Они обошли дом и приблизились к крыльцу.
– Стой здесь, – сказал Виктор девушке.
Та послушно кивнула и облизнула губы.
– Если увидишь или услышишь что-нибудь подозрительное – сразу кричи, поняла?
– Уж в этом можешь не сомневаться.
Перед тем как поставить ногу на первую ступеньку крыльца, Виктор на секунду замер. Ему показалось, что в сенях кто-то копошится. Слабое, едва уловимое «шур-шур»… Он взял маг-лайт обратным хватом у самого основания и поднял к плечу, как обычно держат фонари копы в голливудских боевиках. Он вовсе не собирался играть в крутого полицейского. Просто так будет сподручнее опустить тяжелую рукоятку на башку тому, кто может прятаться в доме.
Виктор снова прислушался. Шорохи затихли. Он ступил на крыльцо, передернувшись от противного скрипа, поднялся по ступенькам, остановился напротив открытой двери и осветил сени. Никого.
Слева от двери был свален в кучу какой-то хлам. Виктор разглядел только ржавый лодочный двигатель, кипу старых газет и рваное пальто, наброшенное на канистру. Пахло затхлостью, бензином и кошачьим дерьмом. К великому своему облегчению, трупного запаха он не уловил.
Виктор сделал шаг вперед, луч фонаря прыгнул в дальний угол. Там что-то коротко блеснуло, и тут же из-за ящика с гнилой картошкой выскочило нечто черное, размером с небольшую кошку, и с писком бросилось прямо к нему. Виктор едва успел разглядеть длинный голый хвост и отпрыгнуть в сторону. Здоровенная крыса пронеслась мимо, задев штанину жирным боком, и вылетела на улицу. Раздался истошный визг Кати.
– Что это было, Витя?! – в панике крикнула девушка.
– Спокойно, спокойно, Катюша, это всего лишь крыса.
– Я боюсь!
«Я тоже», – подумал Виктор, но вслух сказал:
– Ерунда, Катенька, стой спокойно. Она уже убежала и не вернется, пока мы здесь.
Он сосчитал про себя до десяти, подождал, пока угомонится сердце, и взялся за ручку двери, ведущей в комнату. Виктор поймал себя на том, что побаивается открывать эту дверь. И хотя рассудок твердил, что там не может быть ничего страшного, кроме разве что еще парочки гигантских крыс, надпочечники выбрасывали в кровь такое количество адреналина, что хватило бы на всю олимпийскую сборную перед стартом.
Луч фонаря скользнул по комнате. Никаких крыс-мутантов, никаких обглоданных мертвецов.
Виктор пошарил по стене справа и слева, нащупал выключатель и щелкнул им. Свет не зажегся. Виктор направил луч на потолок и понял, в чем дело. В патроне не было лампочки.
Чувствовалось, что здесь никто не живет уже пару недель. Повсюду лежал слой пыли, в углах серыми неопрятными клочьями повисла паутина. Но все вещи аккуратно лежали на местах, будто хозяева заботливо прибрались перед отъездом и просто забыли закрыть за собой дверь. Виктор прошелся по комнате, надеясь обнаружить что-нибудь необычное, но кроме нескольких куч кошачьего дерьма, ничего не нашел. Полный порядок.
Он направился к выходу. Но остановился на пороге и еще раз обвел взглядом комнату. Да, порядок. И все же подсознание уловило какую-то неправильность в этой комнате. А своему подсознанию, которое некоторые называют интуицией, Виктор с недавнего времени стал доверять. Оно определенно заметило что-то не совсем обычное, крошечную деталь, которая царапнула глаз, но пока не добралась до рассудка… Виктор посветил по углам, перевел луч на мебель, прошелся по стенам, и тут до него дошло.
Красный угол. Вот, где неправильность. Все иконы, а их было четыре штуки, были повернуты лицом к стене. Виднелось только старое темное дерево задних стенок. Будто изображенным на них святым не стоит смотреть на тех, кто может зайти в комнату.
– Ну, что там? – нетерпеливо спросила Катя, когда Виктор вышел на крыльцо.
– Пусто. Здесь как минимум две недели никто не живет.
– А почему дверь открыта?
– Может, забыли запереть. Или взломал кто-нибудь.
Теория была так себе, но ничего другого в голову не пришло.
– Знаешь, тут пока тебя не было, еще в одном доме свет зажегся! Прямо за дорогой. Мелькнул и погас.
– Немудрено. Ты так верещала, что всю деревню на ноги подняла, наверное, – усмехнулся Виктор.
– Ничего смешного. Я крыс до смерти боюсь.
– Ладно, ладно, я пошутил, не обижайся. Такая крысища кого хочешь испугает. Ладно, пошли, попробуем в гости напроситься.
– Только сначала к машине, – не терпящим возражений тоном сказала Катя.
Из машины она забрала сумку, а Виктор прихватил на всякий случай бутылку водки – лучшее средство для установления контактов с местным населением.
Затем они перешли дорогу и оказались на другой половине деревни. Три дома стояли вдоль дороги, за ними прилепились огороды, а четвертый, в котором был виден свет, расположился позади, немного на отшибе.
– Где ты свет видела?
– Вон там, – Катя указала на крайний в ряду дом, самый маленький.
Виктор внимательно осмотрел забор, открытую настежь калитку и небольшой дворик. Потом перевел взгляд на дверь дома и вздрогнул – на ней белой краской был намалеван большой православный крест. Такие же кресты, только поменьше, были нарисованы на плотно закрытых ставнях.
– Что это? – прошептала Катя, глядя на кресты.
– Откуда мне знать. Шибко верующие, наверное, живут.
– И раньше так было?
Виктор напряг память.
– Вроде бы нет. Не было никаких крестов. Недавно нарисовали… Краска совсем свежая, видишь, как блестит? Стой здесь, я пойду посмотрю.
Он подошел к ближайшему окну, вытянул руку и постучал в ставень рукояткой фонаря.
И понял, что еще не утратил способность удивляться сюрпризам, которые судьба щедро подкидывала ему в эту ночь. Вместо обычного «ктотама» из-за окна дребезжащий старушечий голос тонко и жалобно, но довольно громко произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34