Я еще раз потрогала дверь. Затем снова осмотрела комнату, чтоб вдохновиться, и, действительно, я почти забыла о своих проблемах под влиянием прелести красивых вещей, которые меня окружали. Вот, например, женская фигура, вырезанная в бивне слона. Она была так стройна и грациозна, так прекрасна, что внушала какой-то благоговейный испуг. Я подошла, чтобы рассмотреть ее получше, ее черты были четкими, как на гравюре, и выразительными.
У меня было чувство, что она наблюдает за мной. На меня не производила особого впечатления целая бригада тучных Будд с выпученными глазами. Среди них был один огромный, скорее всего бронзовый. Он не был толстым и восседал на цветке лотоса; у него были недобрые глаза, и каждый раз, взглянув на него, я ощущала, что он наблюдает за мной.
Мне надо выбраться отсюда. Может быть, все, что меня окружало, — это только куски камня, бронзы и слоновой кости, но их объединяло одно общее свойство — они вызывали чувство отчужденности, как, впрочем, и все остальное в этом доме.
Не хотелось бы мне оставаться в этой комнате, когда наступит темнота! У меня было глупое чувство, что к ночи все эти пока неодушевленные предметы оживут; и, наверное, это привнесенное их хозяином мистером Сильвестером Мильнером свойство и составляло основную особенность этого странного дома.
Как же выбраться? Я опять оказалась у окна. Может быть, хоть кто-нибудь выйдет в сад. О, пусть это будет моя мама, молила я Бога. Но даже если это будет одна из служанок, я постараюсь привлечь ее внимание. Вряд ли это будет миссис Коуч, которая вообще редко выходит из дома. Кто бы это ни был, я буду благодарна за его появление и смиренно признаюсь в содеянном под влиянием любопытства.
Я подошла к двери, минуя бронзового Будду с его дьявольскими глазами. Казалось, что он насмешливо улыбается, следя за мной. Я повернула ручку. Потрясла дверь. Я стучала в нее и звала кого-нибудь в приступе паники: «Меня здесь заперли». Ответа не было.
Я вдруг вспомнила свое детство. Сколько раз мне твердили: «Любопытство до добра не доведет». Мне казалось, что я слышу голос мамы, рассказывающей мне о горькой участи Меддлсома Мэтти, который поднял крышку кипящего чайника, чтобы увидеть, что там внутри.
Я не правильно поступила, придя сюда. Я знала, что это запрещено. Мой поступок, как сказала бы мама, был неблагодарностью за оказанное мне гостеприимство. Мне разрешили пожить в этом доме, а я повела себя просто нахально. Я была ничуть не лучше Меддлсома Мэтти и того любопытного кота из сказки, которого любопытство погубило.
Оба они пострадали от того же, отчего страдаю сейчас я, — от непомерного любопытства.
Я старалась теперь вести себя тихо. Еще раз посмотрела на красоту, которая меня окружала. Мое внимание привлекла коллекция каких-то палочек в коробочке из благородного камня. Мне показалось, что палочки были из слоновой кости. Я потрогала их. Их было сорок девять; мне было интересно понять их предназначение.
Я пошла в маленькую смежную комнату и обследовала ее. Я открыла дверь шкафчика и обнаружила там щетки, опахала для смахивания пыли и длинный халат, который, видимо, Линг Фу надевал, производя уборку. Здесь стояло кресло, я уселась в него.
Снизу я услышала цоканье лошадиных подков и тут же подбежала к окну. Это была двуколка, которую Джефферс вывел из сарая — наверное, он готовился куда-то поехать. Я возвратилась в кресло и стала думать о том, как бы мне вырваться из этой комнаты.
Я не боялась, что меня здесь поймают. Мне просто хотелось выбраться отсюда. Я закричала так громко, насколько мне хватило голоса. Никто мне не ответил. Стены были толстые, а сюда, на третий этаж, редко кто заходил.
Я потихоньку стала приходить в отчаяние, тем более, что сумерки, которые в эти короткие зимние дни наступают почти сразу после полудня, уже близились.
Должно быть, было часа три, когда я прокралась в эту комнату. Значит, теперь пошел пятый час.
И я начала воображать, как разыграются события дальше. Как часто наведывается Линг Фу в эту комнату? Не каждый день. Значит, я буду сидеть взаперти, как та невеста в «Ветке омелы». Они обнаружат здесь только мой скелет. Но перед этим еще предстоит ночь в обществе бронзового Будды, который, смотря тебе в лицо, явно издевается над тобой. Некоторые другие предметы в этой комнате тоже не вызывали у меня радости. Даже теперь, когда тени становились глубже, все они начали меняться. А когда наступит темнота… Мысль о том, что мне предстоит оказаться здесь в полной темноте, заставила меня начать барабанить в дверь. Я старалась сообразить, что лучше всего сделать в такой ситуации. Сквозь окно я видела холодное садящееся солнце. Через полчаса оно исчезнет.
Я опять заколотила в дверь. Ответа не было. Я успокаивала себя тем, что вскоре меня хватятся. Миссис Коуч будет сидеть в своем кресле, раскачиваться и разглагольствовать об ужасной судьбе потерянных девочек.
Комната наполнялась тенями. Мне казалось, что царила абсолютная тишина.
Рисунок орнаментов стал меняться, и я старалась не встречаться взглядом с бронзовым Буддой. В какой-то момент мне показалось, что его глаза сверкнули. Было такое впечатление, что у него открылись веки. Сначала, казалось, что он насмехается надо мной, но теперь его взгляд стал угрожающим.
Мое воображение явно разыгралось. Оно подсказывало мне, что мистер Сильвестер Мильнер был на самом деле колдуном. Он был Пигмалионом, который умел вдохнуть жизнь в эти предметы. На самом деле они не были тем, чем казались — кусками камня и бронзы. В каждом из них была частица духа — дьявольского духа.
Становилось темнее и темнее. Какой-то импульс заставил меня поднять палочки из слоновой кости. Я вглядывалась в них и думала о том, как же мне выбраться из этой комнаты, пока не стемнело окончательно.
Затем мне послышался звук. Впервые в жизни я ощутила, как волосы у меня на голове зашевелились. Я стояла тихо, держа палочки из слоновой кости в руке.
Дверь медленно стала открываться. Я увидела колеблющийся свет. На пороге появилась фигура. На секунду мне подумалось, что это материализовался бронзовый Будда. Но потом я осознала, что передо мной стоит живой человек.
В руке он держал подсвечник с горящей свечой. Причем держал его очень высоко, и свет мерцал, освещая его лицо, странное лицо, лишенное выражения. На голове у него была вельветовая шапочка такого же багрового цвета, как и его жилет.
Он смотрел прямо мне в лицо.
— Кто вы? — спросил он повелительно.
— Я Джейн Линдсей, — ответила я, и голос мой почему-то прозвучал очень тоненько. — Меня здесь заперли.
Он закрыл за собой дверь, прошел по комнате и оказался рядом со мной.
— Почему вы держите эти палочки? — спросил он.
Я посмотрела на палочки из слоновой кости, которые сжимала.
— Я… я не знаю.
Меня объял невыразимый ужас. Я поняла, что исполнилось мое второе желание. Я стояла лицом к лицу с мистером Сильвестером Мильнером.
Он взял палочки из моей руки и, к моему удивлению, разложил их на маленьком столике, инкрустированном, как я успела рассмотреть раньше, слоновой костью. Казалось, что он полностью поглощен этим, во всяком случае, палочки явно интересовали его больше, чем я. Затем он внимательно посмотрел на меня.
— М-да, — пробормотал он. Я заикаясь заговорила:
— Простите меня. Дверь была открыта, и я заглянула сюда… а затем до того, как я поняла, где нахожусь, кто-то запер дверь.
— Эта комната всегда заперта, — сказал он. — Как вы думаете, почему?
— Потому что все эти вещи здесь очень дорогие.
— А вам нравятся красивые произведения искусства? Я колебалась. Мне казалось, что нехорошо было бы сказать ему не правду, потому что он немедленно это поймет.
— Скорее да, если я знаю, что это такое. Он кивнул.
— Но вы очень любопытны. Я легко согласилась с ним.
— Вы не должны были приходить сюда без разрешения. Это запрещено. А теперь уходите.
Когда я выходила, то последним, что попалось мне на глаза, были палочки из слоновой кости, разложенные на столе. У меня было ужасное чувство, что когда я буду проходить мимо него, он схватит меня за волосы и обратит в одну из таких вот статуэток.
Но ничего подобного не произошло. Я оказалась в коридоре. Я вбежала в свою комнату и захлопнула дверь. Глянув в зеркало, я увидела, что щеки мои пылают, волосы взлохмачены больше, чем обычно, а глаза блестят. Мне казалось, что я пережила сверхъестественное приключение.
В комнату вошла мама.
— Где ты пропадала, Джейн? Я тебя искала везде. Твой чемодан почти собран.
Я заколебалась, но в конце концов решила, что лучше сказать правду.
— Думаю, мама, что я встретила мистера Сильвестера Мильнера.
— Он возвратился домой совсем недавно. Ты что, видела его через окно?
— Я видела его в сокровищнице.
— Что! — закричала она.
Пока я рассказывала ей, как все это произошло, она становилась все более бледной.
— О, Джейн, как же ты могла так поступить, — причитала она. — Все шло так хорошо. А теперь все рухнет. Мне будет отказано от места.
Я искренне раскаивалась. Она работала так хорошо, а мое неуемное любопытство разрушило все, шансов не оставалось.
— Я не хотела сделать ничего дурного. Сколько раз в прошлом приходилось мне повторять эти слова.
— Мне просто хотелось быстренько взглянуть на то, что там, и выйти. Видишь ли, то, как все рассказывали о загадочном хранилище сокровищ, наталкивало на мысль, что там не просто обычные драгоценности, а нечто таинственное…
Но мама не слушала меня. Она, я знала, думала о том, что в течение месяца ей предстоит упаковать вещи и заняться малоприятным делом — поисками места. И кто знает, сможет ли она когда-нибудь вообще найти такое подходящее место, каким была усадьба Роланд.
Грустной была поездка на станцию двумя днями позже. Мы ехали втроем — Джефферс, мама и я. Она все время до отъезда ждала вызова мистера Сильвестера Мильнера.
Я оглянулась назад на внутренний дворик, на китайских собак и подумала: «Больше никогда мне не увидеть этого».
Летние каникулы я буду проводить уже где-то в другом месте.
Я разделяла мамину грусть, но моя была еще больше, чем ее. Ведь это все я натворила.
Она тепло обняла меня.
— Ничего, Дженни, — прошептала мама. — Что сделано, то сделано. Я рискну предположить, что твой отец подберет для нас что-нибудь… может быть, еще и лучше Мне оставалось мрачно кивнуть. Разве для меня могло существовать какое-нибудь более привлекательное место, чем усадьба Роланд, где была такая уютная кухня, светлая людская, загадочная сокровищница и более чем загадочный владелец всего этого.
С каждой почтой я ожидала письма, в котором мама сообщит печальную новость. Но ничего не случилось.
Мы так и не услышали плохой новости, и я готовилась к поездке в усадьбу Роланд.
Итак, все три желания, исполнение которых обещала мне серебряная шестипенсовая монетка, осуществились.
Глава 2
Я провела то лето в усадьбе Роланд, следующее тоже и уже считала это место своим домом.
Они стали моей семьей — миссис Коуч с ее креслом-качалкой, мистер Каттервик — король буфетной, гордо несущий себя, Эми и Джесс, которые уже делились со мной своими любовными переживаниями. Мой восторг в связи с предстоящими каникулами всегда был искренним, и как я любила все это — таинственный лес с его легендарными обитателями, сад, где были идеально обработаны газоны, чистенькие тропинки и клумбы и ряды елей на опушке леса, дружные трапезы за большим столом, задушевные беседы, сплетни о старых временах, когда в усадьбе Роланд жила Семья.
Для меня также был очень важен третий этаж дома, где были размещены богатства и где жили мистер Сильвестер Мильнер и его слуга Линг Фу.
Когда мистер Сильвестер Мильнер возвращался, в доме наступали перемены и все явно оживлялось. Наступало время званых обедов и суеты на кухне. Гости, размещавшиеся в комнатах для приезжих, в основном купцы, поедали огромное количество снеди и выпивали многие литры вина. Миссис Коуч и мистер Каттервик очень любили такие дни. По их мнению, именно такая жизнь должна кипеть в доме. Миссис Коуч любила доводить себя до состояния экстаза, колдуя над блюдами для обеда, а мистер Каттервик обожал поражать нас тем, как он разбирается в винах.
После приема мы все должны были рассесться кружком за большим столом и слушать впечатления Джесс и мистера Каттервика от гостей. Мистер Каттервик часто сообщал, что было очень много заумных разговоров, половину из которых он не понимал. А Джесс отмечала, что в некоторых домах, судя по рассказам за столом, частенько случаются великолепные скандалы. Это была гораздо более интересная тема, чем обсуждение каких-то там ваз или статуэток. Происходящее в чужих домах возбуждало любопытство.
Мне очень хотелось спрятаться под столом и самой услышать эти разговоры. Но все равно у меня не было никаких сомнений, что самой интересной персоной в доме был мистер Сильвестер Мильнер.
Иногда, когда я гуляла в саду и бросала украдкой взгляды на зарешеченное окно, казалось, что там всегда можно различить чью-то тень. Однажды я разглядела его очень четко. Он стоял и смотрел вниз, а я стояла и смотрела вверх. У меня появилось впечатление, что он наблюдает именно за мной.
Эта мысль начала овладевать мной. Он никогда не говорил моей маме о том, что застал меня в запретной комнате.
Она сказала, что это очень похоже на него, хотя ей хотелось бы поставить точку во всем этом деле. Тем не менее она укрепилась в убеждении, что тут нам ничего не грозит. Но через год с небольшим я должна была закончить школу и вставала проблема, что мне делать дальше.
Девочки из школы Клантона были обязаны провести так называемые Лондонские сезоны. Они посещали балы, и, без сомнения, все это было предназначено для поиска подходящей партии. Мне это не светило. Мама сказала, что, может быть, в конце концов отцовская семья осознает свой долг и поможет мне выйти на орбиту, но она заявила об этом без особой уверенности, и хотя ее взгляды были всегда оптимистическими, она понимала, что это было бы чудом.
— Ты будешь очень хорошо образованной девушкой, — отметила она. — Немногие школы могут сравниться с Клантоном, и если нам удастся продержать тебя там до восемнадцати лет, у тебя будет такой уровень образования, который не превзойдет ни одна молодая леди.
Мне было около семнадцати во время этого разговора. Стало быть, у нас оставался год на раздумья.
— Мы обязаны очень многим мистеру Сильвестеру Мильнеру, — заметила я.
Мама согласилась, что день, когда она откликнулась на это объявление, был очень удачным днем в нашей жизни. И правда, пожалуй, ничто не смогло бы так сильно изменить течение нашей жизни, и уж поскольку мы должны были опираться на собственные силы после смерти отца, это был наилучший путь, который мы только могли выбрать.
Все было так, как будто мы жили в большой семье, где всегда происходит что-нибудь интересное.
Я как раз собиралась отмечать свои семнадцать лет, приехав домой на летние каникулы, и тут мне показалось, что должно произойти что-то, что приведет в восторг мою маму. Она сама встретила меня на станции, и мы поехали в крытой двуколке, которую тащил пони по кличке Рэн. Мама ловко справлялась с ним.
Я всегда трепетала, когда поезд подходил к маленькой станции под названием Роландсмер. Вокзальчик утопал в красивых цветах: герани, лобелиях, анютинах глазках и каких-то желтых, названия которых я не помнила. Клумбу, на которой цветами было выписано название станции, окаймляли лаванда и резеда, и их тонкий аромат витал в воздухе.
Я заметила, что мама сдерживает обуревающее ее возбуждение, но поняла, что вызвано такое настроение чем-то хорошим. Она обняла меня с обычной сердечностью, и мы сели в повозку. Когда она взялась за поводья, я поинтересовалась, как обстоят дела в усадьбе Роланд. Она сообщила мне, что миссис Коуч изготовила торт под названием «Приветствуем дома»в честь моего приезда и в последние дни только и говорила о моем скором возвращении, а мистер Каттервик даже снизошел до того, что выразил надежду, что погода будет мне благоприятствовать.
Эми и Джесс были в порядке, но Джесс, пожалуй, зашла слишком далеко в дружественном расположении к Джефферсу, и миссис Джефферс не одобряет все это. За Эми ухаживает холостой садовник, и похоже на то, что они составят неплохую пару. Это было бы неплохо, потому что в таком случае Эми останется в доме.
— А мистер Сильвестер Мильнер?
— Он дома.
И она замолчала. Видимо, ее возбужденное состояние каким-то образом было связано с ним.
— И у него все в порядке? — поинтересовалась я. Она не ответила ничего, и я закричала от неожиданного испуга:
— Мама, с ним все в порядке, не правда ли? Он не выгонит нас?
Прошло немало времени с того дня, как он поймал меня в сокровищнице, но, возможно, он любил держать людей в неопределенности долго-долго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
У меня было чувство, что она наблюдает за мной. На меня не производила особого впечатления целая бригада тучных Будд с выпученными глазами. Среди них был один огромный, скорее всего бронзовый. Он не был толстым и восседал на цветке лотоса; у него были недобрые глаза, и каждый раз, взглянув на него, я ощущала, что он наблюдает за мной.
Мне надо выбраться отсюда. Может быть, все, что меня окружало, — это только куски камня, бронзы и слоновой кости, но их объединяло одно общее свойство — они вызывали чувство отчужденности, как, впрочем, и все остальное в этом доме.
Не хотелось бы мне оставаться в этой комнате, когда наступит темнота! У меня было глупое чувство, что к ночи все эти пока неодушевленные предметы оживут; и, наверное, это привнесенное их хозяином мистером Сильвестером Мильнером свойство и составляло основную особенность этого странного дома.
Как же выбраться? Я опять оказалась у окна. Может быть, хоть кто-нибудь выйдет в сад. О, пусть это будет моя мама, молила я Бога. Но даже если это будет одна из служанок, я постараюсь привлечь ее внимание. Вряд ли это будет миссис Коуч, которая вообще редко выходит из дома. Кто бы это ни был, я буду благодарна за его появление и смиренно признаюсь в содеянном под влиянием любопытства.
Я подошла к двери, минуя бронзового Будду с его дьявольскими глазами. Казалось, что он насмешливо улыбается, следя за мной. Я повернула ручку. Потрясла дверь. Я стучала в нее и звала кого-нибудь в приступе паники: «Меня здесь заперли». Ответа не было.
Я вдруг вспомнила свое детство. Сколько раз мне твердили: «Любопытство до добра не доведет». Мне казалось, что я слышу голос мамы, рассказывающей мне о горькой участи Меддлсома Мэтти, который поднял крышку кипящего чайника, чтобы увидеть, что там внутри.
Я не правильно поступила, придя сюда. Я знала, что это запрещено. Мой поступок, как сказала бы мама, был неблагодарностью за оказанное мне гостеприимство. Мне разрешили пожить в этом доме, а я повела себя просто нахально. Я была ничуть не лучше Меддлсома Мэтти и того любопытного кота из сказки, которого любопытство погубило.
Оба они пострадали от того же, отчего страдаю сейчас я, — от непомерного любопытства.
Я старалась теперь вести себя тихо. Еще раз посмотрела на красоту, которая меня окружала. Мое внимание привлекла коллекция каких-то палочек в коробочке из благородного камня. Мне показалось, что палочки были из слоновой кости. Я потрогала их. Их было сорок девять; мне было интересно понять их предназначение.
Я пошла в маленькую смежную комнату и обследовала ее. Я открыла дверь шкафчика и обнаружила там щетки, опахала для смахивания пыли и длинный халат, который, видимо, Линг Фу надевал, производя уборку. Здесь стояло кресло, я уселась в него.
Снизу я услышала цоканье лошадиных подков и тут же подбежала к окну. Это была двуколка, которую Джефферс вывел из сарая — наверное, он готовился куда-то поехать. Я возвратилась в кресло и стала думать о том, как бы мне вырваться из этой комнаты.
Я не боялась, что меня здесь поймают. Мне просто хотелось выбраться отсюда. Я закричала так громко, насколько мне хватило голоса. Никто мне не ответил. Стены были толстые, а сюда, на третий этаж, редко кто заходил.
Я потихоньку стала приходить в отчаяние, тем более, что сумерки, которые в эти короткие зимние дни наступают почти сразу после полудня, уже близились.
Должно быть, было часа три, когда я прокралась в эту комнату. Значит, теперь пошел пятый час.
И я начала воображать, как разыграются события дальше. Как часто наведывается Линг Фу в эту комнату? Не каждый день. Значит, я буду сидеть взаперти, как та невеста в «Ветке омелы». Они обнаружат здесь только мой скелет. Но перед этим еще предстоит ночь в обществе бронзового Будды, который, смотря тебе в лицо, явно издевается над тобой. Некоторые другие предметы в этой комнате тоже не вызывали у меня радости. Даже теперь, когда тени становились глубже, все они начали меняться. А когда наступит темнота… Мысль о том, что мне предстоит оказаться здесь в полной темноте, заставила меня начать барабанить в дверь. Я старалась сообразить, что лучше всего сделать в такой ситуации. Сквозь окно я видела холодное садящееся солнце. Через полчаса оно исчезнет.
Я опять заколотила в дверь. Ответа не было. Я успокаивала себя тем, что вскоре меня хватятся. Миссис Коуч будет сидеть в своем кресле, раскачиваться и разглагольствовать об ужасной судьбе потерянных девочек.
Комната наполнялась тенями. Мне казалось, что царила абсолютная тишина.
Рисунок орнаментов стал меняться, и я старалась не встречаться взглядом с бронзовым Буддой. В какой-то момент мне показалось, что его глаза сверкнули. Было такое впечатление, что у него открылись веки. Сначала, казалось, что он насмехается надо мной, но теперь его взгляд стал угрожающим.
Мое воображение явно разыгралось. Оно подсказывало мне, что мистер Сильвестер Мильнер был на самом деле колдуном. Он был Пигмалионом, который умел вдохнуть жизнь в эти предметы. На самом деле они не были тем, чем казались — кусками камня и бронзы. В каждом из них была частица духа — дьявольского духа.
Становилось темнее и темнее. Какой-то импульс заставил меня поднять палочки из слоновой кости. Я вглядывалась в них и думала о том, как же мне выбраться из этой комнаты, пока не стемнело окончательно.
Затем мне послышался звук. Впервые в жизни я ощутила, как волосы у меня на голове зашевелились. Я стояла тихо, держа палочки из слоновой кости в руке.
Дверь медленно стала открываться. Я увидела колеблющийся свет. На пороге появилась фигура. На секунду мне подумалось, что это материализовался бронзовый Будда. Но потом я осознала, что передо мной стоит живой человек.
В руке он держал подсвечник с горящей свечой. Причем держал его очень высоко, и свет мерцал, освещая его лицо, странное лицо, лишенное выражения. На голове у него была вельветовая шапочка такого же багрового цвета, как и его жилет.
Он смотрел прямо мне в лицо.
— Кто вы? — спросил он повелительно.
— Я Джейн Линдсей, — ответила я, и голос мой почему-то прозвучал очень тоненько. — Меня здесь заперли.
Он закрыл за собой дверь, прошел по комнате и оказался рядом со мной.
— Почему вы держите эти палочки? — спросил он.
Я посмотрела на палочки из слоновой кости, которые сжимала.
— Я… я не знаю.
Меня объял невыразимый ужас. Я поняла, что исполнилось мое второе желание. Я стояла лицом к лицу с мистером Сильвестером Мильнером.
Он взял палочки из моей руки и, к моему удивлению, разложил их на маленьком столике, инкрустированном, как я успела рассмотреть раньше, слоновой костью. Казалось, что он полностью поглощен этим, во всяком случае, палочки явно интересовали его больше, чем я. Затем он внимательно посмотрел на меня.
— М-да, — пробормотал он. Я заикаясь заговорила:
— Простите меня. Дверь была открыта, и я заглянула сюда… а затем до того, как я поняла, где нахожусь, кто-то запер дверь.
— Эта комната всегда заперта, — сказал он. — Как вы думаете, почему?
— Потому что все эти вещи здесь очень дорогие.
— А вам нравятся красивые произведения искусства? Я колебалась. Мне казалось, что нехорошо было бы сказать ему не правду, потому что он немедленно это поймет.
— Скорее да, если я знаю, что это такое. Он кивнул.
— Но вы очень любопытны. Я легко согласилась с ним.
— Вы не должны были приходить сюда без разрешения. Это запрещено. А теперь уходите.
Когда я выходила, то последним, что попалось мне на глаза, были палочки из слоновой кости, разложенные на столе. У меня было ужасное чувство, что когда я буду проходить мимо него, он схватит меня за волосы и обратит в одну из таких вот статуэток.
Но ничего подобного не произошло. Я оказалась в коридоре. Я вбежала в свою комнату и захлопнула дверь. Глянув в зеркало, я увидела, что щеки мои пылают, волосы взлохмачены больше, чем обычно, а глаза блестят. Мне казалось, что я пережила сверхъестественное приключение.
В комнату вошла мама.
— Где ты пропадала, Джейн? Я тебя искала везде. Твой чемодан почти собран.
Я заколебалась, но в конце концов решила, что лучше сказать правду.
— Думаю, мама, что я встретила мистера Сильвестера Мильнера.
— Он возвратился домой совсем недавно. Ты что, видела его через окно?
— Я видела его в сокровищнице.
— Что! — закричала она.
Пока я рассказывала ей, как все это произошло, она становилась все более бледной.
— О, Джейн, как же ты могла так поступить, — причитала она. — Все шло так хорошо. А теперь все рухнет. Мне будет отказано от места.
Я искренне раскаивалась. Она работала так хорошо, а мое неуемное любопытство разрушило все, шансов не оставалось.
— Я не хотела сделать ничего дурного. Сколько раз в прошлом приходилось мне повторять эти слова.
— Мне просто хотелось быстренько взглянуть на то, что там, и выйти. Видишь ли, то, как все рассказывали о загадочном хранилище сокровищ, наталкивало на мысль, что там не просто обычные драгоценности, а нечто таинственное…
Но мама не слушала меня. Она, я знала, думала о том, что в течение месяца ей предстоит упаковать вещи и заняться малоприятным делом — поисками места. И кто знает, сможет ли она когда-нибудь вообще найти такое подходящее место, каким была усадьба Роланд.
Грустной была поездка на станцию двумя днями позже. Мы ехали втроем — Джефферс, мама и я. Она все время до отъезда ждала вызова мистера Сильвестера Мильнера.
Я оглянулась назад на внутренний дворик, на китайских собак и подумала: «Больше никогда мне не увидеть этого».
Летние каникулы я буду проводить уже где-то в другом месте.
Я разделяла мамину грусть, но моя была еще больше, чем ее. Ведь это все я натворила.
Она тепло обняла меня.
— Ничего, Дженни, — прошептала мама. — Что сделано, то сделано. Я рискну предположить, что твой отец подберет для нас что-нибудь… может быть, еще и лучше Мне оставалось мрачно кивнуть. Разве для меня могло существовать какое-нибудь более привлекательное место, чем усадьба Роланд, где была такая уютная кухня, светлая людская, загадочная сокровищница и более чем загадочный владелец всего этого.
С каждой почтой я ожидала письма, в котором мама сообщит печальную новость. Но ничего не случилось.
Мы так и не услышали плохой новости, и я готовилась к поездке в усадьбу Роланд.
Итак, все три желания, исполнение которых обещала мне серебряная шестипенсовая монетка, осуществились.
Глава 2
Я провела то лето в усадьбе Роланд, следующее тоже и уже считала это место своим домом.
Они стали моей семьей — миссис Коуч с ее креслом-качалкой, мистер Каттервик — король буфетной, гордо несущий себя, Эми и Джесс, которые уже делились со мной своими любовными переживаниями. Мой восторг в связи с предстоящими каникулами всегда был искренним, и как я любила все это — таинственный лес с его легендарными обитателями, сад, где были идеально обработаны газоны, чистенькие тропинки и клумбы и ряды елей на опушке леса, дружные трапезы за большим столом, задушевные беседы, сплетни о старых временах, когда в усадьбе Роланд жила Семья.
Для меня также был очень важен третий этаж дома, где были размещены богатства и где жили мистер Сильвестер Мильнер и его слуга Линг Фу.
Когда мистер Сильвестер Мильнер возвращался, в доме наступали перемены и все явно оживлялось. Наступало время званых обедов и суеты на кухне. Гости, размещавшиеся в комнатах для приезжих, в основном купцы, поедали огромное количество снеди и выпивали многие литры вина. Миссис Коуч и мистер Каттервик очень любили такие дни. По их мнению, именно такая жизнь должна кипеть в доме. Миссис Коуч любила доводить себя до состояния экстаза, колдуя над блюдами для обеда, а мистер Каттервик обожал поражать нас тем, как он разбирается в винах.
После приема мы все должны были рассесться кружком за большим столом и слушать впечатления Джесс и мистера Каттервика от гостей. Мистер Каттервик часто сообщал, что было очень много заумных разговоров, половину из которых он не понимал. А Джесс отмечала, что в некоторых домах, судя по рассказам за столом, частенько случаются великолепные скандалы. Это была гораздо более интересная тема, чем обсуждение каких-то там ваз или статуэток. Происходящее в чужих домах возбуждало любопытство.
Мне очень хотелось спрятаться под столом и самой услышать эти разговоры. Но все равно у меня не было никаких сомнений, что самой интересной персоной в доме был мистер Сильвестер Мильнер.
Иногда, когда я гуляла в саду и бросала украдкой взгляды на зарешеченное окно, казалось, что там всегда можно различить чью-то тень. Однажды я разглядела его очень четко. Он стоял и смотрел вниз, а я стояла и смотрела вверх. У меня появилось впечатление, что он наблюдает именно за мной.
Эта мысль начала овладевать мной. Он никогда не говорил моей маме о том, что застал меня в запретной комнате.
Она сказала, что это очень похоже на него, хотя ей хотелось бы поставить точку во всем этом деле. Тем не менее она укрепилась в убеждении, что тут нам ничего не грозит. Но через год с небольшим я должна была закончить школу и вставала проблема, что мне делать дальше.
Девочки из школы Клантона были обязаны провести так называемые Лондонские сезоны. Они посещали балы, и, без сомнения, все это было предназначено для поиска подходящей партии. Мне это не светило. Мама сказала, что, может быть, в конце концов отцовская семья осознает свой долг и поможет мне выйти на орбиту, но она заявила об этом без особой уверенности, и хотя ее взгляды были всегда оптимистическими, она понимала, что это было бы чудом.
— Ты будешь очень хорошо образованной девушкой, — отметила она. — Немногие школы могут сравниться с Клантоном, и если нам удастся продержать тебя там до восемнадцати лет, у тебя будет такой уровень образования, который не превзойдет ни одна молодая леди.
Мне было около семнадцати во время этого разговора. Стало быть, у нас оставался год на раздумья.
— Мы обязаны очень многим мистеру Сильвестеру Мильнеру, — заметила я.
Мама согласилась, что день, когда она откликнулась на это объявление, был очень удачным днем в нашей жизни. И правда, пожалуй, ничто не смогло бы так сильно изменить течение нашей жизни, и уж поскольку мы должны были опираться на собственные силы после смерти отца, это был наилучший путь, который мы только могли выбрать.
Все было так, как будто мы жили в большой семье, где всегда происходит что-нибудь интересное.
Я как раз собиралась отмечать свои семнадцать лет, приехав домой на летние каникулы, и тут мне показалось, что должно произойти что-то, что приведет в восторг мою маму. Она сама встретила меня на станции, и мы поехали в крытой двуколке, которую тащил пони по кличке Рэн. Мама ловко справлялась с ним.
Я всегда трепетала, когда поезд подходил к маленькой станции под названием Роландсмер. Вокзальчик утопал в красивых цветах: герани, лобелиях, анютинах глазках и каких-то желтых, названия которых я не помнила. Клумбу, на которой цветами было выписано название станции, окаймляли лаванда и резеда, и их тонкий аромат витал в воздухе.
Я заметила, что мама сдерживает обуревающее ее возбуждение, но поняла, что вызвано такое настроение чем-то хорошим. Она обняла меня с обычной сердечностью, и мы сели в повозку. Когда она взялась за поводья, я поинтересовалась, как обстоят дела в усадьбе Роланд. Она сообщила мне, что миссис Коуч изготовила торт под названием «Приветствуем дома»в честь моего приезда и в последние дни только и говорила о моем скором возвращении, а мистер Каттервик даже снизошел до того, что выразил надежду, что погода будет мне благоприятствовать.
Эми и Джесс были в порядке, но Джесс, пожалуй, зашла слишком далеко в дружественном расположении к Джефферсу, и миссис Джефферс не одобряет все это. За Эми ухаживает холостой садовник, и похоже на то, что они составят неплохую пару. Это было бы неплохо, потому что в таком случае Эми останется в доме.
— А мистер Сильвестер Мильнер?
— Он дома.
И она замолчала. Видимо, ее возбужденное состояние каким-то образом было связано с ним.
— И у него все в порядке? — поинтересовалась я. Она не ответила ничего, и я закричала от неожиданного испуга:
— Мама, с ним все в порядке, не правда ли? Он не выгонит нас?
Прошло немало времени с того дня, как он поймал меня в сокровищнице, но, возможно, он любил держать людей в неопределенности долго-долго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38