Вы предстанете перед следователем, и советую вам говорить правду.
От спертого воздуха Доминго начало тошнить. Он не сомневался, что подвергнется тяжкому испытанию, и был полон раскаяния за свою трусость, послужившую причиной ареста Бласко. Если бы сыщики обнаружили священника, это бы их удовлетворило, и Бласко сейчас был бы в безопасности. Лишившись целительного бальзама – уверенности, что он остался на свободе по воле Господа, дабы продолжать служить ему, Доминго счел себя презренным трусом.
– Где мой брат? – простонал он. – Куда вы отвели его?
– Не бойтесь, мистер Каррамадино, о вашем брате позаботятся.
Мрачная улыбка на лице говорившего повергла Доминго в ужас.
– Мой брат ни в чем не повинен! – крикнул он. – Ведь это я священник!
– Этот парень не глуп, – сказал сыщик своему товарищу. – Он намерен говорить и облегчить нашу задачу. Веди его – следователь ждет.
Доминго отвели по лестнице в сырой подвал, где он увидел двух человек, подвешенных за руки к потолку. Их тела болтались в воздухе, а мертвенно-белые лица блестели от пота.
– Сжальтесь! – крикнул один из них, когда они проходили мимо. Другой мог только застонать.
– Это попы, – сказал один из провожатых Доминго, – которые надумали шутки шутить с королевским правосудием. Те, которые приезжают к нам шпионить.
Доминго дрожал всем телом. Ноги отказывались ему повиноваться. Но стражники подталкивали его вперед.
Поднявшись на один пролет вверх, они оказались в комнате, где за столом сидел человек.
Стражники подвели Доминго к столу и остановились.
Человек посмотрел на него и сказал:
– Я следователь ее величества. Вы Доминго Каррамадино, прибывший из Испании. Это так?
Доминго облизнул губы. Он попытался заговорить, но смог лишь пробормотать:
– Да.
– Принесите табурет для Доминго Каррамадино, – распорядился следователь. – Не то он свалится в обморок. Теперь, Доминго Каррамадино, отвечайте на мои вопросы. Кто послал вас в Англию?
– Мое начальство из общества Иисуса.
– С какой целью?
– Приводить потерянные души к их Создателю.
– Вас прислали соблазнять людей отказаться от верности королеве и перейти в подчинение Папе, а также вмешиваться в дела государства?
– Дела государства меня не касаются.
– Как долго вы пробыли в Англии?
– Всего несколько недель.
– Где вы высадились и где жили с тех пор?
– Прибыв в Англию, я проживал в доме, где вы меня обнаружили.
– Кто встретил вас в Англии?
– Слуги из этого дома и члены семьи.
– Вы были в доме на Феттер-Лейн и служили там мессу?
– Не понимаю. Что такое Феттер-Лейн? Я не англичанин и потому иногда испытываю затруднения с вашим языком.
– Весьма удобные затруднения. Хорошо, задам вам другой вопрос. У вас есть друг, которому принадлежит дом в Барбикене?
– Снова не понимаю. Что значит Барбикен?
– Вы являетесь членом группы, именуемой «Белые сыновья Папы», и ответственны за действия против нашего королевства в пользу Рима. Как бы вы поступи ли, если бы Папа объявил войну с целью установления в Англии католической веры?
– Я священник, – ответил Доминго, – а вы говорите о государственных делах.
Следователь постучал по столу пальцем.
– Вы, иезуиты, являетесь сюда с разговорами о вере, но не воображайте, что вам удастся нас обмануть. Мы знаем, что вы шпионы. Отведите его в камеру той же дорогой. Пусть еще раз посмотрит, как мы обходимся со шпионами. Быть может, на следующем допросе он ста нет более разговорчивым.
Стражники положили руки на плечи Доминго, и он поднялся, почти теряя сознание от тошноты и страха.
На улицах Лондона было шумно и радостно. Про цессии двигались через Чипсайд – главную артерию города, неся изображения посягавших на жизнь королевы заговорщиков, чтобы бросить их в горящие на площадях костры.
Повсюду звонили колокола. Торговцы с женами, подмастерья, писцы – все высыпали на улицы, чтобы присоединиться к общему веселью.
Обрадованный спасением королевы мясник зажарил целого быка, чтобы каждому, кто к нему пробьется, досталось по куску вкусного мяса.
Весь Лондон говорил о людях, которые хотели восстановить в Англии папизм. Еще были живы воспоминания о временах Марии Кровавой, когда над Лондоном висел дым от костров в Смитфилде, а в воздухе пахло жареным мясом – только не говяжьим, а человеческим.
От Олдгейта и Бишопсгейта, Криплгейта и Олдерсгейта, Ньюгейта и Ладгейта неслись требования: «Смерть изменникам! Смерть шотландской убийце!» Торговцы тканями из Корнхилла и домашней птицей из Поултри, бакалейщики с Соупер-Лейн и повара из Ист-Чипа требовали свершения правосудия. Шум и веселье достигли Кенсингтона. Жюли слушала и содрогалась, так как ей сообщили, что Бласко арестован, а Доминго в тюрьме. Она часами стояла на коленях, молясь о спасении Бласко.
Семья, в которой жила Жюли, обращалась с ней, как с дочерью. Они заботились о ней, учили ее своему ремеслу, говорили с ней на ее родном языке и читали вместе молитвы. Жюли полюбила их, но не переставала думать о Бласко.
Иногда Жюли просыпалась по ночам в холодном поту и звала мужа. Она помнила, что в минуты опасности первые ее мысли всегда были о Бласко.
Жюли часто вспоминала, как они прятались на крыше в ту страшную ночь, и только Бласко стоял между ней и насильственной смертью, как он держал шпагу у ее горла, думая, что альгвасилы пришли за ней.
Несмотря на то, что Жюли вела спокойную жизнь в доме своих единоверцев, мысли о муже не покидали ее.
А теперь Бласко и Доминго арестованы, и их ждет не минуемая гибель.
Жюли не испытывала к Бласко тех чувств, которые он назвал бы словом «любовь». Она нуждалась не в его объятиях, а в его присутствии, нуждалась в том, чтобы знать, что он жив и находится не слишком далеко, что его можно позвать в случае необходимости. Никто не был в состоянии помочь ей так, как Бласко; никто, кроме Бласко не мог заставить ее чувствовать себя в безопасности в мире, где люди ненавидят и мучают друг друга только потому, что думают по-разному.
Она должна проникнуть в тюрьму, должна увидеть Бласко! Жюли вышла из дому и направилась по берегу реки в сторону бурлящего города. Ей предложили сесть в барку, и она с благодарностью согласилась. Когда барка плыла по реке, Жюли смотрела перед собой, не видя шумных толп, не слыша криков и музыки.
– Сегодня казнят семерых, – сказал мужчина, пригласивший ее в барку.
– Я слышала, что их повезут с Тауэр-Хилл через весь город, – добавила его спутница. – Казнь состоится в поле на краю Холборна, рядом с церковью Святого Джайлса.
– Семерых? – пробормотала Жюли. Будет ли Бласко в их числе? – Как их зовут? – спросила она.
– Бэбингтон, Боллард и еще пятеро. Все молодые люди. Жаль, что они участвовали в заговоре против королевы.
– Такой конец ждет всех изменников, – добавил мужчина.
Жюли попросила перевезти ее на южный берег и высадить там. Они удивленно посмотрели на нее, но им было не до печальных иностранок – нужно поспеть в Холборн, чтобы занять удобное место.
На южном берегу толпился народ. Все шли в одном направлении – противоположном тому, куда двигалась Жюли. Толпа напирала на нее. От запаха жареного мяса, которое торговцы пытались всучить прохожим, у нее закружилась голова. Ребенок шевельнулся в ее чреве. Голубое небо словно опускалось на нее, становясь темно-синим; она чувствовала жаркое дыхание надвигающихся на нее людей и опустилась на землю.
Боль пронизала ее распростертое тело, оказавшееся под ногами у толпы.
Тюремщик вошел в камеру. Доминго потерял счет времени, проведенному здесь. Он все время молился, отвлекаясь, только чтобы съесть кусок хлеба и запить его водой, – из этого состоял тюремный рацион.
Ему ничего не удалось узнать. Доминго не знал, что произошло с Бласко. Тюремщик, входя в камеру, ничего ему не говорил, но бросал на него странные взгляды.
При его появлении Доминго каждый раз вздрагивал, не сомневаясь, что его сейчас отведут на допрос и будут пытать. Во сне он видел двух человек, подвешенных к потолку. Ему казалось, что один из них – Бласко и его пересохшие губы шепчут: «Я страдаю из-за тебя!» Иногда ему снилось, что Бласко распяли. Он просыпался и смотрел на крест, который носил под рубашкой. Ему чудилось, что лицо распятого изменилось и приобрело черты Бласко.
В полубреду Доминго воображал, что предал Христа, что стал одним из народа, отвергнувшего Бога. Домин го ощущал тяжкое бремя своего греха и был бессилен избавиться от него.
Он чувствовал, что должен пойти к следователю и сказать: «Я повинен в том, в чем вы обвиняете моего брата. Я священник и приехал сюда, чтобы участвовать в свержении королевы. Пытайте меня, казните, но отпустите моего брата, ибо он прибыл сюда только ради меня и не питает особой любви к нашей вере».
Но Доминго не мог заставить себя попросить, чтобы его отвели к следователю. Он боялся темных подвалов и того, что может там произойти.
Даже сейчас он задрожал, когда тюремщик вошел в камеру.
– Готовьтесь к выходу, – предупредил он Доминго. – За вами придут.
– Меня освободят?
– Я этого не сказал. Вы отсюда выйдете, но я должен держать камеру наготове на случай вашего возвращения.
Доминго подумал, что тюремщик насмехается над ним. Но вскоре высокий мужчина, которого он раньше не видел, вошел в камеру и сказал:
– Вы готовы? Тогда следуйте за мной, сеньор Каррамадино.
Они вышли из тюрьмы, и никто не пытался остановить их. На берегу их ожидала барка, в которой они переправились через реку.
– Куда мы направляемся? – спросил Доминго.
– На окраину Холборна – в поле. Вы все поймете, когда мы туда доберемся.
Доминго стоял рядом с эшафотом, а провожатый крепко держал его за руку. Он ощущал пожатие стальных пальцев, делавшее невозможной малейшую мысль о по пытке к бегству.
Доминго смотрел на семерых молодых людей. Как же они не походили на уверенных заговорщиков, за чьим столом он сидел в доме в Барбикене! Теперь их лица искажал страх, так как они знали, какая судьба их ждет. Доминго отвернулся.
– Вам запрещено отворачиваться, – сказал его спутник.
– Я не желаю смотреть на это!
– Ваши желания не имеют значения. Вы узник королевы и должны видеть всю церемонию от начала до конца. Это важно.
Доминго уставился перед собой, смутно слыша крики толпы. Он видел варварскую казнь Болларда, которого вынули из петли живым и стали кромсать ножом мясника.
За ним последовал Бэбингтон – молодой человек, который сидел во главе стола и в чьем взгляде свети лось честолюбие.
Он злоумышлял против жизни королевы и должен был погибнуть смертью предателя – таков был закон этой страны.
Доминго видел, как над корчащимся на земле Бэбингтоном занесли нож. Он слышал мучительный вопль, сорвавшийся с уст несчастного:
– Parce mihi, Domine Jesu!
Глядя на умирающего Бэбингтона, Доминго свалился без чувств.
Чарли Монк спешил в дом на Сизинг-Лейн. Это была большая честь. Его не часто там принимали. Паж вопросительно посмотрел на него.
– Не беспокойтесь, – сказал им Чарли. – У меня назначена встреча с вашим господином.
– А кто вы такой? – высокомерно осведомился лакей.
– Просто передайте вашему хозяину, что мистер Чарлз Монк ждет внизу.
Он протянул монету лакею, тот изумленно уставился на нее и пошел оповестить хозяина, который, к удивлению лакея и удовлетворению Чарли Монка, распорядился привести к нему посетителя. Чарли проводили в просторную комнату, увешанную фламандскими гобеленами. Тишина и покой подействовали на Чарли, который на цыпочках подошел к столу и шепотом осведомился у сидящего за ним человека:
– Вы посылали за мной, сэр?
Человек поднял голову – он был пожилым и смуглым.
– Вы хорошо поработали, – промолвил хозяин дома. Он подобрал лежащие перед ним бумаги. На верхнем листе было написано: «Братья Каррамадино».
– Благодарю вас, сэр Фрэнсис, – почтительно отозвался Чарли.
– Скоро вы сможете оставить сэра Эрика.
– К вашим услугам, сэр.
– Думаю, у меня будет для вас работа на западе.
– Очень хорошо, сэр Фрэнсис.
– И возможно – я очень на это надеюсь, – с этими братьями.
– Да, сэр.
– Но сейчас я не могу сказать точно. Я послал за вами, чтобы вы смогли подготовить историю для сэра Эрика, объясняющую, почему вы не можете оставаться с ним. Вы должны быть под рукой, когда братья выйдут из тюрьмы, если они оттуда выйдут. Детали я сообщу позднее. Но я хочу, чтобы вы знали, что я вами доволен. Я значительно пополнил свои сведения об этих молодых людях, потому что многое о них выяснили вы. Это вы сообщили мне, что священник очень напуган и страх не дает ему покоя. Это полезные сведения – как, впрочем, и все другие. Любые сведения – даже кажущиеся мелкими и незначительными – должны передаваться мне, так как маленький кусочек может объяснить всю головоломку.
– Да, сэр Фрэнсис.
– Я хочу, чтобы вы оставались в контакте с этими испанцами. Мне нужны любые подробности, которые вы сможете добыть насчет армады, сооружаемой в Испании. Помните: никакие сведения нельзя считать полностью незначительными. Знаю, что вы меня понимаете. Скажите, кто-нибудь из братьев упоминал человека по имени Марч?
– Марч? Нет, сэр. Но младший брат постоянно упоминал фамилию Маш или Марш. Он спрашивал почти каждого встречного о моряке с таким именем.
– Превосходно. Пока что я не могу дать вам указания. – Он посмотрел на причудливой формы часы, стоящие на столе. – Но скоро я это сделаю. А теперь прошу вас подождать в другой части дома, так как я ожидаю посетителей и не хочу, чтобы они вас видели, – в противном случае ваши услуги станут для меня бесполезными. Вам подадут еду и напитки, а к тому времени, когда я снова пошлю за вами, я надеюсь, что смогу дать вам подробные указания.
– Я буду ждать, сэр, и готов продолжать охоту за священниками.
– Священниками и шпионами, что часто одно и то же. Потяните за шнур звонка, и вас проводят в столовую, но ни в коем случае не выходите оттуда, пока я не пришлю за вами.
– Я всегда к вашим услугам, сэр Фрэнсис, – сказал Чарли Монк.
Когда Чарли вышел, сэр Фрэнсис Уолсингем снова взял бумаги и начал их изучать. Благодаря своей секретной службе, которая была лучшей в мире и снабжала работой сотни людей в Англии и на континенте, он был лучше, чем кто-либо другой, осведомлен о происходящих в мире событиях.
Если бы не Уолсингем, многие заговоры с целью убийства королевы могли бы окончиться успешно, но как много лет назад во время заговора Ридольфи, так и в случае с заговором Бэбингтона Уолсингем, благодаря разветвленной агентурной сети, был в курсе этих планов почти с момента их возникновения и следил за их развитием вплоть до того момента, когда он решал затянуть заговорщиков в свою паутину. Уолсингем привел Бэбингтона и его соучастников к заслуженной ими каре, и на сей раз даже сама королева не сможет спасти жизнь Марии Стюарт, потому что он докажет Елизавете, насколько глубоко шотландская королева была замешана в этом заговоре. Теперь его основной задачей было убедить Елизавету, как сильна опасность, исходящая из Испании. Каждый день Уолсингем предоставлял ей сведения о строительстве армады, которую Филипп, несомненно, сооружал для нападения на Англию.
Уолсингем снова перелистал досье. Оно сообщало, что Доминго Каррамадино поступил в вальядолидскую семинарию в 1572 году и что он сделал это после того, как его невесту похитил английский пират. Примерно тем же временем датировалось прибытие в Плимут корабля капитана Энниса Марча с испанскими женщина ми на борту, что свидетельствовало об успешном набеге на Испанию. После этого капитан женился на одной из этих женщин. Королева благоволила ему с тех пор, как он вернулся из Мексики с богатой добычей, в которую она запустила свои жадные руки. Теперь капитан был сэром Эннисом Марчем и жил в Девоне по соседству с домом, который, как подозревали, священники использовали в качестве пристанища после прибытия с континента.
Разве это не доказывает, какими полезными могут оказаться даже самые маленькие клочки информации?
Доминго стоял перед Уолсингемом.
Сэр Фрэнсис обратился к человеку, который сопровождал его:
– Вы можете идти. – Когда провожатый удалился, он заметил: – Вы плохо выглядите, сеньор. Садитесь.
Доминго сел, едва замечая то, что его окружало. Он не имел понятия, кто такой человек, который сидит напротив, изучая его спокойными и внимательными темными глазами. Перед внутренним взором Доминго все еще стояли ужасы, свидетелем которых ему пришлось стать. Он ощущал веревку палача на своей шее и нож мясника в своем теле.
– Зрелище было малоприятным, – медленно произнес сэр Фрэнсис, – и, как я слышал, оно произвело на вас глубокое впечатление. Я этому не удивлен. Уже много лет изменников казнят подобным образом в качестве средства устрашения. Но каждый заговорщик рассчитывает, что выйдет победителем. Это одна из странностей человеческой природы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
От спертого воздуха Доминго начало тошнить. Он не сомневался, что подвергнется тяжкому испытанию, и был полон раскаяния за свою трусость, послужившую причиной ареста Бласко. Если бы сыщики обнаружили священника, это бы их удовлетворило, и Бласко сейчас был бы в безопасности. Лишившись целительного бальзама – уверенности, что он остался на свободе по воле Господа, дабы продолжать служить ему, Доминго счел себя презренным трусом.
– Где мой брат? – простонал он. – Куда вы отвели его?
– Не бойтесь, мистер Каррамадино, о вашем брате позаботятся.
Мрачная улыбка на лице говорившего повергла Доминго в ужас.
– Мой брат ни в чем не повинен! – крикнул он. – Ведь это я священник!
– Этот парень не глуп, – сказал сыщик своему товарищу. – Он намерен говорить и облегчить нашу задачу. Веди его – следователь ждет.
Доминго отвели по лестнице в сырой подвал, где он увидел двух человек, подвешенных за руки к потолку. Их тела болтались в воздухе, а мертвенно-белые лица блестели от пота.
– Сжальтесь! – крикнул один из них, когда они проходили мимо. Другой мог только застонать.
– Это попы, – сказал один из провожатых Доминго, – которые надумали шутки шутить с королевским правосудием. Те, которые приезжают к нам шпионить.
Доминго дрожал всем телом. Ноги отказывались ему повиноваться. Но стражники подталкивали его вперед.
Поднявшись на один пролет вверх, они оказались в комнате, где за столом сидел человек.
Стражники подвели Доминго к столу и остановились.
Человек посмотрел на него и сказал:
– Я следователь ее величества. Вы Доминго Каррамадино, прибывший из Испании. Это так?
Доминго облизнул губы. Он попытался заговорить, но смог лишь пробормотать:
– Да.
– Принесите табурет для Доминго Каррамадино, – распорядился следователь. – Не то он свалится в обморок. Теперь, Доминго Каррамадино, отвечайте на мои вопросы. Кто послал вас в Англию?
– Мое начальство из общества Иисуса.
– С какой целью?
– Приводить потерянные души к их Создателю.
– Вас прислали соблазнять людей отказаться от верности королеве и перейти в подчинение Папе, а также вмешиваться в дела государства?
– Дела государства меня не касаются.
– Как долго вы пробыли в Англии?
– Всего несколько недель.
– Где вы высадились и где жили с тех пор?
– Прибыв в Англию, я проживал в доме, где вы меня обнаружили.
– Кто встретил вас в Англии?
– Слуги из этого дома и члены семьи.
– Вы были в доме на Феттер-Лейн и служили там мессу?
– Не понимаю. Что такое Феттер-Лейн? Я не англичанин и потому иногда испытываю затруднения с вашим языком.
– Весьма удобные затруднения. Хорошо, задам вам другой вопрос. У вас есть друг, которому принадлежит дом в Барбикене?
– Снова не понимаю. Что значит Барбикен?
– Вы являетесь членом группы, именуемой «Белые сыновья Папы», и ответственны за действия против нашего королевства в пользу Рима. Как бы вы поступи ли, если бы Папа объявил войну с целью установления в Англии католической веры?
– Я священник, – ответил Доминго, – а вы говорите о государственных делах.
Следователь постучал по столу пальцем.
– Вы, иезуиты, являетесь сюда с разговорами о вере, но не воображайте, что вам удастся нас обмануть. Мы знаем, что вы шпионы. Отведите его в камеру той же дорогой. Пусть еще раз посмотрит, как мы обходимся со шпионами. Быть может, на следующем допросе он ста нет более разговорчивым.
Стражники положили руки на плечи Доминго, и он поднялся, почти теряя сознание от тошноты и страха.
На улицах Лондона было шумно и радостно. Про цессии двигались через Чипсайд – главную артерию города, неся изображения посягавших на жизнь королевы заговорщиков, чтобы бросить их в горящие на площадях костры.
Повсюду звонили колокола. Торговцы с женами, подмастерья, писцы – все высыпали на улицы, чтобы присоединиться к общему веселью.
Обрадованный спасением королевы мясник зажарил целого быка, чтобы каждому, кто к нему пробьется, досталось по куску вкусного мяса.
Весь Лондон говорил о людях, которые хотели восстановить в Англии папизм. Еще были живы воспоминания о временах Марии Кровавой, когда над Лондоном висел дым от костров в Смитфилде, а в воздухе пахло жареным мясом – только не говяжьим, а человеческим.
От Олдгейта и Бишопсгейта, Криплгейта и Олдерсгейта, Ньюгейта и Ладгейта неслись требования: «Смерть изменникам! Смерть шотландской убийце!» Торговцы тканями из Корнхилла и домашней птицей из Поултри, бакалейщики с Соупер-Лейн и повара из Ист-Чипа требовали свершения правосудия. Шум и веселье достигли Кенсингтона. Жюли слушала и содрогалась, так как ей сообщили, что Бласко арестован, а Доминго в тюрьме. Она часами стояла на коленях, молясь о спасении Бласко.
Семья, в которой жила Жюли, обращалась с ней, как с дочерью. Они заботились о ней, учили ее своему ремеслу, говорили с ней на ее родном языке и читали вместе молитвы. Жюли полюбила их, но не переставала думать о Бласко.
Иногда Жюли просыпалась по ночам в холодном поту и звала мужа. Она помнила, что в минуты опасности первые ее мысли всегда были о Бласко.
Жюли часто вспоминала, как они прятались на крыше в ту страшную ночь, и только Бласко стоял между ней и насильственной смертью, как он держал шпагу у ее горла, думая, что альгвасилы пришли за ней.
Несмотря на то, что Жюли вела спокойную жизнь в доме своих единоверцев, мысли о муже не покидали ее.
А теперь Бласко и Доминго арестованы, и их ждет не минуемая гибель.
Жюли не испытывала к Бласко тех чувств, которые он назвал бы словом «любовь». Она нуждалась не в его объятиях, а в его присутствии, нуждалась в том, чтобы знать, что он жив и находится не слишком далеко, что его можно позвать в случае необходимости. Никто не был в состоянии помочь ей так, как Бласко; никто, кроме Бласко не мог заставить ее чувствовать себя в безопасности в мире, где люди ненавидят и мучают друг друга только потому, что думают по-разному.
Она должна проникнуть в тюрьму, должна увидеть Бласко! Жюли вышла из дому и направилась по берегу реки в сторону бурлящего города. Ей предложили сесть в барку, и она с благодарностью согласилась. Когда барка плыла по реке, Жюли смотрела перед собой, не видя шумных толп, не слыша криков и музыки.
– Сегодня казнят семерых, – сказал мужчина, пригласивший ее в барку.
– Я слышала, что их повезут с Тауэр-Хилл через весь город, – добавила его спутница. – Казнь состоится в поле на краю Холборна, рядом с церковью Святого Джайлса.
– Семерых? – пробормотала Жюли. Будет ли Бласко в их числе? – Как их зовут? – спросила она.
– Бэбингтон, Боллард и еще пятеро. Все молодые люди. Жаль, что они участвовали в заговоре против королевы.
– Такой конец ждет всех изменников, – добавил мужчина.
Жюли попросила перевезти ее на южный берег и высадить там. Они удивленно посмотрели на нее, но им было не до печальных иностранок – нужно поспеть в Холборн, чтобы занять удобное место.
На южном берегу толпился народ. Все шли в одном направлении – противоположном тому, куда двигалась Жюли. Толпа напирала на нее. От запаха жареного мяса, которое торговцы пытались всучить прохожим, у нее закружилась голова. Ребенок шевельнулся в ее чреве. Голубое небо словно опускалось на нее, становясь темно-синим; она чувствовала жаркое дыхание надвигающихся на нее людей и опустилась на землю.
Боль пронизала ее распростертое тело, оказавшееся под ногами у толпы.
Тюремщик вошел в камеру. Доминго потерял счет времени, проведенному здесь. Он все время молился, отвлекаясь, только чтобы съесть кусок хлеба и запить его водой, – из этого состоял тюремный рацион.
Ему ничего не удалось узнать. Доминго не знал, что произошло с Бласко. Тюремщик, входя в камеру, ничего ему не говорил, но бросал на него странные взгляды.
При его появлении Доминго каждый раз вздрагивал, не сомневаясь, что его сейчас отведут на допрос и будут пытать. Во сне он видел двух человек, подвешенных к потолку. Ему казалось, что один из них – Бласко и его пересохшие губы шепчут: «Я страдаю из-за тебя!» Иногда ему снилось, что Бласко распяли. Он просыпался и смотрел на крест, который носил под рубашкой. Ему чудилось, что лицо распятого изменилось и приобрело черты Бласко.
В полубреду Доминго воображал, что предал Христа, что стал одним из народа, отвергнувшего Бога. Домин го ощущал тяжкое бремя своего греха и был бессилен избавиться от него.
Он чувствовал, что должен пойти к следователю и сказать: «Я повинен в том, в чем вы обвиняете моего брата. Я священник и приехал сюда, чтобы участвовать в свержении королевы. Пытайте меня, казните, но отпустите моего брата, ибо он прибыл сюда только ради меня и не питает особой любви к нашей вере».
Но Доминго не мог заставить себя попросить, чтобы его отвели к следователю. Он боялся темных подвалов и того, что может там произойти.
Даже сейчас он задрожал, когда тюремщик вошел в камеру.
– Готовьтесь к выходу, – предупредил он Доминго. – За вами придут.
– Меня освободят?
– Я этого не сказал. Вы отсюда выйдете, но я должен держать камеру наготове на случай вашего возвращения.
Доминго подумал, что тюремщик насмехается над ним. Но вскоре высокий мужчина, которого он раньше не видел, вошел в камеру и сказал:
– Вы готовы? Тогда следуйте за мной, сеньор Каррамадино.
Они вышли из тюрьмы, и никто не пытался остановить их. На берегу их ожидала барка, в которой они переправились через реку.
– Куда мы направляемся? – спросил Доминго.
– На окраину Холборна – в поле. Вы все поймете, когда мы туда доберемся.
Доминго стоял рядом с эшафотом, а провожатый крепко держал его за руку. Он ощущал пожатие стальных пальцев, делавшее невозможной малейшую мысль о по пытке к бегству.
Доминго смотрел на семерых молодых людей. Как же они не походили на уверенных заговорщиков, за чьим столом он сидел в доме в Барбикене! Теперь их лица искажал страх, так как они знали, какая судьба их ждет. Доминго отвернулся.
– Вам запрещено отворачиваться, – сказал его спутник.
– Я не желаю смотреть на это!
– Ваши желания не имеют значения. Вы узник королевы и должны видеть всю церемонию от начала до конца. Это важно.
Доминго уставился перед собой, смутно слыша крики толпы. Он видел варварскую казнь Болларда, которого вынули из петли живым и стали кромсать ножом мясника.
За ним последовал Бэбингтон – молодой человек, который сидел во главе стола и в чьем взгляде свети лось честолюбие.
Он злоумышлял против жизни королевы и должен был погибнуть смертью предателя – таков был закон этой страны.
Доминго видел, как над корчащимся на земле Бэбингтоном занесли нож. Он слышал мучительный вопль, сорвавшийся с уст несчастного:
– Parce mihi, Domine Jesu!
Глядя на умирающего Бэбингтона, Доминго свалился без чувств.
Чарли Монк спешил в дом на Сизинг-Лейн. Это была большая честь. Его не часто там принимали. Паж вопросительно посмотрел на него.
– Не беспокойтесь, – сказал им Чарли. – У меня назначена встреча с вашим господином.
– А кто вы такой? – высокомерно осведомился лакей.
– Просто передайте вашему хозяину, что мистер Чарлз Монк ждет внизу.
Он протянул монету лакею, тот изумленно уставился на нее и пошел оповестить хозяина, который, к удивлению лакея и удовлетворению Чарли Монка, распорядился привести к нему посетителя. Чарли проводили в просторную комнату, увешанную фламандскими гобеленами. Тишина и покой подействовали на Чарли, который на цыпочках подошел к столу и шепотом осведомился у сидящего за ним человека:
– Вы посылали за мной, сэр?
Человек поднял голову – он был пожилым и смуглым.
– Вы хорошо поработали, – промолвил хозяин дома. Он подобрал лежащие перед ним бумаги. На верхнем листе было написано: «Братья Каррамадино».
– Благодарю вас, сэр Фрэнсис, – почтительно отозвался Чарли.
– Скоро вы сможете оставить сэра Эрика.
– К вашим услугам, сэр.
– Думаю, у меня будет для вас работа на западе.
– Очень хорошо, сэр Фрэнсис.
– И возможно – я очень на это надеюсь, – с этими братьями.
– Да, сэр.
– Но сейчас я не могу сказать точно. Я послал за вами, чтобы вы смогли подготовить историю для сэра Эрика, объясняющую, почему вы не можете оставаться с ним. Вы должны быть под рукой, когда братья выйдут из тюрьмы, если они оттуда выйдут. Детали я сообщу позднее. Но я хочу, чтобы вы знали, что я вами доволен. Я значительно пополнил свои сведения об этих молодых людях, потому что многое о них выяснили вы. Это вы сообщили мне, что священник очень напуган и страх не дает ему покоя. Это полезные сведения – как, впрочем, и все другие. Любые сведения – даже кажущиеся мелкими и незначительными – должны передаваться мне, так как маленький кусочек может объяснить всю головоломку.
– Да, сэр Фрэнсис.
– Я хочу, чтобы вы оставались в контакте с этими испанцами. Мне нужны любые подробности, которые вы сможете добыть насчет армады, сооружаемой в Испании. Помните: никакие сведения нельзя считать полностью незначительными. Знаю, что вы меня понимаете. Скажите, кто-нибудь из братьев упоминал человека по имени Марч?
– Марч? Нет, сэр. Но младший брат постоянно упоминал фамилию Маш или Марш. Он спрашивал почти каждого встречного о моряке с таким именем.
– Превосходно. Пока что я не могу дать вам указания. – Он посмотрел на причудливой формы часы, стоящие на столе. – Но скоро я это сделаю. А теперь прошу вас подождать в другой части дома, так как я ожидаю посетителей и не хочу, чтобы они вас видели, – в противном случае ваши услуги станут для меня бесполезными. Вам подадут еду и напитки, а к тому времени, когда я снова пошлю за вами, я надеюсь, что смогу дать вам подробные указания.
– Я буду ждать, сэр, и готов продолжать охоту за священниками.
– Священниками и шпионами, что часто одно и то же. Потяните за шнур звонка, и вас проводят в столовую, но ни в коем случае не выходите оттуда, пока я не пришлю за вами.
– Я всегда к вашим услугам, сэр Фрэнсис, – сказал Чарли Монк.
Когда Чарли вышел, сэр Фрэнсис Уолсингем снова взял бумаги и начал их изучать. Благодаря своей секретной службе, которая была лучшей в мире и снабжала работой сотни людей в Англии и на континенте, он был лучше, чем кто-либо другой, осведомлен о происходящих в мире событиях.
Если бы не Уолсингем, многие заговоры с целью убийства королевы могли бы окончиться успешно, но как много лет назад во время заговора Ридольфи, так и в случае с заговором Бэбингтона Уолсингем, благодаря разветвленной агентурной сети, был в курсе этих планов почти с момента их возникновения и следил за их развитием вплоть до того момента, когда он решал затянуть заговорщиков в свою паутину. Уолсингем привел Бэбингтона и его соучастников к заслуженной ими каре, и на сей раз даже сама королева не сможет спасти жизнь Марии Стюарт, потому что он докажет Елизавете, насколько глубоко шотландская королева была замешана в этом заговоре. Теперь его основной задачей было убедить Елизавету, как сильна опасность, исходящая из Испании. Каждый день Уолсингем предоставлял ей сведения о строительстве армады, которую Филипп, несомненно, сооружал для нападения на Англию.
Уолсингем снова перелистал досье. Оно сообщало, что Доминго Каррамадино поступил в вальядолидскую семинарию в 1572 году и что он сделал это после того, как его невесту похитил английский пират. Примерно тем же временем датировалось прибытие в Плимут корабля капитана Энниса Марча с испанскими женщина ми на борту, что свидетельствовало об успешном набеге на Испанию. После этого капитан женился на одной из этих женщин. Королева благоволила ему с тех пор, как он вернулся из Мексики с богатой добычей, в которую она запустила свои жадные руки. Теперь капитан был сэром Эннисом Марчем и жил в Девоне по соседству с домом, который, как подозревали, священники использовали в качестве пристанища после прибытия с континента.
Разве это не доказывает, какими полезными могут оказаться даже самые маленькие клочки информации?
Доминго стоял перед Уолсингемом.
Сэр Фрэнсис обратился к человеку, который сопровождал его:
– Вы можете идти. – Когда провожатый удалился, он заметил: – Вы плохо выглядите, сеньор. Садитесь.
Доминго сел, едва замечая то, что его окружало. Он не имел понятия, кто такой человек, который сидит напротив, изучая его спокойными и внимательными темными глазами. Перед внутренним взором Доминго все еще стояли ужасы, свидетелем которых ему пришлось стать. Он ощущал веревку палача на своей шее и нож мясника в своем теле.
– Зрелище было малоприятным, – медленно произнес сэр Фрэнсис, – и, как я слышал, оно произвело на вас глубокое впечатление. Я этому не удивлен. Уже много лет изменников казнят подобным образом в качестве средства устрашения. Но каждый заговорщик рассчитывает, что выйдет победителем. Это одна из странностей человеческой природы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39