Он причинил ей такую боль и так унизил ее гордый дух в прошлом, и все же, несмотря на это жуткое воспоминание, она не могла не признать, что он красив – этот великолепный самец, охваченный страстью.
Не отрывая от нее пристального взгляда, он согнул одно колено и медленно опустился на мягкий матрац возле нее. Она не шелохнулась. Он глубоко вздохнул, стараясь восстановить над собой контроль, потом протянул руку и снял с ее ног туфли. Ее ступни были малы и изящны.
«Тонкая кость, аристократические ножки», – с нежностью и грустью подумал Ник.
Он провел по ее пяткам, наблюдая, как дернулись ее пальчики от щекотки. Улыбаясь, он провел ладонями по ее стройным ногам, добрался до подвязок на округлых упругих ляжках и сдернул один шелковый чулок, затем другой. Обхватив рукой точеную лодыжку, он приподнял ее ногу и покрыл поцелуями весь изгиб икры, колено и внутреннюю часть бедра. Мерседес вздрогнула. «Уже достижение», – подумал он.
– Подними-ка бедра, – скомандовал Ник грубовато.
Отчаяние охватило ее, но она подчинилась. Раз они лежат оба голые, то неподвижность ее просто нелепа.
Он подсунул руку под ее ягодицы. Ладонь другой руки, горячая и тяжелая, легла на золотистый треугольник и на мгновение замерла, словно хищник, готовящийся к прыжку.
Вскоре длинные, ловкие пальцы его творили все, что им было угодно, дразнили и ласкали, пока она уже окончательно не лишилась способности противостоять ему и оставаться неподвижной. Она поняла, что вот-вот впадет в исступление.
Сквозь сжатые зубы Мерседес процедила с мучительным усилием:
– Кончай с этим быстро… и будь проклят!
Ярость обожгла Ника после подобных слов. Каждая клетка его плоти требовала от него поступить именно так. Но он понимал, что страх подстегивает ее, страх заставляет ее просить, чтобы все закончилось между ними как можно скорее. Но нельзя позволить страху уродовать их любовь.
Он приподнялся и накрыл ее своим большим телом.
Нестерпимым жаром пахнуло на нее, когда она под тяжестью его тела глубоко вдавилась в мягкий матрац. В прошлом он никогда не раздевал ее. Ему было достаточно задрать ей рубашку и спустить свои панталоны, чтобы тут же войти в нее.
Мерседес и сейчас ожидала, что он не замедлит проделать то же самое. Она вцепилась ногтями в простыню и приготовилась вынести раздирающую ее чрево безотрадную боль.
Но этого не случилось. Он вдруг перекатился через нее, лег сбоку, поцеловал в щеку и в ушко и зарылся лицом в ее волосы, дыша их ароматом. Бормоча ласковые слова, он дразнил, щекотал языком ее ушную раковину. Потом она ощутила горячие поцелуи у себя на висках, бровях, переносице и кончике носа, и наконец их губы слились.
Мерседес еще сопротивлялась проникновению его языка, плотно сжав губы. Продолжая обольщать ее поцелуями, он ласкал ее голову, а другой рукой грудь, затем белоснежный шелковистый живот. Боже, как она нежна, как совершенно сложена и как изгибы ее фигуры соответствуют его контурам… Она была словно создана для него.
Когда рука его опустилась ниже, коснулась мягких волос на холмике, погладила увлажненные складки, она задохнулась. Тотчас его язык устремился в ее приоткрытый рот и начал там разбойничать, а рука проделывала то же самое между ее ног, пока появление любовной влаги не убедило его в том, что она готова принять его.
Несмотря на все обещания, данные самой себе, она затрепетала. Постепенное возникновение неясных ощущений и вспышка неистового желания в ответ на его действия были бы для нее естественными, если бы раньше она уловила хоть какой-то намек на ласку при их прежних постельных столкновениях. Но этого не было. Теперь же пожар разгорался где-то глубоко у нее внутри, груди томились болью, и все это было для нее внове.
«Что он делает с мной? Скоро я сама стану умолять его взять меня!»
Она, борясь с собой, даже заскулила в бессильном протесте и попыталась скорчиться и тем закрыться от него, но он удержал ее.
Николас должен был войти в нее немедленно, он уже достиг последнего предела и не мог больше сдерживаться.
Когда Мерседес вскрикнула, он полностью потерял власть над собой. Ник не имел женщины уже давно, больше полугода. Вероятно, он совершал ошибку, отказываясь от услуг походных шлюх, неотступно следующих за их отрядом, но ни одна их них не притягивала его, а наоборот, они вызывали в нем холодную брезгливость, как и Инносенсия, заигрывающая с ним здесь, в Гран-Сангре.
Разве мужчина захочет близости с неряшливой развратницей, когда имеет возможность заняться любовью с истинной красавицей, какой была Мерседес?
Его братец, наверное, сошел с ума, пренебрегая женой, но Николас был благодарен судьбе за то, что занял его место.
Она почувствовала его настойчивое проникновение и приготовилась терпеть привычную боль, но боли и страдания не было. Никогда прежде у нее не возникало желания, ни разу Лусеро не снисходил до той прелюдии, какую он проделал с ней в эту ночь. Вот так, вероятно, ведет себя мужчина с настоящей своей возлюбленной, со страстной и обученной любви женщиной, подобной Инносенсии. Эта леденящая душу мысль украла, уничтожила, уже возникшее было наслаждение, когда он стал проникать в нее глубже.
Николас почувствовал ее напряжение и охватившую ее панику, но уже никак не мог остановиться, только на мгновение замер, боясь, что кончит слишком быстро. Она была так соблазнительна и желанна, что он не мог думать ни о чем, кроме как избавиться от тягостного бремени и погрузиться в восхитительное забвение.
Наверное, братцу только того и было надо – получить удовольствие самому, оставляя Мерседес неудовлетворенной. Ник был уверен, что так оно и происходило каждый раз. Но он не имеет права поступать подобным образом.
Она застыла, словно в ожидании чуда, которое никогда не свершится, и он тоже был неподвижен. Оба затаили дыхание, только сердца их возбужденно колотились близко-близко, будто касаясь друг друга. С тихим стоном, заменившим ему слова, Ник чуть приподнял ее личико и припал к ее губам, словно пытаясь утолить снедавшую его жажду, затем начал приподнимать и опускать свои бедра в размеренном и щадящем ее ритме.
Он добился того, что Мерседес сплела руки у него за спиной и выгнулась ему навстречу, ожидая, когда владеющее ею любовное томление оставит ее тело. Она никогда еще не испытывала наслаждения в объятиях мужчины – на ее долю доставались только боль и унижение.
– Я постараюсь сделать тебе хорошо… Я продлю это, сколько хватит сил… – шептал Ник, наполняя ее рот своим теплым дыханием.
Его слова пробудили в ней тревогу. Как долго будет длиться это действо, сколько времени они проведут, слившись воедино? Мгновения тянулись бесконечно, хотя она не испытывала мучений, как это случалось прежде. Наоборот, его горячая мощная плоть, проникающая в нее, доставляла ей удовольствие.
Но она не верила ни своим чувствам, ни разуму. Она ни в коем случае не должна поддаваться его хитроумным уловкам. Он возвратился домой лишь для того, чтобы затеять с ней какую-то новую подлую игру, причем один Бог знает, зачем ему это понадобилось. В одном она была убеждена твердо – Инносенсия ждет, когда Лусеро закончит забавляться с женушкой… Этого было достаточно, чтобы не отвечать ему взаимностью, оставаться холодной и пассивной, когда он трудился над ней.
Капли его пота падали ей на лицо и на плечи. Потом он сдавленно вскрикнул, издал проклятье, которое почему-то не напоминало ругательство. Его тяжелое тело навалилось на нее, содрогнулось и застыло. Это было ей знакомо. Скоро все кончится. Он теперь лежал на ней, будто рухнувший колосс, и жадно ловил ртом воздух.
Мерседес ждала от мужа, что он тут же поднимется и покинет ложе. Так Лусеро всегда поступал в прошлом, но тогда это была ее постель, ее спальня. Рассчитывает ли он, что она встанет и отправится, крадучись, голая, в свою комнату?
Она выжидала. Он не двигался, только, упираясь на локти, приподнялся, избавляя ее от тяжести своего тела. Он начал нашептывать что-то, будто убаюкивая ее.
Наконец он переменил позу, лег на бок и, к ее изумлению, обвил ее рукой, а другой нащупал смятую простыню где-то в ногах. Мягкая ткань окутала их тела. Он по-прежнему крепко прижимал ее к себе, словно ему не хватало ее близости.
Николас не мог вспомнить, когда еще и с кем он бы так насытился любовью. Он догадывался, что Мерседес в отличие от него не обрела покоя и не была удовлетворена полностью. Но в эту ночь он уже был бессилен разрушить скорлупу, в которую она спряталась. У него не осталось лекарств, чтобы излечить ее от недуга равнодушия. Потребуется время, чтобы смягчить ее душу и тело, научить воспринимать любовную игру с удовольствием и освобождаться от тягостного напряжения. Он своего добьется и сделает ее нежной и счастливой.
Погруженный в эти приятные размышления Ник ощутил непреодолимую тягу ко сну.
По его ставшему равномерным дыханию Мерседес поняла, что он спит. Ей отчаянно хотелось покинуть его постель, побыть одной, подумать и разобраться, что же все-таки произошло между ними после его возвращения домой, собрать воедино разрозненные впечатления.
Свечи догорали и одна за другой гасли. Комнату заливал теперь серебряный свет луны. Поистине волшебно красивы лунные ночи в Соноре, где воздух тих, а высокое небо, словно отлитое из темного стекла, кажется бездонным, но зрелище это было привычно для Мерседес. Сейчас ее занимали иные мысли.
Его рука покоилась на ее животе. Осмелится ли она сдвинуть с места эту тяжелую мужскую руку и ускользнуть незаметно?
Осторожно она откинула простыню, и он пошевелился во сне. Мерседес застыла.
Он пробормотал какую-то фразу, ей показалось, что по-английски. Вообще война в корне изменила его. Произошедшая перемена была весьма драматической. Что она сулит ей в будущем?
Не устояв перед искушением, Мерседес принялась внимательно изучать его, воспользовавшись тем, что он снова погрузился в глубокий сон. Раз его гипнотические непроницаемые очи прикрыты веками, она могла, словно вкушая запретный плод, любоваться мужественной красотой своего супруга, не опасаясь, что он, заметив ее интерес к нему, отпустит какое-нибудь издевательское замечание.
Внезапно Мерседес осознала, что ей хочется не только разглядывать его, но и трогать… Но прикосновение могло разбудить его, а это означало разоблачение ее грешных поползновений и неминуемый позор.
Она была обречена лишь смотреть на него, пожирать его глазами. Расслабленный, спящий, он выглядел мягче и моложе. Окружающая его аура опасного, жестокого мужчины рассеялась бесследно.
Какое-то неуловимое отличие от облика прежнего Лусеро неожиданно смутило Мерседес. Может быть, причиной тому шрам? Но шрам не изменил бы его лицо так сильно. Она обследовала пытливым взглядом поочередно его высокое чело с трагически сдвинутыми на переносице бровями, густые черные ресницы, длинный прямой, заостренный на конце нос, резко очерченные скулы и рот… Одно только воспоминание о том, что творил с нею этот рот, обдало ее жаром.
Она должна уходить. Интуиция подсказывала ей, что, если она не сделает этого и он, проснувшись, начнет вновь ласкать ее, она, вполне возможно, совсем потеряет разум. И наделает глупостей, за которые будет расплачиваться всю жизнь.
6
Николаса разбудил петушиный крик. Он поморгал ресницами, перекатился к краю широчайшего ложа и уселся, свесив ноги. Тонкий аромат лаванды еще исходил от смятых простыней и не выветрился также запах пота и семени, напоминавший о любовной ночи.
Но Мерседес ушла. Он воспринял ее отсутствие как потерю, что его самого удивило. Уснуть рядом с женщиной, с которой занимался любовью, – такого с ним раньше не бывало. Но ему хотелось именно спать с той, кого все считали его женой.
– Она моя жена! – произнес он вслух, вслушиваясь, как звучит эта фраза.
Может, он только старается убедить себя, что Мерседес принадлежит ему. Она принадлежала его брату, который подарил Нику свою супругу от щедрот своих и с легким сердцем, так же, как и своего коня. Лусеро не ценил Мерседес, но для Николаса она стала самым дорогим приобретением, что, вполне вероятно, не приведет ни к чему хорошему.
Фортунато согласился на заманчивое предложение Лусеро, чтобы стать хозяином Гран-Сангре и обрести респектабельность. Он хотел получить землю, но, если быть честным, он мечтал о признании его членом семьи и о возможности доказать, что может стать настоящим хозяином. Мерседес занимала ничтожное место в его планах, когда он принимал дар Лусе. «Пресная девственница», как ее описал братец, интересовала его не больше, чем пылкая развратница Инносенсия.
Но то было до его встречи с золотоволосой хозяйкой Гран-Сангре. Ник понял, как не прав был его сводный брат. «Впрочем, это неудивительно», – подумал он с грустью. Каким женщинам отдавал предпочтение Лусеро, ему было хорошо известно.
То, что Мерседес помимо красоты обладала еще умом и характером, явилось для Ника полной неожиданностью, а то, что он сразу воспылал желанием обладать ею, грозило ему многими неприятностями. Николас стал уязвим, увлекшись женщиной, которая имеет все причины ненавидеть человека, за которого он себя выдает.
«Действуй с оглядкой, старина! Не лезь напролом», – увещевал он себя.
Самую большую ошибку он совершит, если позволит ей догадаться, какую власть она имеет над ним. Лусеро было бы безразлично, осталась ли она в его постели или покинула супружеское ложе. Он уже балансировал на лезвии бритвы, проявив мягкость и терпение, соблазняя ее. Вторым рискованным поступком будет признание незаконного ребенка. Николас понимал, что решение его поселить девочку в Гран-Сангре – верх неосторожности, но он знал, что не может поступить иначе.
Он дернул шнур звонка, вызывая Бальтазара, и приготовился встретиться лицом к лицу с проблемами, которые сулило ему наступившее утро.
Купаясь и бреясь, Ник обдумывал, сказать ли Мерседес о Розалии или просто без всяких объяснений привезти девочку сюда вместе с нанятой в Эрмосильо какой-нибудь няней. Пренебрежение чувствами жены более бы соответствовало обычному поведению Лусеро. И все же, уже одевшись, он так и не решил, как ему поступить.
Вкрадчивое постукивание в дверь прервало его размышления. Вместо ожидаемого им слуги в комнату бочком вошел, словно прокрался, падре Сальвадор. Его бледно-голубые глаза сейчас злорадно поблескивали.
– Ваша мать немедленно требует вас к себе.
Николас изобразил удивление: – Перед мессой? Что за спешка? Видимо, дело действительно не терпит отлагательства.
Слишком сильно хворая, чтобы спускаться вниз к общей трапезе, донья София, однако, каждое утро с фанатизмом выстаивала мессу у себя в покоях.
– Заверяю вас, что именно так дело и обстоит, – подтвердил священник с ноткой угрозы в голосе и, не сказав больше ни слова, покинул спальню Лусеро.
При первом же стуке Ника горничная открыла дверь в покои сеньоры.
Донья София сидела, опираясь спиной на высоко взбитые подушки. Ее волосы были тщательно убраны, и прическу скрепляли черепаховые гребни. Она была бледна, как смерть, но выражение лица было решительным. Донья София жестом удалила прислугу и выждала, пока они не остались наедине.
Ник молчал, дожидаясь, чтобы она начала разговор первой.
– До меня дошли сведения, что у тебя возникла некая проблема. Я хочу, чтобы ты ее решил, не откладывая. – Ее голос напоминал шуршание сминаемой газетной бумаги.
– Я вижу, что вмешательство падре Сальвадора распространяется дальше, чем просто чтение писем, не ему адресованных.
– Он не стал бы взваливать на мои плечи подобную ношу и пощадил бы мои чувства, если б не знал, как ты пренебрежительно относишься к своему долгу и моральным устоям. Необходима некоторая сумма, чтобы ребенка приняли в монастырь Дуранго. У тебя есть деньги?
Несмотря на затрудненное дыхание, все слова произносила она с неожиданной твердостью.
– Я не собираюсь ничего платить, – коротко заявил Ник.
– Я так и думала, – она презрительно усмехнулась. – Я попрошу отца Сальвадора послать пожертвование в монастырь от твоего имени.
– Нет. Ты этого не сделаешь. Я не намерен ничего посылать потому, что не хочу, чтобы моя дочь росла в приюте и была обречена принять послушание. – Тебе следовало подумать об этом раньше, прежде чем ты уложил ее мать в свою постель.
– Зато сейчас я об этом подумал, – бросил Ник. – Розалия – моя дочь, и я поселю ее в Гран-Сангре.
Глаза доньи Софии готовы были вылезти из орбит. Ее спина выпрямилась, оторвавшись от подушек. Задыхаясь, она прохрипела:
– Не сошел ли ты с ума?
– К счастью, нет.
– Ты шутишь!
– Нет, я вполне серьезен.
– Ты не возражал, когда твой отец отправил эту потаскушку с ублюдком подальше от Гран-Сангре…
– Тогда у девочки была мать, – возразил Николас, не собираясь уступать в этом словесном поединке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48