– За разговором Оливия положила на тарелку куски поджаренной оленины, кукурузную лепешку, сдобренную медом, и налила в кружку дымящегося кофе.
– Смею ли я надеяться, что все это для меня?
– Нет, это для Микайи. Вы получите бульон и кусок кукурузной лепешки, размоченный в молоке.
Сэмюэль скорчил недовольную гримасу. В этот момент в комнату вошел Микайя со свернутой шкурой бизона под мышкой.
– Ты где предпочитаешь работать над шкурой? – спросил он. – Возле ручья будет прохладнее, но, может, лучше ближе к хижине? – Микайя развернул и поднял шкуру без видимого усилия, хотя она весила не меньше ста пятидесяти фунтов.
– Думаю, лучше расстелить у ручья. Мне пора проветриться. В последнее время слишком долго сидела взаперти, – ответила Оливия, искоса бросив взгляд на Сэмюэля.
– Доброе утро, сынок. Слава богу, проснулся. Как бы тебя ни беспокоили раны, желудок, надеюсь, в полном порядке? Вот и отлично, Искорка прекрасно готовит. – Великан сбросил шкуру на спинку стула, взял тарелку, предложенную Оливией, и прошел к постели больного.
– Мне кажется, ему еще рано давать твердую пищу, – забеспокоилась Оливия.
– Мясо, наверное, еще рано, но лепешка не помешает. Да и кофе будет в самый раз. У нас есть свежее молоко?
– Да, есть. Сюки опять взбрыкнула и пыталась достать меня рогами, но все обошлось.
– У вас есть корова? – удивился Сэмюэль, с трудом представляя Оливию в роли доярки.
– Нет, у нас коза, – ответил Микайя. – Я купил ее у испанца, который забрел в наши края пару лет назад. Молоко у нее густое и жирное, но доить ее небольшое удовольствие. Все зависит от подхода. К козе тоже нужно найти подход, – добавил великан, многозначительно посмотрев на Сэмюэля.
– Все женщины одинаковы, – пробормотал полковник, пытаясь сесть на кровати.
– Погодите, давайте помогу, – вызвался Микайя, подошел к больному, легко приподнял его и прислонил к спинке кровати. – Сейчас Искорка принесет еще подушек, и мы подложим под спину. Так будет удобно.
От дикой боли в боку на лбу выступил пот, но Сэмюэль промолчал, крепко сцепив зубы. Оливия поспешно взбила несколько больших подушек, набитых волосом от початков кукурузы, и втиснула за спину больного. Она видела, как от усилий сдержать стон на его шее вздулись жилы.
– Болит шов? – спросила она участливо.
– Да, немного, – процедил он сквозь сжатые губы.
– В таком случае надо много есть, чтобы набраться сил. Сегодня снимаем швы.
«Черт возьми! Ей доставляет удовольствие следить за тем, как я мучаюсь. По глазам вижу», – подумал Сэмюэль и сказал, пронзив девушку убийственным взглядом:
– И, конечно, это будете делать вы?
– А кто еще? – улыбнулась она в ответ. – Ведь я же их и наложила.
– Должен сказать, что у нее рука ни разу не дрогнула, – вставил Микайя, ухмыляясь.
Оливия разломила на мелкие кусочки кукурузную лепешку, обильно полила медом и молоком, присела с тарелкой на краешек кровати и занялась кормлением больного. – Не торопитесь. Я не хочу, чтобы вы перепачкали чистые простыни.
Несмотря на боль в боку, Сэмюэль чувствовал себя отдохнувшим и поздоровевшим. Он чуть было не выразил желание завтракать самостоятельно, но приметил нервозность девушки и то, как она старается сидеть от него как можно дальше, чтобы ненароком не коснуться, и усмехнулся про себя… Потом, склонив голову набок, с невинным видом уставился на Оливию:
– Я жду. И я очень голоден.
Приказав руке не дрожать, она поднесла ложку ко рту Сэмюэля и проследила, как разжались и сомкнулись красиво очерченные губы. Оливия помнила, как эти губы обжигали ее кожу, нежно касаясь горла, висков и щек, как ласкали ее рот, заставляя раскрыться, впустить жаркий трепещущий язык. Она смотрела, как он медленно жует, смакуя сладость меда на языке, и проглатывает, как сокращаются мускулы под бронзовой кожей шеи… Отчего простой акт принятия пищи вызывает в ней такое сладкое томление?
Оливия почувствовала его взгляд и вышла из гипнотического транса.
– Держите! Сегодня вы уже достаточно окрепли и можете есть сами, – проговорила она, шлепнув на постель перед ним тарелку и ложку. Когда Оливия встала и двинулась к двери, ей показалось, будто за спиной послышалось: «Трусишка».
Солнце уже стояло в зените, когда, сидя на корточках перед шкурой бизона, которую Микайя растянул на деревянной раме, девушка принялась за работу. Вначале нужно было втереть сероватую массу из мозгов и пепла, придававшую мягкость и эластичность, а когда она впитается, шкуру следовало снова вычистить скребком и опять высушить. Затем разводили костер, забрасывали пламя свежими ветками и над густым дымом развешивали шкуру. После этого она не коробилась, даже если попадала под сильный дождь.
Какое-то время Микайя молча наблюдал за тем, как истово трудится Искорка, расставив локти, выгнув спину и без устали работая кулачками. Казалось, она вкладывала всю душу в это занятие или пыталась уйти от своих мыслей.
– Знаешь, – с расстановкой сказал великан, – тебе будто оса в штаны залетела. Не из-за этого ли смазливого парнишки-солдатика? – В глазах великана светилась смешинка.
Оливия выпрямилась и отбросила тыльной стороной руки прядь волос со лба:
– Сэмюэль Шелби давно уже не парнишка.
Джонстон помолчал, словно всерьез обдумывая эту проблему.
– Пожалуй, тут ты права. Он действительно уже не мальчик, вполне взрослый мужчина. – Запустив всю пятерню в бороду, великан, как бы размышляя вслух, добавил: – Во всяком случае, кое-какие органы у него вполне созрели, это точно.
Кровь прилила к щекам Оливии с такой быстротой, что казалось, кожа через мгновение вспыхнет.
– Микайя Джонстон! – почти прокричала она. – Меня не интересует ни полковник Шелби, ни его так называемые органы. По крайней мере, теперь, когда я избавилась от его грязных приставаний. – Оливия почувствовала, что несколько зарапортовалась, и еще больше разрумянилась.
– Конечно, я всего лишь сторонний наблюдатель, – продолжал Микайя, как бы не замечая излишней горячности девушки, – но вы мне напоминаете пару рысей, самца и самку. Знаешь, как они рычат и хвостами хлещут, будто вот-вот в драку ринутся, а потом вместе готовят общее жилье.
– Терпеть не могу этого самонадеянного и самовлюбленного истукана, а ведь придется с ним, видимо, зиму коротать в одной хижине. Он всех женщин ненавидит, и все из-за его покойной жены. По его словам, она… она совершила очень дурной поступок. – Оливия не решилась поделиться с Микайей тайной, которую выболтал в горячечном бреду Сэмюэль. Конечно, его жена – дрянь, но нельзя же из-за какой-то одной мерзавки возненавидеть весь женский род, в том числе и ее, Оливию; просто нечестно и несправедливо.
– В таком случае, – произнес Микайя, задумчиво почесывая бороду, – может, тебе стоило бы все же переубедить его.
– Мне в высшей степени наплевать, что он думает о женщинах вообще и о каждой из них в частности.
Микайя промолчал, присел рядом, запустил ладонь в миску, вынул пригоршню смеси мозгов и пепла и предложил:
– Давай-ка я немного поработаю, а тебе не мешает охладиться. Пойди искупайся. Это тепло недолго еще продержится. Получай удовольствие, пока есть такая возможность.
Идея понравилась Оливии. Можно будет помыть голову чудесным пахучим мылом, которое продал недавно прохожий купец. Нет, конечно, Оливия не собиралась прихорашиваться ради Сэмюэля, она просто любит чистоту. Рассудив таким образом, девушка весело улыбнулась и сказала:
– Отличная мысль. Помыться всегда полезно.
Она встала, тщательно вытерла о тряпку руки и собралась было пойти в хижину за мылом, полотенцем и чистой одеждой, но ее остановил голос Микайи.
– Когда у тебя появится свободная минута, – ехидно напомнил он, – все же надо будет снять Шелби швы. – Великан с удовлетворением отметил, что девушка вздрогнула, и хитро усмехнулся.
– Если он к этому готов, я могу это сделать в любое время, – отозвалась Оливия и пошла к дому.
Микайя принялся за работу, тихо насвистывая какую-то мелодию.
Зайдя в хижину, Оливия облегченно вздохнула, увидев, что Сэмюэль мирно спит. Значит, за каждым ее движением не будут следить насмешливые синие глаза. Девушка быстро собрала вещи и побежала к реке, предвкушая блаженную прохладу. К тому времени, когда солнце коснулось верхушек деревьев, Оливия вышла из воды. Ей вспомнилось, как Сэмюэль издевался над тем, что она не умеет плавать. Теперь она плавала как рыба – спасибо Микайе.
Девушка высушила волосы, расчесывая их до тех пор, пока они не заискрились, как хорошо начищенная старая бронза, надела новые кожаные чулки и недавно сшитую рубашку до колен. По вороту рубашка была украшена узором из мелких бусинок. Вышивать ее научила жена Белого Волоса, и это был первый самостоятельный опыт Оливии, гордившейся плодами своей работы.
– Из меня получилась бы отличная портниха, – похвалила себя девушка, поглаживая ладонью мягкую кожу рубахи. Естественно, она надела новое отнюдь не ради того, чтобы понравиться Сэмюэлю.
Теперь предстояло заняться проклятыми швами. Оливия собрала вещи и пошла к дому. Когда она показалась на пороге, лучи солнца ударили в спину и копна рыжих волос вспыхнула огнем. Девушка разрумянилась после купанья, бледно-кремовая кожаная рубашка подчеркивала мягкие округлости ее тела. У Сэмюэля перехватило дыхание, он не мог отвести глаз от дивного зрелища.
– Вы снова стали похожи на индейскую принцессу, которая привиделась мне во сне, – проронил он, стараясь прикрыть смущение небрежным тоном.
– Эта одежда и в половину не такая нарядная, как та, что была на мне тогда у реки. То было настоящее произведение искусства, а мне еще учиться и учиться.
– То есть этот наряд вы шили сами?
– Да, конечно, и, между прочим, в нем очень удобно.
– Я потрясен.
Оливия достала из сумки с медикаментами и инструментами небольшой нож, провела кончиком пальца по острому как бритва лезвию и сказала с напускным безразличием:
– Вот уж это мне все равно. Я пришла сюда только для того, чтобы снять швы. По словам Микайи, вы жалуетесь, будто они болят. – И она медленно направилась к кровати, поигрывая сверкающим ножом.
– Почему мне кажется, будто выдергивать из меня нитки должно вам понравиться даже больше, чем меня зашивать?
– Может, потому что на этот раз вы в полном сознании и сможете все прочувствовать сполна? – ответила Оливия вопросом на риторический вопрос Шелби.
– После того как надо мной вдоволь поизмывались больше десятка кровожадных осагов, вряд ли вы сможете меня испугать. – Сэмюэль похлопал ладонью по краю кровати. – Садитесь. Я готов ко всему… если, конечно, и вы готовы.
Это звучало как вызов! Оливия решительно подошла к кровати и присела, сжимая в руках маленький ножик и небольшой пинцет. Она постаралась устроиться как можно дальше от своего пациента.
– Спустите одеяло. Все, что у вас там под ним, я уже видела, – скомандовала девушка, надеясь нарочитой резкостью тона заставить его прийти в такое же смущение, какое ощущала она.
– В таком случае можете взглянуть еще раз, – парировал Сэмюэль, откидывая одеяло до колен.
– Так далеко не надо, – вырвалось у Оливии, и она поспешно прикрыла его одеялом по пояс. – А теперь повернитесь на здоровый бок, а то я могу удалить не только швы.
Он послушно повернулся к ней спиной, и девушка подметила, что двигается пациент крайне осторожно. Видимо, рана на боку все еще давала о себе знать.
– Теперь держитесь, будет больно, – предупредила Оливия. Сэмюэль промычал в ответ нечто неразборчивое.
Прикусив губу, девушка приступила к операции. Осторожно поддев кончиком ножа глубоко въевшуюся в кожу нить сухожилия, которое было использовано при накладывании швов, она сделала первый надрез и выдернула нить. Сэмюэль чуть вздрогнул и глухо застонал.
– Я же сказала: держитесь! – резко повторила девушка, принимаясь за второй шов. Он не поддавался, пришлось придвинуться ближе и опереться на спину Сэмюэля, ощутив под ладонью жесткость мускулов. Отложив ножик, Оливия потянула нить пинцетом, сознавая, что причиняет пациенту острую боль, и мучаясь вместе с ним.
Полковник легко мог пережить такую боль, в прошлом бывало значительно хуже. Гораздо сложнее было не реагировать на прикосновение мягких прохладных рук. Он ощущал слабый аромат полевых цветов, кончики шелковистых волос нежно щекотали кожу, и от сладкой муки Сэмюэль едва не кричал. Он сдерживался лишь страшным напряжением воли, от которого потемнело в глазах. Неожиданно послышался ее голос:
– Простите, пожалуйста… я стараюсь не делать больно, но ничего не могу поделать.
Оливия старалась как можно быстрее кончить болезненную процедуру, но последний шов оказался самым трудным.
– Ничего не получается, – призналась она, закусив губу.
– Тяните сильнее.
– Боюсь, начнется кровотечение.
– Ничего со мной не сделается.
Оливия вдавила кожу пальцами, ухватилась за кончик упрямой нити пинцетом и сильно дернула. Она уже не думала о необходимости держаться на расстоянии от пациента, прижалась к нему, и Сэмюэль почти забыл о своей ране, взял упавшую на грудь прядь огненно-рыжих волос, накрутил на палец и поднес к губам. В этот момент нить наконец поддалась, и Оливия потеряла бы равновесие, не удержи ее прядь волос в кулаке Шелби. Девушка вскрикнула от боли, когда волосы натянулись, и наклонилась вперед, в тот же момент пациент повернулся на спину, и Оливия упала на больного.
Их взоры встретились, а губы оказались совсем рядом. Сэмюэль не отпустил прядь волос, напротив, он другой рукой притянул девушку к себе, ее грудь прижалась к темным завиткам на его груди. Время будто застыло. Они не знали, как долго смотрели в глаза друг другу, потом их дыхание смешалось и случилось неизбежное.
15
Микайя ворвался в хижину с радостным криком:
– Вы посмотрите, какое чудо попалось нам сегодня на ужин!
Он держал на весу огромного темно-зеленого сома и был так возбужден, что не сразу разобрался в происходящем. Оливия отскочила от постели больного будто ужаленная, волосы растрепались, лицо раскраснелось; после купания она надела один из лучших своих нарядов, а теперь отводила глаза, словно совершила страшное преступление. Да и пациент выглядит не лучшим образом, сжался и скалится, как загнанный в угол хищник. Микайя ухмыльнулся про себя.
– Я только что закончила снимать швы, как ты мне и велел, – затараторила Оливия, укладывая в сумку ножик и пинцет и вынимая чистую повязку. – Рыбу я сейчас поджарю. Надо только ее почистить. Не забудь выдать Буяну его долю.
– Не спеши, сом подождет, сначала займись больным, – спокойно сказал Микайя, бросил трепыхающуюся рыбу на стол, взглянул на собаку, следившую за каждым его движением, склонив голову набок и навострив уши, и обратился к Сэмюэлю: – Никто не может так приготовить жареного сома, как Искорка. Скоро сами убедитесь.
– Я так проголодался, что готов съесть его сырым со всеми потрохами, – ответил Сэмюэль.
– Жареной рыбы вам еще нельзя, – строго сказала Оливия.
Тихонько насвистывая веселую мелодию, Микайя, казалось, не обращал никакого внимания на молодых людей; налив себе кофе из кофейника, постоянно превшего на краю печи, он намеренно небрежно проговорил:
– Ладно, вы здесь без меня сами разберетесь. – И, забросив на плечо сома, вышел из хижины.
Сэмюэль поднял руку, посмотрел на заживающую рану и поиграл мускулами.
– Я намного лучше себя чувствую, – заявил он и взглянул на Оливию, ожидая, что она опять присядет на кровать и начнет накладывать повязку, потом со значением заметил: – Да и аппетит что-то разыгрался.
Оливия опять прочитала в глазах Сэмюэля вызов. Похоже, он дразнит ее? Ну что ж, она покажет ему, что у нее тоже есть выдержка. Вот только бы сердце перестало биться с такой сумасшедшей скоростью да остыли бы пылающие щеки. Девушка до сих пор чувствовала его жаркое дыхание, свои раскрывшиеся навстречу губы… но поцелую не суждено было продлиться. Да и зачем? Потом будет лишь еще больнее. Ведь Сэмюэль уже не раз причинял ей боль.
Заставив себя вспомнить о предательской сделке Шелби с Вескоттом, девушка немного успокоилась, присела на кровать и потянулась к больному, чтобы туго обвязать его полоской ткани вокруг талии. Но при этом никак нельзя было избежать прикосновения к его мускулистой, заросшей волосами груди. Оливия закусила губу, приложила к ране конец повязки и стала его раскручивать. Сердце Сэмюэля учащенно забилось, он проклял себя за то, что постоянно дразнит девушку, и невольно вздрогнул, когда его груди коснулся кончик пушистых волос.
– Сидите тихо! – сурово одернула больного Оливия, которой стоило немалых усилий сдержать дрожь в руках. Она быстро закончила перевязку, стянула узлом концы ткани и бросилась прочь от кровати.
Сэмюэль чувствовал волнение под ее холодной невозмутимостью и безуспешно пытался разгадать тайну ее поведения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
– Смею ли я надеяться, что все это для меня?
– Нет, это для Микайи. Вы получите бульон и кусок кукурузной лепешки, размоченный в молоке.
Сэмюэль скорчил недовольную гримасу. В этот момент в комнату вошел Микайя со свернутой шкурой бизона под мышкой.
– Ты где предпочитаешь работать над шкурой? – спросил он. – Возле ручья будет прохладнее, но, может, лучше ближе к хижине? – Микайя развернул и поднял шкуру без видимого усилия, хотя она весила не меньше ста пятидесяти фунтов.
– Думаю, лучше расстелить у ручья. Мне пора проветриться. В последнее время слишком долго сидела взаперти, – ответила Оливия, искоса бросив взгляд на Сэмюэля.
– Доброе утро, сынок. Слава богу, проснулся. Как бы тебя ни беспокоили раны, желудок, надеюсь, в полном порядке? Вот и отлично, Искорка прекрасно готовит. – Великан сбросил шкуру на спинку стула, взял тарелку, предложенную Оливией, и прошел к постели больного.
– Мне кажется, ему еще рано давать твердую пищу, – забеспокоилась Оливия.
– Мясо, наверное, еще рано, но лепешка не помешает. Да и кофе будет в самый раз. У нас есть свежее молоко?
– Да, есть. Сюки опять взбрыкнула и пыталась достать меня рогами, но все обошлось.
– У вас есть корова? – удивился Сэмюэль, с трудом представляя Оливию в роли доярки.
– Нет, у нас коза, – ответил Микайя. – Я купил ее у испанца, который забрел в наши края пару лет назад. Молоко у нее густое и жирное, но доить ее небольшое удовольствие. Все зависит от подхода. К козе тоже нужно найти подход, – добавил великан, многозначительно посмотрев на Сэмюэля.
– Все женщины одинаковы, – пробормотал полковник, пытаясь сесть на кровати.
– Погодите, давайте помогу, – вызвался Микайя, подошел к больному, легко приподнял его и прислонил к спинке кровати. – Сейчас Искорка принесет еще подушек, и мы подложим под спину. Так будет удобно.
От дикой боли в боку на лбу выступил пот, но Сэмюэль промолчал, крепко сцепив зубы. Оливия поспешно взбила несколько больших подушек, набитых волосом от початков кукурузы, и втиснула за спину больного. Она видела, как от усилий сдержать стон на его шее вздулись жилы.
– Болит шов? – спросила она участливо.
– Да, немного, – процедил он сквозь сжатые губы.
– В таком случае надо много есть, чтобы набраться сил. Сегодня снимаем швы.
«Черт возьми! Ей доставляет удовольствие следить за тем, как я мучаюсь. По глазам вижу», – подумал Сэмюэль и сказал, пронзив девушку убийственным взглядом:
– И, конечно, это будете делать вы?
– А кто еще? – улыбнулась она в ответ. – Ведь я же их и наложила.
– Должен сказать, что у нее рука ни разу не дрогнула, – вставил Микайя, ухмыляясь.
Оливия разломила на мелкие кусочки кукурузную лепешку, обильно полила медом и молоком, присела с тарелкой на краешек кровати и занялась кормлением больного. – Не торопитесь. Я не хочу, чтобы вы перепачкали чистые простыни.
Несмотря на боль в боку, Сэмюэль чувствовал себя отдохнувшим и поздоровевшим. Он чуть было не выразил желание завтракать самостоятельно, но приметил нервозность девушки и то, как она старается сидеть от него как можно дальше, чтобы ненароком не коснуться, и усмехнулся про себя… Потом, склонив голову набок, с невинным видом уставился на Оливию:
– Я жду. И я очень голоден.
Приказав руке не дрожать, она поднесла ложку ко рту Сэмюэля и проследила, как разжались и сомкнулись красиво очерченные губы. Оливия помнила, как эти губы обжигали ее кожу, нежно касаясь горла, висков и щек, как ласкали ее рот, заставляя раскрыться, впустить жаркий трепещущий язык. Она смотрела, как он медленно жует, смакуя сладость меда на языке, и проглатывает, как сокращаются мускулы под бронзовой кожей шеи… Отчего простой акт принятия пищи вызывает в ней такое сладкое томление?
Оливия почувствовала его взгляд и вышла из гипнотического транса.
– Держите! Сегодня вы уже достаточно окрепли и можете есть сами, – проговорила она, шлепнув на постель перед ним тарелку и ложку. Когда Оливия встала и двинулась к двери, ей показалось, будто за спиной послышалось: «Трусишка».
Солнце уже стояло в зените, когда, сидя на корточках перед шкурой бизона, которую Микайя растянул на деревянной раме, девушка принялась за работу. Вначале нужно было втереть сероватую массу из мозгов и пепла, придававшую мягкость и эластичность, а когда она впитается, шкуру следовало снова вычистить скребком и опять высушить. Затем разводили костер, забрасывали пламя свежими ветками и над густым дымом развешивали шкуру. После этого она не коробилась, даже если попадала под сильный дождь.
Какое-то время Микайя молча наблюдал за тем, как истово трудится Искорка, расставив локти, выгнув спину и без устали работая кулачками. Казалось, она вкладывала всю душу в это занятие или пыталась уйти от своих мыслей.
– Знаешь, – с расстановкой сказал великан, – тебе будто оса в штаны залетела. Не из-за этого ли смазливого парнишки-солдатика? – В глазах великана светилась смешинка.
Оливия выпрямилась и отбросила тыльной стороной руки прядь волос со лба:
– Сэмюэль Шелби давно уже не парнишка.
Джонстон помолчал, словно всерьез обдумывая эту проблему.
– Пожалуй, тут ты права. Он действительно уже не мальчик, вполне взрослый мужчина. – Запустив всю пятерню в бороду, великан, как бы размышляя вслух, добавил: – Во всяком случае, кое-какие органы у него вполне созрели, это точно.
Кровь прилила к щекам Оливии с такой быстротой, что казалось, кожа через мгновение вспыхнет.
– Микайя Джонстон! – почти прокричала она. – Меня не интересует ни полковник Шелби, ни его так называемые органы. По крайней мере, теперь, когда я избавилась от его грязных приставаний. – Оливия почувствовала, что несколько зарапортовалась, и еще больше разрумянилась.
– Конечно, я всего лишь сторонний наблюдатель, – продолжал Микайя, как бы не замечая излишней горячности девушки, – но вы мне напоминаете пару рысей, самца и самку. Знаешь, как они рычат и хвостами хлещут, будто вот-вот в драку ринутся, а потом вместе готовят общее жилье.
– Терпеть не могу этого самонадеянного и самовлюбленного истукана, а ведь придется с ним, видимо, зиму коротать в одной хижине. Он всех женщин ненавидит, и все из-за его покойной жены. По его словам, она… она совершила очень дурной поступок. – Оливия не решилась поделиться с Микайей тайной, которую выболтал в горячечном бреду Сэмюэль. Конечно, его жена – дрянь, но нельзя же из-за какой-то одной мерзавки возненавидеть весь женский род, в том числе и ее, Оливию; просто нечестно и несправедливо.
– В таком случае, – произнес Микайя, задумчиво почесывая бороду, – может, тебе стоило бы все же переубедить его.
– Мне в высшей степени наплевать, что он думает о женщинах вообще и о каждой из них в частности.
Микайя промолчал, присел рядом, запустил ладонь в миску, вынул пригоршню смеси мозгов и пепла и предложил:
– Давай-ка я немного поработаю, а тебе не мешает охладиться. Пойди искупайся. Это тепло недолго еще продержится. Получай удовольствие, пока есть такая возможность.
Идея понравилась Оливии. Можно будет помыть голову чудесным пахучим мылом, которое продал недавно прохожий купец. Нет, конечно, Оливия не собиралась прихорашиваться ради Сэмюэля, она просто любит чистоту. Рассудив таким образом, девушка весело улыбнулась и сказала:
– Отличная мысль. Помыться всегда полезно.
Она встала, тщательно вытерла о тряпку руки и собралась было пойти в хижину за мылом, полотенцем и чистой одеждой, но ее остановил голос Микайи.
– Когда у тебя появится свободная минута, – ехидно напомнил он, – все же надо будет снять Шелби швы. – Великан с удовлетворением отметил, что девушка вздрогнула, и хитро усмехнулся.
– Если он к этому готов, я могу это сделать в любое время, – отозвалась Оливия и пошла к дому.
Микайя принялся за работу, тихо насвистывая какую-то мелодию.
Зайдя в хижину, Оливия облегченно вздохнула, увидев, что Сэмюэль мирно спит. Значит, за каждым ее движением не будут следить насмешливые синие глаза. Девушка быстро собрала вещи и побежала к реке, предвкушая блаженную прохладу. К тому времени, когда солнце коснулось верхушек деревьев, Оливия вышла из воды. Ей вспомнилось, как Сэмюэль издевался над тем, что она не умеет плавать. Теперь она плавала как рыба – спасибо Микайе.
Девушка высушила волосы, расчесывая их до тех пор, пока они не заискрились, как хорошо начищенная старая бронза, надела новые кожаные чулки и недавно сшитую рубашку до колен. По вороту рубашка была украшена узором из мелких бусинок. Вышивать ее научила жена Белого Волоса, и это был первый самостоятельный опыт Оливии, гордившейся плодами своей работы.
– Из меня получилась бы отличная портниха, – похвалила себя девушка, поглаживая ладонью мягкую кожу рубахи. Естественно, она надела новое отнюдь не ради того, чтобы понравиться Сэмюэлю.
Теперь предстояло заняться проклятыми швами. Оливия собрала вещи и пошла к дому. Когда она показалась на пороге, лучи солнца ударили в спину и копна рыжих волос вспыхнула огнем. Девушка разрумянилась после купанья, бледно-кремовая кожаная рубашка подчеркивала мягкие округлости ее тела. У Сэмюэля перехватило дыхание, он не мог отвести глаз от дивного зрелища.
– Вы снова стали похожи на индейскую принцессу, которая привиделась мне во сне, – проронил он, стараясь прикрыть смущение небрежным тоном.
– Эта одежда и в половину не такая нарядная, как та, что была на мне тогда у реки. То было настоящее произведение искусства, а мне еще учиться и учиться.
– То есть этот наряд вы шили сами?
– Да, конечно, и, между прочим, в нем очень удобно.
– Я потрясен.
Оливия достала из сумки с медикаментами и инструментами небольшой нож, провела кончиком пальца по острому как бритва лезвию и сказала с напускным безразличием:
– Вот уж это мне все равно. Я пришла сюда только для того, чтобы снять швы. По словам Микайи, вы жалуетесь, будто они болят. – И она медленно направилась к кровати, поигрывая сверкающим ножом.
– Почему мне кажется, будто выдергивать из меня нитки должно вам понравиться даже больше, чем меня зашивать?
– Может, потому что на этот раз вы в полном сознании и сможете все прочувствовать сполна? – ответила Оливия вопросом на риторический вопрос Шелби.
– После того как надо мной вдоволь поизмывались больше десятка кровожадных осагов, вряд ли вы сможете меня испугать. – Сэмюэль похлопал ладонью по краю кровати. – Садитесь. Я готов ко всему… если, конечно, и вы готовы.
Это звучало как вызов! Оливия решительно подошла к кровати и присела, сжимая в руках маленький ножик и небольшой пинцет. Она постаралась устроиться как можно дальше от своего пациента.
– Спустите одеяло. Все, что у вас там под ним, я уже видела, – скомандовала девушка, надеясь нарочитой резкостью тона заставить его прийти в такое же смущение, какое ощущала она.
– В таком случае можете взглянуть еще раз, – парировал Сэмюэль, откидывая одеяло до колен.
– Так далеко не надо, – вырвалось у Оливии, и она поспешно прикрыла его одеялом по пояс. – А теперь повернитесь на здоровый бок, а то я могу удалить не только швы.
Он послушно повернулся к ней спиной, и девушка подметила, что двигается пациент крайне осторожно. Видимо, рана на боку все еще давала о себе знать.
– Теперь держитесь, будет больно, – предупредила Оливия. Сэмюэль промычал в ответ нечто неразборчивое.
Прикусив губу, девушка приступила к операции. Осторожно поддев кончиком ножа глубоко въевшуюся в кожу нить сухожилия, которое было использовано при накладывании швов, она сделала первый надрез и выдернула нить. Сэмюэль чуть вздрогнул и глухо застонал.
– Я же сказала: держитесь! – резко повторила девушка, принимаясь за второй шов. Он не поддавался, пришлось придвинуться ближе и опереться на спину Сэмюэля, ощутив под ладонью жесткость мускулов. Отложив ножик, Оливия потянула нить пинцетом, сознавая, что причиняет пациенту острую боль, и мучаясь вместе с ним.
Полковник легко мог пережить такую боль, в прошлом бывало значительно хуже. Гораздо сложнее было не реагировать на прикосновение мягких прохладных рук. Он ощущал слабый аромат полевых цветов, кончики шелковистых волос нежно щекотали кожу, и от сладкой муки Сэмюэль едва не кричал. Он сдерживался лишь страшным напряжением воли, от которого потемнело в глазах. Неожиданно послышался ее голос:
– Простите, пожалуйста… я стараюсь не делать больно, но ничего не могу поделать.
Оливия старалась как можно быстрее кончить болезненную процедуру, но последний шов оказался самым трудным.
– Ничего не получается, – призналась она, закусив губу.
– Тяните сильнее.
– Боюсь, начнется кровотечение.
– Ничего со мной не сделается.
Оливия вдавила кожу пальцами, ухватилась за кончик упрямой нити пинцетом и сильно дернула. Она уже не думала о необходимости держаться на расстоянии от пациента, прижалась к нему, и Сэмюэль почти забыл о своей ране, взял упавшую на грудь прядь огненно-рыжих волос, накрутил на палец и поднес к губам. В этот момент нить наконец поддалась, и Оливия потеряла бы равновесие, не удержи ее прядь волос в кулаке Шелби. Девушка вскрикнула от боли, когда волосы натянулись, и наклонилась вперед, в тот же момент пациент повернулся на спину, и Оливия упала на больного.
Их взоры встретились, а губы оказались совсем рядом. Сэмюэль не отпустил прядь волос, напротив, он другой рукой притянул девушку к себе, ее грудь прижалась к темным завиткам на его груди. Время будто застыло. Они не знали, как долго смотрели в глаза друг другу, потом их дыхание смешалось и случилось неизбежное.
15
Микайя ворвался в хижину с радостным криком:
– Вы посмотрите, какое чудо попалось нам сегодня на ужин!
Он держал на весу огромного темно-зеленого сома и был так возбужден, что не сразу разобрался в происходящем. Оливия отскочила от постели больного будто ужаленная, волосы растрепались, лицо раскраснелось; после купания она надела один из лучших своих нарядов, а теперь отводила глаза, словно совершила страшное преступление. Да и пациент выглядит не лучшим образом, сжался и скалится, как загнанный в угол хищник. Микайя ухмыльнулся про себя.
– Я только что закончила снимать швы, как ты мне и велел, – затараторила Оливия, укладывая в сумку ножик и пинцет и вынимая чистую повязку. – Рыбу я сейчас поджарю. Надо только ее почистить. Не забудь выдать Буяну его долю.
– Не спеши, сом подождет, сначала займись больным, – спокойно сказал Микайя, бросил трепыхающуюся рыбу на стол, взглянул на собаку, следившую за каждым его движением, склонив голову набок и навострив уши, и обратился к Сэмюэлю: – Никто не может так приготовить жареного сома, как Искорка. Скоро сами убедитесь.
– Я так проголодался, что готов съесть его сырым со всеми потрохами, – ответил Сэмюэль.
– Жареной рыбы вам еще нельзя, – строго сказала Оливия.
Тихонько насвистывая веселую мелодию, Микайя, казалось, не обращал никакого внимания на молодых людей; налив себе кофе из кофейника, постоянно превшего на краю печи, он намеренно небрежно проговорил:
– Ладно, вы здесь без меня сами разберетесь. – И, забросив на плечо сома, вышел из хижины.
Сэмюэль поднял руку, посмотрел на заживающую рану и поиграл мускулами.
– Я намного лучше себя чувствую, – заявил он и взглянул на Оливию, ожидая, что она опять присядет на кровать и начнет накладывать повязку, потом со значением заметил: – Да и аппетит что-то разыгрался.
Оливия опять прочитала в глазах Сэмюэля вызов. Похоже, он дразнит ее? Ну что ж, она покажет ему, что у нее тоже есть выдержка. Вот только бы сердце перестало биться с такой сумасшедшей скоростью да остыли бы пылающие щеки. Девушка до сих пор чувствовала его жаркое дыхание, свои раскрывшиеся навстречу губы… но поцелую не суждено было продлиться. Да и зачем? Потом будет лишь еще больнее. Ведь Сэмюэль уже не раз причинял ей боль.
Заставив себя вспомнить о предательской сделке Шелби с Вескоттом, девушка немного успокоилась, присела на кровать и потянулась к больному, чтобы туго обвязать его полоской ткани вокруг талии. Но при этом никак нельзя было избежать прикосновения к его мускулистой, заросшей волосами груди. Оливия закусила губу, приложила к ране конец повязки и стала его раскручивать. Сердце Сэмюэля учащенно забилось, он проклял себя за то, что постоянно дразнит девушку, и невольно вздрогнул, когда его груди коснулся кончик пушистых волос.
– Сидите тихо! – сурово одернула больного Оливия, которой стоило немалых усилий сдержать дрожь в руках. Она быстро закончила перевязку, стянула узлом концы ткани и бросилась прочь от кровати.
Сэмюэль чувствовал волнение под ее холодной невозмутимостью и безуспешно пытался разгадать тайну ее поведения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50