— Нет-нет, не надо…
— Уже поздно, — шепнул Кейн ей в ухо, и Дженни поняла, что он прав.
Закрыв глаза, она почувствовала, как он лег на нее, а потом услышала его шепот:
— Не бойся, дорогая. Не бойся.
Тут он снова принялся целовать ее и ласкать, и Дженни громко застонала — временами ей казалось, что она не выдержит этой сладостной пытки. Когда же он крепко прижался к ней, она тотчас ощутила жар его возбужденной плоти и легонько шевельнула бедрами, давая понять, что готова соединиться с ним. Кейн же вдруг чуть приподнялся и пробормотал:
— Не бойся, все будет хорошо.
В следующее мгновение Дженни почувствовала острую боль и громко вскрикнула. Но тут же снова послышался голос Кейна. Осторожно откинув с ее лба влажные от пота волосы, он прошептал:
— Вот и все, теперь уже не будет больно. Расслабься, дорогая, и не бойся ничего.
Заставив себя расслабить мышцы, Дженни ждала возвращения боли, но ее опасения оказались напрасными. Даже остатки боли почти тотчас же исчезли, едва лишь Кейн начал двигаться. Более того, к своему удивлению, Дженни вдруг обнаружила, что, отвечая на его движения, раз за разом устремляется ему навстречу. Она даже не заметила, как закричала и как вонзила ему в спину ногти. В этот миг для нее ничего не существовало — лишь необычайные и головокружительные ощущения, уносившие ее в неизведанные дали. А потом она услышала громкий стон Кейна и почувствовала, как участилось его сердцебиение. Несколько мгновений спустя он затих, прижавшись к ней всем телом.
Дженни медленно возвращалась к реальности. Первое, что она увидела, были грациозно склонившиеся над ее головой ветки тополя. В просвете между пыльными листьями и тонкими ветвями виднелось небо, окрашенное розовым сиянием. Где-то вдалеке раздавался вой койота, а рядом мелодично журчали воды ручья. Дженни удовлетворенно улыбнулась. Кейн придавил ее своим весом, и она слышала его ровное дыхание.
Чуть повернув голову, Дженни посмотрела ему в лицо и поразилась — настолько невинным и юным он сейчас казался. Длинные, как у девушки, ресницы, такие же густые и черные, как его волосы, отбрасывали ему на щеки глубокие тени. Не устояв против соблазна, Дженни запустила пальцы в его волосы. Она до сих пор недоумевала, как уступила его пламенному натиску, однако ни о чем не сожалела. Даже если он завтра ее бросит, с ней навсегда останутся сладостные воспоминания о пережитом наслаждении. Нет, тот факт, что она отдалась Кейну, не беспокоил Дженни, но ее тревожили те странные чувства, которые она к нему испытывала.
Дженни убрала с его лба черную прядь и снова посмотрела ему в лицо. На его щеках пробивалась темная щетина и кое-где виднелись тонкие прочерки шрамов. Сколько же всего она о нем не знала и, вероятно, не хотела бы знать!
Предположим, что Кейн и впрямь был странствующим фотографом, кочевавшим из города в город и предлагавшим людям свои услуги. Но он отлично владел оружием и носил его со знанием дела, хотя никогда этим не кичился. Почему-то род его занятий не соответствовал тому представлению о нем, что сложилось у Дженни. Возможно, он и в самом деле был тем, за кого она приняла его с первого взгляда — обыкновенным бандитом. Возможно, он был вынужден скрывать свое истинное имя. Но если это так, тогда почему он не боялся представителей власти?
Дженни тихонько вздохнула. У нее накопилось множество вопросов, и она не знала, как на них ответить. Но она почти не сомневалась: очень скоро они найдут Джонни и тогда, возможно, она кое-что узнает о своем спутнике.
Глава 14
— Я ошибался, — изрек Кейн, в задумчивости глядя на костер, обложенный камнями.
— Ошибался? — Дженни взглянула на него вопросительно. — В чем именно?
— Теперь я окончательно понял, что я просто хищное животное. Прежде я в этом сомневался, но сейчас точно знаю: я хищник.
Дженни невольно рассмеялась:
— Неужели ты раньше сомневался в этом? Кейн расплылся в улыбке:
— Не искушай судьбу, женщина. Если я тебя до сих пор не бил, то это не значит, что не побью.
— Я ужасно тебя боюсь! — воскликнула Дженни и снова рассмеялась.
— Вот и хорошо.
Кейн насадил на палку два куска мяса и подержал над огнем, пока мясо не зашипело и не покрылось румяной корочкой.
— Что это за мясо? — спросила Дженни, осторожно снимая с импровизированного шампура свою порцию.
Кейн пожал плечами:
— Лучше не спрашивать.
Дженни вздохнула и с сомнением посмотрела на свой ужин.
— Не волнуйся, от этого не умрешь. Я же его ем. — Кейн взял свой кусок и отправил в рот. — Видишь?
Дженни по-прежнему колебалась. Наконец, последовав примеру Кейна, начала жевать. Минуту спустя пробормотала:
— Надеюсь, что я от этого не скончаюсь. — Поднявшись на ноги, она ополоснула в ручье жирные пальцы и снова уселась у костра. Покосившись на своего спутника, сказала: — Должно быть, в детстве тебя приучили к самой разнообразной пище.
Кейн кивнул:
— Совершенно верно: я ел все, что было съедобным. Пищи никогда не хватало, а зимой бывали времена, когда младенцы умирали от недоедания, а мы мучились от голодных спазмов. Я видел, как несчастные люди в отчаянии жевали кожу. Черт, я и сам ел свои сапоги.
Дженни какое-то время молча переваривала услышанное. Об этой стороне жизни Кейна она даже не догадывалась.
— Где ты вырос? — спросила она наконец.
— Под луной и звездами. — Он сделал рукой широкий жест. — Ветер качал мою кроватку, а койоты пели колыбельные песни.
— Ты рос без родителей?
Кейн какое-то время молчал, наконец проговорил:
— Об этом трудно рассказывать. Не все способны понять…
— Я постараюсь. Расскажи.
Смерив Дженни долгим взглядом, Кейн тяжко вздохнул. Он уже привык к тому, что его рассказы повергали женщин в ужас — в этих случаях все слушательницы реагировали одинаково.
Поправив ногой угли в костре, Кейн заговорил — он говорил тихо и бесстрастно, словно читал молитву.
— Всю мою семью вырезали команчи, когда мне было двенадцать или тринадцать лет от роду. Приняв и меня за мертвого, они бросили меня на руинах нашего дома. Вероятно, я не выжил бы, если бы не Данза. Он нашел меня и по какой-то необъяснимой причине не прикончил, а забрал с собой и отвез в свое племя. Возможно, потому, что ненавидел команчей. Во всяком случае, так он говорит, но я склонен верить, что он не способен убить человека, не посягнувшего на его собственную жизнь. Как бы то ни было, Данза доставил меня к своей матери, и она выходила меня. Когда я достаточно окреп, то остался с ними. Никто особенно не возражал, и я делал все, что было в моих силах, чтобы приносить в вигвам еду. Апачи воспитывают своих мальчиков не фермерами, как наивно полагает правительство Соединенных Штатов, а воинами. Именно этим они всегда занимались, именно за счет этого и жили. С возрастом и я научился совершать налеты. Поначалу нас, мальчиков, держали в последних рядах, потом стали позволять присоединяться к воинам и увозить похищенных животных. Когда мы хорошо усвоили урок, нам разрешили участвовать в набегах наряду со взрослыми.
Кейн замолчал и искоса взглянул на Дженни, чтобы оценить ее реакцию на сказанное. Увидев, что она смотрит на него с нескрываемым интересом, он продолжил:
— Мы нападали на деревни команчей, а также на фермы и ранчо мексиканцев или белых. Мы убивали людей и уводили скот. Я, как и все, коллекционировал скальпы.
Он снова сделал паузу. Несколько минут в тишине слышалось только журчание ручья. Глядя на огонь, Дженни размышляла о том, что должен был чувствовать мальчик, брошенный на произвол судьбы и самостоятельно боровшийся за право жить. Было ли ему страшно? Тосковал ли он по своим родителям? Смогла бы она выжить, если бы оказалась на его месте?
— Тебе, наверное, первое время было очень трудно? — проговорила она наконец.
Кейн пожал плечами:
— Да, пожалуй. Если бы не Данза, я, вероятно, не выжил бы.
— А я назвала его грубым дикарем! Кейн усмехнулся:
— Ну и что? Мужчины — независимо от цвета кожи — все иногда бывают грубыми дикарями. При определенном стечении обстоятельств. Так что цвет кожи не имеет значения. Порой я думаю, что самое трудное — выяснить, на что мы способны ради достижения собственной цели.
Дженни смотрела на него широко раскрытыми глазами. Вероятно, впервые со времен детства Кейн не увидел на лице своего собеседника ни осуждения, ни страха, порожденного предрассудками. Она воспринимала его таким, каким он был, и искренность ее взгляда вызвала в нем чувство неловкости и даже тревогу. Он не знал, как на это реагировать, потому что привык к антипатии, к страху и отвращению со стороны представителей своей расы. Только Данза принимал его таким, каким он был на самом деле, только Данза по-настоящему его понимал. И вот теперь еще один человек отнесся с пониманием к тому, что он делал, и принял его таким, каким он был, и этим человеком оказалась женщина. Он всегда думал, что будет весьма польщен, если подобное когда-либо случится, однако теперь ничего такого не чувствовал. Пристально взглянув на Дженни, Кейн вдруг заявил:
— Я долгое время оставался с апачами, и мое копье украшали скальпы такого же цвета, как твои волосы. Тогда это не имело для меня никакого значения, как, впрочем, и сейчас.
Дженни на мгновение потупилась. Потом, нахмурившись, пробормотала:
— Порой мы все делаем то, что вынуждены делать. Зачастую это сильно меняет нас, но, вероятно, без этого не обойтись, если хочешь выжить. Я тоже изменилась.
Кейн тотчас же подумал о том, что Дженни, очевидно, стала сообщницей бандитов, но сказать об этом он не решился, поэтому спросил:
— В каком смысле ты изменилась?
Она взглянула на него с улыбкой и ответила:
— Я сделала то, что, по своему убеждению, не должна была делать. Я испытала чувства, которые, как мне казалось, не могла испытывать. И все это произошло за каких-нибудь несколько часов.
— Вот как? — удивился Кейн.
Дженни кивнула и обхватила руками колени.
— Да, именно так. Но я себе сказала, что в остальном я осталась такой, какой была прежде. Просто обстоятельства вынудили меня приспособиться, пойти на компромисс. Но до тех пор пока я сохраняю чувство собственного достоинства и гордость, я останусь такой же, какой была.
— И ты веришь, что и я внутренне не изменился? Я правильно понял твою теорию?
Дженни снова кивнула:
— Да, ты правильно понял! В детские годы ты жил с апачами и стал одним из них. Ты играл в их игры, охотился вместе с ними, участвовал в их налетах! Но ты должен был это делать, чтобы выжить!
Кейн сокрушенно покачал головой:
— Как же ты не понимаешь? Все дело в том, что мне нравилось быть с апачами! С ними я почувствовал, что по-настоящему живу. Мне нравилось ощущать под собой полет жеребца, нравился вкус крови. Мне нравилось рисковать жизнью и уходить от смерти без единой царапины. Все это меня возбуждало, и теперь мне этого не хватает.
— Тогда почему ты к ним не вернулся?
Кейн поднялся на ноги и провел ладонью по волосам.
— Тебе следует знать, что вернуться в прошлое невозможно. Возвращаясь, никогда не находишь того, что было.
— Разве?
Он пристально посмотрел на нее, и от его взгляда повеяло холодом.
— Да, невозможно! Я это точно знаю. Испытал на собственной шкуре. Я уехал на несколько лет, чтобы получить образование. — Он грустно улыбнулся. — Это была давняя мечта Данзы. Он полагал, что образованный человек сможет помочь апачам.
— И что же?
Кейн покачал головой:
— Ничего не вышло. Я должен был это предвидеть, но в душе все же тлела надежда… Впрочем, теперь это уже не имеет значения. Судьба индейцев предрешена, и в книге истории им уготована участь примечания в конце страницы.
— Но пытался ли ты вернуться по-настоящему? — не унималась Дженни. — Пытался ли вернуться так, чтобы жить бок о бок с Данзой?
Кейн пожал плечами.
— Мы до сих пор часто встречаемся. И я считаю, что так лучше. Не возникает проблем. — Кейн криво усмехнулся и добавил: — Теперь, когда ты все узнала обо мне и сделала какие-то выводы, расскажи о себе. Так будет справедливо.
— Моя история не такая захватывающая, — пробормотала Дженни. — Мой отец погиб на войне, оставив мою мать вдовой с двумя детьми и сестрой, и нас всех нужно было как-то прокормить. Тогда был издан печально знаменитый приказ, в соответствии с которым все жители Миссури, не пожелавшие присягнуть на верность Северу, должны были покинуть свои дома. Моя мать, отважная мятежница, если ее можно так назвать, отказалась повиноваться, и нам пришлось уехать. Погрузив все свое имущество в две повозки, мы отправились в Бракстон, штат Техас. Там мать открыла магазинчик дамских шляпок, а три года назад умерла. Остальное тебе известно.
Дженни не сознавала, как сильно сжимала кулаки, пока не взглянула на свои руки. Костяшки ее пальцев побелели. Она постаралась расслабиться.
— Скучно, не правда ли? — Она попыталась улыбнуться. Кейн подбросил в огонь несколько хворостин.
— В твоем изложении — пожалуй. И мне остается только догадываться, сколько страха, боли и скорби вы перенесли за это время.
— Да, нам было тяжело.
— А что заставило твоего брата примкнуть к банде Доусона?
Неожиданный вопрос застал ее врасплох, и Дженни задумалась. Немного помолчав, пробормотала:
— Потому что он не хотел оставаться дома с двумя женщинами и становиться шляпником. Джонни считал, что мужчине больше подходит…
— Совершать налеты с бандой грабителей и убийц? — услужливо подсказал Кейн.
Дженни невольно поморщилась.
— Да, вероятно. Но его гораздо больше привлекала романтическая сторона дела. Он воображал себя героем вроде Робин Гуда и собирался грабить богатых, чтобы раздавать награбленное бедным. Джонни никогда всерьез не задумывался о жизни, иначе ни за что бы не связался с бандитами, я уверена.
— А теперь? Он все еще с ними?
— Возможно, он испытывает чувства сродни тем, что испытывал ты, когда участвовал в налетах с апачами.
Кейн вздрогнул как от удара, и Дженни тут же пожалела о своих словах. Похоже, она угодила не в бровь, а в глаз.
— Кейн, прости, — пробормотала она.
— Можешь не извиняться. Это правда.
У костра воцарилось молчание. Было очевидно, что говорить больше не о чем.
Костер почти потух, но они все еще не спали. Оба молча смотрели на догорающие угли, при этом каждый думал о своем. Ветер лениво покачивал ветки тополя, и одна из них то и дело щекотала Дженни щеку. В очередной раз отстранив ветку, она вдруг в испуге прошептала:
— Может, это индейцы? Слышишь? Кажется, воет койот…
Кейн посмотрел на нее с удивлением:
— Это действительно койот.
— Как ты их различаешь? В прошлый раз, когда на нас напали команчи, тоже казалось, что воет настоящий койот.
— От воя койотов не бывает эха. Только от людей. -Эхо?
— Да, — кивнул Кейн. — Звуки, производимые животными, вероятно, чем-то отличаются от человеческих. Во всяком случае, только голоса людей вызывают эхо.
Дженни немного успокоилась и вскоре наконец-то уснула. Где-то среди ночи она, вероятно, придвинулась к Кейну поближе, потому что когда проснулась еще до наступления утра, то обнаружила, что лежит, прижавшись к его спине и обняв его одной рукой. Подобная фамильярность ее испугала — словно они были любовниками не несколько часов, а уже многие месяцы. Она потерлась носом о колючее одеяло, которым он был накрыт. Одеяло пахло пылью и табаком. Дженни закрыла глаза и сделала глубокий вдох.
Где-то поблизости завыл койот. Ему ответили другие койоты, и Дженни еще крепче прижалась к Кейну. И тут вдруг послышался его тихий шепот:
— Дженни, молчи и не шевелись, пока я не разрешу.
Припомнив другие обстоятельства, когда ему пришлось отдавать столь же лаконичные приказы, Дженни беспрекословно подчинилась. Сжимая в руке ружье, как будто с ним спал, Кейн осторожно выкатился из-под одеяла.
Дженни молча наблюдала за ним из-под края одеяла. Спрятавшись за ствол дерева, Кейн всматривался в предрассветный сумрак. Снова завыл койот, и Дженни вздрогнула. Наверное, ей следовало бы прислушаться, чтобы определить, есть ли эхо.
Кейн, прижав ладонь ко рту, издал пронзительный свист, показавшийся Дженни криком птицы. Тотчас последовал ответный свист, и Кейн, выругавшись сквозь зубы, пробормотал:
— Снова команчи… Но это не те, это совсем другие. Сейчас они появятся здесь.
И Кейн не ошибся. Несколько минут спустя к ним подошли два усталых немолодых воина. Они шли, подняв вверх руки — в знак мира. Кейн наблюдал за ними, вскинув ружье, но на его лице не было абсолютно никаких эмоций. Незваные гости остановились неподалеку от едва тлевшего костра. Один из них жестом показал, что голоден.
Коротко кивнув в ответ, Кейн направился к седельным сумкам.
— Дженни, дай им что-нибудь из наших припасов, — распорядился он. — Что угодно.
Высунув голову из-под одеяла, она с выражением ужаса уставилась на престарелых воинов. Несмотря на седые волосы и тощие руки, индейцы внушали ей страх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25