Сняла узкие трусики и осталась в блузке, галстуке, жилетке и кофте.
Иногда, в игривом настроении, он говорил ей что-нибудь вроде «Ну-ка, покажи мне свою мохнатку», а когда она подчеркнуто пропускала это мимо ушей, торопливо добавлял: «Ну, ладно-ладно, я пошутил».
Иногда она с недоумением думала о том, как такому глупцу, как он, удается зарабатывать кучу денег, но в конце концов пришла к следующему выводу: в мире глупцов только глупец и может по-настоящему разбогатеть. Ведь присказка, согласно которой кривой непременно становится королем в царстве слепых, не верна в принципе. Слепцы изобличают одноглазого и убивают его, потому что само его существование представляет для них страшную опасность. Иного не дано!
Трусики, больше похожие на два тополиных листа, она смяла в комок и бросила на ночной столик.
Он зарабатывал столько денег, что, когда они только познакомились, это сердило и обижало ее. Он спросил у нее, сколько она сама зарабатывает, и, услышав о ста пятидесяти тысячах в год, насмешливо улыбнулся и сказал, что это просто замечательно. Но сказал это с откровенной издевкой. И она поняла, что, каких бы профессиональных вершин ни достигла, ее доходы ни за что не сравняются с его доходами. Не исключено, что в конце концов ей еще придется наниматься к нему на службу.
Она расстегнула единственную пуговицу на своей мужского фасона куртке, сняла ее и повесила поверх юбки. Иногда он забирал у нее одежду и вешал в шкаф, делая вид, будто находится у нее в услужении. Но сейчас он просто сидел на кровати и смотрел на нее словно бы ничего не видящими глазами.
Конечно, он устал после вчерашней оргии, подумала она. Подобное мальчишество с его стороны ее даже забавляло.
Она подошла к шкафу и развесила одежду сама.
Большую часть гардероба она по-прежнему держала в своей квартирке. А здесь, в Брентвуд-Хаусе, у нее было шесть костюмов – по одному на каждый будний день плюс один сверх того на случай, если ей предстоит деловая встреча в субботу. Она надевала их в строго определенной последовательности и, если не происходило ничего чрезвычайного, раз в шесть недель отправляла в чистку, заменяя шестью другими.
Она вернулась к кровати, собравшись начать представление.
С жилеткой она управилась быстро, а с блузкой спешить не стала.
Галстук – разумеется, от братьев Брукс, за пятьдесят два доллара, – зазмеившись, соскользнул с шеи. Хобби не шевельнулся; он сидел, уставившись на светлые и тонкие волосы, которыми было покрыто ее лоно. Она сделала вид, будто не замечает его взгляда. Расстегнула блузку, приспустила ее по плечам, встала перед ним во весь рост, полностью обнаженная (лифчика она не носила, да и груди у нее практически не было). Ее тело было белым и гладким, как алебастр. Безупречная жертвенная овечка – так ее однажды окрестила Ева Шойрен.
Единственным способом по-настоящему разбогатеть – к такому выводу пришла в конце концов Шарон – было замужество. Таким образом ей удастся приблизиться к цели, к осуществлению которой она стремится уже, как минимум, двадцать лет.
Она приблизилась к кровати.
Он наконец соизволил обратить на нее внимание.
– Трудный был денек?
Она посмотрела ему между ног и не увидела ничего мало-мальски обнадеживающего.
– Нет, но, судя по всему, у тебя была трудная ночь.
Он вяло усмехнулся.
– Перед смертью не надышишься.
Она смахнула с кровати лежащую поверх простыней газету. Та опустилась на пол, в полутьме мелькнул рисунок, изображающий Дюйма Янгера.
– Ну, а теперь, деточка, не расскажешь ли мамочке, в чем дело?
Глава девятнадцатая
Встретившись с Венделем, бывшим владельцем ничтожного мотеля на полдороге в Никуда и бывшим супругом женщины, которую можно было бы описать в тех же самых выражениях, Свистун более или менее понял, зачем тому вздумалось хранить регистрационные карточки.
Они с Хоком обнаружили Венделя в обшарпанном кресле-качалке на крыльце полуразрушенного дома у проселочной дороги. Старик махал рукой, приветствуя время от времени проезжающие мимо его дома машины. Кресло было мягким, но обивка продрана, и войлок здесь и там пробивался наружу подобно тому, как торчали патлы и космы из-под шляпы, из-за ворота и из-под небрежно застегнутой рубахи на животе у самого Венделя. Шерсть выбилась и из-под приспущенных джинсов.
Двор был захламлен всевозможным оборудованием загадочного назначения, явно подобранным после того, как люди выбросили его на свалку. Казалось, за каждой дверью и за каждым окном – кладовые, полные точно такого же никому не нужного хлама. Правда, Вендель проложил в своей сокровищнице нечто вроде туннелей, чтобы, по меньшей мере, иметь возможность уйти под крышу, если пойдет дождь.
– Как поживаешь, Хок? Давненько не виделись, – сказал Вендель.
– Да уж, немало воды утекло, – согласился Хок – Позволь, Вендель, познакомить тебя с моим другом. Его можно называть Свистуном. Он прибыл из Калифорнии.
– Как поживаете? – спросил Вендель, уставившись не на Свистуна, а на проезжающую мимо машину и даже успев помахать ей.
Шофер грузовичка погудел в ответ.
– Можно нам сесть? – спросил Свистун.
– Можете сидеть столько, пока мне не надоест слушать ваши истории. Или же сидите молча и машите машинам, как я.
– А зачем? – спросил Свистун, присаживаясь на трехногую табуретку, четвертую ножку которой заменяла стопка кирпичей.
Хок уселся на такую же колченогую табуретку.
– Да просто так. Машите, улыбайтесь, а люди буду проезжать мимо.
Машины появлялись здесь с интервалом самое меньшее в десять минут.
– Летом движение оживленней, – пояснил Вендель. – Приезжают, спасаясь от жары, горожане.
И все замолчали, дожидаясь, пока старик не заговорит вновь.
– Ну вот, а теперь, когда мы познакомились, – начал он наконец, – не объясните ли вы, что привело вас в наши края?
– Здесь столько интересного, что у меня глаза разбегаются, – ответил Свистун. – Так бы все и купил, так бы всем и завладел. Только ума не приложу, как мне все это отсюда вывезти.
– Да, транспортировка грузов – это задача непростая, – согласился Вендель.
– Но, может быть, у вас найдется кое-что, способное поместиться у меня в кармане.
И с этими словами Свистун извлек из кармана пятерку.
– На такие деньги можно приобрести и здоровенную штуковину, – сказал старик. – А что вас интересует конкретно?
– Не помните ли вы супружескую чету по фамилии Тренчер? Они останавливались в Королевском мотеле.
– Ну-ка, поподробней. Мужчину звали Босли.
– Босли Тренчер. Имя знакомое. Нет, не помню, но если вам известен месяц, когда они останавливались, то мы все выясним.
– Месяца я не знаю.
– А как насчет года?
– Это было четыре, может быть, четыре с половиной года назад.
– Никаких проблем.
– Вот как?
– Я храню все регистрационные карточки, рассортированные по годам, месяцам и по алфавиту.
– Не могли бы вы взглянуть?
– Для этого мне придется встать и отправиться в дом.
– Но вы же это сделаете?
– Это серьезное путешествие. И потом, когда я усаживаюсь в это кресло, мне бывает трудно подняться.
– Но, Вендель, ты же встаешь, чтобы отлить, верно? – спросил Хок.
– Конечно. Но сейчас мне не хочется.
– А у вас случайно не осталось спичечных коробков, покрытых цветной фольгой? – спросил Свистун.
– А вам такие попадались, верно? Венделю это явно польстило.
– Попадались.
– Прямо там, в Калифорнии?
– Прямо там.
– Когда-то я, знаете ли, купил пять тысяч таких коробков.
– Но мне-то нужен всего один. Свистун накрыл первую пятерку второй.
– Всегда говорил, что когда-нибудь я на этих коробках разбогатею. – Вендель забрал деньги у Свистуна. – Возможно, я отдам вам самый последний.
– Так, может, все-таки встанешь, а заодно поищешь то, что нужно моему другу, – сказал Хок.
Вендель, поразмыслив над этим, попросил подать ему руку. И отправился к дому по узкой тропинке среди страшного хлама. На полдороге он остановился и крикнул гостям:
– И когда будете махать машинам, не забывайте улыбаться водителям.
Махать и улыбаться им пришлось примерно с полчаса. Но вот появился Вендель и вручил Свистуну регистрационную карточку.
– Они прибыли из Моудивиля, – пояснил он.
На карточке и впрямь было написано только это.
– А как насчет коробка? – спросил Свистун.
Вендель осторожно извлек из кармана коробок. Зажал его двумя пальцами, поднес к свету, словно рассматривая драгоценный камень.
И вот яркий, практически не выцветший, коробок оказался на ладони у Свистуна и заблистал добрым знаменьем или, как минимум, хорошей приметой.
Глава двадцатая
Если не предпримешь особых мер предосторожности, спасение заблудших душ может стать для тебя не более чем профессиональной деятельностью. Спроси у любого священника.
Изо дня в день Фэй занималась всегдашней рутиной в приюте Святой Магдалины, следя за стиркой белья и за закупкой продуктов, за приготовлением пищи, за уборкой помещений и чисткой ковров, за своевременным вывозом мусора. Каждое утро поднимая из постели заспанных девочек так, словно они доводились ей родными дочерьми, а она им – требовательной матерью.
Хотя они вовсе не были ее дочерьми, и в родительском доме всем им пришлось несладко. Их били, мучали, запугивали, насиловали или просто выставляли за дверь и велели им убираться на все четыре стороны, потому что без них жизнь становится гораздо спокойней. Многие из них могли уже сойти на вид за взрослых женщин, но мозги у них были устроены вовсе не как у взрослых женщин. Каждой из них в своем юном возрасте довелось претерпеть больше мучений, чем многим из нас – за целую жизнь. Претерпеть их душой и телом. Измученным телом. С детства изношенным телом. Бессчетное количество раз изнасилованным телом.
Дневная рутина была для Фэй не более чем профессиональной деятельностью.
А ночью на городских улицах она служила своему призванию.
По меньшей мере, в рутину это еще не превратилось. Ни для нее самой, ни для Джоджо. Время на улицах тянулось мучительно медленно, их достижения оставались крайне ничтожными, но, так или иначе, они несли бессрочную вахту на улицах и в аллеях, в полуразрушенных нежилых домах, где по чердаку шныряли крысы, а одурманенные наркотиками дети беспокойно ворочались во сне. Высвечивая себе дорогу во мрак двумя карманными фонариками, эта парочка порой опускалась в самую бездну.
– Мне кажется, с той, которая откликается на имя Сисси, у нас может кое-что получиться, – сказал Фэй.
– С чего ты взяла? – спросил Джоджо.
– Чутье.
– В последний раз, когда я доверился своему чутью, я спустился в подвал, в котором, как мне казалось, держали в заложниках одного мальчика. И очутился среди мелких наркосбытчиков, которые приняли меня за легавого. Мне тогда руку порезали.
– И все-таки я на Сисси надеюсь.
Мими и Му стояли посреди квартала, сразу за книжной лавкой. Они веселились, хихикали, сотрясаясь от смеха всем телом. Рядом крутился Хоган: круглая попка старшеклассника в джинсах в обтяжку, длинные белокурые волосы краше, чем у иной девчонки. Котлета стоял, прислонившись к застекленной витрине, его белая кожа отливала голубым в неоновом свете, из-за чего он походил на выставленный на всеобщее обозрение труп. Котлета с завистью поглядывал на Хогана и на девочек.
К ним приблизились Фэй и Джоджо – в одинаковых джинсах, туфлях и свитерах, высвечивая себе дорогу карманными фонариками. В другой руке у каждого из них было по термосу с горячим шоколадом.
– Привет, – сказал Фэй. – А ночь, однако, холодная.
– Блядство, – сказал Хоган.
– И машин почти нет.
– А знаешь, что сказал человек, вручную изготовивший роллс-ройс ценой в миллион баксов?
– Что?
– Мне нужен только один покупатель.
Все рассмеялись. Можно было подумать, будто это ватага школьников, вышедших на вечернюю прогулку. Времени, правда, было час ночи.
Фэй заговорила, обратившись к Мими и к Му:
– Вы наверняка продрогли в таких юбчонках. И не вздумайте уверять меня в том, что это не так.
– Только когда ветер задумает залезть им под юбку, – сказал Хоган.
– Не слушай его, Фэй. Ему кажется, будто он ужасно остроумный.
– Именно что кажется, – из своего угла сказал Котлета.
Он слышал каждое слово. Не пропускал мимо ушей ничего. Занимался мониторингом полуночной улицы. Диппер захохотал, словно Котлета хорошо сострил.
Фэй посмотрела в их сторону.
Котлета вошел в подъезд книжной лавки, Диппер последовал его примеру.
– Кто это?
– Котлета.
– Он новенький?
– Нет. Он здесь уже месяцев пять-шесть. Котлета взял книгу в мягкой обложке, раскрыл ее, сделал вид, будто читает. Диппер собезьянничал, хотя у него и не было никакой книги.
– А кто это с ним?
– Мы зовем его Диппером.
– У него не все дома, – вмешался Хоган.
– Значит, ему не надо крутиться на улице.
– А где же ему крутиться? – спросил, а вернее, прокричал из подъезда Котлета.
– А пошел бы ты на хер, – крикнул ему в ответ Хоган.
– Значит, ему надо быть в лечебном заведении. В приюте, – сказала Фэй.
– Черта с два, – крикнул Котлета.
– Чего это ты, мудак, разорался? – удивился Хоган. – Того гляди, нагрянут легавые и отправят нас всех в участок за нарушение общественного порядка.
– Мы уже как-то пытались помочь Дипперу, – сказала Мими. – Его продержали три дня, а потом выгнали. Сказали, что он умственно неполноценный, – процитировала она по памяти трудные для нее слова.
Фэй посмотрела на Джоджо. Он отправился потолковать с Диппером и с Котлетой в надежде уговорить их пойти в какой-нибудь из приютов. В нескольких церковных и профсоюзных приютах было устроено нечто вроде ночлежки. Но не успел он дойти до подъезда, как Котлета и Диппер, дико захохотав, сорвались с места и бросились прочь по бульвару.
– А второй мальчик тоже умственно отсталый? – спросила Фэй.
– Вы про Котлету?
– Да, про Котлету.
– Он, конечно, полное говно, но не идиот, – сказал Хоган.
– С Котлетой все в порядке, – заметила Мими. -Просто он воображает, будто он наша общая мамочка.
– Наркоман?
– Ясное дело. Сидит на каких-то колесах.
– Но не колется?
– По-моему, не колется. А, Хоган, как по-твоему, колется Котлета или нет?
– Не знаю. Может, время от времени.
– Нет, не думаю, – сказала Му. – Котлета боится иглы. Он мне сам сказал.
Фэй проводила взглядом становящиеся все меньше и меньше фигурки двух мальчиков. Теперь они бежали уже по разделительной полосе на проезжей части.
– Куда это он отправился?
– Домой.
– А куда это – домой?
– Есть один дом в самом конце Сансет. – А точный адрес?
– Проехали, – сказала Мими.
– Сисси тоже здесь? – спросила Фэй.
– Я ее сегодня не видела, – ответила Мими.
– Я слышал, что ее подцепил какой-то мужик на шикарной тачке. И снял, судя по всему, надолго, – сказал Хоган.
– А мне кажется, она уехала из города, – тихим голосом сказала Му.
Фэй посмотрела на Джоджо, а он пожал плечами. Они оба прекрасно понимали, что может означать исчезновение Сисси. Она могла попасться в руки какому-нибудь маньяку, могла оказаться изувеченной и замученной до смерти где-нибудь на свалке или на крыше.
Почти каждую ночь труповозки доставляли в морг тела, найденные на городских крышах или в пустынных аллеях. Перерезанные горла, проломленные черепа, простреленные сердца.
– Почему бы тебе на сегодняшнюю ночь не остановиться, Мими, – сказала Фэй. – Пойдем с нами в приют Святой Магдалины. Я тебя куда-нибудь положу. Накормлю и напою чем-нибудь горячим.
– Нет уж, – сказала Мими. – Надо подзаработать на карманные расходы.
– Ну, а ты, Му? Хочешь провести ночь в теплой постели? Там, знаешь ли, вовсе не обязательно застревать надолго. Переночуешь разок и, если тебе не понравится, уйдешь.
– Мне не хочется, но все равно большое спасибо.
Все казалось таким заурядным, таким обыденным. Взрослые люди предлагали подросткам поужинать и переночевать в тепле.
– Надеюсь, это не обидит тебя, Фэй, и мы благодарны тебе за предложение… но если вы с Джоджо так и будете стоять вместе с нами, никого из нас никто не снимет. Вы выглядите парочкой полицейских, поэтому клиенты просто-напросто проезжают мимо, – сказала Мими.
Хоган внезапно обратился к Джоджо:
– А то, может, трахнемся? Джоджо покачал головой.
– Может, вы все-таки передумаете, – сказала фэй.
Они с Джоджо вернулись к своему пикапу, проехали пару кварталов, остановились и вышли на новые поиски подлежащих спасению детей.
Так они и прокрутились до полчетвертого утра, раздавая чашечки горячего шоколада, консервные банки и презервативы. Таким образом они частично обошли, частично объехали весь бульвар и в конце концов оказались возле самого дома, в котором нашли пристанище Котлета и Диппер.
Осветили лучами фонариков полуразрушенную дверь. Джоджо быстро разгадал, как с нею справиться, – отодвинул одну панель, и образовался довольно сносный вход.
– Закончили на сегодня или продолжим?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Иногда, в игривом настроении, он говорил ей что-нибудь вроде «Ну-ка, покажи мне свою мохнатку», а когда она подчеркнуто пропускала это мимо ушей, торопливо добавлял: «Ну, ладно-ладно, я пошутил».
Иногда она с недоумением думала о том, как такому глупцу, как он, удается зарабатывать кучу денег, но в конце концов пришла к следующему выводу: в мире глупцов только глупец и может по-настоящему разбогатеть. Ведь присказка, согласно которой кривой непременно становится королем в царстве слепых, не верна в принципе. Слепцы изобличают одноглазого и убивают его, потому что само его существование представляет для них страшную опасность. Иного не дано!
Трусики, больше похожие на два тополиных листа, она смяла в комок и бросила на ночной столик.
Он зарабатывал столько денег, что, когда они только познакомились, это сердило и обижало ее. Он спросил у нее, сколько она сама зарабатывает, и, услышав о ста пятидесяти тысячах в год, насмешливо улыбнулся и сказал, что это просто замечательно. Но сказал это с откровенной издевкой. И она поняла, что, каких бы профессиональных вершин ни достигла, ее доходы ни за что не сравняются с его доходами. Не исключено, что в конце концов ей еще придется наниматься к нему на службу.
Она расстегнула единственную пуговицу на своей мужского фасона куртке, сняла ее и повесила поверх юбки. Иногда он забирал у нее одежду и вешал в шкаф, делая вид, будто находится у нее в услужении. Но сейчас он просто сидел на кровати и смотрел на нее словно бы ничего не видящими глазами.
Конечно, он устал после вчерашней оргии, подумала она. Подобное мальчишество с его стороны ее даже забавляло.
Она подошла к шкафу и развесила одежду сама.
Большую часть гардероба она по-прежнему держала в своей квартирке. А здесь, в Брентвуд-Хаусе, у нее было шесть костюмов – по одному на каждый будний день плюс один сверх того на случай, если ей предстоит деловая встреча в субботу. Она надевала их в строго определенной последовательности и, если не происходило ничего чрезвычайного, раз в шесть недель отправляла в чистку, заменяя шестью другими.
Она вернулась к кровати, собравшись начать представление.
С жилеткой она управилась быстро, а с блузкой спешить не стала.
Галстук – разумеется, от братьев Брукс, за пятьдесят два доллара, – зазмеившись, соскользнул с шеи. Хобби не шевельнулся; он сидел, уставившись на светлые и тонкие волосы, которыми было покрыто ее лоно. Она сделала вид, будто не замечает его взгляда. Расстегнула блузку, приспустила ее по плечам, встала перед ним во весь рост, полностью обнаженная (лифчика она не носила, да и груди у нее практически не было). Ее тело было белым и гладким, как алебастр. Безупречная жертвенная овечка – так ее однажды окрестила Ева Шойрен.
Единственным способом по-настоящему разбогатеть – к такому выводу пришла в конце концов Шарон – было замужество. Таким образом ей удастся приблизиться к цели, к осуществлению которой она стремится уже, как минимум, двадцать лет.
Она приблизилась к кровати.
Он наконец соизволил обратить на нее внимание.
– Трудный был денек?
Она посмотрела ему между ног и не увидела ничего мало-мальски обнадеживающего.
– Нет, но, судя по всему, у тебя была трудная ночь.
Он вяло усмехнулся.
– Перед смертью не надышишься.
Она смахнула с кровати лежащую поверх простыней газету. Та опустилась на пол, в полутьме мелькнул рисунок, изображающий Дюйма Янгера.
– Ну, а теперь, деточка, не расскажешь ли мамочке, в чем дело?
Глава девятнадцатая
Встретившись с Венделем, бывшим владельцем ничтожного мотеля на полдороге в Никуда и бывшим супругом женщины, которую можно было бы описать в тех же самых выражениях, Свистун более или менее понял, зачем тому вздумалось хранить регистрационные карточки.
Они с Хоком обнаружили Венделя в обшарпанном кресле-качалке на крыльце полуразрушенного дома у проселочной дороги. Старик махал рукой, приветствуя время от времени проезжающие мимо его дома машины. Кресло было мягким, но обивка продрана, и войлок здесь и там пробивался наружу подобно тому, как торчали патлы и космы из-под шляпы, из-за ворота и из-под небрежно застегнутой рубахи на животе у самого Венделя. Шерсть выбилась и из-под приспущенных джинсов.
Двор был захламлен всевозможным оборудованием загадочного назначения, явно подобранным после того, как люди выбросили его на свалку. Казалось, за каждой дверью и за каждым окном – кладовые, полные точно такого же никому не нужного хлама. Правда, Вендель проложил в своей сокровищнице нечто вроде туннелей, чтобы, по меньшей мере, иметь возможность уйти под крышу, если пойдет дождь.
– Как поживаешь, Хок? Давненько не виделись, – сказал Вендель.
– Да уж, немало воды утекло, – согласился Хок – Позволь, Вендель, познакомить тебя с моим другом. Его можно называть Свистуном. Он прибыл из Калифорнии.
– Как поживаете? – спросил Вендель, уставившись не на Свистуна, а на проезжающую мимо машину и даже успев помахать ей.
Шофер грузовичка погудел в ответ.
– Можно нам сесть? – спросил Свистун.
– Можете сидеть столько, пока мне не надоест слушать ваши истории. Или же сидите молча и машите машинам, как я.
– А зачем? – спросил Свистун, присаживаясь на трехногую табуретку, четвертую ножку которой заменяла стопка кирпичей.
Хок уселся на такую же колченогую табуретку.
– Да просто так. Машите, улыбайтесь, а люди буду проезжать мимо.
Машины появлялись здесь с интервалом самое меньшее в десять минут.
– Летом движение оживленней, – пояснил Вендель. – Приезжают, спасаясь от жары, горожане.
И все замолчали, дожидаясь, пока старик не заговорит вновь.
– Ну вот, а теперь, когда мы познакомились, – начал он наконец, – не объясните ли вы, что привело вас в наши края?
– Здесь столько интересного, что у меня глаза разбегаются, – ответил Свистун. – Так бы все и купил, так бы всем и завладел. Только ума не приложу, как мне все это отсюда вывезти.
– Да, транспортировка грузов – это задача непростая, – согласился Вендель.
– Но, может быть, у вас найдется кое-что, способное поместиться у меня в кармане.
И с этими словами Свистун извлек из кармана пятерку.
– На такие деньги можно приобрести и здоровенную штуковину, – сказал старик. – А что вас интересует конкретно?
– Не помните ли вы супружескую чету по фамилии Тренчер? Они останавливались в Королевском мотеле.
– Ну-ка, поподробней. Мужчину звали Босли.
– Босли Тренчер. Имя знакомое. Нет, не помню, но если вам известен месяц, когда они останавливались, то мы все выясним.
– Месяца я не знаю.
– А как насчет года?
– Это было четыре, может быть, четыре с половиной года назад.
– Никаких проблем.
– Вот как?
– Я храню все регистрационные карточки, рассортированные по годам, месяцам и по алфавиту.
– Не могли бы вы взглянуть?
– Для этого мне придется встать и отправиться в дом.
– Но вы же это сделаете?
– Это серьезное путешествие. И потом, когда я усаживаюсь в это кресло, мне бывает трудно подняться.
– Но, Вендель, ты же встаешь, чтобы отлить, верно? – спросил Хок.
– Конечно. Но сейчас мне не хочется.
– А у вас случайно не осталось спичечных коробков, покрытых цветной фольгой? – спросил Свистун.
– А вам такие попадались, верно? Венделю это явно польстило.
– Попадались.
– Прямо там, в Калифорнии?
– Прямо там.
– Когда-то я, знаете ли, купил пять тысяч таких коробков.
– Но мне-то нужен всего один. Свистун накрыл первую пятерку второй.
– Всегда говорил, что когда-нибудь я на этих коробках разбогатею. – Вендель забрал деньги у Свистуна. – Возможно, я отдам вам самый последний.
– Так, может, все-таки встанешь, а заодно поищешь то, что нужно моему другу, – сказал Хок.
Вендель, поразмыслив над этим, попросил подать ему руку. И отправился к дому по узкой тропинке среди страшного хлама. На полдороге он остановился и крикнул гостям:
– И когда будете махать машинам, не забывайте улыбаться водителям.
Махать и улыбаться им пришлось примерно с полчаса. Но вот появился Вендель и вручил Свистуну регистрационную карточку.
– Они прибыли из Моудивиля, – пояснил он.
На карточке и впрямь было написано только это.
– А как насчет коробка? – спросил Свистун.
Вендель осторожно извлек из кармана коробок. Зажал его двумя пальцами, поднес к свету, словно рассматривая драгоценный камень.
И вот яркий, практически не выцветший, коробок оказался на ладони у Свистуна и заблистал добрым знаменьем или, как минимум, хорошей приметой.
Глава двадцатая
Если не предпримешь особых мер предосторожности, спасение заблудших душ может стать для тебя не более чем профессиональной деятельностью. Спроси у любого священника.
Изо дня в день Фэй занималась всегдашней рутиной в приюте Святой Магдалины, следя за стиркой белья и за закупкой продуктов, за приготовлением пищи, за уборкой помещений и чисткой ковров, за своевременным вывозом мусора. Каждое утро поднимая из постели заспанных девочек так, словно они доводились ей родными дочерьми, а она им – требовательной матерью.
Хотя они вовсе не были ее дочерьми, и в родительском доме всем им пришлось несладко. Их били, мучали, запугивали, насиловали или просто выставляли за дверь и велели им убираться на все четыре стороны, потому что без них жизнь становится гораздо спокойней. Многие из них могли уже сойти на вид за взрослых женщин, но мозги у них были устроены вовсе не как у взрослых женщин. Каждой из них в своем юном возрасте довелось претерпеть больше мучений, чем многим из нас – за целую жизнь. Претерпеть их душой и телом. Измученным телом. С детства изношенным телом. Бессчетное количество раз изнасилованным телом.
Дневная рутина была для Фэй не более чем профессиональной деятельностью.
А ночью на городских улицах она служила своему призванию.
По меньшей мере, в рутину это еще не превратилось. Ни для нее самой, ни для Джоджо. Время на улицах тянулось мучительно медленно, их достижения оставались крайне ничтожными, но, так или иначе, они несли бессрочную вахту на улицах и в аллеях, в полуразрушенных нежилых домах, где по чердаку шныряли крысы, а одурманенные наркотиками дети беспокойно ворочались во сне. Высвечивая себе дорогу во мрак двумя карманными фонариками, эта парочка порой опускалась в самую бездну.
– Мне кажется, с той, которая откликается на имя Сисси, у нас может кое-что получиться, – сказал Фэй.
– С чего ты взяла? – спросил Джоджо.
– Чутье.
– В последний раз, когда я доверился своему чутью, я спустился в подвал, в котором, как мне казалось, держали в заложниках одного мальчика. И очутился среди мелких наркосбытчиков, которые приняли меня за легавого. Мне тогда руку порезали.
– И все-таки я на Сисси надеюсь.
Мими и Му стояли посреди квартала, сразу за книжной лавкой. Они веселились, хихикали, сотрясаясь от смеха всем телом. Рядом крутился Хоган: круглая попка старшеклассника в джинсах в обтяжку, длинные белокурые волосы краше, чем у иной девчонки. Котлета стоял, прислонившись к застекленной витрине, его белая кожа отливала голубым в неоновом свете, из-за чего он походил на выставленный на всеобщее обозрение труп. Котлета с завистью поглядывал на Хогана и на девочек.
К ним приблизились Фэй и Джоджо – в одинаковых джинсах, туфлях и свитерах, высвечивая себе дорогу карманными фонариками. В другой руке у каждого из них было по термосу с горячим шоколадом.
– Привет, – сказал Фэй. – А ночь, однако, холодная.
– Блядство, – сказал Хоган.
– И машин почти нет.
– А знаешь, что сказал человек, вручную изготовивший роллс-ройс ценой в миллион баксов?
– Что?
– Мне нужен только один покупатель.
Все рассмеялись. Можно было подумать, будто это ватага школьников, вышедших на вечернюю прогулку. Времени, правда, было час ночи.
Фэй заговорила, обратившись к Мими и к Му:
– Вы наверняка продрогли в таких юбчонках. И не вздумайте уверять меня в том, что это не так.
– Только когда ветер задумает залезть им под юбку, – сказал Хоган.
– Не слушай его, Фэй. Ему кажется, будто он ужасно остроумный.
– Именно что кажется, – из своего угла сказал Котлета.
Он слышал каждое слово. Не пропускал мимо ушей ничего. Занимался мониторингом полуночной улицы. Диппер захохотал, словно Котлета хорошо сострил.
Фэй посмотрела в их сторону.
Котлета вошел в подъезд книжной лавки, Диппер последовал его примеру.
– Кто это?
– Котлета.
– Он новенький?
– Нет. Он здесь уже месяцев пять-шесть. Котлета взял книгу в мягкой обложке, раскрыл ее, сделал вид, будто читает. Диппер собезьянничал, хотя у него и не было никакой книги.
– А кто это с ним?
– Мы зовем его Диппером.
– У него не все дома, – вмешался Хоган.
– Значит, ему не надо крутиться на улице.
– А где же ему крутиться? – спросил, а вернее, прокричал из подъезда Котлета.
– А пошел бы ты на хер, – крикнул ему в ответ Хоган.
– Значит, ему надо быть в лечебном заведении. В приюте, – сказала Фэй.
– Черта с два, – крикнул Котлета.
– Чего это ты, мудак, разорался? – удивился Хоган. – Того гляди, нагрянут легавые и отправят нас всех в участок за нарушение общественного порядка.
– Мы уже как-то пытались помочь Дипперу, – сказала Мими. – Его продержали три дня, а потом выгнали. Сказали, что он умственно неполноценный, – процитировала она по памяти трудные для нее слова.
Фэй посмотрела на Джоджо. Он отправился потолковать с Диппером и с Котлетой в надежде уговорить их пойти в какой-нибудь из приютов. В нескольких церковных и профсоюзных приютах было устроено нечто вроде ночлежки. Но не успел он дойти до подъезда, как Котлета и Диппер, дико захохотав, сорвались с места и бросились прочь по бульвару.
– А второй мальчик тоже умственно отсталый? – спросила Фэй.
– Вы про Котлету?
– Да, про Котлету.
– Он, конечно, полное говно, но не идиот, – сказал Хоган.
– С Котлетой все в порядке, – заметила Мими. -Просто он воображает, будто он наша общая мамочка.
– Наркоман?
– Ясное дело. Сидит на каких-то колесах.
– Но не колется?
– По-моему, не колется. А, Хоган, как по-твоему, колется Котлета или нет?
– Не знаю. Может, время от времени.
– Нет, не думаю, – сказала Му. – Котлета боится иглы. Он мне сам сказал.
Фэй проводила взглядом становящиеся все меньше и меньше фигурки двух мальчиков. Теперь они бежали уже по разделительной полосе на проезжей части.
– Куда это он отправился?
– Домой.
– А куда это – домой?
– Есть один дом в самом конце Сансет. – А точный адрес?
– Проехали, – сказала Мими.
– Сисси тоже здесь? – спросила Фэй.
– Я ее сегодня не видела, – ответила Мими.
– Я слышал, что ее подцепил какой-то мужик на шикарной тачке. И снял, судя по всему, надолго, – сказал Хоган.
– А мне кажется, она уехала из города, – тихим голосом сказала Му.
Фэй посмотрела на Джоджо, а он пожал плечами. Они оба прекрасно понимали, что может означать исчезновение Сисси. Она могла попасться в руки какому-нибудь маньяку, могла оказаться изувеченной и замученной до смерти где-нибудь на свалке или на крыше.
Почти каждую ночь труповозки доставляли в морг тела, найденные на городских крышах или в пустынных аллеях. Перерезанные горла, проломленные черепа, простреленные сердца.
– Почему бы тебе на сегодняшнюю ночь не остановиться, Мими, – сказала Фэй. – Пойдем с нами в приют Святой Магдалины. Я тебя куда-нибудь положу. Накормлю и напою чем-нибудь горячим.
– Нет уж, – сказала Мими. – Надо подзаработать на карманные расходы.
– Ну, а ты, Му? Хочешь провести ночь в теплой постели? Там, знаешь ли, вовсе не обязательно застревать надолго. Переночуешь разок и, если тебе не понравится, уйдешь.
– Мне не хочется, но все равно большое спасибо.
Все казалось таким заурядным, таким обыденным. Взрослые люди предлагали подросткам поужинать и переночевать в тепле.
– Надеюсь, это не обидит тебя, Фэй, и мы благодарны тебе за предложение… но если вы с Джоджо так и будете стоять вместе с нами, никого из нас никто не снимет. Вы выглядите парочкой полицейских, поэтому клиенты просто-напросто проезжают мимо, – сказала Мими.
Хоган внезапно обратился к Джоджо:
– А то, может, трахнемся? Джоджо покачал головой.
– Может, вы все-таки передумаете, – сказала фэй.
Они с Джоджо вернулись к своему пикапу, проехали пару кварталов, остановились и вышли на новые поиски подлежащих спасению детей.
Так они и прокрутились до полчетвертого утра, раздавая чашечки горячего шоколада, консервные банки и презервативы. Таким образом они частично обошли, частично объехали весь бульвар и в конце концов оказались возле самого дома, в котором нашли пристанище Котлета и Диппер.
Осветили лучами фонариков полуразрушенную дверь. Джоджо быстро разгадал, как с нею справиться, – отодвинул одну панель, и образовался довольно сносный вход.
– Закончили на сегодня или продолжим?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29