Прическа каждой походила на сложную театральную конструкцию. На чернокожей был парик, прошитый серебряной нитью, на смуглокожей – бронзового цвета парик, обнимавший ей голову наподобие рыцарского шлема, а волосы белой были через прядь обесцвечены или выкрашены в кромешно-черный цвет.
– А, да это же Одноглазый Джек, – сказала серебряноголовая.
– Хочешь скидку, Риальто? – спросила бронзововолосая.
– Хочу кое-чего особенного.
– И ни одна из нас не подойдет? А хочешь всех трех сразу? Тут уж мы сбросим цену. И доведем тебя до белого каления, а потом дадим малость остыть.
– Мне не для себя надо. И никто из вас не подходит.
– Тебе нужна соплячка, – с понимающим видом сказала серебряноголовая.
– И девочка, и в то же время не девочка.
– Ширли, – предложила бронзовоголовая.
– У Ширли титечки выросли.
– Как это?
– Сказала, что надоело носить корсет.
– И какой у нее объем?
– Сорок дюймов.
– Просто безобразие, – сказала серебряноголовая. – Ненавижу все ненатуральное.
– Тогда прекрати пробривать пизду сердечком.
– А если у меня так растет!
Она расхохоталась, демонстрируя белые зубы, похожие на акулью пасть.
– Вон там что-то любопытное, – сказал Риальто. – Это девочка?
Девицы посмотрели в указанном направлении.
– Ах да, это же Школьница. А ты ее не знаешь? – спросила бронзововолосая.
– А вы уверены, что это девочка, а не маленький педик, переодевшийся девчонкой?
– Господи, старина, я знаю человека, который пользовал ее прошлой ночью, – сказала чернокожая.
– Только не ври, моя сладкая.
– Никогда не вру таким красавчикам.
– Ну, так попроси ее ко мне в офис.
Чернокожая, сигналя, подняла руку.
– Клиент просит, – нараспев произнесла она.
– Петушка или курочку? – отозвались фальцетом с тротуара.
Девочка лет тринадцати на вид, в белой блузке и плиссированной юбке, увидела поднятую руку негритянки.
Она подошла, переваливаясь, как уточка. Блузка была расстегнута сверху донизу, хотя смотреть там особенно было не на что. Плиссированная юбочка, типа тех, что носят в католических школах, была сильно укорочена, обнажая ноги до половины бедра. На ней были также белые носочки и аккуратные туфельки.
При ближайшем рассмотрении она уже не казалась столь юной. Ее послужной список проступал на лице.
Три шлюхи исчезли, вернувшись на общий парад. Клиент с особыми вкусами должен был договориться со Школьницей с глазу на глаз.
– Привет, папочка. Угостишь меня конфеткой?
– А если угощу, что ты с ней сделаешь?
– А что за конфетка?
– Допустим, леденец.
– Леденец пососу.
– А карамельку?
– Карамельку полижу.
– А если с начинкой?
– Я всегда сую язык в маленькую дырочку.
– А имя у тебя есть?
– Фелиция.
– Так что же ты делаешь, Фелиция?
– Все, что скажете, мистер…
– Риальто. Майк Риальто.
– Ах, я про вас слышала. Какова ваша доля?
Ее голос сразу утратил напускную ребячливость.
– Господи, какая ты деловая!
– А что с вами-то притворяться? Ближе к делу!
– Ну, и как дела?
– Врать не стану. Оглядитесь по сторонам. Времена крутые. Курочки и петушки со всей страны съехались сюда в этом году, надеясь стать кинозвездами. Я хочу сказать, тут они сразу соображают: если можешь стать проституткой, то чего в кино ломиться, а?
– У меня для тебя клиент.
– Загородный?
– Пригородный. Малибу.
– Далеко.
– Я тебя отвезу.
– Туда и обратно?
– Не знаю, стану ли дожидаться там. Староват я, чтобы ночевать в машине.
– А это на всю ночь?
– Не знаю. Не исключено.
– Ради Бога. Вы же понимаете, что я не поеду в такую даль, а там этот мудак вставит, вынет и выкинет на улицу.
– Мы с тобой вот как договоримся. Ты войдешь в дом, а я подожду. А потом ты выйдешь и дашь мне знать. Если это короткий перепихон, я отвезу тебя обратно. А если на всю ночь, тебя не обидят, хватит и на такси.
Она задумалась, поджав вишневые губки, не столько задумалась, сколько разыграла маленький спектакль нерешительности.
– Значит, если он захочет на ночь, я сдеру с него за такси, утром немного позагораю, а на обратном пути голосну какому-нибудь недоделку.
Схема выглядела неплохо.
– Мне нравится, как работает твоя голова, – сказал Риальто.
– Ладно. Вкусы его вы знаете? Риальто пожал плечами.
– Ничего сумасшедшего.
– Ну, не думаю, что он станет слизывать у тебя с пальцев ног мороженое.
– А жаль! Это бы мне понравилось. Но ничего грубого?
– Ну, может, немного постегает. Ты эту технику знаешь.
И она ее действительно знала. Заказчик говорит: что это ты так рано пришла из школы? Я плохо себя вела, отвечает малышка. Если ты плохо себя вела, значит, папочка должен тебя наказать, верно? Верно, папочка. Значит, иди сюда, задери юбчонку, спусти трусики, у тебя ведь хлопчатобумажные трусики, верно? И ложись на колени к папочке. Потому что папочка расстроился, папочке придется постегать свою девочку по попочке, пока та не покраснеет. Ах, папочка, я так рада, что плохо себя вела!.. Ну, и в таком роде, с вариациями.
– И все?
– Гарантирую.
– В последний раз, когда мне гарантировали, я попала в больницу.
Фелиция оглянулась по сторонам, нет ли где-нибудь поблизости человека из полиции нравов. Правда, ареста она боялась не за занятия своим промыслом, а за нарушение общественного порядка. Всего две недели назад проститутка заголила зад перед клиентом, засомневавшимся, нет ли у нее прыщей, в результате чего на улице столкнулись три автомобиля. Полиции присуще чувство юмора – но только не в тех случаях, когда под угрозой оказываются частная собственность или безопасность на дорогах.
Убедившись, что полицейских нет, она пошире распахнула блузку, показав Риальто полдюжины шрамов вокруг едва наметившихся грудей.
– Ножичком решил поиграться, – сказала она, задрожав от неприятного воспоминания. – Пришлось дать ему ногой по яйцам, чтобы только из-под него выбраться.
– Сукин сын! И ничего не заплатил?
– Со мной так не бывает. Деньги вперед!
– Мой клиент – человек гордый. Не думаю, что ему такое понравится.
– Хочешь сказать, ему нравится воображать, будто он ни за что не платит?
– Послушай, детка, – начал Риальто с уверенностью психиатра, берущего по сто долларов в час. – Разве не все клиенты таковы? Что они покупают? Мечты и воспоминания. Мечты о том, чего никогда не будет, и воспоминания о том, чего никогда не было.

Глава двадцать шестая

Свистун свернул с фривея на Ла-Коста-авеню и поехал в сторону спортивного комплекса для игры в гольф.
Лет двадцать назад в связи со строительством этого сооружения разыгрался нешуточный скандал. Из ассигнованных средств значительные суммы в качестве среднесрочных займов под смехотворный процент ушли к мафии.
Когда обвинения и связанные с ними угрозы арестов и суда окончательно рассосались, извлеченная прибыль оказалась переведена на спокойные депозиты, и в округе наступили тишь да гладь да божья благодать, владельцы спорткомплекса приступили к реставрационным работам общей стоимостью в десять миллионов долларов, однако и из этого ничего не вышло: здешняя почва оказалась бесплодной.
Но все это было сейчас уже прошлогодним снегом. Гранд-отель и сопутствующие строения удовлетворяли все нужды как спортсменов, приезжающих сюда на уик-энд, так и обладающих большими деньгами кутил. Капитаны и лейтенанты мафии по-прежнему числились членами клуба и время от времени выходили на лужайку, хотя чаще сидели за картами в специально отведенных для этого залах. Как правило, это были уже пожилые люди с настороженным взглядом рептилий.
У дверей в клуб стояли служащие заведения, одетые в форму. Они впустили Свистуна и отогнали в сторонку его машину.
Интерьер клуба был организован с оглядкой на игорные дома Лас-Вегаса и Атлантик-сити. Все и везде сверкало – потому что ничто так не располагает человека к тратам и безумствам, как обманчивый и бессмысленный блеск.
Метрдотель подошел к Свистуну, держа в руках меню и табличку о том, что столик зарезервирован, как будто сейчас, в полночь, в такой табличке еще имелась нужда.
– Собираетесь поужинать в одиночестве или у вас будут гости?
– Честно говоря, всего-навсего хочу пропустить стаканчик в баре перед тем, как отправиться на боковую.
Метрдотель не возразил, поэтому Свистун спокойно проследовал мимо него в искусственную прохладу ресторана с примыкающим к нему баром.
Ее голос он услышал раньше, чем увидел ее. Говорят, что вкусовые воспоминания острее и длительней любых других. Для Свистуна важнее всего были звуки, в особенности звук женского смеха. Каждый человек смеется в особом ритме, да и прерывает смех на свой неповторимый лад. Этот смех, который он узнал сразу же, напоминал звон колокольчика со странными подвывающими обертонами.
Она стояла у стойки между двумя восседающими на высоких стульях джентльменами средних лет, тогда как еще трое, похожие на жирных птиц, стояли рядом, повернувшись к ней хищными клювами. Свистун не совсем точно представлял себе, как именно профессиональные проститутки работают на турнирах по гольфу и теннису, на авто – и мотогонках и на соревнованиях по европейскому футболу. Каждый вид спорта притягивает к себе мужчин особого склада. Может, вечерами они только балагурят, а потом снимают женщину на ночь. Может, самый ловкий из них сейчас всего лишь ухаживает, чтобы заручиться женским обществом на весь долгий уикэнд.
Он стоял, наблюдая и вспоминая. Его била легкая дрожь.
В первый раз он увидел Конни Рэнджер в баре, которого давным-давно больше не существует. Хотя Свистуну и запомнилось мягко-пурпурное тамошнее освещение и лестница в глубине зала, ведущая в туалеты, каждый из которых был не больше двух кладовок.
Если вам хотелось в уборную, то порой приходилось и подождать, стоя на лестничной площадке, дверь которой служила и запасным выходом из здания.
Однажды ночью он находился на площадке, дожидаясь своей очереди отлить и беседуя с ветеринаром из Голливуда по имени Винко. Свистун часто захаживал в голливудский парк поглазеть на пони. И тут появилась эта миниатюрная блондинка, эта куколка с голубыми глазами и вишневыми губками, похожая на Барби – но на умную Барби. Она поднялась по лестнице, ей тоже захотелось пописать. Сотню раз после этого он задавал себе вопрос, откуда у него взялась наглость с ней связаться. Но в те дни он позволял себе такое, на что бы никогда не решился сейчас. Он притянул ее к себе – она, впрочем, не особенно сопротивлялась – и поцеловал в губы. Безо всяких ухищрений с просовыванием языка – просто поцеловал ее в вишневые губки так, словно они были знакомы уже сто лет. И этот поцелуй напомнил ему о других – из тех времен, когда ему было пять, а потом и десять, а потом и пятнадцать. И вот уже целуются двое взрослых людей, а ощущение все равно чрезвычайно знакомое.
Можно было подумать, что тут-то и закрутится бурный роман. Но на самом деле все пошло по-другому.
В ту ночь она озадаченно посмотрела на него, прошла в женскую уборную, а когда вышла и он, по-прежнему стоя на площадке, вновь потянулся к ней, она произнесла: «Нет ни секундочки» – и пошла вниз по лестнице. Винко меж тем освободил туалет, и пришла очередь отлить самому Свистуну. А выйдя из туалета, в зал он уже не спустился. Воспользовался запасным выходом, прошел на стоянку и поехал домой, не желая больше рисковать. Прервав тем самым испытанное было очарование.
Возможно, ему бы так и не довелось встретиться с нею вновь, подумал сейчас Свистун, расстроенный воспоминаниями о безрассудном юнце, каким он был некогда, – о юнце, который не умел брать то, что шло ему в руки само. Потом он время от времени встречал ее – то у питьевого фонтанчика в аптеке, то на автобусной остановке, то в круглосуточном магазине. Иногда он улыбался ей, но никогда с нею не заговаривал. И уж подавно не пробовал познакомиться.
И вот однажды вечером кто-то из его приятелей позвонил Свистуну в небольшую квартирку над гаражом, в которой он тогда жил, и сообщил, что говорит из бара, что он там вдвоем с подружкой и что они сейчас к Свистуну заедут. И когда они через пятнадцать минут прибыли, подружкой оказалась она. Ее звали Конни Рэнджер, и она собиралась стать кинозвездой.
Приятель ушел, а она еще немного посидела со Свистуном. Затем внезапно произнесла: «Что за идиотизм», встала, прошла в ванную и через пять минут вышла оттуда обнаженной.
Ее смех обогрел душу Свистуну. Он увидел, как она выпрямилась, потом повернулась, как будто его воспоминания передались ей, и посмотрела в его сторону. Она увидела его. И самое удивительное заключалось в том, что она узнала его с такой же легкостью, как и он ее.
Она что-то объяснила потенциальным клиентам. Потом отошла от них, а они проводили ее взглядами: уставившись сперва на ее попку, а потом на Свистуна. Они походили на свору псов, готовых наброситься на чужака.
Она улыбнулась, глядя ему прямо в глаза, потом заморгала. Казалось, целую минуту ее ресницы ходили туда и сюда – обычно так проветривают постель.
– О Господи, дружочек, ты стал на пару лет взрослее, – сказала Мэри Бет.
Она говорила с приятной интонацией, казалось, едва удерживаясь от того, чтобы снова расхохотаться.
– А что еще за Джонс? – спросил Свистун.
– Это моя настоящая фамилия. Разве не смешно? – Она ласково поглядела на него. – У тебя усталый вид. А в чем дело?
– В каком смысле, – в чем дело?
– Ну, ты же сюда не в гольф играть приехал, верно?
– Я приехал поговорить с тобой. Она немного нахмурилась.
– Ах вот как! Тогда, может быть, присядем и выпьем?
– Я завязал, Конни.
– И давно ли?
– В сентябре будет пятнадцать лет.
– Как раз когда…
Она не закончила фразу. Это сделал за нее Свистун.
– Как раз когда ты меня бросила.
– А разве я тебя бросила?
– Неужели я был так плох?
– Нет, ты был просто замечательным. Это-то меня и мучило.
– Я тебя искал.
– А меня не было. Конни Рэнджер внезапно пропала. Пропала именно поэтому.
Свистуну хотелось сказать нечто более важное. Но Мэри Бет поднесла два пальца к губам, давая понять, что разговор на эту тему закончен. И это было как нельзя кстати, потому что на самом деле сказать Свистуну было нечего.
Они нашли свободный столик. Мужчины у стойки больше не пялились в ее сторону, раздосадованные ее выбором. После ухода Свистуна ей будет непросто раззадорить их вновь. Они решат, будто она сперва кинулась к Свистуну и не смогла договориться с ним, а уж потом начала использовать их в качестве запасного аэродрома. Как нелепо и смехотворно то, что мужчины считают своими любовными победами, подумал Свистун, отнеся это и на свой собственный счет.
– Это ты порекомендовала меня Нелли Твелвтрис?
– Ради этого ты сюда и прибыл? Задать мне этот вопрос? Мог бы просто позвонить. Или Нелли не объяснила тебе, что Мэри Бет Джонс и Конни Рэнджер – это одно и то же лицо?
– В общем-то нет.
– Что ж, ничего удивительного. Она этого и сама не знает.
– Так порекомендовала или нет?
– Я бы не сказала этого столь однозначно. То есть, Нелли объяснила мне, что опасается Твелвтриса. У него скверный характер, да и репутация соответствующая.
– Да, я слышал.
– Возможно, я посоветовала Нелли обзавестись телохранителем. И возможно, даже упомянула твое имя.
– Но ты не уверена?
– Нет, не уверена. Хотя вполне могло быть и так.
– Ты явно опасаешься того, что неправильный ответ может причинить вред твоей приятельнице.
– А это действительно так?
– Сам не знаю.
Она посмотрела на него – пристально, холодно, отстраненно.
– Ты ведь не собираешься просить меня об услуге «во имя былой любви»?
– Давить на тебя я не собираюсь. И об услуге просить тоже.
– А ты не можешь объяснить мне, что именно в связи с Нелли я должна подтвердить или опровергнуть?
– Нелли была проституткой?
– Вот так, с места в карьер?
– Я ведь никого не осуждаю. Я просто спрашиваю.
– Она приехала сюда одна, когда ей было всего четырнадцать, – сказала она, словно дальнейших объяснений не требовалось. – Да ведь и впрямь, как было четырнадцатилетней девчонке выжить в этом городе? Что за товар она могла выставить на продажу?
– А позже приехала ее мать и поселилась вместе с нею?
– Ее мать тоже работала на панели. Когда не слишком напивалась. Так рассказала мне сама Нелли. Я тогда не была знакома ни с той, ни с другой. Меня, строго говоря, не существовало.
– Это я понимаю. А что произошло, когда в Венис приехал ее отец и она вновь отселилась от родителей?
– Сняла квартиру и продолжила то же самое. Но к тому времени она уже многому научилась. Обтесалась. Развила в себе чувство стиля. Обслуживала исключительно джентльменов по предварительной телефонной договоренности. Даже сама по вызову не ездила. И в этом у нее не было никакой необходимости. И наряду с этим делала неплохую карьеру. В области паблик рилейшенс.
К – А сутенера у нее не было? – Ручаться не могу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29