все было разложено на золоте и фарфоре очень аккуратно и даже строго, но вид имело аппетитный. Хотелось попробовать от каждого блюда, но при этом не объедаться: так, что-то вроде яблока познания. Иван почему-то точно знал, что баба-яга его отравить не собирается, а посему наложил себе на тарелку разной еды, наполнил бокал из хрустального кувшина, в котором плескалась игристая, приятного вида жидкость, поднял его и провозгласил:
– Ну, за гостеприимство!
– Э нет, – покачала головой красивая баба-яга. – Сегодня обойдемся без тостов. Пей да ешь – вот пока и все дела.
Иван согласно кивнул и отпил из бокала. Это оказалось вино – легкое, слегка терпкое, не совсем обычного вкуса. Ивану сразу захотелось есть. Развернув на коленях хрустящую салфетку, он пододвинул к себе тарелку, взял вилку и нож – стол был сервирован по-европейски, с массой всяких вилочек, ложечек и крючочков, – и принялся за еду. Краем глаза он уловил, что хозяйка будто бы с облегчением перевела дух, но не обратил на это особого внимания, всецело занятый процессом поглощения пищи. Все было жутко вкусно, и он жевал, отхлебывал и снова жевал до тех пор, пока не почувствовал себя совершенно сытым. Красавица же за это время едва съела кусочек и отпила глоточек: она с нескрываемым удовольствием наблюдала за Иваном и все приговаривала: «Кушай, соколик, кушай, миленький…»
Но вот Иван насытился, слегка отодвинул от себя тарелку и откинулся на спинку стула, чувствуя себя теперь вполне комфортно. Не хватало лишь сигареты, а лучше – сигары, но попросить он не решился, хотя и испытывал сейчас к хозяйке самые приятные чувства, вполне ей доверяя.
– Поел, соколик? – приветливо сказала красавица.
– Спать здесь, как сам понимаешь, не положено, а вот банька… банька позже будет. Так что давай беседовать.
– Давай, – согласился Иван. – С чего начнем?
– Ну, во-первых, скажи, как тебя звать-величать, а то, знаешь ли, как-то неудобно…
– Иваном меня звать, – подумав, сказал Иван.
Красавица кивнула.
– Само собой… А кто же ты будешь.., э-э…
– По профессии? – подсказал Иван.
– Да, – снова кивнула красавица.
– Солдат, – кратко ответил Иван.
– Ой, как здорово! – восхитилась красавица. – Неужто гусар?!
– С чего ты взяла? – поразился Иван.
Красавица потупила взор.
– Мне сестрицы рассказывали, – смущенно проговорила она и покраснела.
Иван с нескрываемым интересом посмотрел на зардевшуюся девицу. Ай да баба-яга!..
– Да? – сказал он. – И что же они рассказывали?
Хозяйка покраснела пуще прежнего, прямо заалела.
– Так, – почти прошептала она. – Разное…
Она подняла глаза на Ивана, и в ее взгляде неожиданно отразилась такая безысходная тоска, что Иван даже растерялся. Вдруг он подумал, что нигде ведь не говорится о, так сказать, амурных похождениях бабы-яги. Похоже, обитательнице дряхлой избушки и потенциально потрясающей красавице личной жизнью жить не положено… Пока он переваривал свое неожиданное открытие, хозяйка справилась немного со своими чувствами.
– Так кто же ты, если не гусар? – почти весело сказала она. – Пушкарь? Рейтар?
Иван помолчал, потом нехотя ответил:
– Спецподразделение… Главразведупра.
– Чего-чего?.. – ошеломленно переспросила хозяйка.
– Спецназ, говорю!..
– Первый раз слышу, – немного растерянно сказала красавица. – А это как – лучше, чем гусары?
Иван хмыкнул.
– Не знаю, как лучше, – сказал он, – но круче – это точно.
Она посмотрела непонимающе, но промолчала. Молчал и Иван, взяв со стола бокал и мрачно глядя в него: как-то неприятно вдруг показалось вмешивать реалии заданий и спецзаданий в сказку. Он тряхнул головой. В самом деле: с какой это стати? У него есть дорога, и он идет по ней. Солдат – он и есть солдат.
– Ладно, – заговорила красавица. – А чего же тебе, Иван-солдат, в наших краях надобно? Как говорится – дело пытаешь аль от дела летаешь?
– Ищу я талисман заветный, – буркнул Иван. – А попутно всяких гадов истребляю. Ползающих там, плавающих, двуногих, шестиногих – мне все равно.
– А, – с интересом сказала хозяйка. – Так это ты бегемота огнедышащего одолел?
– Я, – неприветливо буркнул Иван и вдруг спохватился: – Елки-палки!
Языки!.. Неужто опять потерял?..
Он принялся лихорадочно ощупывать карманы и пояс. Точно – нету ни сумки, ни языков!.. Ему захотелось выругаться от всей своей широкой души.
– Не волнуйся. – Хозяйка успокаивающе подняла ладонь. – Найдутся твои языки. Всему свое время.
– Как же, – зло сказал Иван. – Я о них и помнить-то не помню, забываю постоянно… Постой-ка, – покосился он на хозяйку с подозрением, – а ты откуда знаешь?
– О чем? – удивилась красавица.
– О бегемоте, о языках…
– Ах, об этом. – Она снисходительно улыбнулась. – Слухами земля полнится. Теперь я, кстати, представляю примерно, кто ты такой и чего тебе надобно.
– Да? – саркастически произнес Иван. – Тогда, наверное, сейчас мне что-то рассказывать будешь и предупреждать о чем-то?
– Нет, – спокойно ответила она. – Рассказывать и предупреждать не буду, не мое это дело… в данный момент. Но вот кое-что, что тебе весьма пригодится, я тебе на дорогу дам. Попозже.
– Когда попозже?
– Не спеши. А теперь надобно тебе в баньку…
Иван поразмыслил.
– Пожалуй, – согласился он и потянулся к хрустальному кувшину с искристой влагой. – Хорошее у тебя вино, ничего не скажешь…
– Постой, – сказала она. – Попробуй красного.
Иван удивился. Он готов был поклясться, что тяжелого темного кувшина с непонятным золотым вензелем только что на столе не было. Он посмотрел на хозяйку. Она наливала себе полный бокал из точно такого же кувшина. Иван помедлил, взял кувшин и налил себе.
Вино было густое, тягучее, темно-красного, почти черного цвета, не лишенного загадочной приятности. Ивану показалось, что над полным бокалом поднялся легкий дымок. Он поднял бокал, посмотрел на хозяйку – она уже поднесла свой к губам – и выпил вино. Оно оказалось необычного сладко-соленого вкуса, теплое, почти горячее. Иван почувствовал, как огненная жидкость проникает в каждую клеточку его тела, становясь все горячее и горячее, заставляя пузыриться его кровь и лопаться кожу. Жар внутри становился нестерпимым: тело отказывалось повиноваться, кости стали хрупкими, а мышцы одеревенели.
– Что… – прохрипел он из последних сил и умолк: челюсти свело судорогой, язык высох.
Глаза готовы были вылезти из орбит: он не мог даже прикрыть веки и только с удивлением смотрел на хозяйку.
– Ничего страшного, – спокойно сказала она, допила свое вино и встала. – Вполне обычная процедура. Так надо.
Иван ощутил, как нестерпимый жар стал стихать. Тело успокоилось, никакой боли он не чувствовал, однако по-прежнему, несмотря на все свои усилия, не мог пошевелиться Голова же оставалась удивительно ясной: более того, он стал как-то лучше видеть, в мире появились новые краски, и он обрел четкость и объемность. Иван почему-то не дышал, однако чувствовал, как на него обрушилась целая лавина незнакомых пугающих запахов.
– Успокоился? – ласково сказала хозяйка. – А теперь иди ко мне. Банька тебя уже ждет.
Почти испугавшись, он почувствовал, как, помимо своей воли, встает и идет, равномерно переставляя ноги, к хозяйке. Подойдя к ней, он замер. Ласково улыбаясь, она смотрела ему в глаза.
Он чувствовал, что его сознание словно отделяется от тела, взлетая невесомо куда-то вверх, в то же самое время оставаясь внизу, на своем месте.
– Не бойся, – сказала хозяйка, и болотная непроглядная зелень ее глаз затянула властно. – Полезай в печь.
Тело Ивана без желания хозяина подошло, неловко переступая негнущимися ногами, к печи, одеревеневшими руками отодвинуло заслонку, залезло вовнутрь, поставило заслонку на место и удобно улеглось. В печи было удивительно просторно. Иван потерял ориентацию и теперь не понимал, где явь, а где наваждение: привычная система определения отношений с миром, пусть даже и нереальным, отказалась работать, и никакие знаки не желали быть узнаваемыми. Иван лишь пытался спокойно наблюдать. Он увидел, как его тело горит, деловито потрескивая: боль тут же появилась и стала невыносимой. Булькала, закипая, кровь, с треском вспыхнули волосы, зашипело поджариваемое мясо; съеживалась обугленная кожа, вот уже и лопнули глаза, но Иван продолжал видеть: он наблюдал, как баба-яга, снова превратившись в безобразную старуху, притащила скрученного веревками голого двойника Ивана и бросила его в большое чугунное корыто. Откуда-то налетело воронье и стало яростно клевать связанное тело, только кровь брызнула во все стороны. Баба-яга в это время кружилась, приплясывая и завывая, вокруг корыта. Потом воронье пропало появились громадные волки, которые, свирепо рыча, стали грызть изуродованного двойника. Потом волки тоже исчезли: показалось, что они скрылись за какой-то грязной занавеской. Тогда старуха взяла в руки неимоверной величины топор, подошла к двойнику и стала деловито рубить его на мелкие кусочки. Изрубив двойника в капусту, она подставила кожаное ведро, наклонила корыто и вылила из него в ведро черную Дымящуюся кровь. Потом она подошла к напрочь сгоревшему Ивану и окатила то, что от него осталось, этой самой кровью. Этого Иван, который все видел, все чувствовал, существуя отдельно от себя – от своей боли, от всего мира. – почему-то не вынес, и, как он сам успел подумать, распадаясь на мелкие частички, – куда-то потерялся.

Часть третья
ПЛУТОН ПОЧТИ НЕ ВИДЕН

– Вставай, – услышал Иван чей-то усталый голос. Нечего тут разлеживаться.
Он открыл глаза. Сон ли это был? Вроде бы нет… Иван ощутил свое легкое, непривычно сильное тело, осознал, что может двигаться и думать, вспомнил, кто он такой.., но такой ли на самом деле?..
Он рывком приподнялся и сел. Иван увидел, что оказался в том самом зале, где трапезничал с коварной хозяйкой: более того, на том же самом столе; только стол этот был свободен от посуды и покрыт свежей белой скатертью. Сам Иван был одет в черное. Он поспешно слез со стола: все-таки это не место для возлежаний.
Присмотревшись, он увидал, что зал все же не совсем тот, что был раньше: стало чуточку темнее, куда-то пропали витражи; гобелены и оружие на стенах изменили свой вид. Однако он не стал задумываться над такими мелочами: главное, что он цел и невредим выбрался из такой передряги, по сравнению с которой все его предыдущие приключения кажутся просто ерундой.
Он поикал глазами хозяйку, то есть бабу-ягу, как он подумал о ней несколько сердито. Она сидела на высоком деревянном троне, обитом пластинами темного металла, закутанная в темные одежды; голова ее была покрыта, лицо посуровело: она казалась строже и красивее, чем была.
Да, подумал Иван, трудно понять этих женщин: одна поначалу писаная красавица, а на поверку выясняется, что просто крокодил, а на другую глянешь – ну чисто баба-яга, а потом красивеет с каждым часом…
– Подойди, – негромко приказала она, и Иван послушно приблизился к трону.
Он не решался заговорить первым. Она тоже не спешила начать разговор, разглядывая Ивана словно впервые, но с явным одобрением.
– Похоже, ты готов к путешествию, избранник, – заговорила хозяйка. – Сам понимаешь, оно будет опасным… и не в дилижансе каком-нибудь, хоть и не пешком. Станет трудно – позовешь помощников: как понадобится, сам поймешь, как это сделать. Я же могу тебе передать только это…
Сказав так, она встала и сошла с трона, неся в руках огромный меч в изукрашенных драгоценными камнями ножнах. Иван опустился на одно колено и принял меч в свои руки. Ладонь его легла на рукоять меча, и словно великая сила коснулась Ивана. Он потянул клинок из ножен и зажмурился. Полыхнуло белым огнем, и в зале стало светло. Широкий клинок сиял не отраженным светом, нет – он сам испускал его, озаряя все вокруг мощью и жаждой битвы. Иван совсем вынул меч из ножен. Сталь, если это была сталь, потемнела, перестав светиться, и Иван почувствовал кожей, всем своим существом, что меч этот жаждет напиться крови. Он вложил меч снова в ножны, повесил его за спину и посмотрел на хозяйку. Та ответила грустной улыбкой.
– Это и есть знаменитый Эскалибур, – сказала она, – меч короля Артура. Здесь ему не место, и ты должен вернуть его королю, получив взамен другой клинок… ты поймешь зачем. Будь осторожен в дороге: всегда найдутся охотники отобрать у тебя меч, помешать в пути. Так что врагов у тебя прибавилось. Иди, Иван, ведь ты солдат.
Иван поклонился до земли, повернулся и пошел к выходу из зала. Пока он шел до двери, то все время чувствовал пристальный взгляд хозяйки и знал, это запомнит его надолго… Он открыл дверь, поколебался немного и ступил на землю Пройдя несколько шагов, он понял, что теперь можно обернуться, остановился и посмотрел назад. Избушка стояла на месте: прежняя покосившаяся хибарка на курьих ногах, одна из которых явно поражена артритом. Двери видно не было: значит, изба опять развернулась. Иван поправил за спиной меч и бодро зашагал вперед.
Вскоре он увидел перед собой бескрайнюю водную гладь Он подошел к кромке воды и обнаружил тихо покачивающийся на волнах челн – не лодку, не байдарку какую-нибудь, а именно челн, – и семь огромных лебедей, в этот челн впряженных. Иван решил, что необычный экипаж предназначен для него, а посему не стал мешкать и полез в воду, сразу провалившись по пояс. Забравшись с трудом в челн, он долго ворочался, постукивал зубами и сдержанно ругался – вода оказалась ледяная. Все это время лебеди косились на него, терпеливо ожидая. Наконец Иван перестал дрожать, придал своему телу удобное положение, посмотрел на птиц, кивнул им, и странный экспресс резко взмыл в воздух. Иван невольно ухватился за борта челна – подъем был стремителен и крут. В считанные секунды они поднялись чуть ли не до звезд. Впрочем, присмотревшись, Иван усомнился, что это были именно звезды: слишком крупными казались неподвижные мерцающие огни, равномерные скопления которых вовсе не напоминали привычный рисунок созвездий. Иван осторожно перегнулся через борт и посмотрел вниз. Там где-то далеко-далеко тяжело плескалась водная безбрежная поверхность. Именно безбрежная: как Иван ни приглядывался, никакой земли он не увидел. Вода внизу казалась темной, почти черной, но вдруг там появилось, постепенно увеличиваясь в размерах, размытое по краям белесое пятно.
Иван изумился, прикидывая, каких же размеров оно должно быть, если его хорошо видно с такой немыслимой высоты!.. Он посмотрел повнимательнее, и мурашки побежали у него по коже. Пятно оказалось медузой, противной прозрачной скользкой гадостью, вполне обычной, впрочем, если не считать того, что гадость эта имела, наверное, километр в диаметре и прямо в центре колыхающегося диска открылся круглый рот, обращенный вверх и снабженный явственно различимыми зубами, о размерах и остроте которых не хотелось даже и думать. Иван потрогал рукоять меча за спиной, опять посмотрел вниз и мысленно пожелал, чтобы птицы летели быстрее.
Эскалибур, конечно, это хорошо, но уж слишком велик этот зубастик… Хотя, наверное, если даже и просто брякнешься с такой высоты, то костей все равно не соберешь.
Иван вдруг почувствовал себя слишком маленьким в этом небе. Под ним находилось самое прекрасное из морей, какое только можно представить, и незачем лететь к равнодушным звездам, незачем вдыхать опостылевший свежий воздух, надо дать отдохнуть уставшим легким, не думать ни о чем и не бороться, уснуть, погрузившись во тьму чистых глубин, где уже ждут те, кто ждал тебя годами, кто и сейчас ждет: это сила, это – воля; с тем, что в глубине, невозможно спорить… Летящий челнок вдруг резко просел. Затуманенным взором Иван посмотрел на лебедей и увидел, что взмахивать крыльями они стали реже. Он улыбнулся. Не надо никуда спешить, лучше опуститься к темному манящему морю… С улыбкой он посмотрел вниз. Там, далеко, на волнах Мчалось то, что поможет ему, даст возможность отдохнуть и прийти в себя, успокоит и утешит… Умереть, уснуть.., и видеть сны…
Тут что-то стукнуло по голове счастливого Ивана, и причем довольно больно. Он дернулся, не понимая, что бы это могло быть, и с удивлением обнаружил большущего, черного как уголь ворона, который уселся на борт челна и очень сердито смотрел на Ивана.
Ну и пусть, вяло подумал Иван, пусть мешает, все равно сейчас, совсем скоро ничего этого не будет…
Ворон подскочил и заехал твердым, как железо, клювом Ивану прямо в лоб, да так сильно, что у того слезы чуть было не брызнули из глаз. Тут уж Иван рассвирепел. Сонливость его как рукой сняло.
– Ты чего, сдурел, что ли?! – заорал он и замахнулся на дерзкую птицу.
Ворон, взмахнув крыльями, шустро отскочил подальше. Он насмешливо посмотрел на Ивана угольками своих глаз, подмигнул ему, что уже выглядело по меньшей мере странно, а потом, с трудом сложив крылья, и вовсе сделал неприличный жест.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32