– Я убью тебя! Я не боюсь! Я убью тебя!
Мир Голда рухнул. Это было последней каплей. Бесконечный кошмар свел его с ума. Ничего не осталось, не за что уцепиться, не на что опереться, вся жизнь пошла к черту. Если ранним утром его жена мчится по газону с ножом, чтобы убить его, значит, в самом деле настал Судный день. Раздвинутся могильные плиты, восстанут мертвые, источая немыслимый смрад, а тени Адольфа Гитлера и Голды Мейр будут совокупляться в сточной канаве.
– Я убью тебя, ублюдок!
Голд запрыгнул в машину, запер дверь. Стекло над его головой разлетелось в куски.
– Как ты посмел явиться домой! Я все знаю! Все! Ты никогда не любил никого, кроме нее. Никогда не хотел никого, кроме нее!
Эвелин размахнулась, стекло треснуло в другом месте.
– Скотина!
«Это обо мне», – подумал Голд.
– Подонок! Она сказала, тебе противно, когда я прикасаюсь к тебе! Противно! Я хочу убить тебя!
– Пожалуйста, – тихо сказал Голд, он сам не знал, к кому обращается.
Неудачный удар, клинок сломался. Эвелин билась о капот, колотила кулаками в ветровое стекло. Веки покраснели от слез. Глаза горели безумным огнем.
– Почему ты пришел сюда?! Я все знаю! Все! Я слышала, как ты говорил, что любишь ее, любишь! Я слышала тебя!
Голд попытался подать назад, но Эвелин цеплялась за машину.
– Куда ты направляешься, назад, к своей шварце? Назад к своей черной шлюхе?
– Чего тебе надо?!
– Я все знаю, все! Она сказала – ей девятнадцать! – швырнула она самое страшное обвинение. – Девятнадцать, ублюдок!
Маленькая Уэнди, круглолицая и перепуганная, похожая на Винни Пуха в своей пижамке, подглядывала из-за двери.
Боже, Боже мой.
– Девятнадцать! Девятнадцать! Я слышал тебя-яяя...

* * *

Много, много позже Голд сумел, отважился собрать эти отрывки воедино, разобраться в них. Пока он спал, Анжелика пошла в ванную и сделала себе еще один, последний укол, а потом, одурманенная, присела на край кровати и позвонила к нему домой. Каким образом, как давно узнала она номер – этого он так никогда и не узнал. Анжелика рассказала все, все о них двоих.
И Эвелин слушала, с ужасом, но не в силах оторваться, как подсудимый слушает смертный приговор. Потом Кэрол пересказала ему ночные откровения сестры. Анжелика подробно изложила, как они встретились, как долго были любовниками. Как часто трахались. Как хорошо трахались. В разных позициях. И какие ему нравились больше. Как сильно они любили друг друга. Как он дождаться не мог, как бы сбежать от Эвелин, как вырваться к ней, к ее рукам, рту, к ее сладкой попке. Как им удавалось путешествовать по выходным – в Санта-Барбару, Вегас, Палм-Спрингс, а Эвелин думала, он работает внеурочно. И как они не вылезали из постели, даже поесть им присылали. Как любил он ее темные, вьющиеся волосики, как любил зарываться в них лицом, нюхать ее там. А когда он кончал, она просовывала пальчик ему в анус, кончик пальца...

* * *

Глубокая ночь. Голд неуклюже поднялся с кресла. Бутыль «Джонни Уолкера» покатилась по полу, янтарные брызги рассыпались по зеленому ковру. Рыдал саксофон, автоматический диск проигрывал пластинку снова и снова.
Он не дошел до ванной, на полпути его вырвало на рубашку. Прижав руки ко рту, он кинулся к унитазу, стал на колени на кафельный пол. Его вырвало опять, вырвало горьким алкоголем и горькими воспоминаниями. И все закружилось в водовороте.

* * *

Когда Голд вошел в спальню, Анжелика разговаривала с Эвелин почти час. «Бог мой, Джек, час! – приставала Кэрол. – Вот это страсть! Было что порассказать!» А Эвелин все слушала, стояла на ватных ногах у телефона и слушала, обмякшая от стыда и бессилия. "Скажи, Джек, Эвелин не говорит. Ты и вправду был в комнате, когда бедная девочка покончила с собой? Был? Ох, что выслушала Эвелин, Джек! Что она перенесла!"

* * *

Голд умылся, прополоскал рот. Вернулся в гостиную. Светящиеся часы на письменном столе показывали 4.32. Он подобрал упавшую бутылку виски, наполнил бокал, сел за обеденный стол, сделал глоток. И почувствовал, что плачет. Он закрыл лицо руками и зарыдал, смывая свое горе. И все прошло. Он спокойно вытер глаза. Налил еще. На столе рядом лежал кольт 38-го калибра. Не тот, что убил Анжелику, тот он изничтожил, изничтожил, как врага, как причину всех бед. Другой. Он нашел выход. Поднял револьвер и сунул ствол в рот. Ствол был скользкий и тоже горький на вкус. Кончиком языка он забрался внутрь, в дуло. Так он обычно играл с клитором Анжелики. Курок придется спустить пальцем. Интересно, услышит ли он выстрел. Интересно... Зазвонил телефон. Издалека. С другой планеты. Зазвонил опять. И опять.
Голд вынул револьвер изо рта, положил на стол. Еще звонок. Он взял трубку.
– Джек... Джек...
– Алло. – Голд не узнал собственный голос.
– Джек?
– Я слушаю тебя, Долли...
– Похоже, еще один, Джек.


Воскресенье, 12 августа

5.06 утра

Пресса и телевидение пытались прорваться через полицейский кордон. Репортеры узнали Голда и окружили машину, умоляя сделать заявление, дать хоть какую-то информацию. Щелкали фотоаппараты. Копы провели его через толпу. Через каждые пятнадцать метров были расставлены патрульные. На третьем этаже вокруг «роллса» толклось множество народу, не считая охраны, – фотографировали, снимали отпечатки пальцев. Голд припарковал «форд», вышел. Мэдисон встретил его.
– Господи Иисусе, Джек! Я послал тебя домой отдохнуть, но ты выглядишь еще хуже, если только это возможно.
Голд вымученно улыбнулся.
– Ты мастер говорить комплименты. Кто на этот раз? – Он кивнул в сторону «роллса».
– Не поверишь. Нэтти Сэперстейн.
Голд присвистнул, широко открыл глаза.
– Ничего себе. Теперь у нас полный комплект. Евреи, голубые, юристы.
Они подошли к «роллсу».
– Когда это случилось?
– Время смерти установлено – примерно между десятью и одиннадцатью, прошлым вечером.
– А нашли его только что?
– Выходные. Ночной сторож говорит – извини за каламбур – в выходные здесь как в морге. А его место у входа.
– Кто же нашел тело?
– Один адвокат. Он всю ночь проругался с женой, послал ее в конце концов к черту и отправился ночевать в офис. Он узнал машину Сэперстейна, подошел посмотреть поближе. Держу пари, месяца не пройдет, он переберется в другой офис.
Они стояли около машины. Нэтти все еще сидел за рулем, там, где его настигла пуля.
– Почему его не увезли?
Мэдисон пожал плечами.
– Не знаю. Эй, Казу! Когда вы увезете тело?
Помощник следователя поднял голову, посмотрел на Долли.
– Кончаем. Еще несколько снимков – и все.
Щелчок аппарата. Вспышка.
– О'кей. Выносите его.
Открыли левую дверь «роллса». Волосы Нэтти, вымазанные засохшей кровью, приклеились к окну. Их отодрали, подняли окоченевший труп, упаковали в сумку на молнии и погрузили в фургон.
– Похоже, наш парень осваивает новые районы, – сказал Голд. – Так далеко на запад он забрался впервые.
Мэдисон покачал головой.
– По правде говоря, Джек, я не думаю, что это наш парень.
Голд прямо взглянул на него.
– О чем ты, Долли?
Мэдисон сделал паузу, посмотрел на судебных техников, вертевшихся вокруг «роллса».
– Я думаю, это подделка. Кто-то убил Сэперстейна и хочет, чтоб мы думали – это наш парень. Но это не такое убийство.
Голд достал новую сигару, снял целлофановую обертку, чиркнул спичкой, неторопливо закурил.
– Почему ты так думаешь?
Долли подошел поближе и сказал приглушенным голосом:
– Джек, похоже на мафию. Маскировка, оружие, почерк. Очень похоже.
Голд покрутил в пальцах сигару.
– Мафия, говоришь?
– Их дело, Джек. Для меня тут нет вопросов.
– Это только подозрение?
Мэдисон украдкой оглянулся вокруг.
– Во-первых, калибр револьвера – двадцать второй. Ставлю свой значок, я не ошибаюсь. Его пристрелил профи. Убийца с крестом не пользовался таким оружием. И потом, слушай, Джек, у шефа в офисе я узнал много всяких секретов, которых среднему копу не узнать ни в жизни.
– Угу.
– Сэперстейн был высокого уровня информантом DEA DЕА – Drug Enforcement Administration – Администрация по контролю за применением закона о наркотиках.

.
Голд выпустил клуб дыма.
– Без обмана? И давно?
– Пару лет. Работал «и нашим и вашим». Продавал покровительство полиции торговцам наркотиками, а потом сообщал имена и адреса федералам. Я слышал даже, кое-какие сделки он заключал сам – с молчаливого согласия и поощрения властей.
– Не брешешь?
Фургон следователя уехал, они видели, как он тащился по третьему этажу.
– Такие типы, Джек, – дни их сочтены, они сплошь и рядом так кончают. Это профессиональное убийство. Спорю на значок.
Голд выплюнул приставшие к языку крошки табака.
– Может, ты и прав.
– Думаешь? – Мэдисон был польщен.
– Но лучше придержать эту теорию. На какое-то время, по крайней мере. Слишком взрывоопасная ситуация для бездоказательных догадок. Не стоит выделять этот случай. Представляешь, какая чертова буря поднимется, если мы впутаем сюда организованную преступность?
– Представляю, Джек, – задумчиво протянул Мэдисон.
– А если окажется, что мы ошиблись, а слухи уже расползутся – да Гунц нам головы поотрывает. Ты ведь знаешь, он ненавидит всякие осложнения.
Это решило дело.
– Я думаю, нам не стоит игнорировать возможность профессионального убийства, Джек, но мы займемся этим сами. Вне рамок основного расследования.
– Полностью поддерживаю тебя, капитан.
– Я высоко ценю твою поддержку, Джек.
– Прибережем это для себя.
– Верно.
Прибежал взволнованный детектив из особого отряда.
– Капитан, журналисты прорвались через черный ход. Мы их задержали, но они требуют сообщить, что происходит.
Это Мэдисон мог сделать не хуже всякого другого. Он самодовольно улыбнулся.
– Я разберусь с ними, Джек, если у тебя нет охоты.
– Нет, благодарю. Уступаю эту честь тебе. Сделай публичное заявление.
Мэдисон светился от удовольствия.
– Хорошо, – обратился он к копу, – пошли. Поговорим с прессой, надо же им сообщить что-то в воскресных известиях.
И Долли удалился деловым шагом, таща на буксире детектива.
Голд жевал сигару и наблюдал, как рабочие прицепляли «роллс» к тягачу. Мешали низкие потолки, и страшные проклятия оглашали опустевшее помещение.
С дальнего ската послышался рев мотора, и на стоянку ворвался красный спортивный автомобиль с откидывающимся верхом. Замора со скрипом затормозил в нескольких шагах от Голда.
– Эй, что стряслось?! – спросил Шон. Волосы у него были мокрые, а рубашка расстегнута.
– Поздравляю, еще одна жертва. – Голд улыбнулся, взглянул на влажные волосы Заморы. – Опять какое-нибудь мыльное предприятие?
– Я просто не мог проснуться. В конце концов, мать вылила на меня чашку холодной воды.
– Ирландские штучки. Вы, христиане, детей своих продадите за бутылку виски.
– Ну уж.
Голд продолжал шутить.
– Черт возьми! Я хочу позавтракать с Робертом Редфордом в его маленьком сексуальном авто. И пусть он угощает.
Замора подал машину назад, развернулся.
– Кстати, – спросил Голд, – вы довели до конца то предприятие?
– «Великолепное душистое мыло»? – Замора дал газ. – Нет, вмешался один немытый еврей.
Они умчались, резина мягко прошуршала по полу.

2.38 дня

По-воскресному гудел бульвар Креншо. Кларк Джонсон выпрямился, подтянулся и негромко, но решительно постучал по дверному косяку. Дверь была открыта, но завешена сеткой от насекомых. Через сетку доносились обрывки разговоров о тяжкой утрате, приглушенный смех и странное шарканье вилок по бумажным тарелкам.
Крепкая полная женщина с серебристыми волосами в длинном, до лодыжек, черном платье откинула сетку одной рукой. Она отирала пот с черного лба кружевным платочком.
– Заходи, сынок. Проклятая жарища. – Голос у нее был глубокий, звучный и сладкий, как патока. Прямо-таки оперный голос.
Джонсон колебался.
– Ну, туда или сюда? Мух напустишь.
Он все не решался.
– Здесь миссис Фиббс?
– Ну, конечно, сынок. Но не заставляй меня идти за ней. Ты друг семьи, значит, желанный гость на поминках.
Кларк слабо улыбнулся.
– Я думаю, мне лучше поговорить, с миссис Фиббс.
Толстуха неодобрительно оглядела его и опустила занавеску. Через несколько секунд на пороге появилась мамаша Фиббс.
– Мистер Джонсон? Заходите, пожалуйста.
Она держала сетку открытой, но он не заходил.
– Уф, миссис Фиббс. Я имел в виду Эстер. Когда попросил миссис Фиббс.
– Эстер в кухне. Заходите.
Он шагнул было в комнату, но опять остановился.
– Миссис Фиббс, наверное, лучше все-таки справиться у Эстер. Я не уверен, что она хочет меня видеть.
– Чепуха, – сказала она и потянула его за рукав. – Не сомневаюсь, что хочет.
В небольшой, тщательно прибранной – пол недавно натерт, обивка мебели вычищена – комнате собралось много народу. В основном женщины лет пятидесяти – шестидесяти, рослые и плотные, вроде той, что открыла дверь, в темных, шуршащих платьях. Были и мужчины, потевшие в воскресных костюмах. Один из них, плешивый, в очках без оправы, как Джон Леннон, носил воротник священника. У стены на стуле с прямой спинкой сидела молоденькая мексиканка с четырехлетней дочуркой на коленях. Девочка таращила любопытные глазенки. Буфет разместился на тщательно отутюженной скатерти, раскинутой на двух карточных столиках. Белый хлеб, холодные закуски, куски свинины, бобы, картофельный и капустный салаты. Гости примолкли, перестали жевать, внимательным взглядом окинули нового посетителя. И вернулись к прерванным занятиям.
– Миссис Фиббс, хочу еще раз принести соболезнования по поводу трагической кончины вашего сына.
Мамаша Фиббс вздохнула, прищелкнула языком.
– Да, очень печальный день. Я пережила мужа, мне пришлось смириться с этим, упокой Господь его душу. А сегодня схоронила единственного сына. Жизнь полна горьких неожиданностей, не так ли, мистер Джонсон?
Джонсон не ответил. Она провела его через комнату. Женщины откровенно разглядывали его, некоторые кивнули.
Эстер в простой шляпке с вуалью и маленький Бобби сидели в кухне. Багира на столе уплетала специальную печенку для кошек.
Эстер и Кларк долго смотрели друг на друга, потом она отвернулась, полезла за сигаретами.
– Мам, вот же они, – сказал Бобби.
– Можно сесть? – спросил Кларк.
Эстер не ответила. Мамаша Фиббс стояла в дверях.
– Мистер Джонсон нашел для нас время, так любезно с его стороны, не правда ли? – заметила она.
Эстер молча курила.
– Можно сесть? – снова спросил Кларк.
Эстер стряхнула пепел.
– Эстер... – В голосе мамаши Фиббс слышалась укоризна.
– Приспичило сесть – пусть садится, нечего спрашивать.
Смущенное молчание. Джонсон пододвинул стул к старому металлическому столу у мойки, сел. Багира подняла мордочку, облизнулась и уставилась на него широко раскрытыми глазами.
Маленький Бобби погладил кошку. Она выгнула спину, заурчала.
– Слишком много народу. Она боится.
Джонсон подвинулся ближе к Эстер. Багира снова уткнулась в миску.
– Вообще-то вы зря приучаете ее. Она привыкнет прыгать на стол и будет воровать масло.
– Навряд ли. Неужели ты и правда так думаешь?
– Говорю тебе.
– Не верю. Мама, неужели Багира будет так плохо себя вести?
Эстер затянулась последний раз и медленно раздавила окурок в пепельнице.
– Последнее, что меня волнует. – Она покосилась на Джонсона.
Мамаша Фиббс все еще стояла в дверях. Она откашлялась и сказала:
– Надо идти к гостям. Это все мои друзья из церкви. Они не покинули нас в трудный час. – Она улыбнулась, очевидно не ожидая ответа. – Скушаете что-нибудь, мистер Джонсон? Я принесу тарелку.
Джонсон повернулся к старухе.
– Нет, спасибо, миссис Фиббс. Я уже ел.
– Ну ладно. Бобби, малыш, пойдем со мной, поможешь принимать гостей.
– Ну, баба. Ты без меня не обойдешься?
– Не спорь со старшими, сколько раз тебе говорить. Бабушка велит сделать то-то – вот и делай, нечего препираться. Ты теперь единственный мужчина в доме.
Маленький Бобби медленно сполз со стула, понурился и поплелся к двери. Он выглядел и трогательно и забавно в своем черном костюмчике с галстуком.
– Ну давай, давай, – ласково понукала мамаша Фиббс. – Не унывай. Быть мужчиной не так уж плохо.
– Бобби, – сказал Джонсон, – на этой неделе интересный матч. Хочешь пойти?
У мальчика загорелись глаза.
– Ух ты! Можно, мама?
Эстер пожала плечами, ни на кого не глядя.
– Можно пойти всем вместе, – намекнул Джонсон.
– Думаешь? – Бобби вопрошающе посмотрел на взрослых.
Эстер не ответила, Джонсон сказал:
– Там решим, Бобби.
– Это было в здорово!
Мамаша Фиббс взяла сияющего внука за руку.
– Пойдем, малыш, – мягко сказала она и увела мальчика из кухни.
– Не забудь! – крикнул Бобби из коридора.
– Обещаю.
Несколько минут они сидели молча, наблюдая, как кошка подлизывает остатки печенки. Из гостиной доносилось печальное бормотание. В конце концов Кларк прямо взглянул на Эстер.
– Надеюсь, ты ничего против меня не имеешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59