Но один из чернокожих офицеров сказал, что в отдел по режиму и в испытательный центр требуются люди. Он считал, что, когда в полицию понадобятся люди, гораздо охотнее возьмут в штат тех, кто работал в государственном учреждении.
Официант, проходя мимо их стола, остановился, чтобы наполнить бокалы вином. Кларк Джонсон забрал у него графин с «божоле» и поставил на стол. Официант улыбнулся, но ничего не сказал.
– Тебе настолько понравилось работать в испытательном центре, что ты решил остаться. Так?
Джонсон кивнул.
– В январе будет четырнадцать лет. Мне нравится работать со сложными людьми. Это интереснее, чем в полиции. Мне кажется, я помогаю окружающим, по крайней мере тем, кто нуждается в этом.
Эстер смотрела на него, попивая вино из бокала.
– Работа дает мне возможность продолжить образование.
– Правда? Ты посещаешь лекции в колледже?
Джонсон полил тушеные помидоры сметаной.
– Я пишу докторскую диссертацию.
– Докторскую диссертацию! – Эстер отложила вилку. – Я поражена! Я не знаю ни одного доктора! Ты мечтаешь стать начальником испытательного центра?
Джонсон покачал головой:
– Нет, я целюсь повыше.
– О, извини! – засмеялась Эстер. – Поведайте мне, мистер Доктор, о чем ваша диссертация?
– О пенологии, – засмеялся он. – О тюрьмах, Эстер. Изучение тюрем и их действие на заключенных, обслуживающий персонал, тюремщиков. Когда-нибудь я стану главным начальником тюрем.
Эстер нахмурилась.
– Тюрьмы? Они вызывают только неприятные ассоциации. Запирают людей и прячут ключ. В основном черных людей. Почему тебя тянет к такой работе? Тебя, черного?
Он отодвинул тарелку в сторону.
– Мне нужна эта работа потому, что каждый день я общаюсь с людьми, вышедшими из тюрем в скотском, нечеловеческом состоянии, у которых нарушена психика. В тюрьмах они черствеют, ожесточаются, теряют жалость. Тюрьмы должны помогать заключенным осознать их ошибки и затем вернуться в нормальное общество.
– О, как ты серьезно настроен.
– Да, ты права.
– Думаешь, тебе удастся получить эту работу?
– Им придется назначить меня. Преступлений все больше. Особенно там, где живут меньшинства. Нынешняя администрация тюрем не справляется с работой. Скоро Америка осознает, что пора остановить преступления любой ценой. В тюрьмах от 0 до 70 процентов черных. Одним из средств борьбы с ростом преступности среди негров будут черные начальники тюрем.
– Ты можешь спокойно общаться с преступниками? – поинтересовалась Эстер.
– Я четырнадцать лет имею дело с подозреваемыми и подследственными. Не думаю, что с черным персоналом заключенные будут вести себя так же, как с белым.
– Ты уверен?
Джонсон наклонился к ней, положив локти на стол и сложил вместе ладони.
– Вся трудность общения с черными заключенными – в хорошо усвоенных всеми социальных различиях.
– То есть?
– Черные преступники точно такие же, как белые преступники, испанские, азиатские и любые другие. Все они хотят что-то иметь, не платя за это.
– Ты будешь крепким орешком.
– Очень крепким.
– Они полюбят тебя, – засмеялась Эстер.
– Я тоже так думаю, – серьезно ответил Джонсон. – Думаю, полюбят. Всего десять процентов преступников неисправимы. Все, что мы можем поделать с ними, – изолировать от общества до конца их жизни. Остальные девяносто процентов хотят в душе жить честным путем, даже если в действительности они этого не делают. Они хотят жить на свободе, найти преданную женщину, хорошую работу и иметь семью. У них есть своя американская мечта. Они просто не знают, как воплотить ее в жизнь. Вот почему они ищут спасения в наркотиках. Я считаю своим долгом подвести их шаг за шагом к их мечте. Я забочусь о своих клиентах, и они это видят и ценят. Мои клиенты редко совершают преступление снова. Думаю, из меня получится хороший начальник тюрьмы.
Эстер зажгла сигарету и выпустила облако дыма.
– Я верю тебе, Кларк. Я верю, что ты преуспеешь в любом начатом тобой деле.
Он улыбнулся. Выражение его лица становилось добрым и милым, когда он улыбался.
– Мне не нравятся неудачи, – продолжал Кларк.
– Их никогда не было?
– Была одна, – ответил он задумчиво. – Но большая.
– Когда же?
– Когда я женился.
Теперь Эстер наклонилась к нему через стол.
– Так ты был женат? Расскажи мне о своей семье.
Кларк Джонсон пожал плечами.
– Я только начал служить. Мы были очень молоды. Иначе ничего бы и не случилось. Служба была для меня всем, и я мало уделял внимания Ивон. А ей этого явно не хватало. Можно было понять, что у нее кто-то появился. Когда она ушла, это так потрясло меня. Она и ее... ее друг уехали в Коннектикут. И забрали Дину.
– Дину?
– Мою дочь. Ей сейчас восемнадцать. Она на втором курсе университета. Мы друг друга почти не знаем. Это самая ужасная часть моей жизни.
Эстер не знала, что и сказать, и молчала, сосредоточенно рассматривая красное вино в бокале. Наконец, посмотрев на него, твердо произнесла:
– Я бы умерла, если бы у меня забрали Бобби.
– Пусть этого никогда не произойдет! Все потом складывается так ужасно.
– Поэтому ты больше и не женился?
– Я... стал очень осторожен. Особенно в отношениях с женщинами. И стал скучным.
Эстер похлопала его по руке.
– Ты не скучный. Может, немножко заумный, как говорят дети. Но не скучный. И определенно очень симпатичный.
Он накрыл ее ладонь своей и погладил. Они смотрели друг на друга сияющими глазами, освещенные тусклыми огнями.
В этот момент подошедший мальчишка-помощник попросил разрешить ему вытереть стол. Эстер и Кларк быстро выпрямились и убрали руки. Появился официант с десертным меню. Но Джонсон заказал бренди. Музыканты, до этого отдыхавшие, заиграли медленный блюз.
– Потанцуем? – спросил он, поднимаясь.
– Может, подождем вальс?
Джонсон рассмеялся.
– Ну, пойдем! Я не такой уж неуклюжий!
Он взял ее за руку и вывел на площадку.
– Ты очень симпатичный и очень неуклюжий, Кларк, – пошутила Эстер.
Они перестали разговаривать, когда оказались в объятиях друг друга. Возникла пауза, а затем Эстер осторожно положила голову на плечо Кларка. Она была рада, что надела туфли на низком каблуке. Так, молча, они кружились по залу. Когда саксофон исполнял соло, Эстер слегка отстранилась от Кларка.
– Ты уверен, что не делаешь этого все время? – спросила она.
– Чего?
– Флиртуешь с женами своих подопечных?
Он решительно покачал головой.
– В первый раз.
Она снова положила голову ему на плечо, и они продолжили танцевать.
– Почему я? – прошептала Эстер.
– Ты не такая, как все, – тоже шепотом ответил Кларк, крепко обнимая ее обеими руками за талию.
– Ну же, – снова спросила она, – почему я?
Он легонько губами коснулся ее уха.
– Ты имеешь в виду, помимо чисто физического влечения?
Она улыбнулась.
– О-о! Как заговорил! Так ответь мне на мой вопрос.
– А я уже все сказал. Ты не такая, как остальные женщины.
– Я работаю прачкой. Я отменная прислуга. Может быть, и не столь отменная.
– Ты – маленькая деловая женщина. Ты олицетворяешь собой основу американской экономики.
– Что олицетворяю? – переспросила она.
– Я тщательно тебя проверил. Мне пришлось это сделать, когда Бобби выпускали на свободу.
– Ты меня проверил?
– Это обыкновенная процедура. Делается все тайно, конечно. Говорим твоим работодателям, что мы возможные клиенты или что-то в этом роде. Представляешь, каждый дал тебе блестящую характеристику, все о тебе высочайшего мнения. Эстер, у тебя большое будущее. Я прямо его вижу: «Эстер Фиббс энтерпрайзис», «Эстер Фиббс инкорпорэйтед», «Эстер Фиббс интернэшнл»!
Они засмеялись.
– Ты шутишь, но я действительно расширяюсь! В воскресенье начинаю новое большое дело.
– Я не удивлен.
Музыканты закончили песню. Посетители ресторана стали громко рукоплескать.
– Значит, ты поешь мне дифирамбы из-за моих будущих денег? – спросила Эстер, когда воцарилась относительная тишина.
Он усмехнулся.
– Некоторых моих подопечных такое заявление привело бы в восторг. Они считают меня безнадежно честным.
Музыканты начали играть странную импровизацию. Улыбающийся басист шлепал по струнам и дергал плечами в такт музыке. Вокалистка – хорошенькая белая девушка – пыталась танцевать в стиле Мадонны. Эстер направилась к столу. Джонсон схватил ее за руку.
– Я думал, ты хочешь танцевать?
На лице Эстер отразилось удивление.
– Да, но я не думала, что ты знаешь как...
Он закружился около нее, хлопая в ладоши и поводя плечами. Вдруг остановился. Он стоял так несколько секунд. Затем повернул голову, словно робот, и заскользил по паркету, танцуя брейк. Закончил танец он за спиной Эстер. Остальные танцующие громко аплодировали. Вокалистка показывала на него и покачивала плечами в такт музыке.
Эстер была шокирована.
– Но господин Джонсон!
Кларк Джонсон взял ее за руку и закружил в танце.
11.32 вечера
Сквозь распахнутые французские окна клуба доносились звуки веселой вечеринки. Гремела песня группы «Simply Red».
Полдюжины молодых людей в плавках плескались в теплой воде, и взрывы смеха разносились далеко в ночи.
Нэтти Сэперстейн в длинном восточном халате появился около бассейна, неся в хрустальном бокале несколько доз кокаина. Молодые люди поприветствовали его, и он пустил бокал по кругу. За ним появился юный немец с ангельским лицом и подал Сэперстейну выпить. Тот ласково улыбнулся и обнял немца за плечи. Оба удалились.
Голд осторожно пробрался через кусты на улицу, уселся в «форд», зажег сигару и отпил из фляжки. Потом по радио связался с диспетчером: все было спокойно. Диспетчер спросил, где он находится. Голд пробурчал в ответ что-то неразборчивое.
Несколько минут спустя мимо дома тихо проехала патрульная машина с двумя полицейскими. Дождавшись, когда она исчезнет из виду, Голд завел «форд» и начал спускаться с холма.
Суббота, 11 августа
0.02 ночи
Он придержал дверцу машины.
– Где же все-таки ты научился так танцевать?
– В нашей семье было восемь детей, а я – единственный мальчишка. Сестры разучивали со мной новые па. Великолепная школа, до сих пор помогает.
Эстер покачала головой.
– Кларк, ты неподражаем.
Он проводил ее до двери. Она вставила ключ в замок, обернулась.
– Я чудесно провела время.
– Я тоже.
– Хочешь пропустить стаканчик?
– Твоя свекровь сказала – в доме нет спиртного.
Эстер улыбнулась.
– Поищем.
* * *
Он был потрясающим любовником, нежным и ласковым. Сначала она еще думала о Бобби. Ведь целых десять лет она спала только с ним. Ей не хватало его напора, его почти животной грубости. Но скоро это прошло. Она подчинилась Кларку, прижималась к его крепкому, темному телу, целовала лицо и плечи. Он вошел в нее сразу, потом еще и еще, уверенно ведя к вершине блаженства. Она кончила со стоном, вцепившись в него. Второй раз он взял ее сзади, шептал: «Ты красивая, ты такая красивая». В окно проникал слабый свет, через плечо она взглянула на Кларка, его кожа блестела от пота. Она отвела назад руки и втянула его в себя. И он взорвался в ней.
Они лежали рядом в темноте на горячей, влажной постели. Эстер закурила.
– Ты слишком много куришь, – сказал Кларк сонным голосом.
– Заботишься обо мне? – промурлыкала Эстер.
– А как же.
Она еще разок затянулась и отложила сигарету. Ничего больше не хотелось. Она томно ласкала его, поглаживала яички, целовала грудь. Он чуть вздрагивал. На улице в машине орало радио. Они задремали.
Кошка Багира спасалась за шифоньеркой от шума столь пылкой страсти, а теперь осторожно выбралась из укрытия с удивленно раскрытыми глазами и топорщащимися усиками. Но звуки сонного дыхания успокоили ее, киска постепенно осмелела, с наслаждением потянулась и с важным видом обошла комнату. На полу валялось сброшенное с кровати голубое покрывало. Багира поднялась на задние лапки, поскребла когтями развороченную постель. Эстер во сне пошевелилась, потерлась о Кларка. Это привлекло внимание Багиры, она бесшумно вспрыгнула на кровать. Но нагие тела были опять неподвижны. Кошка улеглась прямо на телефонный сигнализатор, который выпал из кармана Джонсона, и начала было умываться, но только вошла во вкус, как запищала эта противная штуковина. Багира взвизгнула, слетела с кровати, стрелой пронеслась через комнату, холл и дальше вниз по лестнице.
Джонсон проснулся недовольный, зашарил по простыням.
– В чем дело, милый? – пробормотала Эстер.
– Нужен телефон.
– Мм-м, там, внизу. – Она зарылась головой в подушку, когда он, голый, пошел к двери.
Через несколько минут Кларк вернулся и потряс Эстер за плечо:
– Вставай.
– Да... сейчас. – Она села, протерла глаза.
– Бобби. Твой муж.
– Да?
– Полиция только что нашла его.
3.37 утра
В пункте «Скорой помощи» медицинского центра конгресса царила неизбежная в выходные дни толчея и неразбериха. Отвратительный бедлам. Приемная была набита о чем-то молящими, на что-то жалующимися членами Клуба жертв револьвера и кинжала, как называли их врачи травматического отделения. Кое у кого на кровоточащих еще ранах самодельные повязки. Грязная безобразная старушонка раскачивалась на стуле и громко пела. Два алкаша спорили, кто первый в очереди. В коридорах теснились тяжелораненые – подстреленные, отравленные, разбившиеся. Вой сирен возвещал о прибытии все новых пациентов.
За стеклянной загородкой Кларк Джонсон разговаривал с молодым доктором-бенгальцем. Одежда доктора спереди пропиталась кровью. Эстер, мамаша Фиббс и маленький Бобби наблюдали за ними через захватанное грязными руками стекло. Доктор посмотрел на Эстер, губы его шевелились. Вот он что-то сказал, Джонсон ответил, вышел из-за перегородки. Лицо его было мертвенно-бледно.
– Безнадежный случай. Мне очень жаль, Эстер.
– Нет! Нет! Нет! – Она упала на колени, завыла.
Мамаша Фиббс попыталась поддержать Эстер, та вывернулась. Джонсон подхватил ее, она вырвала руку.
– Не трогай! Не прикасайся ко мне!
– Ну же, Эстер, – успокаивала мамаша Фиббс. Она сдерживалась, но и у нее глаза стали мокрыми и растерянными.
– Как это случилось? – Она повернулась к Джонсону.
– Его зверски избили. Неизвестно кто, сколько их было и когда. Может, прошло несколько дней. Они думают, он долго полз.
– Святый Боже! – простонала Эстер.
– Доктор сказал, не будь он таким сильным, умер бы сразу.
– О Господи, мой Бобби! Мой бедный Бобби!
– Мне так жаль, Эстер. Честное слово.
Эстер подняла голову и посмотрела на Кларка. Слезы хлынули у нее из глаз, заструились по щекам. Казалось, это не кончится никогда.
– Позволь проводить тебя домой.
Эстер с ужасом уставилась на него.
– Бедный Бобби, – причитала она. – Они били его как собаку, а я в это время валялась с тобой в постели – как свинья.
– Эстер! – цыкнула мамаша Фиббс, указывая глазами на маленького Бобби.
Но Эстер повысила голос:
– Мы трахались, как недоделанные вонючие подростки, а мой бедный Бобби боролся за жизнь в каком-то Богом проклятом месте.
– Мне так жаль, – повторил Кларк и опять попытался взять ее за руку.
– Отойди! Не прикасайся! – Она оттолкнула его. – Такие и убили Бобби! Такие, как ты!
Мамаша Фиббс взяла Эстер за плечо, повернула к себе.
– Эстер, возьми себя в руки. У нас еще много дел. Оставь этого беднягу в покое.
– У Бобби не было выхода! Они не дали ему шанса!
– Он сам виноват, и ты знаешь это. Бобби сошел со стези Господней, он выбрал иной путь и потому мертв. Никто не виноват, он все сделал сам. Это должно было случиться, рано или поздно.
– Как ты можешь так говорить! Ведь это твой сын!
– Я говорю истинную правду. Упокой Господь его грешную душу, но он был плохим сыном, плохим мужем и плохим отцом. Скажи спасибо, что вы не остались просто на улице.
– Не смей так говорить! Не смей! – Эстер готова была кинуться на свекровь.
– Сегодня ночью ты потеряла мужа, – мягко сказала мамаша Фиббс, выпрямляясь во весь свой рост. – Смотри не потеряй и мать.
Эстер затравленно взглянула на нее, но тут же вся сжалась от горя и стыда.
– Нет! Нет! Нет! – закричала она и выбежала из комнаты. Миссис Фиббс посмотрела ей вслед и глубоко вздохнула.
– Бобби, маленький, иди присмотри за мамой.
Тот колебался.
– Ступай, ну!
Мальчик выбежал в коридор, куда скрылась Эстер.
Мамаша Фиббс запахнула пальто, застегнулась на все пуговицы. Потом обратилась к Кларку:
– Скорбная ночь, мистер Джонсон:
– Да, миссис Фиббс.
– Сожалею, что вы оказались свидетелем. Семейные распри и горести не для посторонних. Я уверена, Эстер не имела в виду ничего такого.
– Я понимаю. Все нормально. Я хотел бы помочь.
Она рассеянно помотала головой.
– Может, вы скажете больничному начальству, что мы постараемся скорей забрать тело?
– Конечно.
– Я свяжусь с похоронным бюро Колемана, как только оно откроется.
Джонсон кивнул, не зная, что сказать.
– Я знаю мистера Колемана почти сорок лет.
– Неужели?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Официант, проходя мимо их стола, остановился, чтобы наполнить бокалы вином. Кларк Джонсон забрал у него графин с «божоле» и поставил на стол. Официант улыбнулся, но ничего не сказал.
– Тебе настолько понравилось работать в испытательном центре, что ты решил остаться. Так?
Джонсон кивнул.
– В январе будет четырнадцать лет. Мне нравится работать со сложными людьми. Это интереснее, чем в полиции. Мне кажется, я помогаю окружающим, по крайней мере тем, кто нуждается в этом.
Эстер смотрела на него, попивая вино из бокала.
– Работа дает мне возможность продолжить образование.
– Правда? Ты посещаешь лекции в колледже?
Джонсон полил тушеные помидоры сметаной.
– Я пишу докторскую диссертацию.
– Докторскую диссертацию! – Эстер отложила вилку. – Я поражена! Я не знаю ни одного доктора! Ты мечтаешь стать начальником испытательного центра?
Джонсон покачал головой:
– Нет, я целюсь повыше.
– О, извини! – засмеялась Эстер. – Поведайте мне, мистер Доктор, о чем ваша диссертация?
– О пенологии, – засмеялся он. – О тюрьмах, Эстер. Изучение тюрем и их действие на заключенных, обслуживающий персонал, тюремщиков. Когда-нибудь я стану главным начальником тюрем.
Эстер нахмурилась.
– Тюрьмы? Они вызывают только неприятные ассоциации. Запирают людей и прячут ключ. В основном черных людей. Почему тебя тянет к такой работе? Тебя, черного?
Он отодвинул тарелку в сторону.
– Мне нужна эта работа потому, что каждый день я общаюсь с людьми, вышедшими из тюрем в скотском, нечеловеческом состоянии, у которых нарушена психика. В тюрьмах они черствеют, ожесточаются, теряют жалость. Тюрьмы должны помогать заключенным осознать их ошибки и затем вернуться в нормальное общество.
– О, как ты серьезно настроен.
– Да, ты права.
– Думаешь, тебе удастся получить эту работу?
– Им придется назначить меня. Преступлений все больше. Особенно там, где живут меньшинства. Нынешняя администрация тюрем не справляется с работой. Скоро Америка осознает, что пора остановить преступления любой ценой. В тюрьмах от 0 до 70 процентов черных. Одним из средств борьбы с ростом преступности среди негров будут черные начальники тюрем.
– Ты можешь спокойно общаться с преступниками? – поинтересовалась Эстер.
– Я четырнадцать лет имею дело с подозреваемыми и подследственными. Не думаю, что с черным персоналом заключенные будут вести себя так же, как с белым.
– Ты уверен?
Джонсон наклонился к ней, положив локти на стол и сложил вместе ладони.
– Вся трудность общения с черными заключенными – в хорошо усвоенных всеми социальных различиях.
– То есть?
– Черные преступники точно такие же, как белые преступники, испанские, азиатские и любые другие. Все они хотят что-то иметь, не платя за это.
– Ты будешь крепким орешком.
– Очень крепким.
– Они полюбят тебя, – засмеялась Эстер.
– Я тоже так думаю, – серьезно ответил Джонсон. – Думаю, полюбят. Всего десять процентов преступников неисправимы. Все, что мы можем поделать с ними, – изолировать от общества до конца их жизни. Остальные девяносто процентов хотят в душе жить честным путем, даже если в действительности они этого не делают. Они хотят жить на свободе, найти преданную женщину, хорошую работу и иметь семью. У них есть своя американская мечта. Они просто не знают, как воплотить ее в жизнь. Вот почему они ищут спасения в наркотиках. Я считаю своим долгом подвести их шаг за шагом к их мечте. Я забочусь о своих клиентах, и они это видят и ценят. Мои клиенты редко совершают преступление снова. Думаю, из меня получится хороший начальник тюрьмы.
Эстер зажгла сигарету и выпустила облако дыма.
– Я верю тебе, Кларк. Я верю, что ты преуспеешь в любом начатом тобой деле.
Он улыбнулся. Выражение его лица становилось добрым и милым, когда он улыбался.
– Мне не нравятся неудачи, – продолжал Кларк.
– Их никогда не было?
– Была одна, – ответил он задумчиво. – Но большая.
– Когда же?
– Когда я женился.
Теперь Эстер наклонилась к нему через стол.
– Так ты был женат? Расскажи мне о своей семье.
Кларк Джонсон пожал плечами.
– Я только начал служить. Мы были очень молоды. Иначе ничего бы и не случилось. Служба была для меня всем, и я мало уделял внимания Ивон. А ей этого явно не хватало. Можно было понять, что у нее кто-то появился. Когда она ушла, это так потрясло меня. Она и ее... ее друг уехали в Коннектикут. И забрали Дину.
– Дину?
– Мою дочь. Ей сейчас восемнадцать. Она на втором курсе университета. Мы друг друга почти не знаем. Это самая ужасная часть моей жизни.
Эстер не знала, что и сказать, и молчала, сосредоточенно рассматривая красное вино в бокале. Наконец, посмотрев на него, твердо произнесла:
– Я бы умерла, если бы у меня забрали Бобби.
– Пусть этого никогда не произойдет! Все потом складывается так ужасно.
– Поэтому ты больше и не женился?
– Я... стал очень осторожен. Особенно в отношениях с женщинами. И стал скучным.
Эстер похлопала его по руке.
– Ты не скучный. Может, немножко заумный, как говорят дети. Но не скучный. И определенно очень симпатичный.
Он накрыл ее ладонь своей и погладил. Они смотрели друг на друга сияющими глазами, освещенные тусклыми огнями.
В этот момент подошедший мальчишка-помощник попросил разрешить ему вытереть стол. Эстер и Кларк быстро выпрямились и убрали руки. Появился официант с десертным меню. Но Джонсон заказал бренди. Музыканты, до этого отдыхавшие, заиграли медленный блюз.
– Потанцуем? – спросил он, поднимаясь.
– Может, подождем вальс?
Джонсон рассмеялся.
– Ну, пойдем! Я не такой уж неуклюжий!
Он взял ее за руку и вывел на площадку.
– Ты очень симпатичный и очень неуклюжий, Кларк, – пошутила Эстер.
Они перестали разговаривать, когда оказались в объятиях друг друга. Возникла пауза, а затем Эстер осторожно положила голову на плечо Кларка. Она была рада, что надела туфли на низком каблуке. Так, молча, они кружились по залу. Когда саксофон исполнял соло, Эстер слегка отстранилась от Кларка.
– Ты уверен, что не делаешь этого все время? – спросила она.
– Чего?
– Флиртуешь с женами своих подопечных?
Он решительно покачал головой.
– В первый раз.
Она снова положила голову ему на плечо, и они продолжили танцевать.
– Почему я? – прошептала Эстер.
– Ты не такая, как все, – тоже шепотом ответил Кларк, крепко обнимая ее обеими руками за талию.
– Ну же, – снова спросила она, – почему я?
Он легонько губами коснулся ее уха.
– Ты имеешь в виду, помимо чисто физического влечения?
Она улыбнулась.
– О-о! Как заговорил! Так ответь мне на мой вопрос.
– А я уже все сказал. Ты не такая, как остальные женщины.
– Я работаю прачкой. Я отменная прислуга. Может быть, и не столь отменная.
– Ты – маленькая деловая женщина. Ты олицетворяешь собой основу американской экономики.
– Что олицетворяю? – переспросила она.
– Я тщательно тебя проверил. Мне пришлось это сделать, когда Бобби выпускали на свободу.
– Ты меня проверил?
– Это обыкновенная процедура. Делается все тайно, конечно. Говорим твоим работодателям, что мы возможные клиенты или что-то в этом роде. Представляешь, каждый дал тебе блестящую характеристику, все о тебе высочайшего мнения. Эстер, у тебя большое будущее. Я прямо его вижу: «Эстер Фиббс энтерпрайзис», «Эстер Фиббс инкорпорэйтед», «Эстер Фиббс интернэшнл»!
Они засмеялись.
– Ты шутишь, но я действительно расширяюсь! В воскресенье начинаю новое большое дело.
– Я не удивлен.
Музыканты закончили песню. Посетители ресторана стали громко рукоплескать.
– Значит, ты поешь мне дифирамбы из-за моих будущих денег? – спросила Эстер, когда воцарилась относительная тишина.
Он усмехнулся.
– Некоторых моих подопечных такое заявление привело бы в восторг. Они считают меня безнадежно честным.
Музыканты начали играть странную импровизацию. Улыбающийся басист шлепал по струнам и дергал плечами в такт музыке. Вокалистка – хорошенькая белая девушка – пыталась танцевать в стиле Мадонны. Эстер направилась к столу. Джонсон схватил ее за руку.
– Я думал, ты хочешь танцевать?
На лице Эстер отразилось удивление.
– Да, но я не думала, что ты знаешь как...
Он закружился около нее, хлопая в ладоши и поводя плечами. Вдруг остановился. Он стоял так несколько секунд. Затем повернул голову, словно робот, и заскользил по паркету, танцуя брейк. Закончил танец он за спиной Эстер. Остальные танцующие громко аплодировали. Вокалистка показывала на него и покачивала плечами в такт музыке.
Эстер была шокирована.
– Но господин Джонсон!
Кларк Джонсон взял ее за руку и закружил в танце.
11.32 вечера
Сквозь распахнутые французские окна клуба доносились звуки веселой вечеринки. Гремела песня группы «Simply Red».
Полдюжины молодых людей в плавках плескались в теплой воде, и взрывы смеха разносились далеко в ночи.
Нэтти Сэперстейн в длинном восточном халате появился около бассейна, неся в хрустальном бокале несколько доз кокаина. Молодые люди поприветствовали его, и он пустил бокал по кругу. За ним появился юный немец с ангельским лицом и подал Сэперстейну выпить. Тот ласково улыбнулся и обнял немца за плечи. Оба удалились.
Голд осторожно пробрался через кусты на улицу, уселся в «форд», зажег сигару и отпил из фляжки. Потом по радио связался с диспетчером: все было спокойно. Диспетчер спросил, где он находится. Голд пробурчал в ответ что-то неразборчивое.
Несколько минут спустя мимо дома тихо проехала патрульная машина с двумя полицейскими. Дождавшись, когда она исчезнет из виду, Голд завел «форд» и начал спускаться с холма.
Суббота, 11 августа
0.02 ночи
Он придержал дверцу машины.
– Где же все-таки ты научился так танцевать?
– В нашей семье было восемь детей, а я – единственный мальчишка. Сестры разучивали со мной новые па. Великолепная школа, до сих пор помогает.
Эстер покачала головой.
– Кларк, ты неподражаем.
Он проводил ее до двери. Она вставила ключ в замок, обернулась.
– Я чудесно провела время.
– Я тоже.
– Хочешь пропустить стаканчик?
– Твоя свекровь сказала – в доме нет спиртного.
Эстер улыбнулась.
– Поищем.
* * *
Он был потрясающим любовником, нежным и ласковым. Сначала она еще думала о Бобби. Ведь целых десять лет она спала только с ним. Ей не хватало его напора, его почти животной грубости. Но скоро это прошло. Она подчинилась Кларку, прижималась к его крепкому, темному телу, целовала лицо и плечи. Он вошел в нее сразу, потом еще и еще, уверенно ведя к вершине блаженства. Она кончила со стоном, вцепившись в него. Второй раз он взял ее сзади, шептал: «Ты красивая, ты такая красивая». В окно проникал слабый свет, через плечо она взглянула на Кларка, его кожа блестела от пота. Она отвела назад руки и втянула его в себя. И он взорвался в ней.
Они лежали рядом в темноте на горячей, влажной постели. Эстер закурила.
– Ты слишком много куришь, – сказал Кларк сонным голосом.
– Заботишься обо мне? – промурлыкала Эстер.
– А как же.
Она еще разок затянулась и отложила сигарету. Ничего больше не хотелось. Она томно ласкала его, поглаживала яички, целовала грудь. Он чуть вздрагивал. На улице в машине орало радио. Они задремали.
Кошка Багира спасалась за шифоньеркой от шума столь пылкой страсти, а теперь осторожно выбралась из укрытия с удивленно раскрытыми глазами и топорщащимися усиками. Но звуки сонного дыхания успокоили ее, киска постепенно осмелела, с наслаждением потянулась и с важным видом обошла комнату. На полу валялось сброшенное с кровати голубое покрывало. Багира поднялась на задние лапки, поскребла когтями развороченную постель. Эстер во сне пошевелилась, потерлась о Кларка. Это привлекло внимание Багиры, она бесшумно вспрыгнула на кровать. Но нагие тела были опять неподвижны. Кошка улеглась прямо на телефонный сигнализатор, который выпал из кармана Джонсона, и начала было умываться, но только вошла во вкус, как запищала эта противная штуковина. Багира взвизгнула, слетела с кровати, стрелой пронеслась через комнату, холл и дальше вниз по лестнице.
Джонсон проснулся недовольный, зашарил по простыням.
– В чем дело, милый? – пробормотала Эстер.
– Нужен телефон.
– Мм-м, там, внизу. – Она зарылась головой в подушку, когда он, голый, пошел к двери.
Через несколько минут Кларк вернулся и потряс Эстер за плечо:
– Вставай.
– Да... сейчас. – Она села, протерла глаза.
– Бобби. Твой муж.
– Да?
– Полиция только что нашла его.
3.37 утра
В пункте «Скорой помощи» медицинского центра конгресса царила неизбежная в выходные дни толчея и неразбериха. Отвратительный бедлам. Приемная была набита о чем-то молящими, на что-то жалующимися членами Клуба жертв револьвера и кинжала, как называли их врачи травматического отделения. Кое у кого на кровоточащих еще ранах самодельные повязки. Грязная безобразная старушонка раскачивалась на стуле и громко пела. Два алкаша спорили, кто первый в очереди. В коридорах теснились тяжелораненые – подстреленные, отравленные, разбившиеся. Вой сирен возвещал о прибытии все новых пациентов.
За стеклянной загородкой Кларк Джонсон разговаривал с молодым доктором-бенгальцем. Одежда доктора спереди пропиталась кровью. Эстер, мамаша Фиббс и маленький Бобби наблюдали за ними через захватанное грязными руками стекло. Доктор посмотрел на Эстер, губы его шевелились. Вот он что-то сказал, Джонсон ответил, вышел из-за перегородки. Лицо его было мертвенно-бледно.
– Безнадежный случай. Мне очень жаль, Эстер.
– Нет! Нет! Нет! – Она упала на колени, завыла.
Мамаша Фиббс попыталась поддержать Эстер, та вывернулась. Джонсон подхватил ее, она вырвала руку.
– Не трогай! Не прикасайся ко мне!
– Ну же, Эстер, – успокаивала мамаша Фиббс. Она сдерживалась, но и у нее глаза стали мокрыми и растерянными.
– Как это случилось? – Она повернулась к Джонсону.
– Его зверски избили. Неизвестно кто, сколько их было и когда. Может, прошло несколько дней. Они думают, он долго полз.
– Святый Боже! – простонала Эстер.
– Доктор сказал, не будь он таким сильным, умер бы сразу.
– О Господи, мой Бобби! Мой бедный Бобби!
– Мне так жаль, Эстер. Честное слово.
Эстер подняла голову и посмотрела на Кларка. Слезы хлынули у нее из глаз, заструились по щекам. Казалось, это не кончится никогда.
– Позволь проводить тебя домой.
Эстер с ужасом уставилась на него.
– Бедный Бобби, – причитала она. – Они били его как собаку, а я в это время валялась с тобой в постели – как свинья.
– Эстер! – цыкнула мамаша Фиббс, указывая глазами на маленького Бобби.
Но Эстер повысила голос:
– Мы трахались, как недоделанные вонючие подростки, а мой бедный Бобби боролся за жизнь в каком-то Богом проклятом месте.
– Мне так жаль, – повторил Кларк и опять попытался взять ее за руку.
– Отойди! Не прикасайся! – Она оттолкнула его. – Такие и убили Бобби! Такие, как ты!
Мамаша Фиббс взяла Эстер за плечо, повернула к себе.
– Эстер, возьми себя в руки. У нас еще много дел. Оставь этого беднягу в покое.
– У Бобби не было выхода! Они не дали ему шанса!
– Он сам виноват, и ты знаешь это. Бобби сошел со стези Господней, он выбрал иной путь и потому мертв. Никто не виноват, он все сделал сам. Это должно было случиться, рано или поздно.
– Как ты можешь так говорить! Ведь это твой сын!
– Я говорю истинную правду. Упокой Господь его грешную душу, но он был плохим сыном, плохим мужем и плохим отцом. Скажи спасибо, что вы не остались просто на улице.
– Не смей так говорить! Не смей! – Эстер готова была кинуться на свекровь.
– Сегодня ночью ты потеряла мужа, – мягко сказала мамаша Фиббс, выпрямляясь во весь свой рост. – Смотри не потеряй и мать.
Эстер затравленно взглянула на нее, но тут же вся сжалась от горя и стыда.
– Нет! Нет! Нет! – закричала она и выбежала из комнаты. Миссис Фиббс посмотрела ей вслед и глубоко вздохнула.
– Бобби, маленький, иди присмотри за мамой.
Тот колебался.
– Ступай, ну!
Мальчик выбежал в коридор, куда скрылась Эстер.
Мамаша Фиббс запахнула пальто, застегнулась на все пуговицы. Потом обратилась к Кларку:
– Скорбная ночь, мистер Джонсон:
– Да, миссис Фиббс.
– Сожалею, что вы оказались свидетелем. Семейные распри и горести не для посторонних. Я уверена, Эстер не имела в виду ничего такого.
– Я понимаю. Все нормально. Я хотел бы помочь.
Она рассеянно помотала головой.
– Может, вы скажете больничному начальству, что мы постараемся скорей забрать тело?
– Конечно.
– Я свяжусь с похоронным бюро Колемана, как только оно откроется.
Джонсон кивнул, не зная, что сказать.
– Я знаю мистера Колемана почти сорок лет.
– Неужели?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59