Не обращая внимания на дикий топот копыт и душераздирающее конское ржание, Рауль повернул от пышущей жаром двери и побежал вверх по лестнице, прыгая через две ступеньки.
– Тернбулл! – Он застучал в дверь наверху.
Когда Рауль схватился за дверную ручку, металл обжег ему руку. Обмотав ладонь подолом рубахи, он попробовал еще раз. Заперто. Откинувшись на лестничные перила, Рауль с силой ударил в дверь ногой. На четвертой попытке она поддалась и открылась.
От внезапного притока воздуха в комнате взорвался гигантский костер. Рауль попятился от пламени и отступил вниз по лестнице. Спустившись на землю, он отошел в сторону. Огонь полностью охватил конюшню, и конские крики постепенно смолкали. Рауль, обливаясь потом, с трудом дышал, почти задыхаясь вблизи пожара, пожирающего кислород. Он беспомощно смотрел, не отрываясь, на пылающее здание и слышал завывания приближающихся сирен. Поздно. Пожарные прибыли слишком поздно, чтобы хоть что-нибудь спасти.
– Рауль!
Обернувшись, он увидел бегущую к нему Лес и поспешил к ней навстречу, чтобы остановить, прежде чем она подойдет близко к огню.
– Мы ничего не можем сделать.
Он крепко прижал ее к себе, видя, с каким ужасом Лес смотрит на горящее здание.
– Где Роб? – Она испуганно повернулась к Раулю. – Машина его здесь, но я не смогла найти его в доме. Рауль, ты не думаешь…
Лес вновь перевела взгляд на огонь, и он не смог сказать ей, о чем в тот момент подумал.
С подъездного пути свернули, завывая сиренами, две пожарные машины и стремительно подкатили к охваченной пламенем конюшне. Почти в тот же миг, как машины остановились, из них повыпрыгивали пожарные, на ходу разворачивая шланги. И тут же следом подкатил желтый автомобиль начальника пожарной команды.
– Боже мой, лошади… Мистер Тернбулл!
Это восклицала позади них Эмма Сандерсон.
– Оставайся с Эммой. – Рауль почти силой подвел Лес к пожилой седовласой женщине. – Держите ее возле себя, – сказал он секретарше, а сам направился к желтому автомобилю начальника.
И тут с грохотом обрушилась часть горящей крыши, подняв столб искр и языков пламени.
Начальник пожарной команды, человек средних лет, выбрался из своей машины и надел каску, застегивая ремень под подбородком.
– Как начался пожар? Вы знаете?
– Нет. Мы обнаружили огонь только за минуту до того, как позвонили вам. Но к тому времени было уже слишком поздно. Пламя уже распространилось по всему строению.
– А лошади?
Рауль сокрушенно покачал головой.
– И еще конюх, который жил над конюшнями. Я попытался войти к нему, но огонь блокировал дверь.
– Был внутри еще кто-нибудь?
– Миссис Томас говорит… ее сын пропал. Его машина здесь, так что мы знаем, что он дома. Он мог оказаться в конюшне.
– Будем надеяться, что его там не было, – с каменным лицом проговорил брандмейстер и пошел к своим людям, которые уже поливали горящее строение водой из шлангов.
Когда Рауль возвращался к Лес, на сердце у него висела свинцовая гиря, и ее искаженное мукой лицо только добавило тяжести к этой ноше. Он ничего не мог ей сказать, не мог дать никакой надежды.
– Где Роб? – с нажимом спросила Лес, но Рауль только покачал головой. – Может, он увидел огонь и вывел часть лошадей из конюшни. Может, он повел их в большой паддок. – Она напрягала зрение, вглядываясь в окружающую темноту, которую пламя пожара делало еще непрогляднее. – Так оно наверняка и есть, – отчаянно повторяла она.
– Я пойду посмотрю, – сказал Рауль, хотя и знал, что это бесполезно. – Возвращайся с Эммой домой. Здесь ты ничем не сможешь помочь.
– Нет! Я не пойду никуда, пока не узнаю, где мой сын!
Перед рассветом пожарные обыскали тлеющие развалины конюшни и обнаружили два сильно обгоревших тела. На одном из них нашли обугленные остатки пояса и металлическую пряжку с инициалами «РКТ», идентифицирующими одну из жертв как Роба Кинкейд-Томаса. Следователи увезли трупы с собой. Тем временем продолжалось выяснение причин пожара, и Рауль повел потрясенную и убитую горем Лес в дом.
– Это ошибка. Я знаю, что это ошибка. Роб не может быть мертв. Не может! – Лес яростно сражалась с этим фактом, не хотела с ним смириться, не желала поверить, что ее единственный сын погиб. – Это неправда. Это неправда.
Крепко обхватив себя руками, она раскачивалась взад и вперед на диване гостиной, не видя и не сознавая окружающего.
Перед ней появился какой-то предмет и приблизился к ее губам, но Лес отвернулась.
– Выпей, – произнес голос Рауля с мягкой настойчивостью.
– Не хочу. Я ничего не хочу, – запротестовала она. – Я хочу только Роба. Я хочу, чтобы мой сын вернулся.
– Ш-ш-ш, девочка, успокойтесь. – Рядом с ней присела Эмма. – Вам очень больно, я понимаю. Выпейте. Я приготовила для вас горячий сладкий чай.
Лес взяла чашку, но просто сжала ее в своих холодных-холодных ладонях.
– Эмма, мне надо позвонить Эндрю. Мне надо сказать ему.
– Все в порядке, дорогая. Я уже позвонила ему. Скоро он будет здесь.
– Одра, Мэри?
Эмма кивнула. Она уже связалась с ними. Лес не отрываясь смотрела в чашку.
– Как мне рассказать Трише? Я не знаю, что ей сказать… как ей сказать…
Она прикрыла глаза рукой, чувствуя, как по ладони текут слезы.
– Я не могу в это поверить. Он был таким счастливым после победы в этой игре. Как это случилось? Почему? Почему он должен был умереть?
– Не терзайте себя этими отчего и почему, – утешала ее Эмма. – Вам это не дано знать. Никому не дано знать, почему от нас забирают тех, кого мы любим.
– Он был таким молодым. Это несправедливо! Вся жизнь у него была впереди…
Кто-то забрал у нее чашку, и Лес начала безудержно рыдать. Ее обняла пара рук и стала покачивать, как маленькую. Каким-то далеким краем сознания Лес догадывалась: это Рауль, но почти единственным, что она сознавала, была ее боль.
Через полчаса одновременно прибыли Одра и Мэри. Одра влетела в гостиную, отдавая распоряжения:
– Эмма, прошу вас, сейчас же позвоните в полицию. Там снаружи репортеры. Это частное владение, и я требую, чтобы их немедленно выдворили отсюда. Я не потерплю, чтобы мою дочь в такой час тревожили бестактными вопросами.
Мэри подошла к дивану. Глаза ее покраснели от слез. Она крепко обняла Лес и прижала сестру к себе.
– Лес, какое горе. Какая жалость.
И они вместе заплакали.
Прозвенел дверной звонок. Когда Лес увидела, что в гостиную входит Эндрю с онемевшим от горя лицом, она пошла к нему навстречу и обняла его.
– Наш сын. Наш мальчик. Эндрю, они говорят, что он умер.
– Но как это случилось?
– Огонь… мы думаем, что он вошел в конюшню, чтобы вывести лошадей, и… попал в ловушку.
Ее преследовало видение: Роб пытается выйти из горящего помещения, но пламя разрастается, не давая ему бежать. Ужасная смерть сына в огне только усиливала ее горе.
– Господи… – Эндрю зарылся лицом в ее волосы, крепко прижимая Лес к себе.
Эмма внесла поднос с кофейным сервизом и поставила его на низкий столик.
– Если кто-нибудь хочет чай вместо кофе, то на кухне есть и чай, – сказала она.
Мэри налила одну чашку себе, другую – Одре. Рауль отказался.
– Эндрю, нам надо позвонить Трише, – сказала Лес. Ее подбородок дрожал от еле сдерживаемых слез, в то время как Эндрю плакал за обоих. – Я не хочу, чтобы она узнала о Робе из газет.
Вновь зазвенел звонок, и на этот раз открывать дверь пошел Рауль. На пороге стоял перепачканный в саже начальник пожарной команды. Он нерешительно вошел в прихожую и, сняв каску, сунул ее под мышку.
– Мы… кажется, мы выяснили причину пожара, мистер Буканан. – Он неловко поежился. – Я… гм… я не хотел бы тревожить миссис Томас, но считаю, что должен с ней поговорить, если она сейчас в силах со мной увидеться.
По выражению глаз этого человека было понятно: ему хочется, чтобы Рауль ответил ему, что Лес не может с ним говорить. Рауль желал бы избавить Лес от того, что ей предстоит услышать, но он понимал, что не может этого сделать.
– Подождите немного, пожалуйста.
Он оставил пожарного в прихожей и вернулся в гостиную.
– Лес, пришел брандмейстер. От хотел бы поговорить с тобой.
– Скажите ему, чтобы вошел, – приказала Одра.
Рауль привел человека в закопченной одежде в гостиную.
Пожарный явно чувствовал легкое замешательство при виде вопросительно устремленных на него глаз.
– Как я уже сказал мистеру Буканану, мы уверены, что нашли причину пожара. – Он остановился, но никто не поторопил его вопросом. – Мы нашли улики, которые свидетельствуют, что кто-то в мастерской для сбруи… гм… употреблял… чистый кокаин.
– Кокаин? – потрясенно воскликнул Эндрю и повернулся к Лес, у которой на лице появилось такое же недоумевающее и недоверчивое выражение, как и у него.
– Мы нашли то, что осталось от трубки, с помощью которой нюхают наркотик, а также бутыль, в которой хранили эфир. Это чрезвычайно летучее вещество. Вспыхивает от малейшей искры. Кто-то раскуривал кокаин, и случилось… нечто вроде взрыва.
– Вы считаете, но не можете быть уверены, – резко возразила Лес. – Если вы говорите, что наш сын…
– Миссис Томас, мне очень жаль. Огонь начался с мастерской. Мы нашли тело вашего сына неподалеку от двери. Более чем вероятно, что у него вспыхнула одежда и он побежал. Труп вашего конюха мы обнаружили под развалинами рухнувшего второго этажа. Все улики показывают, что ваш сын находился в мастерской. Я понимаю, что очень трудно услышать что-нибудь подобное о собственном сыне. Мне было бы тяжело, будь это мой ребенок. Но это не меняет фактов.
– Нет. – Лес отвернулась от пожарного.
– Кто об этом знает? – властно спросила Одра.
– В настоящий момент знаю я и один из моих офицеров. Я ничего не сказал никому из репортеров снаружи… не хотел до тех пор, пока не увижусь с миссис Томас.
– Иными словами, вы подозреваете, что мой внук курил кокаин, я правильно вас поняла? – спросила Одра.
– Да, мэм.
– Тогда не проще ли будет сказать, что причиной пожара было курение? – с вызовом продолжала она. – Известно, что это нередко вызывает пожары в конюшнях, не так ли?
– Именно так, мэм, вызывает.
– Вы понимаете, разумеется, что я не предлагаю вам солгать насчет пожара. Но наша семья чрезвычайно высоко оценит, если ее уберегут от всяческих грязных репортажей. Я уверена, что трагические последствия действий моего внука уже сами по себе – достаточное наказание. Разве вы так не считаете?
– Сделаю все, что смогу. – Начальник пожарной команды повертел в руках каску. – Еще раз примите мои соболезнования…
После того как он ушел, Лес бессильно опустилась в кресло.
– Я не могу в это поверить, – тихо прошептала она, медленно покачивая головой. – Роб употреблял кокаин. И я никогда… даже не подозревала. Деньги, – вдруг вспомнила она и подняла глаза на Рауля. – О Господи, вот, значит, зачем он взял из банка десять тысяч долларов? Чтобы купить кокаин?
– Да.
– Да? Что вы хотите сказать этим «да»? – вскинулся Эндрю. – Вы знали об этом?
Рауль несколько долгих секунд смотрел на Лес, затем медленно кивнул.
– Да. Я знал.
– Ты знал? – Лес с усилием поднялась из кресла и подошла к нему, изумленно глядя в глаза. – Ты знал и не сказал мне?
– Как я мог тебе рассказать? Ты бы мне не поверила.
– Не знаю. И теперь уже никогда не узнаю, – потерянно проговорила она. – Может быть, не поверила бы, но ты не дал мне шанса. Я его мать. У меня было право знать. Если бы ты рассказал мне, я могла бы что-нибудь сделать! Я могла бы остановить его!
Теперь ее переполняла ярость… Роб не должен был непременно умереть. Если бы она знала, она могла бы что-нибудь предпринять, чтобы помочь ему. Ее начало трясти от рыданий, сначала беззвучных, затем громких, захлебывающихся.
Руки Рауля обняли ее дрожащее тело. Он прижал Лес к себе. Она лишь смутно сознавала, что это он, и только повторяла:
– Почему? Почему ты мне не сказал?
– Прости меня, – прошептал он ей на ухо. – Я думал: это не мой дом, чтобы я имел право вмешиваться в то, что здесь происходит. Я не мог знать, что случится. Теперь я понимаю, что был не прав.
– Роб, Роб… – не слыша его, безутешно повторяла Лес.
29
После похорон прошла неделя, и Рауль видел, как за это время у Лес начал складываться новый образ жизни. Каждое утро она наливала в кофе виски, чтобы справиться с мыслью о том, что Роб умер, и чтобы прожить еще один день. Она никогда не выпускала из рук стакана со спиртным, хотя никогда не бывала по-настоящему пьяна. Казалось, она выпивала ровно столько, сколько нужно, чтобы притупить боль, не покидавшую ее ввалившиеся глаза. Она бродила по дому в алкогольном тумане или просиживала часами в комнате Роба.
Единожды за эту неделю она отважилась выйти из дома. После того, как бульдозер окончательно смел все развалины сгоревшей конюшни, включая фундамент, Лес пошла осмотреть место и приказала выложить его дерном. После этого Раулю так и не удалось убедить ее вновь выйти из четырех стен.
Когда Триша уезжала в университет, Лес заставила себя спуститься вниз, чтобы попрощаться с дочерью. Рауль надеялся, что прощание с Тришой выведет Лес из отупления и напомнит ей, что у нее есть еще один ребенок, но ей, по-видимому, было безразлично, уезжает ли дочь или остается.
По ночам она отворачивалась от ласк Рауля, а в последнее время начала отказываться даже от того, чтобы он обнимал и успокаивал ее. Он видел, как Лес с каждым днем все глубже погружается в безысходную тоску. Что бы он ни сказал или ни сделал, это ничего не изменяло. Он чувствовал свое бессилие – хотел помочь и понимал, что она не примет его помощи.
С той ночи, когда случился пожар, для Лес, казалось, время остановилось, но Рауль не мог погрузиться вместе с ней в этот мир неподвижных теней на границе ада. Огонь уничтожил не только жизнь Роба. В пламени исчезло все снаряжение для поло, принадлежащее Раулю. Хотя больше половины его пони стояли в клубной конюшне, третья часть его комплекта лошадей погибла во время пожара. Все это надо было восстановить. Поло по-прежнему оставалось его ремеслом. Ему надо было тренироваться и надо было играть.
Рауль приехал с клубного поля и как был, в сапогах и бриджах, вошел в дом через французские окна. И застыл на месте. По всей комнате были разбросаны коробки и папиросная бумага. Дворник с помощником стояли на стремянках, снимая рождественские гирлянды и омелу, украшавшие вход. Эмма снимала с рождественского дерева разноцветные шары и заворачивала их в бумагу, чтобы убрать в коробки.
– Что случилось? – резко спросил Рауль.
Эмма неодобрительно поджала губы.
– Лес решила, что не будет в этом году праздновать Рождество. Я вышлю по почте все подарки, включая и Тришины. Ваши – лежат наверху.
– Где Лес?
– В гостиной.
Рауль взбежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и ворвался в полутемную гостиную, но раздражение его разом пропало при виде Лес, свернувшейся в клубочек в кресле. На ней было измятое красное кимоно, в руках – стакан с виски. Вид у нее был такой, словно ее пытали. Рауль тихо прикрыл дверь и подошел к выходу на веранду. Потянув за шнур, поднял занавеси, и в комнату хлынуло солнце. Лес заслонила рукой глаза от яркого света, затем передвинулась, чтобы сесть к нему спиной. Рауль подтащил стул и сел напротив Лес, требуя ее внимания.
– Лес, мы должные кое-что обсудить.
– Не сейчас… – Она отхлебнула виски, пытаясь уйти от разговора.
– Именно сейчас, – настойчиво сказал Рауль. – Так больше продолжаться не может.
– Ну, в чем дело? – вздохнула она.
– Что ты собираешься делать с командой?
– С командой? – нахмурилась она.
– На следующей неделе в клубе начинается турнир. Ты собираешься продолжать спонсирование команды Роба? – Он помнил, как Лес была увлечена работой с командой, как много уделяла времени всем организационным вопросам, и надеялся, что именно работа может стать тем средством, что выведет ее из депрессии. – Ему бы наверняка хотелось, чтобы ты это делала, Лес.
Она долго смотрела на Рауля. И ему показалось, что наконец-то он пробился через окутывавшие Лес равнодушие и пустоту. Затем она покачала головой.
– Нет.
Она не была больше уверена, что спонсировала команду исключительно Робу на пользу. Может быть, до того, как она встретила Рауля, у нее и бродило в голове такое неопределенное намерение, но сам план приобрел четкую форму только впоследствии. Команда была для нее способом оправдать присутствие Рауля, способом удержать его рядом, хотя Лес и притворялась, что занимается ею для Роба. Как много раз Роб служил прикрытием для ее желания быть около Рауля! Встреча с ним в Париже, полет в Аргентину, жизнь в estancia, создание команды – все это она делала, заслоняясь именем Роба, а на самом деле из желания находиться рядом с Раулем. Она отказывалась продолжать этот маскарад. По крайней мере, таков ее долг перед Робом.
– А как быть с игроками? – сказал Рауль. – Ты заключила с ними соглашение.
– Я компенсирую им время, которое они потеряли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
– Тернбулл! – Он застучал в дверь наверху.
Когда Рауль схватился за дверную ручку, металл обжег ему руку. Обмотав ладонь подолом рубахи, он попробовал еще раз. Заперто. Откинувшись на лестничные перила, Рауль с силой ударил в дверь ногой. На четвертой попытке она поддалась и открылась.
От внезапного притока воздуха в комнате взорвался гигантский костер. Рауль попятился от пламени и отступил вниз по лестнице. Спустившись на землю, он отошел в сторону. Огонь полностью охватил конюшню, и конские крики постепенно смолкали. Рауль, обливаясь потом, с трудом дышал, почти задыхаясь вблизи пожара, пожирающего кислород. Он беспомощно смотрел, не отрываясь, на пылающее здание и слышал завывания приближающихся сирен. Поздно. Пожарные прибыли слишком поздно, чтобы хоть что-нибудь спасти.
– Рауль!
Обернувшись, он увидел бегущую к нему Лес и поспешил к ней навстречу, чтобы остановить, прежде чем она подойдет близко к огню.
– Мы ничего не можем сделать.
Он крепко прижал ее к себе, видя, с каким ужасом Лес смотрит на горящее здание.
– Где Роб? – Она испуганно повернулась к Раулю. – Машина его здесь, но я не смогла найти его в доме. Рауль, ты не думаешь…
Лес вновь перевела взгляд на огонь, и он не смог сказать ей, о чем в тот момент подумал.
С подъездного пути свернули, завывая сиренами, две пожарные машины и стремительно подкатили к охваченной пламенем конюшне. Почти в тот же миг, как машины остановились, из них повыпрыгивали пожарные, на ходу разворачивая шланги. И тут же следом подкатил желтый автомобиль начальника пожарной команды.
– Боже мой, лошади… Мистер Тернбулл!
Это восклицала позади них Эмма Сандерсон.
– Оставайся с Эммой. – Рауль почти силой подвел Лес к пожилой седовласой женщине. – Держите ее возле себя, – сказал он секретарше, а сам направился к желтому автомобилю начальника.
И тут с грохотом обрушилась часть горящей крыши, подняв столб искр и языков пламени.
Начальник пожарной команды, человек средних лет, выбрался из своей машины и надел каску, застегивая ремень под подбородком.
– Как начался пожар? Вы знаете?
– Нет. Мы обнаружили огонь только за минуту до того, как позвонили вам. Но к тому времени было уже слишком поздно. Пламя уже распространилось по всему строению.
– А лошади?
Рауль сокрушенно покачал головой.
– И еще конюх, который жил над конюшнями. Я попытался войти к нему, но огонь блокировал дверь.
– Был внутри еще кто-нибудь?
– Миссис Томас говорит… ее сын пропал. Его машина здесь, так что мы знаем, что он дома. Он мог оказаться в конюшне.
– Будем надеяться, что его там не было, – с каменным лицом проговорил брандмейстер и пошел к своим людям, которые уже поливали горящее строение водой из шлангов.
Когда Рауль возвращался к Лес, на сердце у него висела свинцовая гиря, и ее искаженное мукой лицо только добавило тяжести к этой ноше. Он ничего не мог ей сказать, не мог дать никакой надежды.
– Где Роб? – с нажимом спросила Лес, но Рауль только покачал головой. – Может, он увидел огонь и вывел часть лошадей из конюшни. Может, он повел их в большой паддок. – Она напрягала зрение, вглядываясь в окружающую темноту, которую пламя пожара делало еще непрогляднее. – Так оно наверняка и есть, – отчаянно повторяла она.
– Я пойду посмотрю, – сказал Рауль, хотя и знал, что это бесполезно. – Возвращайся с Эммой домой. Здесь ты ничем не сможешь помочь.
– Нет! Я не пойду никуда, пока не узнаю, где мой сын!
Перед рассветом пожарные обыскали тлеющие развалины конюшни и обнаружили два сильно обгоревших тела. На одном из них нашли обугленные остатки пояса и металлическую пряжку с инициалами «РКТ», идентифицирующими одну из жертв как Роба Кинкейд-Томаса. Следователи увезли трупы с собой. Тем временем продолжалось выяснение причин пожара, и Рауль повел потрясенную и убитую горем Лес в дом.
– Это ошибка. Я знаю, что это ошибка. Роб не может быть мертв. Не может! – Лес яростно сражалась с этим фактом, не хотела с ним смириться, не желала поверить, что ее единственный сын погиб. – Это неправда. Это неправда.
Крепко обхватив себя руками, она раскачивалась взад и вперед на диване гостиной, не видя и не сознавая окружающего.
Перед ней появился какой-то предмет и приблизился к ее губам, но Лес отвернулась.
– Выпей, – произнес голос Рауля с мягкой настойчивостью.
– Не хочу. Я ничего не хочу, – запротестовала она. – Я хочу только Роба. Я хочу, чтобы мой сын вернулся.
– Ш-ш-ш, девочка, успокойтесь. – Рядом с ней присела Эмма. – Вам очень больно, я понимаю. Выпейте. Я приготовила для вас горячий сладкий чай.
Лес взяла чашку, но просто сжала ее в своих холодных-холодных ладонях.
– Эмма, мне надо позвонить Эндрю. Мне надо сказать ему.
– Все в порядке, дорогая. Я уже позвонила ему. Скоро он будет здесь.
– Одра, Мэри?
Эмма кивнула. Она уже связалась с ними. Лес не отрываясь смотрела в чашку.
– Как мне рассказать Трише? Я не знаю, что ей сказать… как ей сказать…
Она прикрыла глаза рукой, чувствуя, как по ладони текут слезы.
– Я не могу в это поверить. Он был таким счастливым после победы в этой игре. Как это случилось? Почему? Почему он должен был умереть?
– Не терзайте себя этими отчего и почему, – утешала ее Эмма. – Вам это не дано знать. Никому не дано знать, почему от нас забирают тех, кого мы любим.
– Он был таким молодым. Это несправедливо! Вся жизнь у него была впереди…
Кто-то забрал у нее чашку, и Лес начала безудержно рыдать. Ее обняла пара рук и стала покачивать, как маленькую. Каким-то далеким краем сознания Лес догадывалась: это Рауль, но почти единственным, что она сознавала, была ее боль.
Через полчаса одновременно прибыли Одра и Мэри. Одра влетела в гостиную, отдавая распоряжения:
– Эмма, прошу вас, сейчас же позвоните в полицию. Там снаружи репортеры. Это частное владение, и я требую, чтобы их немедленно выдворили отсюда. Я не потерплю, чтобы мою дочь в такой час тревожили бестактными вопросами.
Мэри подошла к дивану. Глаза ее покраснели от слез. Она крепко обняла Лес и прижала сестру к себе.
– Лес, какое горе. Какая жалость.
И они вместе заплакали.
Прозвенел дверной звонок. Когда Лес увидела, что в гостиную входит Эндрю с онемевшим от горя лицом, она пошла к нему навстречу и обняла его.
– Наш сын. Наш мальчик. Эндрю, они говорят, что он умер.
– Но как это случилось?
– Огонь… мы думаем, что он вошел в конюшню, чтобы вывести лошадей, и… попал в ловушку.
Ее преследовало видение: Роб пытается выйти из горящего помещения, но пламя разрастается, не давая ему бежать. Ужасная смерть сына в огне только усиливала ее горе.
– Господи… – Эндрю зарылся лицом в ее волосы, крепко прижимая Лес к себе.
Эмма внесла поднос с кофейным сервизом и поставила его на низкий столик.
– Если кто-нибудь хочет чай вместо кофе, то на кухне есть и чай, – сказала она.
Мэри налила одну чашку себе, другую – Одре. Рауль отказался.
– Эндрю, нам надо позвонить Трише, – сказала Лес. Ее подбородок дрожал от еле сдерживаемых слез, в то время как Эндрю плакал за обоих. – Я не хочу, чтобы она узнала о Робе из газет.
Вновь зазвенел звонок, и на этот раз открывать дверь пошел Рауль. На пороге стоял перепачканный в саже начальник пожарной команды. Он нерешительно вошел в прихожую и, сняв каску, сунул ее под мышку.
– Мы… кажется, мы выяснили причину пожара, мистер Буканан. – Он неловко поежился. – Я… гм… я не хотел бы тревожить миссис Томас, но считаю, что должен с ней поговорить, если она сейчас в силах со мной увидеться.
По выражению глаз этого человека было понятно: ему хочется, чтобы Рауль ответил ему, что Лес не может с ним говорить. Рауль желал бы избавить Лес от того, что ей предстоит услышать, но он понимал, что не может этого сделать.
– Подождите немного, пожалуйста.
Он оставил пожарного в прихожей и вернулся в гостиную.
– Лес, пришел брандмейстер. От хотел бы поговорить с тобой.
– Скажите ему, чтобы вошел, – приказала Одра.
Рауль привел человека в закопченной одежде в гостиную.
Пожарный явно чувствовал легкое замешательство при виде вопросительно устремленных на него глаз.
– Как я уже сказал мистеру Буканану, мы уверены, что нашли причину пожара. – Он остановился, но никто не поторопил его вопросом. – Мы нашли улики, которые свидетельствуют, что кто-то в мастерской для сбруи… гм… употреблял… чистый кокаин.
– Кокаин? – потрясенно воскликнул Эндрю и повернулся к Лес, у которой на лице появилось такое же недоумевающее и недоверчивое выражение, как и у него.
– Мы нашли то, что осталось от трубки, с помощью которой нюхают наркотик, а также бутыль, в которой хранили эфир. Это чрезвычайно летучее вещество. Вспыхивает от малейшей искры. Кто-то раскуривал кокаин, и случилось… нечто вроде взрыва.
– Вы считаете, но не можете быть уверены, – резко возразила Лес. – Если вы говорите, что наш сын…
– Миссис Томас, мне очень жаль. Огонь начался с мастерской. Мы нашли тело вашего сына неподалеку от двери. Более чем вероятно, что у него вспыхнула одежда и он побежал. Труп вашего конюха мы обнаружили под развалинами рухнувшего второго этажа. Все улики показывают, что ваш сын находился в мастерской. Я понимаю, что очень трудно услышать что-нибудь подобное о собственном сыне. Мне было бы тяжело, будь это мой ребенок. Но это не меняет фактов.
– Нет. – Лес отвернулась от пожарного.
– Кто об этом знает? – властно спросила Одра.
– В настоящий момент знаю я и один из моих офицеров. Я ничего не сказал никому из репортеров снаружи… не хотел до тех пор, пока не увижусь с миссис Томас.
– Иными словами, вы подозреваете, что мой внук курил кокаин, я правильно вас поняла? – спросила Одра.
– Да, мэм.
– Тогда не проще ли будет сказать, что причиной пожара было курение? – с вызовом продолжала она. – Известно, что это нередко вызывает пожары в конюшнях, не так ли?
– Именно так, мэм, вызывает.
– Вы понимаете, разумеется, что я не предлагаю вам солгать насчет пожара. Но наша семья чрезвычайно высоко оценит, если ее уберегут от всяческих грязных репортажей. Я уверена, что трагические последствия действий моего внука уже сами по себе – достаточное наказание. Разве вы так не считаете?
– Сделаю все, что смогу. – Начальник пожарной команды повертел в руках каску. – Еще раз примите мои соболезнования…
После того как он ушел, Лес бессильно опустилась в кресло.
– Я не могу в это поверить, – тихо прошептала она, медленно покачивая головой. – Роб употреблял кокаин. И я никогда… даже не подозревала. Деньги, – вдруг вспомнила она и подняла глаза на Рауля. – О Господи, вот, значит, зачем он взял из банка десять тысяч долларов? Чтобы купить кокаин?
– Да.
– Да? Что вы хотите сказать этим «да»? – вскинулся Эндрю. – Вы знали об этом?
Рауль несколько долгих секунд смотрел на Лес, затем медленно кивнул.
– Да. Я знал.
– Ты знал? – Лес с усилием поднялась из кресла и подошла к нему, изумленно глядя в глаза. – Ты знал и не сказал мне?
– Как я мог тебе рассказать? Ты бы мне не поверила.
– Не знаю. И теперь уже никогда не узнаю, – потерянно проговорила она. – Может быть, не поверила бы, но ты не дал мне шанса. Я его мать. У меня было право знать. Если бы ты рассказал мне, я могла бы что-нибудь сделать! Я могла бы остановить его!
Теперь ее переполняла ярость… Роб не должен был непременно умереть. Если бы она знала, она могла бы что-нибудь предпринять, чтобы помочь ему. Ее начало трясти от рыданий, сначала беззвучных, затем громких, захлебывающихся.
Руки Рауля обняли ее дрожащее тело. Он прижал Лес к себе. Она лишь смутно сознавала, что это он, и только повторяла:
– Почему? Почему ты мне не сказал?
– Прости меня, – прошептал он ей на ухо. – Я думал: это не мой дом, чтобы я имел право вмешиваться в то, что здесь происходит. Я не мог знать, что случится. Теперь я понимаю, что был не прав.
– Роб, Роб… – не слыша его, безутешно повторяла Лес.
29
После похорон прошла неделя, и Рауль видел, как за это время у Лес начал складываться новый образ жизни. Каждое утро она наливала в кофе виски, чтобы справиться с мыслью о том, что Роб умер, и чтобы прожить еще один день. Она никогда не выпускала из рук стакана со спиртным, хотя никогда не бывала по-настоящему пьяна. Казалось, она выпивала ровно столько, сколько нужно, чтобы притупить боль, не покидавшую ее ввалившиеся глаза. Она бродила по дому в алкогольном тумане или просиживала часами в комнате Роба.
Единожды за эту неделю она отважилась выйти из дома. После того, как бульдозер окончательно смел все развалины сгоревшей конюшни, включая фундамент, Лес пошла осмотреть место и приказала выложить его дерном. После этого Раулю так и не удалось убедить ее вновь выйти из четырех стен.
Когда Триша уезжала в университет, Лес заставила себя спуститься вниз, чтобы попрощаться с дочерью. Рауль надеялся, что прощание с Тришой выведет Лес из отупления и напомнит ей, что у нее есть еще один ребенок, но ей, по-видимому, было безразлично, уезжает ли дочь или остается.
По ночам она отворачивалась от ласк Рауля, а в последнее время начала отказываться даже от того, чтобы он обнимал и успокаивал ее. Он видел, как Лес с каждым днем все глубже погружается в безысходную тоску. Что бы он ни сказал или ни сделал, это ничего не изменяло. Он чувствовал свое бессилие – хотел помочь и понимал, что она не примет его помощи.
С той ночи, когда случился пожар, для Лес, казалось, время остановилось, но Рауль не мог погрузиться вместе с ней в этот мир неподвижных теней на границе ада. Огонь уничтожил не только жизнь Роба. В пламени исчезло все снаряжение для поло, принадлежащее Раулю. Хотя больше половины его пони стояли в клубной конюшне, третья часть его комплекта лошадей погибла во время пожара. Все это надо было восстановить. Поло по-прежнему оставалось его ремеслом. Ему надо было тренироваться и надо было играть.
Рауль приехал с клубного поля и как был, в сапогах и бриджах, вошел в дом через французские окна. И застыл на месте. По всей комнате были разбросаны коробки и папиросная бумага. Дворник с помощником стояли на стремянках, снимая рождественские гирлянды и омелу, украшавшие вход. Эмма снимала с рождественского дерева разноцветные шары и заворачивала их в бумагу, чтобы убрать в коробки.
– Что случилось? – резко спросил Рауль.
Эмма неодобрительно поджала губы.
– Лес решила, что не будет в этом году праздновать Рождество. Я вышлю по почте все подарки, включая и Тришины. Ваши – лежат наверху.
– Где Лес?
– В гостиной.
Рауль взбежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и ворвался в полутемную гостиную, но раздражение его разом пропало при виде Лес, свернувшейся в клубочек в кресле. На ней было измятое красное кимоно, в руках – стакан с виски. Вид у нее был такой, словно ее пытали. Рауль тихо прикрыл дверь и подошел к выходу на веранду. Потянув за шнур, поднял занавеси, и в комнату хлынуло солнце. Лес заслонила рукой глаза от яркого света, затем передвинулась, чтобы сесть к нему спиной. Рауль подтащил стул и сел напротив Лес, требуя ее внимания.
– Лес, мы должные кое-что обсудить.
– Не сейчас… – Она отхлебнула виски, пытаясь уйти от разговора.
– Именно сейчас, – настойчиво сказал Рауль. – Так больше продолжаться не может.
– Ну, в чем дело? – вздохнула она.
– Что ты собираешься делать с командой?
– С командой? – нахмурилась она.
– На следующей неделе в клубе начинается турнир. Ты собираешься продолжать спонсирование команды Роба? – Он помнил, как Лес была увлечена работой с командой, как много уделяла времени всем организационным вопросам, и надеялся, что именно работа может стать тем средством, что выведет ее из депрессии. – Ему бы наверняка хотелось, чтобы ты это делала, Лес.
Она долго смотрела на Рауля. И ему показалось, что наконец-то он пробился через окутывавшие Лес равнодушие и пустоту. Затем она покачала головой.
– Нет.
Она не была больше уверена, что спонсировала команду исключительно Робу на пользу. Может быть, до того, как она встретила Рауля, у нее и бродило в голове такое неопределенное намерение, но сам план приобрел четкую форму только впоследствии. Команда была для нее способом оправдать присутствие Рауля, способом удержать его рядом, хотя Лес и притворялась, что занимается ею для Роба. Как много раз Роб служил прикрытием для ее желания быть около Рауля! Встреча с ним в Париже, полет в Аргентину, жизнь в estancia, создание команды – все это она делала, заслоняясь именем Роба, а на самом деле из желания находиться рядом с Раулем. Она отказывалась продолжать этот маскарад. По крайней мере, таков ее долг перед Робом.
– А как быть с игроками? – сказал Рауль. – Ты заключила с ними соглашение.
– Я компенсирую им время, которое они потеряли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62